Страшная политическая сказка

     В некотором царстве, в некотором государстве под названием Протумберляндия жил-был народ - протумберляндцы. Народ как народ. Обыкновенный народ по прозванию обы (обыкновенные, стало быть). Но среди этих обов выпуклились самые ловкие, самые умом изворотливые, да затейливые, самые безжалостные и жестокие необы (необыкновенные, значит).

     Обы что? Трудятся, детей растят, выживают как могут. Обыкновенные, одним словом. Что с них взять? А вот необы!!! Их ещё народ огархами называет. Потому как богатые очень  и при власти. Тут у сказки отдельная песня начинается.

     Этих необыкновенных немного совсем. Зато какие! Вот самый занятный из них – Умойский-Поломойский. Народ его Пырей прозвал. От слова упырь. И вправду похож. Роста маленького, кругленький, голова седая, кудлатая, заросшая, а лица не разобрать потому как мохнорылый больно. Сверкнёт только хищными, злобными маленькими глазками из-за очков и тут же хихикнет, будто и не злобный вовсе.
    
     Решил вот этот Пыря устроить в своих владениях уПЫРЯдоченную жизнь. Не признавал он обов за народ, употреблял их и в хвост, и в гриву везде и всегда. А уж если грозило притоком звонких монет – тангриков и оларов – обернуться, тут фантазии у Пыри напрочь из берегов выходили. Был приёмчик у него хитрый: даст в долг, договор честь по чести составит, и должники честно выплачивать начинают. Эх, глупые-преглупые, доверчивые обы! Не понимали, не зря Пырина банка, то есть банк, «Прихват» называется. Через месяц-другой глядят должники, а долг то вырос в разы. Как так, спрашивают несчастные. На что тут же увесистый ответ получали: тангрики то подешевели, вот долг и подрос. За голову, за сердце хватались обы, увещевали, нищали, пустые карманы выворачивали да голодными детишками трясли, а ему всё нипочём. Он – необ, ему всё можно. «Чтоб ты провалился!» - Стонали должники. Но Умойский-Поломойский никуда не проваливался, а время от времени сбегал в сказочно-счастливую и спокойную страну Царию, где в тридцати километрах от её столицы Эневы в Горах было  у него поместье на берегу живописного Эневского озера. Охрана – жуть! Мышь не проскочит, муха не пролетит.

     И столько рождалось в Пыриной голове затей! Что охрана? Рать свою завёл, вооружил её до зубов. И не только пистольеросы раздал, а ещё и ракетные установки «Пук» завёл. А как же без них? Всех в кулаке держать надо, чтоб пикнуть не смели.

     Но военной силы маловато будет, подумал Умойский-Поломойский. К ней надо приложить силу другую. И приложил. Всё, от чего зависела жизнь протумберляндцев, Пыря скупил. Начал с главного. Скупил Чёрную Кровь Земли. Потом заводы прикупил, на которых Чёрную Кровь в душистое топливо превращал. И топливо он из своих цапких ручонок снова не выпускал, а в свои заправочные станции развозил. Соберётся народ ехать куда-нибудь, а как без горючего? Опять к Пыре на поклон: заправиться бы нам. Хоть и дорого, а куда деваться. «Что? Не нравится? Дорого? – Орал Пыря, - Совсем отключу». И отключал. А потому молчали обы. А как не молчать? Однажды в большом городе Дессе пришли обы сказать, что не по-Божески живут, то Умойский-Поломойский взбесился: «А-а-а-а! Живётся вам плохо?! Так получите!» И приказал Пыря Большой Дом сжечь. Так и погибли в огне несчастные. А остальные застыли от ужаса. Так остекленевшие в полной простраНции и доныне живут.

     А Пыря жизни радуется, любит её всем своим упырёвским организмом и шустрит по жизни дальше. Всё ему интересненько, всего ему хочется. Свербит в его алчном горячечном мозгу: хочу, хочу, хочу! Ножонками кривыми сучит, цапкими ручонками загребает всё, что стоящего на пути попадается. И загрёб. Металлургию загрёб, банок, то есть банков, не счесть, сколько загрёб, Чёрную Кровь Земли выкачал всю и тоже загрёб, аэропорты с самолётами тоже загрёб, пищевую переработку с агросектором и те загрёб. Фу-у-у! Грёб-грёб и у стал, приостановился. Оглядеться надо: чего б ещё такого загрести и за это не огрести. О, хочу каналами ТВ рулить. И их загрёб. Надо всем обам с экранов пихать в уши свои макароны под названием «Инфа». Народ только плевался потихоньку: «Куда ни тронь, всюду вонь».

