Мальчишка с нашего двора

 
     Дом, в который переехала  Вовкина семья, - пятиэтажка из белого кирпича- ограждал наш старый двор от колючих северных ветров и   новой, широкой улицы Кирова, пролёгшей прямо по нашим картофельным наделам. А наш, четырёхэтажный – довоенная «сталинка» , - выживший в  страшных бомбёжках  второй мировой, разрушивших 98 %  городского жилого фонда, относился к улице Пригородной и имел номер один.  Пригородная,  дом 1, квартира 12 – моя родная четырёхкомнатная  коммуналка на первом этаже.
      В самой большой её комнате, метров 20 квадратных, жила тётя Надя Гурченкова с сыном Толиком и дочкой Люськой. Тётя Надя работала  уборщицей в ресторане «Днепр» и ежедневно приносила домой какую-то еду и слитое со всех столов недопитое спиртное. Понятно, что, в конце –концов Толик, работающий  шофером и имеющий прозвище Жучка, стал хроническим алкоголиком. Он был убит в постели любовницы её отпущенным на выходные из ЛТП ревнивцем-мужем. Люська была постарше меня года на три и училась в школе.
      В свою пятнадцатиметровку , где жили вчетвером: я, мама, папа и мой единоутробный брат Виктор, мы просачивались через  хоромы Гурченковых .
      В смежной с нами  двенадцатиметровке, имеющей отдельный выход в общий коридор, жила  вначале семья бывшего лётчика дяди Паши Александрова: он,  его жена и дочка Маруся. А потом им дали квартиру и в комнату въехали Куровы: дядька в роговых очках на скуластом лице и зачёсанными назад редкими седыми волосами, тётка-  с вечной косынкой на почти лысой голове и их голенастая, большеглазая дочь Зойка. Когда они получили квартиру, мой отец, страдающий  ревматизмом и передвигавшийся в то время только с помощью костылей, вскрыл  дверь отделявшую наши комнаты, втащил туда свою кровать и лёг спать. Его разбудила ввалившаяся в комнату комиссия по распределению жилья. Увидев койку с отцом и стоящие рядом костыли, председатель комиссии сказал:
- Товарищи, здесь инвалид. Давайте  оставим эту комнату за его семьёй.
      Так мы стали обладателями целых двух комнат!
      А в самой маленькой, десятиметровке, жила вначале семейка  Шкурловых:  дядя Володя, тётя Галя и их дочка  Оля. Потом у них родился сын Игорёк и они получили ордер на новую квартиру. А в их комнатку въехали дядя Володя Дубинин и его жена – китаянка Зина.
         
         Из этой прекрасной коммуналки я вышел однажды по весне, имея   почти 16 лет от роду, в наш зелёный двор, посреди которого  некогда стояла  хатка на три семьи – Агафоновых, Корнеевых и ещё чьей-то, давно мною забытой. Я был переполнен энергией и  неповторимым  счастьем, которое дают лишь молодость, осознание собственной силы, отсутствие горьких утрат  и вера в то, что ты живёшь в лучшей в мире стране.
         В дворовой беседке  Володя  что-то живо, как он умеет, рассказывал нашим пацанам: Вовику Белову,  Игорю  Ступакову, Шурику Шагаеву, Эдику Кантору, Володе Ялову и другим, а они весело ржали.
         Володя   был на  год старше меня, крут в плечах и имел необыкновенную блатную походочку: враскачку, пружинисто и, в то же время,  чуть приволакивая ноги. При этом его темноволосый чуб  свисал на глаза, прикрывая  множественные шрамы. Он  был смел и ловок ,  обладал  бесценным   умением и опытом участия в уличных драках , в том числе ногами. И вскоре прославился на весь наш небольшой городок, ибо его участие гарантировало победу той стороне, за которую он бился.
         Подойдя к пацанам, я присел рядом и поздоровался. А Володя, прервав рассказ, как всегда предложил:
- Ну, что? Потягаемся на ручках?
         Я всю зиму упорно качал бицепсы восьмикилограммовыми гантелями . А также- пресс, привязав те же гантели к шарфу, перекинутому через шею, и просунув ступни под буфет. Мой бицепс разнесло до 42 см. в обхвате и я, ранее неоднократно Володькой положенный на руку, согласился. Нас обступили болельщики и мы сразились. Как Володя ни пыхтел, я его уделал, положив правой и левой по три раза. Володька, под общее молчание похлопал меня по плечу и изрёк:
- Мужик! 
          Я горделиво усмехался…
          Как-то я сидел в беседке возле соседнего дома, рядом в песочнице возились со своими куличами малыши, и звучал  надтреснутый мальчишеский голосок, крывший всё и вся отборным матом. Его изрыгал костлявый, с крысиной мордочкой  паренёк лет пятнадцати со смешной фамилией Козулин, по кличке, соответственно, Козюля.
