Легенда Феникса. Глава 50... В будущее

Наступил декабрь. По прошествии долгих, нескончаемо длящихся недель, Венера почти полностью поправилась: по крайней мере, от страшной раны, едва не унесшей ее жизнь, остался лишь безобразный шрам, навсегда изуродовавший ее левое плечо. Сломанные ребра тоже срослись, и даже гипс с руки уже сняли. Иными словами, чисто физически девушка пришла в норму. Вот только душевное ее состояние и по сей день балансировало на опасной грани.

Изнуренная борьбой со смертью, принцесса до сих пор была слаба, редко
выходила на улицу и чаще всего сидела в своей комнате, притянув колени к груди и глядя в окно.

Она не то замкнулась в себе, не то вовсе утратила способность проявлять сильные эмоции. С тех пор, как девушка очнулась, никто не видел, чтобы она остро отреагировала хоть на что-нибудь. Равнодушно-отчужденное выражение будто приклеилось к лицу Венеры Нордской.

Ничто ее не трогало. Ни сбивчивые извинения Локена, не то чтобы с радостью пытавшегося объясниться с девушкой, едва не убитой по вине его плохого настроения; ни долгий разговор с Кристофером, которого почти силком привел к ней Лофт. До того дня молодой человек навещал раненую сестру втихаря, по ночам, когда она спала и не могла его видеть. Маячащее где-то впереди объяснение своего напрасного побега страшило принца и он всеми силами стремился оттянуть момент неприятного разговора. Король-эльф, узнавший об этом, заставил его прекратить глупости, надеясь, что встреча с братом пробьет эмоциональную блокаду Венеры. Увы, ни надежды Лофта, ни опасения Кристофера не оправдались: девушка, замкнувшаяся в своих застенках, была как за каменной стеной.

Лишь в одном принцесса проявила вялое, но все-таки участие: она попросила отыскать дохленькое растение, оказавшееся побегом плюща и нашедшееся в одной из комнат нижнего уровня. Лофт не мог понять, отчего Венера так вцепилась в это увядающее создание, но порой чувствовал к нему нечто вреде признательности: этот заморенный плющ был единственным, чем девушка по-настоящему интересовалась в дни выздоровления.

Даже разговор с Князьями, в один далеко не прекрасный день объявившими о Проклятой Печати, не нашел в Венере отклика, по крайней мере внешнего. Она кивнула; король-эльф даже заподозрил было, что она не осознала, какая судьба ее может постичь, если Печать Расколется. Однако девушка, сохраняя полнейшее хладнокровие, развеяла его догадки, задумчиво проговорив:

— Как я понимаю, первый круг Печати, о которой вы говорите, уже рухнул — во всяком случае, мне знакомы описываемые вами ощущения, — и она рассказала о своем приступе на лестнице.

Князья переглянулись. Трудно сказать, чем было вызвано их замешательство: полнейшим отсутствием реакции ли, или же справедливостью сухого предположения девушки. Вскоре Лир, все еще борющийся с отравившей его Тенью и временно утративший способность к чародейству, собрался уезжать в Тёмный лес. Матиас истово уговаривал изгнанного Князя вернуться в Льесаль, теперь, когда Альвис исчез, будто сквозь землю провалившись, вот только седой альв остался непреклонен. Перед тем, как дед Венеры покинул Элементаль, король-эльф успел задать ему вопрос, поиск ответа к которому лишил его покоя:

— Почему именно она? — негромко спросил он Князя Воды, и тот без лишних слов понял, о ком и о чем идет речь.

Этот короткий разговор состоялся под стенами крепости, у дороги, петлявшей прочь от подъемного моста, перекрывавшего бурливую реку Ас, немного усмиренную первыми настоящими морозами. К тому времени многие, страшась холодов, облачались в меховые одежды, кутаясь в них как в медвежьи шкуры. Лофт же, любивший холод и реагировавший на него со стойкостью коренного жителя Севера, пока ограничивался легким шерстяным плащом. С наступлением зимы, кровь бабки, уроженки Ледяного королевства, пела в нем особенно громко.