     А Пыря доволен: всё скупил, всё схватил вовремя. Водилась за ним такая черта: покупать покупал, а продавать не любил. А любил ли этот Пыря вообще что-нибудь или кого-нибудь, кроме тангриков и оларов? А как же. Обязательно. Спорт любил. Нет-нет, сам-то он только в Эневском поместье на просторном поле мячиком баловался. В удовольствие, так сказать. А серьёзным спортом пусть купленные им футбольные рабы выжиливаются. И вот Умойский-Поломойский стал хозяином футбольного, баскетбольного, хоккейного клубов. А ещё вице-президентом федерации футбола всей Протумберляндии стал. А что ему? Кем хочет, тем и становится! А вокруг себя стал молодых обов собирать, что фанатами прозываются. Хорошо молодых дурачков под рукой держать. Команду «фас» дал и понеслись, куда Пыря укажет. Такие сдури кому хочешь набуцают. Тут намедни как-то указал, так они сносились и такие славные беспорядки в той самой Дессе устроили. Зато нужный Пыре огарх на местный трон сел. По дружбе пристроил. Настоящий комрад. И опять же влиять на него можно. Ох, и любил Пыря влиять! Вкус власти над человеком для него самым сладким был. В его кругу к нему и обращались не иначе как «ваше влиятельство!». Влиял на всё и на всех. Вот как-то на апельсиновую революцию пять миллионов оларов отвалил. А какой-то журнальчик поставил его, Пырю, на второе место по богатству и влиянию. Зачесал Умойский-Поломойский свою кудлатую седую тыковку: опять огарх Кхмет его обошел, будь он неладен! Расчленю, гада, на молекулы! И расчленит, ведь. Привык Пыря бодаться до победного. Кто не хотел быть под ним, тот вообще не жил. Знали: огарх Пыря накроет как карма. Где ножичком, где пулей достанет и несогласным жизнь быстренько укоротит. А ещё Умойский-Поломойский  любил советы к расправам давать. Ну, вот, разве не шедевр: «Хотелось бы слышать, что  у вас в Гарькове участились пожары». И пожары учащались. Красиво, больно и неоднократно. А главное, о, чудо, горели те, кто под Пырей жить не хотел. Его кровожадным фантазиям и тут берегов не было: как-то директоришку завода одного под уголовное дело подвёл. За что, спросите? А он сырьё посмел не у Пыри купить. Любил Умойский-Поломойский историю, вернее фразы исторические. Вот эту особенно: «Карфаген должен быть разрушен». И разрушал. Не Карфаген, правда. Его до него разрушили. Ну да ничего. У Пыри свои карфагены были. Противников своих он чуть ли не собственными руками душил. Даже необы о нём говорили: жёсткий, упёртый, интересы свои до мелочей отстаивал, а если ему было надо, то и  правила игры на ходу менял, скрытный, злопамятный, нелюдимый, а потому публичности не любит. Журнальчики его опять на второе место поставили, называя врагом прессы. А чего ему пресса? У него своих карманных журнашлюшек полным-полно всех видов и сортов. Публичность ему ни к чему. Телефон на что? Стал с некоторых пор Пыря на паука похож. Сидит в центре паутины роскошных размеров и дёргает за ниточку паутинную. А на другом её конце тут же с готовностью: «Аллё, слушаю-с, ваше влиятельство!». За другую ниточку-паутинку дёрнет, и снова на другом конце: слушаю-с.

     А когда Пыря среди своих… О, как говорят в той самой Дессе, «картина маслом»! Однажды во время вечеринки Пыря взял ножичек для тортика да и отрезал часть галстука одному манагеру из свиты. Хорошо только галстуком удовольствовался. Знай, дескать, мошка своё окошко. И его мошки все свои места знают. В свиту особи подбираются особые. Умные ему не нужны. Он сам себе умный. Нужны послушные и очень послушные. А ещё необидчивые. Необидчивые, пожалуй, главное. Их можно дураками назвать, грубо от всей упырьской души послать, куда захочется (семиэтажным диалектом Пыря владел виртуозно и знал, куда и как посылать надо). И не дай Бог, этим манагерам своё мнение иметь. По каждому вопросу только его, Пырино, мнение. Знает свита: без хозяйской команды рот не растворять. Эту безмолвную толпу он часто с собой на отдых брал. Зачем? А как же. На ком ему упражняться, чтоб командные навыки не растерять? Как в состоянии расколбаса себе настроение поднимать? А свита – это хорошо! Заводится с полпинка и опять же «в глубоком пардоне замирает», во взгляде восхищение: «О, как он, Пыря, нереально крут! Всех придавил!» Чего ж такой приятности лишаться на отдыхе.

