Чтобы знали, чтобы знали...

Неспешный, залитый полуденным солнцем, яркий, степенный Киев. Здесь рождаются, чтобы вырасти в теплой колыбели. Здесь в 1891 году на свет появился великий писатель, ставший уже классиком, Михаил Афанасьевич Булгаков.
Он известен миллионам, но знают его лишь единицы. Судьба этого человека переполнена событиями, людьми, болью и мистификациями. Его произведения многократно подвергались анализу, но до сих пор далеко не все его послания расшифрованы и поняты.
Каким же знали родные и близкие будущего автора «Мастера и Маргариты»? Паустовский, проучившийся с ним в одной гимназии, вспоминает Мишу Булгакова таким: «Он был переполнен шутками, выдумками, мистификациями. Все это шло свободно, легко, возникало по любому поводу. В этом были удивительная щедрость, сила воображения, талант импровизатора… Существовал мир, и в этом мире существовало - как одно из звеньев – его творческое юношеское воображение».
После колледжа был университет, медицинский факультет, первые попытки литературного творчества, а потом… потом была любовь – Татьяна Лаппа, ставшая в последствии первой и единственной венчаной женой писателя. Среди всех женщин, что встретились Булгакову на жизненном пути, Татьяна Николаевна знала Михаила больше других, находилась рядом в чрезмерно тяжелые годы, выхаживала писателя во время болезней, и под закат своей очень непростой, но долгой жизни оставила довольно неоднозначные воспоминания о писателе.
Не успев получить диплом, молодым врачом Михаил призывается в действующую армию, служит вместе с женой в госпиталях. Лето 1917 года становится роковым для Булгакова: он начинает принимать морфий и впадает в зависимость от него. Позже свои ощущения писатель отразит в одном из своих самых ярких психологических произведений – в «Морфии», герой которого, 25-летний доктор Поляков, умирая, оставляет записку, в которой среди прочих есть строки: «Других предупреждаю: будьте осторожны с белыми, растворимыми в 25 частях воды кристаллами. Я слишком им доверился, и они меня погубили». Так свершилось драматическое таинство рождения русского жреца литературы: морфий погубил Булгакова-врача, и породил Булгакова-писателя. Он стимулировал раскрытие его писательского таланта, добавил ему устремленность, богатую ассоциативность и медиумическое изящество. Да, пусть этот опыт был самого печального сорта, но то, что творилось внутри русского Фауста времен 2-ух революций, и то, что происходило вокруг, его не прельщало, а надламывало, перекореживало, плавило и подготовляло к написанию предназначенного. Предназначенного кем и откуда – это и есть ключевой вопрос, и невольно возникают мысли, что творчество Булгакова подпитывало не только светлое, но и темное начало.
Позже Михаила все чаще посещают мысли об эмиграции, но этим планам не суждено было сбыться: в Батуме Булгаков встречается с Мандельштамом. Тот рекомендует ему ехать в Москву и войти в контакт с издательствами. В «Автобиографии» Булгаков написал: «В конце 1921 года приехал без денег, без вещей в Москву, чтобы остаться в ней навсегда». Этот жизненный период Булгакова иногда сравнивают с первой пробой пера Чехова. Аналогии и вправду можно обнаружить: неспроста Катаев подмечал, что Булгаков «с виду был похож на Чехова», да только такой повседневной вычурности, тривиальности и абсурда не довелось пережить даже Антоше Чехонте. Выходец из Таганрога писал свои рассказы с обожанием, азартом, иронией, его младший собрат из Киева – с плохо скрываемым отвращением. В дневнике он отмечает: «Я писать фельетонов больше не могу. Физически не могу. Это надругательство надо мной и над физиологией.»