— Почему прокляли именно Венеру? — повторил король, испытующе глядя на Лира. — Вы говорили, это сделал Князь Огня. Что он может иметь против неё?
— Не против нее, — покачал головой Лир, Его изможденное лицо было мрачно. — Против меня. Альвис совершил это, чтобы отомстить мне.

— Вам?!.. — изумленный король не имел права произнести следующие слова, но они сорвались с его уст быстрее, чем дошли до потрясенного рассудка: — Но ведь у вас двое внуков!

Лир понимающе посмотрел на него и осуждения в его лице правитель Асгарда не увидел. Факт о связи Лофта и Венеры Нитью Пандоры, вызвал странный отклик среди бессмертных: короля-эльфа не отпускало ощущение, что альвы считают его с Нордской принцессой, по меньшей мере, женихом и невестой, если вовсе не супружеской парой.

Поначалу Лофт беспокоился, что необычное отношение лишний раз растревожит Венеру (сам он, оказавшись в столь двусмысленной ситуации, чувствовал себя неуютно), однако, как оказалось, его опасения были беспочвенны. Девушку вообще ничего не интересовало, а уж странности незнакомых альвов ее и подавно не трогали.

— Из двоих моих потомков, лишь внучка унаследовала что-то от  моей внешности, — Лир устало привалился к своему фамильяру, беспокойно рывшему копытами землю. — Вероятно, именно поэтому Альвис решил попрактиковаться в наложении Проклятых Печатей на ней.

Ясно. Король не стал спрашивать, чем же один Князь не угодил другому настолько, что дело дошло до кровной мести. Знал, что седовласый альв все равно не ответит. Вместо этого король молча развернулся и ушел в крепость.
Лир, потрепав гриву Черного Ворона, поднялся в седло и, тронув поводья, направил коня к лесу, отстраненно думая о чудовищной ошибке своей молодости, о слабости и Раскаянии, и о цене, которую приходится платить сверх него. Сотни лет, прошедшие с момента преступления, навеки связавшего Князей Воды и Огня, не смогли смыть рек крови, что пролили некогда двое неоперившихся юнцов, заполучивших в руки силу, способную перевернуть мир. Движимые ненавистью и слепой жаждой мести, они решили тогда испробовать силы, дарованные Ушедшими. Что ж, испытания прошли успешно: тысячи отнятых в ту ночь жизней до сих пор жаждут отмщения, слез и крови своих убийц. А платить по счетам, как и на заре мироздания, приходится невинным.

…Ноги сами привели Лофта к Венере. Это вошло в привычку: пока девушка выздоравливала, дня не проходило без того, чтобы король не навестил ее. Принцесса его не прогоняла, но и прежних порывов больше не проявляла, больше не допуская вторжений в свое личное пространство. Видя ее настроение, Лофт и сам старался не беспокоить Венеру и обыкновенно отсаживался подальше, чтобы, забывшись, ненароком не коснуться ее. Из памяти до сих пор не изгладилось лицо Джулианны, каким оно стало после надругательства, в те моменты, когда ее касались чужие руки. Даром, что с тех пор минуло более полувека.

Сколько бы Лофт ни пытался навести разговор на случившееся в Элементали, он неизменно натыкался на глухую стену. Венера опускала голову и повторяла, что ничего не помнит, а Лофт не мог заставить себя поверить этой откровенной лжи. Будь это правдой, девушка не прятала бы глаза… Лишь однажды он сумел добиться чего-то большего.

— Лофт… умоляю, перестань заставлять меня день за днем лгать тебе!.. — в голосе Венеры слышалась мука. — Я не хочу, не хочу больше врать, но и правду сказать не в состоянии! Пожалуйста… сжалься, не пытай меня больше!!!

