Ясноборъ

«Лучше один раз родить, чем всю жизнь бриться», – гласит мужская народная мудрость. С этим, однако, традиционно не согласна прекрасная половина человечества, твёрдо убеждённая, что не эволюция, а эпиляция превратила тупую, безобразную обезьяну в цивилизованного человека, то есть в женщину. Хотя существует мнение, что у многих дам с нижними конечностями хлопот значительно больше, чем у мужиков с фэйсом, особенно, если эти самые конечности растут непосредственно от ушей.
С кремом для бритья «Арко» меня связывали почти два года крепкой мужской дружбы после того, как где-то вычитал, что для  кардинальных изменений в жизни нужно срочно перейти от электрожужжалки на безопасную бритву. А тут ещё обе неоднократно реанимированные электробритвы незабвенной харьковской марки «Эхо» почти одновременно приказали долго жить. Исходя из более, чем скромного бюджета семьи,  пришлось выбрать наиболее экономный вариант изменения жизни: по совету приятеля, приобрел одноразовые станки для бритья «ASTOR», ну… в смысле один станок на один месяц. В тандем с чудо-бритвой, не помню откуда, примазался  крем для бритья «АRKO». Существует теория, что любой почти законченный тюбик можно доить ещё не меньше недели. Но я не стал проверять этот постулат на практике и  утром, по дороге на работу, заскочил на городской рынок, чтобы купить новый крем. Фиолетово окрашенная торговка во втором ряду отгородила прилавок от случайностей рыболовной сетью с крупными ячейками, чем напомнила зарвавшуюся старуху с дырявым корытом из философски-мистической сказки А.С.Пушкина о безграничности женских притязаний. Даже не  дослушав мой вопрос, она безапелляционно заявила, что «АRKO» – фигня на олии, то есть постном масле. А вот новый крем «ЯСНОБОРЪ» местной косметической фабрики лучше любого турецкого, и к тому же, по словам её старика, пенится лучше огнетушителя. Хотя  я ни разу в жизни не видал, как пенится огнетушитель, и не  испытывал особого желания поддерживать отечественного производителя, долго сопротивляться гипнозу опытного работника торговли не смог – и стал счастливым обладателем грязно-жёлтого тюбика, с надписью почему-то готическим шрифтом «ЯСНОБОРЪ».
День пролетел, как пустая консервная банка, привязанная к хвосту облакавшегося валерьянкой кота. Дома после скромного, но питательного ужина, состоящего из пшённой каши и жареной капусты, я был неожиданно озарён ещё одной мужской мудростью:  «Утром бреешься для начальства, а вечером для жены», которую Владимир Вишневский сформулировал логично-лаконичной строчкой:
…и тот, кто на  ночь бреется, на что-нибудь надеется…
Совершенно спонтанно появилось желание целенаправленно испытать новый крем для бритья. Когда червячок крема грациозно сполз на ладонь, его  консистенция, цвет и запах напомнили какой-то до боли знакомый ещё со времён работы на заводе  смазочный материал: то ли циатим, то ли солидол … Тихо сатанея от злости, но твёрдо решив довести эксперимент до логического конца, я усердно размазал  этот тавот по щекам и стал яростно скрести их поверхность станком, мысленно посылая в сторону рынка словосочетания самого непристойного содержания. В мозгу назойливыми мухами колотились мстительные мыслишки: «Схожу завтра с утра на рынок, швырну чёртов крем ей в сетку – пусть не морочит людям головы …Ага! А вдруг она опять этот тюбик кому-нибудь втюхает? Хрен ей! Швырну, но сначала вилкой дырочек наколупаю! Уф-ф-ф...» На душе слегка полегчало…
Когда я свежевыбритый, но раздражённый, стремительно ворвался в спальню, и начал в ролях инсценировать историю своего кремового прокола уже мирно отходящей ко сну жене, мне показалось, что  мои отполированные бритвой щёки излучают какое-то необъяснимое тепло, которое непостижимым образом распространяется в окружающем меня пространстве.