В январе 1924 года Булгаков знакомится со своей будущей второй женой Любовью Евгеньевной Белозерской, и уже в сентябре он ищет квартиру для их совместного проживания. Здесь мы вынуждены проститься с той, что была рядом с Булгаковым в самые трудные моменты его жизни - с Татьяной Лаппа. Буквально перед смертью Татьяна Николаевна написала Девлету Гирееву строки, фактически не самые справедливые, но по-человечески, по-женски очень понятные:
«Очень хочется мне сказать Вам то, что никому не говорила (из гордости, может, боясь быть плохо понятой), но я старый человек, и по Вашей книге поняла, что Вам близок и понятен Булгаков как человек и писатель. И вот Вам я скажу и прошу меня правильно понять. Ближе меня никого у него не было. И в разрыве с ним я сама виновата, по молодости я не могла простить ему увлечения (кстати, кратковременного) другой женщиной. Как сейчас помню его просящие глаза, ласковый голос: «Тасенька, прости, я все равно должен быть с тобой. Пойми, ты для меня самый близкий человек!» Но… уязвленное самолюбие, гордость и… я его, можно сказать, сама отдала другой женщине».
В конце 1925 г. имя драматурга М.А. Булгакова появляется на слуху. Однако коммунистическая пресса начинает травлю писателя, аттестуя его как врага советской власти. Оказавшись в состоянии тяжелейшего душевного и материального кризиса, Булгаков обращается с письмами к вождям Советского Союза, в которых просит либо отпустить за границу, либо дать любую работу в театре. В своем письме Сталину он пишет: «На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет. Крашенный ли волк, стриженный ли волк, он все равно не похож на пуделя. Со мною и поступили как с волком. И несколько лет гнали меня по правилам литературной садки в огороженном дворе… Нет такого писателя, чтобы он замолчал. Если замолчал, значит, был ненастоящий. А если настоящий замолчит – погибнет… Я переутомлен… «Такой Булгаков не нужен советскому театру», – написал нравоучительно один из критиков, когда меня запретили. Не знаю, нужен ли я советскому театру, но мне советский театр нужен как воздух…».
Его просьба была услышана, Михаила Афанасьевича принимают в Московский Художественный театр на должность режиссера, хотя его произведения остаются под запретом. Несмотря на это, Булгаков остается верным своему делу, в дневнике он пишет: «…В литературе вся моя жизнь. Ни к какой медицине я никогда больше не вернусь… Ничем иным я быть не могу, я могу быть одним – писателем».
   Жену Булгаков не посвящал в свою внутреннюю жизнь. К тому времени в его судьбе появилась новая женщина, ставшая писателю самым дорогим, самым близким человеком – Елена Сергеевна Шиловская. Познакомились они за год до описываемых событий, когда неприятности Булгакова переполнили чашу его терпения.
В 30-ые годы все силы Булгакова направлены на кульминационное произведение всего его творчества – на «Мастера и Маргариту», начало работы он датирует 1928 годом. В ту самую беспокойную весну к нему во сне являлась покойная мать, тревожила душу, и небезучастная к судьбе Булгакова Л.Н.Замятина из Парижа писала: «Не верю, не хочу верить, что Вы постарели. Устали – да. Но летом отдохнете все же и станете прежним – блистательным, остроумнейшим, очаровательно-веселым – каким Вы бывали иногда в Ленинграде». Но отдых ассоциировался у него только с вечным покоем, 14 апреля, во вторую годовщину самоубийства Владимира Маяковского, Михаил Булгаков писал своему другу Попову: «Совсем недавно один близкий мне человек утешил меня предсказанием, что когда я вскоре буду умирать и позову, то никто не придет ко мне, кроме Черного Монаха. Представьте, какое совпадение. Еще до этого предсказания засел у меня в голове этот рассказ. И страшновато как-то все-таки, если уж никто не придет. Но, что же поделаешь, сложилась жизнь моя так. Теперь уже всякую ночь смотрю не вперед, а назад, потому что в будущем для себя я ничего не вижу. В прошлом же я совершил пять роковых ошибок. Не будь их, не было бы разговора о Монахе, и самое солнце светило бы мне по-иному, и сочинял бы я, не шевеля беззвучно губами на рассвете в постели, а как следует быть, за письменным столом. Но теперь уже делать нечего, ничего не вернешь. Проклинаю я только те два припадка нежданной, налетевшей как обморок робости, из-за которой я совершил две ошибки из пяти. Оправдание у меня есть: эта робость была случайна – плод утомления. Я устал за годы моей литературной работы. Оправдание есть, но утешения нет».