И король подчинился. Больше он не поднимал темы похищения или Астрея. Не из-за того, что больше не стремился узнать правду, но потому, что больше не мог причинять и без того истерзанной девушке новую боль. С каждым мгновением он все больше верил в версию событий, изложенную Люцифером, а Венера продолжала молчать, тем самым подтверждая уверенность в худшем.

Когда Сокол королевы Юлии отправлялся обратно в Звездное королевство, правитель Асгарда, помимо писем всем трем монархам Поднебесной коалиции, велел поставить их в известность: весной Асгард наступает.

Это послание содержало в себе призыв о помощи: как бы не пылал жаждой мести король-эльф, он понимал — с нынешними слабыми союзниками золотому грифону не победить. На фоне этого, три государства, раскинувшиеся на востоке Феникса и веками ведущие политику невмешательства, виделись все более желанными союзниками. Если они присоединяться к Центральному Альянсу…

Незадолго до отбытия Владимира, в Элементаль прилетел посланец Севера, дербник, настолько сизый, что его оперение отливало фиолетовым перламутром, принесший весть от Ледяного государя. Письмо Диаманта начиналось странно, будто король решил сразу броситься в омут с головой:

«Ваше величество! У меня нет времени на политические и иные уважительные реверансы: мне нужна ваша помощь! Я допустил величайшую ошибку, подписав пакт о Союзе с Миргардским императором. Я смог оградить свою страну от участия в военных действиях этого года, однако грядущей весной моя уловка едва ли сработает вновь. В таком случае, мое нежелание поддерживать заключенный союз станет очевидным и Ледяное королевство не выстоит против объединенной мощи Севера и Империи. Скажу прямо: я желаю стать перебежчиком и примкнуть к Центральному Альянсу. И пусть моя честь погибнет, зато вверенная мне страна уцелеет.

Думаю, сейчас вы пытаетесь наладить связь с Воздушной коалицией. Если страны Востока откликнутся, у моего государства появится шанс выжить. Если же нет… Если случится, что Коалиция и дальше намерится сохранять нейтралитет, я окажусь между врагами и глухой стеной, от которой нечего ждать помощи; между молотом и наковальней. Поэтому заклинаю вас: постарайтесь склонить Поднебесье на свою сторону! Я не могу допустить, чтобы Ледяное королевство прекратило свое существование по вине моей глупости…».

Краткое, честное письмо. До него Лофт не придавал особого значения своему дальнему родственнику, единственному наследнику некогда величавой династии Блистающих, испокон веков правящей в Ледяной стране. Но семнадцатилетний мальчишка сумел заинтриговать его. Диамант не унижался и не оправдывался, он сухо признал свои ошибки и попросил помощи. Не многие подростки на такое способны. Пожалуй, кровь былых Ледяных правителей не угасла с веками, как говорили вокруг. Пусть Ледяные земли ушли в тень, государи их по-прежнему оставались собранными и рассудительными.

Письмо Диаманта оказалось не единственным, пришедшим в Элементаль. В один из дней, толстый туго скрученный свиток пришел из Кристального дворца. Крупный, с помарками, почерк миссис Хель сообщал, что письмо адресовано Лофту, чем вызвал нехорошие предчувствия у Локена. Семена ненависти, посеянные в душе старой леди, дали обильный урожай.

Король хмуро развернул пергамент, точно зная, что именно в нем прочтет, а через четверть часа отложил в сторону длиннейший опус своей воспитательницы, с каменным лицом отвернувшись к окну. Настороженный Локен переглянулся с Люцифером, ожидавшим реакции старшего брата ничуть с не меньшей заинтересованностью, нежели сам златовласый герцог. Напряженное молчание продлилось еще несколько мгновений, после чего Лофт многозначительно постучал согнутым пальцем по вновь свернувшемуся свитку:

— Локен, ты возвращаешься в Сияющий город, — синеглазый полуэльф от души ругнулся, но король неумолимо продолжил: — Меня совершенно не волнует, каким образом ты выкорчуешь  э т о  из ума миссис Хель, ясно? И ты сделаешь это до того, как мы с Венерой вернемся домой!

