Природа на рыбалке

Природа на рыбалке.
Наступил месяц август. И в августовские вечера и ночи уже не кричат в полях перепела, не поют в кустах вдоль оврагов соловьи, не пахнет уже цветами, как весной и вначале лета. Дни становятся короче. Как только зайдет солнце и землю окутает мгла, забывается тоска жаркого дня, прохлада дает свежесть и поля с перелесками вздыхают широкой грудью от опустившейся в темноте росной туманной сырости.
В темноте не видно сухости и старости травы и в ней просыпается веселая трескотня, какой не было жарким днем. Треск, посвистывания, царапанье, грубые басы, и легкие тенора и дисканты – всё перемешивается в непрерывный, монотонный гул. Этот гул прерывается жужжанием близко пролетевшей запоздалой пчелы или мухи, неразличимых в темноте вечера, и\или узнаваемым писком комара. Эта однообразная «трескотня», этот «гул» негромкий, как колыбельная песня, успокаивает и клонит в сон.
Я прилег возле потухшего костерка и, отдыхая, после налаживания рыболовных снастей, прислушивался к природе.
Но вот, откуда –то доносится отрывистый, тревожный крик ночной неспящей птицы. И дремота слетает с век. А то, вдруг, слышен звук, похожий на человеческий голос, из кустов: «Сплю!сплю!сплю!», и ему вторит другая птица, заливаясь смехом или истерическим плачем – это уже сова или филин.
Для кого они кричат (?) и кто их слушает на этой равнине, поросшей смешанным лесом, по которой протекает нешумная речка.
Я сидел у костра на пологом берегу, со стороны заливных лугов и, открывающихся в простор до горизонта, полей. Другой, песчаный берег был невысоко крут и поросший лесом. Тот берег обваливался каждую весну, и упавшие деревья корнями торчали из воды, наискосок по течению реки. За деревьями в воде образовывались ямы-омутки, с круговоротами и темной водой.
Мне удобнее было ночевать на пологой стороне: ветерок тут отгонял мошкару и комаров и, к тому же, с песчаного открытого пляжа легче было забрасывать мои донные снасти в сторону тех же омутков. На той стороне были крутые спуски к воде и неудобства создавали упавшие деревья и сползающие вместе с песком кустарники.
Вдоль пляжа, на расстоянии друг от друга, я воткнул в прибрежный песок высокие палки, за которые привязана была леска со снастью, и на ней висели звонкие колокольчики.
Сквозь мглу видно всё, но трудно разобрать цвет и очертания предмета. Все представляется не тем, что оно есть. Идешь по берегу и, вдруг, видишь, что впереди, у самой воды, стоит силуэт похожий на монаха; - он не шевелится, будто ждет и что-то держит в руках…. По мере приближения фигура растет, вот она предстает передо мной и меняет свои очертания. И я вижу, что это огромный пень, коряво раскинувший корни во все стороны. Он был вынесен половодьем и теперь застрял в песке; ствол дерева утонул в песке и корни образовывали всякий раз новые очертания. Фигуры представлялись всегда похожими на людей, когда я подходил к берегу проверять эту дальнюю «донку», почему-то резко зазвонившую. Видно место было выбрано, еще засветло, неправильное. Чаще всего у этой донки маленькие ершишки объедали червей на крючках, под конец, заглотив и повиснув на снасти, истово звонили в колокольчик.
Ближе к полуночи вышла из-за туч луна, ночь стала бледной. Мглы как не бывало. Воздух стал прозрачен и свеж, от реки потянуло прохладой. Всюду хорошо было видно, и даже можно было различить отдельные ветки кустов. Подозрительные фигуры монахов, на светлом фоне ночи, казались чернее, угрюмее. Чаще и чаще среди монотонной трескотни, тревожа ночной воздух, раздается чье-то удивительное: «ча-а-а!ча-а-а!» и слышаться крики других птиц, не уснувших или бредящих. Это ночная жизнь начинается. Вдруг, по песку под ногами, на моем пути по пляжу, мелькает тень – и видны следы в свете луны, оставленные ночным животным: или мышь или ящерица какая…
И моя рыбалка ожила, с выходом луны. Всё чаще звонили колокольчики. Луна оставила на воде широкую полосу света, в котором колебалась рябь течения реки.

В это место я приезжал каждый год. Это было самое любимое мое место для рыбалки. Маленькая река впадала в Волгу, а выше по течению, в пяти километрах была деревня, куда я и приезжал всякий раз. В деревне я останавливался у знакомой бабушки. Оставлял там свои вещи и шел на берег.
Много запоминающихся историй случалось тут, когда я ночевал в этом лесном краю! Встречались мне кабаны, приходящие в прибрежную дубовую рощицу, кормиться желудями, а заодно разрушившие мой бивуак и распотрошившие мой рюкзак. А то было, что лиса разоряла гнезда прибрежных стрижей - ласточек. И, бывало, медведь в лесу, нос к носу, сталкивался в валежнике со мной, где я собирал «короеда», а он кормился этими же личинками, обдирая кору с упавших сосен, под которой и водились гусеницы жука-короеда!
Туристов в этих местах бывает мало, там заповедник образован. И только проездом на байдарках, бывает, встречаются туристические группы.
Природа заповедника охраняется егерями. Но рыбачить тут никто не запрещает. Природа, тем не менее, приближенная к естественности, радует своими дарами: тут и ягоды и грибы….
Мало таких мест остается. Все реки сегодня загрязнены и берега завалены мусором. Жаль, что мы безответственны в этом отношении, губим природу. И не замечаем её красоту.
Конец.