Измочаленная служебными и домашними обязанностями супруга, только что мирно посапывающая у стены, неожиданно слегка откинула одеяло, молодо встрепенулась и с призывной улыбкой, нарочито–медленным движением провела кончиками пальцем по бедру…
 То, что последовало дальше, могло бы послужить центральной сценой любого эротического фильма, по крайней мере, отечественного розлива. Довольно простывшее в последнее время супружеское ложе на полчаса превратилось в сумасшедший сексодром, импровизированную машину  времени, унесшую нас на четверть века назад, когда каждое прикосновение друг к другу вызывало тысячевольтовый разряд страсти. В общем, как наверно, говорил по утрам Скотт Фицджеральд:  «Ночь была нежна…»
Наутро, усталый, но довольный, после короткого соло на водно-бачковом инструменте, механически выполняя известные манипуляции зубной щёткой,  с удивлением ощутил во рту какой-то странный маслянистый вкус. Остатки сна мгновенно улетучились, и я осознал, что спросонья вместо зубной пасты выдавил на щётку вчерашний крем! Довольно противный вначале вкус крема менялся: вначале он был слегка горьковатым, потом обжигающим, затем удивительным, потом потрясающим! И, наконец, фантастическим!!! 
Появилось  ощущение, возникающее во время  банных процедур, когда, вынырнув из ледяного бассейна, вскакиваешь в парную – и, взлетев на самый верхний полок, всеми фибрами души медленно возносишься и паришь над затянутым химерами и клубами пара таким земным, источающим аромат эвкалипта миром…
Впрочем, долго парить не пришлось, и я  медленно опустился на пол ванной, то есть, очевидно, просто совместил   выпорхнувшее на мгновение погулять  астральное тело с физическим. Стало комфортно и совершенно ясно, что сегодня я вполне обойдусь без завтрака и мне абсолютно безразлично, что надеть, ибо пища и внешняя оболочка – не суть главное в нашем прекрасном и яростном мире…особенно, когда ощущаешь в себе, прямо скажем, сверхъестественные способности.
Стены начали постепенно таять  и превращаться в огромные мониторы, на которых просвечивалось всё, что происходило в соседних квартирах: одна соседка  упражнялась  с пылесосом, другая с каким-то незнакомым мне мужиком..  Становилось немного не по себе в окружении аквариумов-квартир, в которых вместо рыб суетились какие-то человечки.  Удивительнее  всего, что, чем дольше я задерживал взгляд на одной точке, тем более чётким становилось изображение, стены раздвигались – и в перспективе проявлялись всё новые и новые интерьеры квартир…

Я начисто забыл, что собирался идти на кухню, и прямо в футболке и домашних шортах вылетел на улицу, по возможности не разглядывая совершенно прозрачные для меня стены. Спасаясь  от головокружения, хотелось обрести более прочную почву под ногами, однако асфальт оказался уже не таким надёжным, как я надеялся, и повсюду пестрел узорами каких-то диковинных корней и растений, которые стремились пробить его толщу и вырваться наружу.
На улице стояла совершено идеальная погода: при ярком солнечном свете было ни холодно, ни жарко. Самое удивительное, что каждый встречный,  столкнувшись со мной взглядом, сразу же менял выражение лица: губы сами складывались в какую-то доброжелательно-блаженную улыбочку, глаза начинали излучать целые потоки  позитивной энергии, словно все они знают меня ещё с самого рождения, и все без исключения безумно рады меня видеть живым  и здоровым. Негативная серовато-коричневая аура, обволакивающая их фигуры, которые я  рассматривал, словно на рентгене, меняла свою окраску на светло-золотистую.
Недалеко от спортивного магазина стоял небольшой столик, на котором были разложены атрибуты очередного лохотрона какой-то чёртовой лотереи. Чернокожий продавец  с остренькой козлиной бородкой в затемнённых  очках, в  чёрной футболке и чёрных спортивных штанах, сильно смахивающий на Мефистофеля, тоже поддался всеобщему психозу. Перегнувшись через столик ко мне, странный афроукраинец быстро, почти без акцента, заговорил довольно высоким, не лишённым приятности голосом:
– Молодой человек, у вас сегодня счастливый день? Давайте с вами сыграем  – вам непременно повезёт. Это единственная игра, где можно заработать деньги своим умом!
–  С государством в азартные игры не играю! – автоматически отрезал я фразой заученной ещё в пору отрочества, – и какой я вам молодой человек, мне уже давно за  сорок!