— Лофт, ты издеваешься?.. — застонал герцог. Как же я это сделаю?! Она же уже впилась мертвой хваткой, тут ничто не спасет!

— Нужно было беспокоиться об этом раньше, — отрезал король. — Радуйся, что Венера так легко простила тебя за то, что ты натворил, и за то, что я последовал ее примеру. Утихомирить миссис Хель — малая плата за причиненное зло.

— Ты прекрасно знаешь, что я не хотел этой кровавой жатвы. Мне даром не нужны ничьи страдания! А то, что моя выходка совпала с похищением, вообще небывалое совпадение!

— Знаешь, то, что мы с Люцифером когда-то успели остановить тебя и Инес, тоже было «небывалым совпадением»! — парировал король.

— Хватит уже попрекать меня событиями сорокалетней давности! — рявкнул златовласый герцог. — Кому нужно твое так называемое «прощение», если ты затаиваешь зло на десятилетия?! Я поеду в Сияющий город, только уймись, ради всего святого!

Он вскочил и стремительно исчез за дверью, громко хлопнув ею напоследок. Лофт и Люцифер остались наедине с призраками событий, разыгравшихся сорок три года назад в одном из городов, расположенном на границе со Скрытым королевством. В то время Асгард оказался втянут в короткую пограничную войну за пролегающую по границам долину, и целое лето не отводил войска от своих западных рубежей. Тогда-то все и случилось: Локен, опоенный любовным зельем одной из немногочисленных пленных лучниц, едва не открыл ворота осажденного города врагам. Братья успели остановить заговорщиков буквально в последний момент, однако женщине удалось сбежать.  Больше о ней в Асгарде не слышали… Этот инцидент, несмотря на всю его неприглядность, в конечном итоге принес некоторую пользу: Локен, пересмотрев жизненные ценности, мало-помалу утратил вившуюся за ним с юности репутацию «главного специалиста по задиранию женских юбок Асгарда». …Зато теперь его укоренившаяся привычка с недоверием относиться к женщинам сыграла дурную шутку в отношении Венеры.

Незадолго до состоявшегося разговора, в Элементаль прибыл лорд Эльфбургский, срочно вызванный королем из столицы. Едва приехавший лорд сразу был встречен королем и менее чем через час официально объявлен новым Хранителем границ государства и комендантом недавно отвоёванной крепости. Пожилой лорд хоть и не ожидавший подобной чести, принял ее с достоинством. Лофт же, глядя на его белую, словно лунь, голову, каждый раз вспоминал, как этот мужчина враз поседел в год после смерти Джулианны, несмотря на свой тогдашний двадцатилетний возраст. Тогда Асгардские братья всерьез опасались, что убитый горем молодой человек угаснет, как свеча на слишком жестоком ветру. Но нет: Клайд справился. Даже теперь, перешагнув через седьмой десяток, он оставался крепким воином и командиром с железными нервами. По мнению многих, лучшей кандидатуры на роль хранителя границ король не смог бы найти.

Помимо очевидных изменений в командовании, Элементаль теперь стала штабом ордена Красной Камелии. Флоренс Дриадский лично просил об этом правителя Асгарда, и тот дал безоговорочное согласие. Партизаны Заколдованного королевства обрели зимнее убежище.

Временами возникало чувство, что потоку внутригосударственных проблем не будет конца. Война расшатала все сферы, не только экономическую и политическую, а найти крайних в большинстве случаев не представлялось возможным. Все задачи требовали немедленного решения: именно подступающая зима являлась временем благостного затишья в буре войны и благоприятным моментом для восстановления разрушенного. Аспектов, требующих личного королевского участия накопилось столько, что Лофт, освобождаясь под вечер, чувствовал себя больным. Пожалуй, так трудно ему приходилось только после смерти отца, в самом начале царствования.

