И изобразила муровья

 К Эстер.

В москве на мосфильмовской 42 у гольф клуба есть здание
глав упдк, где располагается Сербское торгпредство.
Я проработал там лет двадцать.
Просто дом родной.
Работая там я познакомился с разными замечательными людьми.
Мой друг Левон Тарасян в торгпредстве гараж арендует, машины
ремонтирует.
Талантливый человек.
Большой мастер по ремонту автомобилей шутник и выдумщик.

Моя младшая, Катя, когда в года четыре увидела его, испугалась.
Так бывает.
Лёва в паспорте носит фотокарточку где ему лет пять.
Он на ней очень обаятельный.
Невозможно не влюбиться.
Когда мусор московский его останавливает на дороге, он им
всегда эту фотку показывает вместо документа.
Даже не знаю почему.
Наверное что бы пробудить в них нечто доброе, человеческое.
Лёва романтик.

Когда Катю и Соню бросила мать, им было 8 и 12 лет.
Эту пустоту наверное заполнить невозможно.
Я старался как мог.
Социальная служба назначила детям психологов.
Кате, как младшей, дополнительно к психологу назначили психолога
Женю, студентку университета.
В рамках программы помощи детям.
Женя встречалась с Катей, делала с ней уроки, они гуляли, общались.
Она была рядом, заполняла пустоту.
Это и есть любовь.
И я безмерно благодарен Жене.
На следующий год Кате назначат другого психолога.
Катя попрощалась с Женей.
Они сходили в ресторан и сфотографировались на память.
В Катиной памяти она останется на всю жизнь, как частица любви,
понимания и участия.
Женя не заменила мать, но она осталась Женей.

Я бы хотел, что бы в заполнении этой пустоты приняли участие
симпатичные мне люди.
К примеру Настя, Лия, Маруся.
А они не приняли.
А могли бы.
Соню и Катю необязательно было бы любить, достаточно было бы
иногда просто общаться.
Побыть рядом.
Они конечно не смертельно больны, как Лёва, но мамы у них нет.
Вообще нет никаких женщин и никакого женского примера.
Что ж им теперь, смертельно заболеть?
Лия могла бы показать как она делает свои короткометражки.
Настя, как браслеты на деревьях растут.
А Маруся, на мой взгляд, просто хороший человек.
Сколько могло бы быть доброго, тёплого и положительного.
И без денег и аукционов.
Просто внимание.
Получасовое.
И моё присутствие было бы совсем не обязательным.
Каких преданных и внимательных слушателей приобрели бы вы.
И они бы запомнили Вас на всю жизнь.
Эта пустота могла бы заполнится вами.
Просто так.
Ни почему.
Простым человеческим примером.
Женским присутствием.

Как бы это отозвалось в детях..
Какими бы преданными они стали..
Как бы это отозвалось в сердце моём..
Как бы это поддержало меня..
Сколько хорошего бы я смог сделать получив поддержку такой силы..
Знал бы я где записаться на ваши добрые дела..

И тем не менее они вас знают и любят.
Это тоже любовь.
Это тоже необходимо.

Что я один могу?
Показать как правильно любить?
Это невозможно без женского участия.
Второй год я им объясняю разницу между людьми.
Второй год вы перечёркиваете всё это.
Невозможно воспитывать уговорами.
Воспитать можно только личным примером.
Меня уже не хватает на личные примеры.
Вместо работников социальной службы, полиции, работников
городской управы, системы страхования и социальной помощи,
службы спасения девчонки могли бы запомнить тебя Настя,
тебя Лия, тебя Маруся.

Вот я знаю, что вы сейчас подумали.
Вы подумали,- ну так же нельзя.
Возможно.
Возможно это не укладывается в обычное восприятие обычных
событий.
Но я необычный человек, и вы это понимаете.
А что нельзя?
И почему?
Сформулируйте, дайте определение пожалуйста.
Вот я никак не могу это сформулировать.
Я, к примеру, говорю с любым человеком, который начинает
со мной диалог.
Я не могу отказать в общении.
Я даю возможность высказаться.
И если человек глуп или не прав, он сам это начинает понимать.
А если он умён, я учусь у него.

Я никому никогда не сказал в жизни, что я занят, что у меня
нет времени, что моё положение не позволяет общения.
Меня этому не учили.
Я это не умею.

Барьером в общении может быть только ограниченность в свободе
или уме.
И если начинать с себя..
Определите границу моей ограниченности пожалуйста.
Очень хочется почувствовать себя ограниченным дураком.
Сделайте одолжение.
А то я себя ощущаю каким-то безграничным дураком.
Даже у океана есть берега.
Определите границы моего общения, как вы это умеете.
Но только озвучьте их лингвистически.
Пределы чего я нарушаю? Каких приличий?
Где я потерял берега?
В чём?
И что в сравнении с вашими надуманными пределами любовь
ребёнка?
Его случайная, не нарочная, не зависящая от него пустота?