– Ну, во-первых, вы действительно очень молодо выглядите, – ничуть не обидевшись, с лёгкой улыбкой откликнулся чёрный продавец, – а во-вторых, какое же я государство? Я сам от себя…
– Тем более, – не на шутку разъярился я, чувствуя, что вот-вот мной начнут манипулировать. – Не   желаю …мне вообще в игры не везёт, тем более…, а что это за игра такая?
– Игра называется «EKZAMENATION», – терпеливо улыбнулся нестандартный дистрибьютер. Перед вами  двадцать один билет, как на устном экзамене в старые,  добрые дотестовые  времена. Вы всего за один доллар покупаете  право хода и вытягиваете билет.  Если вы правильно отвечаете на вопрос в билете, то сразу  срываете весь банк – и получаете ту сумму, которая указана сразу после номера билета.
– А как же проверяется правильность ответа?
– Очень просто, – спокойно продолжал объяснять постсовковый экзаменатор, – здесь в блокноте ключи правильных ответов, а если вы не верите,  вот ноутбук с выходом в Интернет – уж википедии-то вы поверите?
– Бред какой-то, – угрюмо пробормотал я, но, словно повинуясь чьей-то команде, нащупал в заднем кармане записную книжку с заветным неразменным баксом и протянул его странному продавцу. Я не выбирал – просто сразу же уверенно потянулся к переливающемуся всеми цветами радуги билету.
– Билет двадцать первый, – запинаясь, как на настоящем экзамене, невнятно промямлил я.
– Очко… – почему-то совсем не удивившись,  тихо констатировал чёрный продавец с козлиной бородкой и прочитал вопрос: «Утром на четырёх, днём – на двух, а вечером –– на трёх. Кто это?»
– Человек! – Чуть не закричал я от радости.  Всё-таки  иногда довольно приятно чувствовать себя  эрудированной особью, хотя о загадке сфинкса о детстве, зрелости и старости людей, решённой горемычным Эдипом, не слыхал разве только дошкольник.  – Ну, и сколько же я выиграл?
– А сейчас узнаем, – весело засуетился негр и начал стирать прямо на билете защитный слой рядом с порядковым номером. – Вот, я же говорил, что вам повезёт…Под его заскорузлым ногтем постепенно проступила довольно привлекательная цифра: 21 000 $!
В глазах у меня потемнело… И я отчётливо осознал нереальность происходящего, тем более  вокруг нас образовался какой-то вакуум – к нам никто не подходил, прохожие старались быстро прошмыгнуть мимо.
– А… как и где можно получить свой выи-и-игрыш? – не веря своему счастью,  залепетал я.
– Здесь и сейчас, – ничуть не смутившись,  отозвался  странный лохотронщик и извлёк из-под столика небольшой элегантный кейс, ловко открыл его и выложил прямо передо мной большую половину его содержимого: тугие перетянутых бумагой заветные зеленоватые купюры. – Можете считать, что джек-пот сорвали, – добродушно продолжал просвещать меня удивительный продавец.
– А как же их нести? – продолжал я задавать сам себе вопросы, тупо уставившись на фантастическую «капустную» кучу.
– Ну, вы прямо совсем на голову  скоро сядете! С такими деньжищами ещё и тару подавай, – вдруг каким-то визгливым голосом запричитал негр, однако, как фокусник, извлёк откуда-то из заднего кармана измятый жёлтый пакет, протянул мне и ловко наполнил его выигранными денежными знаками.