Лишь после наступления темноты правитель Асгарда позволял себе оставить завалы собственных упущений и недочетов. И тогда путь его неизменно лежал к комнате Венеры.

В такие мгновения как большая, так малая политика волновала короля-эльфа как нельзя мало. Принцесса Норда хоть и пребывала в состоянии эмоционального ступора, в остальном, большей частью, оставалась прежней. Одно ее присутствие дарило королю утешение и снимало часть тяжести от довлеющего над душой груза. Каждый раз он невольно вспоминал Чароитов и их слова, а рука сама тянулась к серебряной руне на запястье, в стремлении удостовериться в том, что та не исчезла как мимолетный сон поутру.

В хорошие вечера, когда девушка больше всего походила на саму себя до случившегося, они с Лофтом разговаривали часами напролет, сознательно избегая темы Астрея. В дни, когда принцесса грустила, король зачастую приходил с книгой и читал вслух по нескольку часов, а она слушала, иногда вставляя комментарии. К сожалению, книги кончались быстро, а к новым и он и она относились с недоверием, не зная, что попадется в следующий раз. Тогда Лофт начинал рассказывать истории из своей долгой жизни, стараясь выбирать те, которые были бы интересны его собеседнице. Это работало: Венера кивала, заинтересованно спрашивала и, в конце концов, начинала улыбаться. При этом она не сводила с короля задумчивых глаз, от выражения коих Лофту часто становилось не по себе: он никак не мог разгадать, что же таится в их пронзительной глубине. То ему казалось, что принцесса решается на что-то важное, и потому так на него смотрит, то чудилось, что она вовсе уносится мыслями куда-то далеко-далеко, совсем не к нему.

А еще бывали дни, когда между королем и принцессой царило молчание, который ни один из них не порывался нарушить. Иногда оно бывало мрачным и гнетущим, но по большей части тишина казалась уютной, полной почти семейным теплом и пониманием.  Именно один из таких дней стал своеобразным переломом: тогда Венера впервые сократила ею же установленную дистанцию, пристроившись на диване под боком у Лофта. Удивленный внезапной оттепелью король боялся лишний раз шевельнуться, что бы не спугнуть прильнувшую к нему девушку. А через некоторое время он с изумлением понял, что она спит, тихонько посапывая себе под нос. Губы ее тронула чуть заметная улыбка, и когда король попытался подняться, принцесса протестующе заворочалась. Тогда он медленно, стараясь не разбудить ее, закинул ногу на ногу и уложил девушку себе на колени, крепко обняв за плечи. Так он просидел до глубокой ночи, слушая ее ровное дыхание и гадая, какие сны она видит в его руках. Обнаженная, полуприкрытая разметавшими волосами шея Венеры была у него под носом, и Лофт лишь огромнейшим усилием воли сдерживал порыв прижаться губами к нежной коже и целовать, целовать до полного исступления. Потом найти ее губы и… Но желания так и остались желаниями, стоило ему представить, в какой ужас повергнет девушку подобное пробуждение.

Вот и сегодня король-эльф, выбитый из колеи кратким разговором с Князем Воды, пришел к своей принцессе и удивился, не застав ее у себя: обыкновенно она редко покидала свою спальню. Как ни странно, нашлась девушка в комнате, заменявшей в Элементаль общую гостиную: именно здесь чаще всего проходили неофициальные совещания, случайные встречи и просто посиделки за рюмкой коньяка. В центре стоял массивный стол, окруженный сосновыми стульями, вдоль стен расположились довольно потрепанные, но сохранившие остатки мягкости, диваны, на полу лежал выцветший от времени ковер, вероятно единственный во всей крепости. Стены, сплошь обвешанные картами и планами, пожалуй, являли собой более пестрое зрелище, нежели он.