- Слышь , пацан,- сказал ему я,- перестань материться, дети кругом.
          Козюля, замолкнув на полуслове, недобро посмотрел на меня и пробурчал некую угрозу, на которую я не обратил внимания. А зря, как показали последующие события…
          Вечером следующего дня мы: подростки, юноши и девушки страстно резались на площадке перед козюлиным домом в волейбол. Готовясь принять поданный с противоположной площадки мяч, я чуть присел, растопырив  пальцы рук и обозначив ими  форму мяча. Это быстрое приседание меня и спасло: вместо летевшего на меня мяча я увидел просвистевший  над головой   чей- то огромный кулак  с  пальцами - сардельками, продетыми в дырки свинцового кастета.
        Всё дальнейшее я вспоминаю сквозь красный туман: я ударил нападавшего в нос, потом он достал  меня кастетом. Очнулся я, когда пацаны вели меня умываться к соседскому курятнику. Затем меня проводили в травмпункт, где дежурный хирург зашил мне три рваные раны: на губе, подбородке и брови. 
         В милицию мы по привычке не обращались, все свои проблемы решали сами. Я пошёл в Вовке, рассказал о случившемся, показал боевые шрамы. Володя долго не  рассусоливался , мы тут же помчались в соседний дом. По пути выяснили, что напал на меня дядька Козюли, восемнадцатилетний  парень под метр девяносто и килограммов сто весом. Квартиру на третьем этаже, где проживал Козюля, открыл на наш звонок  добропорядочный мужик - отец Козюли. Он понял всё без слов и, раскинув руки в дверях, не пустил нас в квартиру.  Володя объяснил ему, что надо, чтобы этот дядька вышел поговорить. Но мелькавший где-то на заднем плане виновник так и не вышел.
          Мы с Володькой ретировались ни с чем,  и я побрёл домой, где  охами и ахами встретила меня мама. Она настаивала на обращении в милицию, а я отмахивался от этих её требований. Потом к нам в коммуналку ввалилась делегация во главе с Козюлиным отцом. В ней были также сам мелкий подонок Козюля и его гигант- дядька. Они  просили не заявлять в милицию. Я пообещал, сказав  при этом, что дядьку этого в покое не оставлю.
           Когда зажили раны и были сняты швы, я пошёл поступать в секцию бокса, но меня не приняли, сказав, что шестнадцать лет- это слишком много. Тогда я поступил в секцию тяжёлой атлетики на стадионе «Спартак»  и вскоре  под руководством  экс-чемпиона мира Николая Костылева, почётного мастера спорта СССР Виктора Совгиро, при  участии мастеров спорта СССР Геннадия Рябоконя, Юрия  Супранкова и других великолепных штангистов сделал первый взрослый разряд.
            Заматерев, набрав веса и накачав великолепную мускулатуру, я  продолжал искать того самого дядьку, обиду на которого, казалось, накопил на всю оставшуюся жизнь. Но не находил. Приехав как-то на летние каникулы из Волгограда, я сидел на кухне у тёщи, на третьем этаже дома по Большой Советской  и пил чай. Моё внимание привлекли какие-то вопли во дворе. Выглянув в окошко, я увидел, что за двухэтажными сараями у круто обрывающегося вниз склона оврага трое пьяных парней жестоко избивают четвёртого,  у которого вместо лица было кровавое месиво. В считанные секунды я, голый по пояс, оказался во дворе и бросился к  изуверам. Заорав громовым голосом, я остановил избиение и, показав удостоверение слушателя Высшей следственной школы, потребовал  прекратить хулиганство.  Но парням было, как видно, до лампочки, кто перед ними, и они угрожающе двинулись ко мне. Секунд тридцать мне потребовалось, чтобы все трое нападавших оказались  в овраге. Причём одному из них, как оказалось впоследствии, я сломал нос. Потерпевшего я отвёл на третий этаж в тёщину коммуналку, где Тамара Николаевна обработала ему глубокие раны на лице, затем   я направил парня в травмпункт.  Думаю, что избивая  злостных хулиганов, я  не просто защищал  потерпевшего, а  мстил тому самому верзиле, который избил меня  десяток лет назад.
           Но однажды мне довелось увидеть  своего обидчика. Я , в форме майора милиции, будучи начальником Ленинского РОВД , шёл через двор от улицы Ленина на Коммунистическую.  Было мне тогда лет тридцать пять. Возле  одного из кирпичных сараев огромного роста, толстенный  мужик возился с мотоциклом. Я мгновенно узнал его и первым же порывом было- накостылять по этой сальной роже. Но…, я сдержал свой порыв, негоже  представителю закона  махать кулаками. Подойдя к мужику, я стал смотреть за его действиями. Не выдержав, он спросил: «Чего надо, товарищ майор?!».
