Гл. 6. Последняя сигарета

Гл. 6. Последняя сигарета.

А потом, когда после очередной затяжки неприятно кольнуло его что-то в сердце, он привычно подумал, что надо бы бросать курево, – вот и кашель всё чаще мучает.
Но сигарету сразу не выбросил, а сделал новую затяжку и когда дым вошёл в лёгкие, сердце его вдруг дёрнулось и, словно бы надорванное чем-то для него непосильным, задёргалось в каком-то неправильном, судорожном ритме, заныло с такой пронзающей болью, что он, выронив сигарету, застонал на весь двор, стараясь заглотнуть ртом побольше воздуха, которого ему внезапно не стало хватать. И не мог этого сделать, потому что любое движение грудной клетки вызывало в сердце резкую, воистину нестерпимую боль.
Жена испуганно подбежала к нему, помогла подняться с порога и дойти до его любимого топчана, стоявшего тут же в летней кухне. Помогла ему лечь осторожно и, достав с верха шифоньера картонный ящик из-под обуви, где была домашняя аптечка, начала торопливо рыться в нём, отыскивая там какие-то таблетки «от сердца».
Пётр Максимович послушно, хоть и с немалым трудом, проглотил одну за другой две таблетки, запивая их тёплой кипячёной водой.
Через время боль как будто немного отпустила, но совсем из груди не уходила. Пётр Максимович лежал, постанывая, на топчане, а Елизавета Андреевна продолжала хлопотать возле стола, изредка взглядывая вопросительно и тревожно на мужа.
«Вот она, кажется, и пришла – старость, нежданно-непрошенная…» – подумал с тоской Пётр Максимович, немного привыкнув к тому новому неприятно-болезненному ощущению в груди, которое так напугало его вначале, а теперь сделалось вполне терпимым.
«Что ж, никуда от старости не денешься… - думал, смиряясь, он потом. – Просто надо теперь быть поосторожней, не перегружать себя, а то болячки совсем одолеют…»
Но боль отпустила его, оказывается, совсем ненадолго. Стоило ему чуть резковато повернуть голову в сторону отошедшей к печке жены и сделать неосторожно больший, чем можно было вдох, как в судорожно дёрнувшееся его сердце опять впилась острейшая боль.
От нестерпимой боли он застонал так громко, что Елизавета Андреевна испуганно посмотрела на него и, бросив на стол алюминиевую миску, которую взяла в руки для какого-то дела, торопливо подбежала к нему.
Обычно она не очень тревожно реагировала на стоны и жалобы Петра Максимовича, сделав за десятилетия совместной жизни довольно определённый вывод, что муж её изрядный паникёр и перестраховщик, когда дело касается его, нечастых, в общем-то, болячек.
Но на этот раз Елизавета Андреевна без слов поняла, что сердце мужа терзает нешуточная боль. Такая боль не раз скручивала и её: то сердце, то печень, то желудок, то что-то по-женски.
В больницу она в таких случаях не спешила. Для начала принимала таблетки, отлёживалась. И, обычно, болячки отступали.
Елизавета Андреевна снова достала таблетки.
И опять он терпеливо и сосредоточенно глотал аптечную снадобь, долженствующую избавить его от острой, словно игла, засевшей в его сердце и страшно пугающей его боли.
Хлебнул осторожно, раз и другой, тёплую воду, поднесённую ему женой удивительным для него, таким непривычным способом, - в ложечке.
Но боль отпускала лишь ненадолго, а потом опять накатывала новыми острейшими, всё сильнее пугающими его приступами. И он опять громко и беспомощно стонал.
И когда жена предложила вызвать «скорую помощь», он расслабленно согласился, хоть и боялся в душе больницы, словно маленький ребёнок.

Продолжение следует.