Венера сидела, поджав под себя ноги, на одном из диванов, за неимением другой компании довольствуясь обществом штофа с алой клюквенной настойкой, довольно крепкой, по всеобщему мнению. Услышав шаги Лофта, девушка подняла голову, и по ее горящему лицу король понял, что она успела свести близкое знакомство с этим отнюдь не безобидным напитком. Правитель Асгарда ощутил волну неудовольствия, и быстро приблизившись к принцессе, отнял у нее пустой бокал.

— Зачем ты это сделала? — судя по запаху, около трети штофа уже успело перекочевать в Венеру, и по характерному виду девушки король-эльф понял, что выпитое успело ударить в голову непривычной к крепким напиткам маленькой дурочки. Уж какой-какой, но пьяной он никак не ожидал ее увидеть…

— Я слышала, подобное питье придает храбрости, — виновато потупилась девушка под его строгим взглядом.

— Храбрости?.. — брови короля взметнулись от изумления. — И для какого же дела тебе не хватило своей собственной храбрости, что пришлось добывать ее таким сомнительным способом?

— Я должна с тобой поговорить… — совсем тихо произнесла девушка, так что Лофту пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова.

— Я весь внимание, — все еще ничего не понимая и пытаясь обуздать невольно проскальзывающее в интонациях раздражение, ответил король.

Венера молчала.

— Девочка-звезда? — поторопил он, чувствуя, что терпение начинает изменять ему.

— Сначала я хотела попросить тебя кое о чем… — наконец промямлила принцесса, но мельком взглянув на короля-эльфа, она отвела глаза с таким видом, будто внезапно возжелала провалиться сквозь землю.

— Венера, проси о чем угодно, — серьезно произнес правитель Асгарда. — Я исполню любое твое желание.

— Н-нет… — явно струсив, замотала головой девушка. — Я передумала! Уже ничего.

Король сел рядом, не желая нервировать девушку, нависая у нее над головой.

— Пожалуйста, скажи, чего ты хочешь? — он легко коснулся кончиками пальцев ее стиснутых кулаков. — Не  бойся.

Принцесса в смятении подняла глаза.

— Если я скажу, ты не захочешь больше меня знать. И поэтому я… я… я хочу, чтобы ты сделал кое-что до того, как я это скажу. Потому что потом тебе будет противно даже прикоснуться ко мне, не то что… — она резко умолкла, но потом продолжила, собравшись с силами: — В любом случае, у меня нет права на подобную просьбу. Это слишком… Оставим это, прошу!..

Лофт нахмурился. В принципе, у него была одна догадка: если предположить, что речь пойдет об Астрее, тогда становится понятно  состояние девушки. Но… что по версии Венеры, он, Лофт, может сделать сейчас такого, что ни в коем случае не станет делать после?.. Да еще и какие-то неведомые особые права для этого действия принцессе необходимы…

— Венера, пожалуйста, скажи, что у тебя на уме, иначе я подумаю, что это нечто ужасное.

— Так оно и есть, — ответила девушка, краснея еще больше. — Забудь, что я начала этот разговор!

— Венера! Я исполню любое твое желание, только ради Бога, прекрати мучить и себя и меня, не молчи! Ты хочешь поговорить о том, что сделал Астрей?..
Не успел он договорить, как девушка перебила его, почти взвизгнув:

— Нет!..

— Тогда в чем дело? Пойми наконец: я не оставлю тебя в таком состоянии, не зная причины! И не позволю и дальше заниматься пьянством, ожидая пока ты найдешь свою храбрость на дне бутылки!..

Принцесса гневно сверкнула глазами, резко вскинув голову так, что короля вновь обдало резким духом.

— Ты сам напросился, Лофт… — лицо у нее горело, словно закатное небо, а язык, по-видимому, плохо слушался.