Посмотрите в глаза брошенному ребёнку.
А потом развернитесь и уйдите.
Почему нет?
Ведь это не ваш ребёнок.
А не ваш ребёнок, он как бы и не существует.
Но от Лёвы вы ведь не отвернулись?
Вы же заглянули в его глаза.

Когда я родился, это была чистая физиология.
И тем не менее меня сразу любили.
Мама.
Я ел, спал, писал и какал.
Заметьте, памперсов не было!
Я плакал когда болел, отрыгивал когда переедал.
И если бы не было мамы и меня никто не любил, я наверно требовал
бы к себе какого-то отношения, и может быть получал бы его
в некоторой степени.
Но я просто не знал бы, что такое мама и её любовь.
И может быть мне сейчас было бы проще и легче.
Но не было бы меня такого, какой я сейчас.
И вы бы это не читали.

Но у меня была мама.
Она меня любила.
Она ухаживала за мной пока я был совсем беспомощным.
И я это узнал.
И я к этому привык.
И мне было хорошо и комфортно.

Она меня любила сразу.
Всего.
Со всей моей физиологией и беспомощностью.
Когда я пошёл, меня стали любить ещё больше.
И уже не только мама.
Было что показывать.
Я лез везде и туда, куда казалось бы невозможно.
И вот, когда мне было года три, меня показывали родственникам
и знакомым.
Я что-то говорил.
Это было забавно.
Я всех обаял.
Все меня любили.
Все меня баловали.
Все мне были рады.
И я это чувствовал и понимал.
И привык к этому.
И было мне хорошо.

А так как я уже ходил, я начал сталкиваться с разными людьми.
И даже те, которые меня не любили, видя какой я маленький и
забавный, говорили что-то умное и нейтральное.
И это радовало.
И к этому я привык.

Даже не помню где и когда я впервые столкнулся с нелюбовью.
Наверно в детском саду.
Возможно я был удивлён.
Главное почувствовал разницу.
Потом в школе уже осознанно.
Но я был молод.
И чувствовал где и кто меня любит.
И катился в этом направлении.
Докатился до момента, когда понял, что любовь разная.
Что я сам умею любить.
Вот всё было до какого-то момента замечательно и приемлемо.
Пока не стало родителей.
И как-то незаметно пришло понимание, что я не только не любим,
а просто никому не нужен.
Вдруг стало понятно, что никто никому особо не нужен.
Что мир состоит из чужих людей.
Что родные не всегда близки.
Что все привыкли быть любимыми и купаться во внимании.
Что любовь абсолютно предметна, и имеет определённую цену и
срок годности.

И я взглянул в зеркало.
Меня это не обрадовало.
И не то что бы я сильно удивился.
Но так как-то вдруг осознал, что вот это уже любить нельзя.
Что вот это то, что смотрит на меня от туда изнутри зеркала,
просто безобразие какое-то.
И как-то так я расстроился, что даже жить не захотелось.
Совсем перестал к зеркалу подходить.
Стало ещё хуже.
Потому, что без любви как оказалось прожить можно.
А без зеркала никак нельзя.
Вот к чему - к чему, а к зеркалу вернёшься обязательно.
А ведь у него нет ни рук, ни ног, ни головы, ни сердца, ни души.
Стекляшка.

Расстроился я.
Стал больше думать, высказываться, пытаться общаться, писать
всякое разное.
И обратил внимание что люди, общаясь со мной, через некоторое
время начинают вести себя так, как я в три моих года.
Как я стал ценить это..
Как я научился любить..

Наверно это происходит со многими.
И каждый спасается по разному.

Что бы с нами ни делало время, в каждом из нас сидит трёхлетний
ребёнок требующий любви и внимания.
Этот ребёнок талантлив и обаятелен.
Этот ребёнок красив и смышлён.
Его не обязательно любить.
Просто послушайте, почитайте, поговорите, побудьте рядом.
 
Посмотрите внимательнее.
Он там, внутри.
Он совсем не изменился.
И не полюбить его невозможно.
Потому, что он смотрит на вас своими большими удивлёнными
глазами и сквозь эти глаза вы навечно отпечатыватесь в его
памяти, сердце, душе.
Он будет помнить вас, когда вас уже не будет.
Всё, что он будет делать, всё это он станет соотносить с вами.
Когда он сам перестанет узнавать себя в зеркале, когда он
окончательно поймёт этот мир, про любовь, детей и пустоту.

Эстер будет помнить Рим.
Лёва будет помнить Тель-Авив, Бен Еуда, 36.
Катя и Соня работников социальной службы, реанимацию, маминых
друзей подонков, таскавших их всю ночь в полицию.
Может быть Соня вспомнит театр и Настю.
А Катя Женю.

Я очень надеюсь, что все вы когда-нибудь вспомните меня.
Как я возвращался к зеркалу и ничего не мог с этим поделать.

Подошла Катя.
Села рядом и сказала,- можно я буду на тебя смотреть?
И изобразила муравья с усиками.


Рецензии