Летом 1932 судьба вновь сталкивает Михаила с Е.С. Шиловской. «…я не видела Булгакова восемнадцать месяцев, давши слово, что не приму ни одного письма, не подойду ни разу к телефону, не выйду одна на улицу. Но, очевидно, все-таки это была судьба. Потому что когда я в первый раз вышла на улицу, то встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: «Я не могу без тебя жить». И я ответила: «И я тоже». И мы решили соединиться, несмотря ни на что. Но тогда же он мне сказал то, что я, не знаю почему, приняла со смехом. Он мне сказал: «Дай мне слово, что умирать я буду у тебя на руках!..» И я, смеясь, сказала: «Конечно, конечно, ты будешь умирать у меня на…» Он сказал: «Я говорю очень серьезно, поклянись». И в результате я поклялась…».
А счастливый Булгаков писал: «На Пироговской живем втроем – она, я и ее шестилетний сын Сергей. Зиму провели у печки в интереснейших рассказах про Северный полюс и про охоты на слонов, стреляли из игрушечного пистолета и непрерывно болели гриппом».
В 1939 г. они едут отдыхать в Ленинград. Там Михаил чувствует, что стремительно теряет зрение. Вернулись в Москву. Врачи поставили диагноз острого гипертонического нефросклероза; Булгаков, вспомнив о смертельной болезни отца, да и как сам врач, с горестью признал безнадежность своего положения.
Перед смертью писатель продолжает работу над «Мастером и Маргаритой». Правка романа остановилась за месяц до смерти писателя на словах Маргариты: «Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?». Скоро эта фраза осуществилась, увы, буквально и стала пророческой для М.А. Булгакова. Писатель умирал долго и мучительно. 4 марта 1940 г. жена Булгакова, Елена Сергеевна, запечатлела в дневнике одни из последних его слов: «Я хотел служить народу… Я хотел жить в своем углу… Я никому не делал зла…». Она вспоминала и последнее высказывание мужа: «…Он дал мне понять, что ему что-то нужно, что он чего-то хочет от меня. Я предлагала ему лекарство, питье – лимонный сок, но поняла ясно, что не в этом дело. Тогда я догадалась и спросила: «Твои вещи?» Он кивнул с таким видом, что и «да» и «нет». Я сказала: «Мастер и Маргарита»? Он, страшно обрадованный, сделал мне знак головой, что «да, это». И выдавил из себя два слова: «Чтобы знали, чтобы знали». 
Михаил Афанасьевич перед смертью завещал хоронить его без церковного отпевания, с кремацией тела. Рукопись уцелела. Огню было предано тело автора.
Перед тем, как уйти из этого мира, люди прощаются с родными и любимыми. «Прощаются», а значит, просят прощения и прощают. Так уж вышло, что в судьбе Михаила Булгакова было предостаточно тех, кого он обидел, но еще больше, значительно больше, было тех людей, мужчин и женщин, которые обидели его. Было, у кого просить прощения, было и кого прощать… Но, на сколько нам известно, перед смертью он попросил прощения только у своей первой жены. Что до всех остальных, то за него и для него это сделала его судьба. Мы не знаем, простил ли он ее, но она ему простила все, совершенно точно. Русский писатель и драматург, Михаил Афанасьевич Булгаков, умер 10 марта 1940 года. Так уж выпало, что на этот день выпало воскресенье. Прощеное воскресенье. И пусть это останется главным аргументом в вопросе, кому досталась после смерти душа сына профессора богословия и классной дамы из уездного городка…
Не нам судить и осуждать, мы можем лишь преклонить головы перед талантом великого писателя и постараться понять то, что понял он. Если только нестрашно, если только хватит мужества и сил.
Этим летом мне довелось побывать в Европе. От одного француза я услышала такие слова: «Русский человек свободен внутренне, этим он и отличается от нас. Мы можем быть свободны внешне, но такой душевной широты у нас нет. Чтобы понять Россию, нужно понять произведения Булгакова…». Эта фраза может показаться неожиданной, но факт остается фактом. Внутренне свободный. Олицетворение русской нации, русской души. Наш. Михаил Афанасьевич. Булгаков.