- Узнаёщь меня, дядя?- с усмешкой спросил я.
         На  его  «нет», я рассказал  о том «детском» эпизоде, особо   подчеркнув, что напал он без предупреждения и с кастетом, являющимся холодным оружием.  Вспоминая, гигант отступал к распахнутой двери сарая и заметно бледнел, лицо его покрылось крупными каплями пота.
- Дать бы тебе сейчас!- закончил я свой монолог, да положение не позволяет…
        Мужик ещё что-то лепетал, но я ушёл, почти удовлетворённый.  А он, пристыженный, пугливо жался к своему сараю, готовый в любой момент укрыться в нём от возмездия. Как  любил говаривать мой отец : «Молодец среди овец, а на молодца - и сам овца!».
         После девяти классов я поступил в техникум, по его окончании ушёл в армию, демобилизовавшись работал, затем учился в ВСШ МВД СССР, работал старшим следователем РОВД в Рудне, начальником РОВД в Монастырщине. А Володька, мой детский кумир Володька,  почти  всё это время валил лес в местах не столь отдалённых. Его, как  передового гранильщика, отправили со Смоленской бриллиантовой фабрики «Кристалл» на  аналогичное предприятие в Киев для обучения молодых огранщиков. Потом Вовку заметили, как вожака молодёжи,  и взяли на работу в Киевский ГК ВЛКСМ, А потом…, посадили лет на пятнадцать, как одного из организаторов крупного  хищения бриллиантов. Кстати, в этой цепочке был задействован в качестве  курьера – перевозчика  бриллиантов небезызвестный  бывший КВНщик , а в то время- ведущий телепрограммы «Алло, мы ищем таланты!» Александр Масляков. Он   в 1974 году получил, кажется, года три  лишения свободы и отбывал наказание в Рыбинской колонии, освободившись оттуда условно-досрочно.  Журнал ЦК КПСС «Огонёк» опубликовал тогда нашумевшую статью «Алло, мы ищем бриллианты».
         Наши с Володькой пути пересеклись вновь, когда я был уже начальником Ленинского РОВД Смоленска, году в 1982-м.  Мне в кабинет  позвонил дежурный и сообщил, что   на приём просится некий импозантный мужчина.   Я разрешил  и в  кабинет своей неповторимой  походочкой  вошёл… Володька. Всё тот же, несмотря на минувшие годы! Только его знаменитый чуб  побила седина, да виски тоже сильно побелели…
- Пришёл становиться на учёт, как особо –опасный рецидивист.- сообщил он после взаимных приветствий.
        Я попросил  принести мне  его дело. Полистал, покивал, посочувствовал. Пообещал ввести для него минимально возможные ограничения и при условии хорошего поведения снять надзор досрочно. ( Что и было впоследствии сделано!- авт.) А потом… Володька с каким –то огнём во взоре долго  рассказывал мне о труде своей жизни- научной работе, которую он проделал и написал, сидя в колонии особого режима где-то в Сибири.
        Я что-то не припомню, чтобы он имел высшее образование, но в этом его   труде переплетались, корреспондируя друг-другу,  крупнейшие, эпохальные открытия в области математики, физики, химии, медицины, астрологии и, как ни странно, - оккультных наук. Всё это было сдобрено фундаментальными исследованиями в области нумерологии, хиромантии, гадания. Володька не терял времени зря, перелопатив огромное количество высылаемых ему отцом и братом книг, изучая массу выписываемых им журналов, включая глубоко научные Академические издания. 
        Учитывая то, что я сам увлекался многими направлениями науки, по крайней мере,- на уровне читателя, а также то, что язык у Вовки был подвешен что надо, легко себе представить, что я утратил счёт времени и мы просидели до вечера. Одним из побочных его открытий стало выведение формулы расчёта даты смерти любого  конкретного человека с точностью до нескольких дней. Мне он тогда дал для прочтения пару своих рукописных талмудов, но  я  вернул ему их через полгода, так и не прочитав.
         Одной из главных тем для него стала судебная психиатрия, начитавшись которой, он так вошёл в образ   шизоида, что влёгкую  одурачил    комиссию эскулапов по месту отсидки.  В институте имени Сербского было гораздо сложнее, но и там, поизучав его повадки три месяца, заключили, что Володя не способен  далее отбывать наказание, ввиду полной деградации личности. Володя так заигрался, что даже в моём кабинете первые полчаса косил под  шизу, успокоившись лишь тогда, когда я сказал ему:
- Перестань кривляться, это же я, Евгений!