Совершенно потеряв голову от происходящего,  я повернулся и медленно двинулся в сторону своего дома. Поворачивая за угол, оглянулся, чтобы ещё раз посмотреть на сумасшедшего продавца и  остолбенел: возле магазина никого не было… 
Прижимая к груди жёлтый пакет, словно новорожденного ребенка, шёл всё быстрее и быстрее, осознавая, что лучше всего было бы вызвать по мобилке такси, но не мог остановиться. Погода портилась на глазах:  солнце куда-то пропало,  тёплый, но недобрый ветер начал хлестать по открытым участкам кожи неведомо откуда взявшимся песком. Навстречу, одаривая меня недобрыми взглядами, попадались какие-то хмурые озабоченные люди. Прямо на меня, угрюмо уставившись в одну точку, ни на градус не сворачивая с намеченной траектории, надвигался небритый бомж в замызганном клетчатом пиджаке, рваных серых штанах. Едва увернувшись от этого фантастичного брандера, я чуть не столкнулся с худощавым, ужасно деловым на вид мужичиной в строгом сером костюме при бороде, галстуке и портфеле. А когда, мне удалось  с ним благополучно разминуться, как из-под земли передо мной вынырнула целая стая подростков-отморозков. Весело матерясь и на ходу прикладываясь к пивным бутылкам, юные  искатели приключений прошли мимо, и дважды, словно невзначай, зацепили локтем жёлтый  мятый пакет, который почему-то  становился всё тяжелее и тяжелее. Из крайнего подъезда, словно материализовавшись из новеллы Проспера Мериме, выскочили две пёстрые молодые цыганки. Будто сговорившись, они накинулись на меня, причём, одна просила сигарету, а другая предлагала погадать. Имея горький опыт общения  с самым мобильным в мире народом, я резко свернул в сторону и побежал через дорогу. Уже почти достигнув края тротуара на противоположной стороне улицы, боковым зрением увидел несущегося  прямо на меня чудовищно толстого велосипедиста в серой короткой курточке. Очевидно, у него только что слетела цепь, а передний тормоз отсутствовал, поэтому, единственное, что он мог сделать, это предупреждать всех, кто попадался навстречу, отчаянным хриплым воплем:
– Бе-ре-ги-и-сь!
Последнее, что отпечаталось в памяти, это сильнейший удар в бок и непонятно откуда взявшийся пластмассовый бидон, который катясь и подпрыгивая, щедро разбрызгивал по сторонам какую-то жёлтую пахучую жидкость…
Когда я открыл глаза и огляделся по сторонам, то с удивлением обнаружил, что по-прежнему нахожусь в своей спальне, а на часах только восемь часов утра – солнце свободно хозяйничает во всех уголках до мелочей знакомого помещения. На кухне под аккомпанемент  залихватски посвистывающего чайника весело шипит на сковородке что-то весьма аппетитное. «Стоп! А где же пакет с деньгами?» – неожиданно материализовалась  алчная мысль. «Нет? Приснилось! Слава Богу! Вот ведь какой бред…». Предчувствуя недоброе, резко  вскочил, ворвался  в ванную, протянул руку  к тюбику с кремом и… не обнаружил его на обычном месте.
– Надя! А где этот чёртов крем, что я вчера на рынке купил?
– Ты же  сам возмущался, что солидол, – я его только что  выкинула  вместе с рыбными очистками, – жизнерадостно отрапортовала горячо любимая половина.
– Во бли-и-ин, – только и смог промычать я и, сорвав с вешалки спортивную курточку, прямо в домашних шлёпанцах выскочил на улицу.
Возле  ящика с мусором к своему изумлению увидел знакомого бомжа в замызганном клетчатом пиджаке, серых рваных брюках и невообразимых кедах на босу ногу. Несмотря на хроническую небритость, его жизнерадостная рожа сияла какой-то совершенно сказочной улыбкой. В левой руке он сжимал знакомый жёлтый тюбик, а правой время от времени елозит себя по щеке и с каждым движением казалось, будто от него исходил новый мощный импульс необъяснимой энергии. Я чувствовал, что мои губы растягиваются в какой-то блаженно-идиотской улыбке и понимал, что просто ЛЮБЛЮ этого придурковатого бомжа и счастлив, что живу с ним в одном городе и дышу с ним одним воздухом. С той  же дурацки-устойчивой улыбкой я долго смотрел вслед величественно удаляющемуся бомжу, а сам, безотчётно повинуясь внутреннему желанию,  неторопливо двинулся  в сторону рынка. Навстречу мне о чём-то гортанно стрекоча, проплыли, не обращая на меня никакого внимания,  две расфуфыренные цыганки. Затем откуда-то возникла группа  подростков с маленькими бутылками кока-колы и седой бородач при галстуке и портфеле.
На рынке около заветного прилавка, как и следовало было ожидать,  никого обнаружить не удалось. Я стоял и отрешённо смотрел в землю до тех пор, пока рядом не затормозил велосипедист, толстенный детина в короткой серой курточке. Он бережно снял бидон, поставил его рядом с прилавком и заговорщицки мне подмигнул:
– Слухай, брат, а как насчёт свежей олии?...

2002 год