Как будто растеряв свое смущение, девушка придвинулась ближе, крепко взяв Асгардского венценосца за лацканы и гипнотизируя его… — неужели дерзким?.. — взглядом, она едва слышно прошептала:

— Поцелуй меня!

Внезапность требования, ради озвучивания которого потребовалось напиться, слегка ошеломила короля-эльфа, вместе с тем почти рассмешив. Однако вид Венеры, мгновенно утратившей с таким трудом найденную отвагу и отпрянувшей от него с написанным на лице желанием сбежать, убедил короля, что девушка серьезна. Напуганная его молчанием, да и собственными словами, девушка зачастила:

— Не пойми меня неправильно! — в полнейшем смятении она комкала в руках подол своего платья. — Я только… Ты не обязан…

— Тш-ш! — король-эльф мягко прервал поток ненужных оправданий, приложив палец к ее губам. — Я бы тебя и трезвую с удовольствием поцеловал. Зачем было устраивать такие сложности, а,  моя хорошая?

Венера изумленно заморгала.

— А ты… ты разве не против? — недоверчиво посмотрела она на смеющегося мужчину.

Лофт, все еще улыбаясь, покачал головой, а в следующую секунду все мысли покинули девушку: король обнял ее, привлекая к себе. Венера испуганно распахнула глаза — на какой-то ужасный миг ей вновь почудился Астрей, насилующий ее на грязных простынях, и принцесса едва удержалась от крика. Сердце рвано колотилось в груди.

— Все хорошо, моя милая, хорошая девочка, успокойся… — король ласково, словно маленькую, укачивал трясущуюся принцессу в объятиях. — Я никогда не сделаю больно… никогда не причиню тебе зла.

— Я знаю… — едва слышно выдохнула девушка, впиваясь трясущимися непослушными пальцами в его мантию. — Поэтому, пожалуйста…

Лофт нежно заключил ее лицо в ладони.

— Закрой глаза, — тихо прошептал он, склоняясь к ней. — И не бойся  н и ч е г о. Это всего лишь я.

«Это   и м е н н о   ты, — подумала Венера, послушно следуя его словам. — Тот единственный, с кем я хотела бы пройти все это…».

Его губы коснулись ее, легко, ненастойчиво, готовые следовать любому капризу. Девушка судорожно вздохнула, но не отпрянула, не уступила мерзкому чувству липкого страха, клубящемуся внутри. Напротив, Венера еще ближе подалась к Лофту, даруя ему разрешение делать с ней все, что заблагорассудится. Вера в короля-эльфа пересилила панику.

Ощутив это, он чуть крепче прижался к ее губам, пробуя, исследуя, выясняя, насколько далеко ему позволят зайти. Принцесса не воспротивилась, даже когда он нежно обвел контур ее губ, раздвигая их, делая поцелуй глубже, интимнее. Она лишь глубоко и часто дышала, остро реагируя на каждое его движение, но не отстраняясь от мужчины ни на дюйм.  Она так долго ждала этого… Нельзя, нельзя позволить призраку Белокурого Дьявола разбить вдребезги еще и этот момент!.. Ни за что.

В последний раз почти невесомо коснувшись ее, Лофт отстранился, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, вместе с тем не напугав замершую у него на груди девушку. Ее уста, еще хранящие терпкий привкус, опьяняли почище любой настойки. Ее теплое тело под его ладонями, лихорадочный стук сердца, пробивающийся к нему сквозь одежды, тонкие пальчики, стиснутые у него на груди… и безответность мраморного изваяния. Неужели именно таким должен был стать его первый настоящий поцелуй с этой девушкой, алкаемый им на протяжении стольких дней и ночей?! Где же пыл, где страсть любимой и любящей женщины, воспетые в сотнях романов и баллад? Та, кого великий король жаждал как ни одну другую на свете, ни разу не шелохнулась, не ответила ласкающим ее губам. Он даже не понял, понравилось ли ей.