          С Вовкиного лица тут же сошла идиотская блуждающая улыбка,  и он, став самим собою,  сказал, извинившись:
- Рамсы попутал, забыл, что уже на воле…
         Чем только не пробовали Вовка и его разлюбезная жена, привезенная им с северов, заниматься: открывали  частный спортзал с фито-баром, затем  кафе-булочную. Вовка пробовал торговать землёй. Тамара меняла деньги в уличных игровых автоматах, возила из-за границы  и продавала прекрасные  украшения из натуральных камней. При этом они   воспитали  прекрасную дочку, имеющую сегодня два высших образования и неплохую работу.
         Володя, благодаря его манере общения, многогранному  характеру и умению пить спиртное, имел огромное количество друзей, товарищей и просто знакомых  в самых различных слоях общества: от губернатора и мэра, до простого сантехника и кладбищенского сторожа… Он был красив и коммуникабелен, на него заглядывались дамы. К тому же, он был умён и хорошо воспитан. Но однажды и он лопухнулся!
         В патриархальном Смоленске объявился  некий тип, фигурирующий в милицейских рапортах под кличкой Звездочёт. Он был плюгавенький, со сморщенным, как печёное яблоко, личиком. Одет был в сверкающий, расшитый золотом и каменьями атласный халат. На  голове- высокий колпак, на ногах-  средневековые парчовые туфли с загнутыми кверху узкими мысами. Находя богатенького доверчивого клиента, Звездочёт  брался его лечить от любых болезней. И разводил, в конце- концов, лишая денег и ценностей. Но, стыдясь собственной глупости, в милицию почти никто не заявлял.  С Володькой и его женой дело было так.
         Володька страдал ишемией, его жена - кучей всяких болячек. Они отыскали Звездочёта в гостинице и зазвали к себе домой. Когда они очнулись после порции клофелина,  обнаружили, что пропало всё самое ценное. Володька свирепствовал, самолично изловил и приволок в милицию мошенника-клофелинщика, поставив ему, предварительно,  под оба глаза по бланшу.  Украденного у него он так и не нашёл, но удовлетворение получил полное.
         Не желая, чтобы его двадцатилетний труд  канул в лету и был похоронен на свалке, Володька неоднократно пытался его опубликовать. Но дело заканчивалось тем, что профессора и академики, которым он показывал работу, требовали, чтобы их подпись под ней стояла первой. Володька на это не шёл. И договорился, вроде, напечатать  книгу где-то в Прибалтике. Но  прибалты  в это время от СССР отделились,  и Вовкины рукописи чуть было не пропали. Ему удалось под эгидой какого-то известного учёного опубликовать  аннотацию на работу в известном научном журнале. Денег он за публикацию не получил. Зато к нему стали наведываться  некие  личности, предлагавшие  баснословные деньги за публикацию книги в Японии, США, Германии… Не то, чтобы Вовка был патриотом своей Родины, но  рукопись так и не продал…
           Года три назад я увидел Вовку восседающим за рулём «Нивы-шевроле». Как он мне сообщил , автомобиль купил за гонорар от публикации в научном журнале  крупных выдержек из своей  работы. За эту статью он огрёб аж 360 000 рублей, а также - головную боль в виде новых ходоков-перекупщиков.  Володька серьёзно стал беспокоиться за свою жизнь и судьбу книги после того, как всем отказал.  Ему подстроили автоаварию… Шевроле  превратилась в кучу металла и восстановлению не подлежала. А Вовка, отделавшись царапинами, получил пятый инфаркт и вновь попал в реанимацию.
           Через полгода после этого он вытащил меня за боровиками и мы приехали на моём древнем «гольфе» в какую-то тмутаракань. Здесь Вовка шустро бегал по  горам, заросшим сосенками, с прилипшей к нижней губе сигареткой, а я пыхтел следом со своей стенокардией.
- Как ты так не боишься после своих инфарктов?- спросил я на привале.
- А я не от инфаркта помру и  не сейчас,- ответил он, предложив,- Хочешь и тебе день смерти рассчитаю?
            Я от такой перспективы открестился, не желая знать, когда это произойдёт. А может, я был неправ и человек должен знать, сколько ему осталось…
            Володька к своим 67 годам  перенёс несколько обширных инфарктов, не раз глядел в лицо смерти, лёжа в реанимации,  имеет ещё кучу всяких болячек, но, по-прежнему,  неунывающе - оптимистичен. Ибо точно знает: ни сегодня, ни завтра смерть за ним не придёт. Нам бы твою уверенность, Володенька!

июль-август 2014 года