Эта холодность, отчужденность, еще сильнее разожгли мужчину, и без того сгорающего в огне любви, не имеющем выхода. Невыносимо хотелось сжать принцессу в яростных объятиях, вновь припасть к ее губам, позволив страсти затмить разум, и терзать ее жаркими поцелуями до тех пор, пока ледяная броня девушки не разлетится вдребезги. Лишь тонкая грань здравомыслия, сознания, что силой он добьется от Венеры прямо противоположной реакции, удержала Лофта от неоправданного умом поступка.

От душевной борьбы его отвлек непривычно тонкий голос принцессы, до сих пор прижимавшейся лицом к его груди:

— Как бы я хотела, чтобы именно твой поцелуй стал первым в моей жизни!..
Эти слова заставили правителя Асгарда очнуться. Горячечные мысли покинули его даже быстрее, чем нагрянули: в его объятиях была не роковая женщина, которую можно взять приступом, а девушка, до ужаса страшившаяся простого поцелуя. Ей нужна не его напористость: ее принцесса и без того хлебнула сполна. Она нуждается в нежности, чувстве защищенности, возможности довериться… и любви, конечно же. То, что она попросила об этом злосчастном поцелуе именно его — чудо, которое стоило того, чтобы ждать. А ему, глупцу, все мало, он готов требовать еще и еще!..

— Забудь об Астрее, девочка-звезда, — прошептал король, целуя ее темные волосы и отчаянно желая, чтобы она смогла сделать это. — Считай первым тот поцелуй, что  с а м а  подаришь человеку, которого сочтешь достойным его. У тебя еще все впереди…

Венера подняла голову, и в ее лице Лофт вновь прочитал безрассудную решимость. Как же быстро меняется у нее настроение…

— Если все так, как ты говоришь… — король-эльф видел свое отражение в ее горящих голубых глазах, похожих сейчас на мятежный омут. — Значит, сейчас он останется позади. Только я совсем не умею этого делать…

Не договорив, принцесса подалась вперед, на этот раз сама касаясь губами губ короля-эльфа. Робко, неуверенно, но жарко, с твердым намерением не позволить на этот раз ничему испортить свой третий «первый поцелуй». И — наконец-то! — у нее все получилось: страх начал отступать перед теплом, что медленно разливались в ней в эти мгновения, как тьма перед самым ярким рассветом.
Венера и правда не умела целоваться: стукнулась носом о нос Лофта, резко повернув голову, снова наткнулась на него, прыснула, почувствовав, как трясется в бесперспективной попытке не расхохотаться ее любимый. Это привело к тому, что оба треснулись лбами и захохотали, уже не скрываясь.

Лоб и нос саднило, безудержный смех никак не желал прекращаться, а волосы, в которые девушка бесцеремонно запустила ловкие пальчики, давно превратились в воронье гнездо… его волосы, посторонние прикосновения к которым он ненавидел с детства! А теперь ему казалось, что на свете нет ничего лучше ощущения, даримого этими беспардонными касаниями… И вообще — это лучший поцелуй в его жизни. Ведь дело вовсе не в умении, не в степени физического влечения, а в том, что это — именно  о н а, живая, теплая и такая родная…

В конце концов, король дал волю своей страсти, сграбастав Венеру и усадив ее к себе на колени. Она ничуть не испугалась, позволив ему мягко отнять инициативу. Желание, сжигающее мужчину, не сделало его менее чутким и нежным, не обнажило грубости и силы — девушка по-прежнему была для него ангелом, которому невозможно причинить боль.

В эти мгновения у юной принцессы впервые по-настоящему перехватило дыхание от любовного томления, пробужденного ласками возлюбленного. Она осознала, что именно  э т о т  поцелуй стал ее Первым на пути ее становления женщиной. И случился он не с Астреем Миргардским, ненавистным насильником и тираном, а с Лофтом Асгардским, единственным мужчиной, которому она желала принадлежать навеки.


Продолжение следует.