     А как хитёр наш огарх! Интересно он с собеседниками порой разговаривал. Говорят ему, говорят, а он, вроде как и не слушает вовсе. На самом деле всё слышит, всё в мозгу прокручивает, да по мозговым сусекам раскладывает, а вид делал такой, будто и не  интересно ему это всё. Правильно, пусть не думают, что самые умные. Он и сам вполне себе боец. А как не боец? Пыря убеждён: бизнес – это война. Хотя для него уже добывание тангриков вовсе не драйв. Для него главное – конфликты. Они для него источник адреналиновых всплесков. Умойскому-Поломойскому интересны красивые, на его взгляд, комбинации решений непростых проблем. Сратег, чай. Простите, хотела сказать сТратег. Решения дают Пыре ощущение всемогущества. Благо, дефицита конфликтов не ожидается. И масштабов самых разных. Тут вот очень уж раздражать стал один огарх по фамилии… А на что нам его фамилия. В народе его просто Парашей называли. Народ он завсегда мудрый, знает, кого и как назвать. Так вот этот Параша стал в Протумберляндии Главным, его как бы Правителем выбрали. «Непорядок, - подумалось Пыре, - надо этому Главному качественный вынос мозга обеспечить, чтоб сплющило его на нет». И обеспечил.

     На то время в Протумберляндии шла война. Часть обов восстала против другой и хотела отделиться, чтоб самим собою управлять. У-у-у, какие! Отделиться они, видишь ли, хотят! А кто нас кормить будет? И отделиться им не дали, да войной на них пошли. А Пыря, вожделенно жмурясь, цапкие ручонки потирал: для него любая войнушка-заварушка – это драйв, кайф, лайф! Это ж какие тангрики и олары огрести можно! Любил он крутить любую ситуацию в свою пользу. А война – это и клондайк, и эльдорадо в одном флаконе для него хамовитого, импульсивного, эксцентричного, жадного, жуткого.

     Пыря – пронырливый дьявол – всегда устремлял свой хищный алчный широкий взор не только вперёд, но и в стороны. Умел глазами вертеть на сто восемьдесят градусов, добычу видел издалека.

     Параша, что Главным стал, боролся с восставшими обами, но покорить их не удавалось. Крутился-крутился, да к Пыре обратился. «Не дай, - говорит, другим обам с восставшими объединиться». Знает: у Пыри не забалуешь. И завертелся наш огарх волчком: рати собрал на свои тангрики. Десять миллионов оларов в месяц на них тратил. Но знал, всё ему с лихвой вернётся. И правильно знал. Главный так возрадовался Пыриным стараниям, что указ издал: только Умойский-Поломойский будет войска топливом снабжать, только он будет снаряжение привозить. Пыря сам цену назначает. Ну и что, что задорого? Всё равно Пыря. Пыря всегда. Пыря везде. Пыря во всём. Вот такой он ладный-складный. Необ, одним словом.

     А в Протумберляндии тем временем стон стоит. Потому как финансовый крах грядёт. А нашему необу и дела нет. Никого не жаль. Вот и газ простым обам продавать не стал. Много ль они за него уплатить смогут? Нищета. Пусть мёрзнут. Хоть бы все замёрзли. А побежал газ по заводским трубам за огромную Пырей назначенную цену. Обратным ходом тангрики  и олары в Пырину мошну. И никто голоса подать не смел. Свои владения он в страшном страхе держал. Одним словом, поймал Пыря свою волну и оседлал её крепко. И на этой волне феерить начал. На восставших обов свои рати послал. Да под шумок решил из своего «Пука» пукнуть. Да по пассажирскому иностранному лайнеру и засандалил. «Эх, - сожалел потом Пыря, - поторопились вояки чуток, раньше на пять минут пукнули. Так бы грохнулся сбитый в соседней Асии. Вот было б славненько. Ну, да, ладно, так тоже ничего». Засандалил и затих, ушки прижав. В мире шум, плач, проклятия, обвинения, поклёпы, а Пыря ухмыляется: пусть Параша посуетится вместе с Самым Загорелым, который за океаном обретается, да национальные интересы в каждом унитазе ищет. Отболтаются. Вот она, любимая Пырина стратегия непрямого действия. Сратег, то есть сТратег, я хотела сказать.

     Вошёл Умойский-Поломойский во вкус, а выйти из него не смог. Понял,  какой он весь независимый и свободный. Стал он показывать Параше и прочим обретённые им потрясающие возможности. Что ему перемирие, которое Главный объявил. Пыря потихоньку для всех взял из-под контроля да и вышел. Кто теперь ему в чём указ? Хитрый маленький заподлист только посмеивался в бороду, заявляя: подчиняться указам Главного не собирается. Какое такое ещё перемирие? Его, Пырины, рати всё равно добьют восставших обов. Мешают они только. Вот отбомбит, отракетит эти земли, потом послушными обами их заселит. Хихикал мохнорылый: «Пока перемиривались, мои ребята насобирали инфы по местам, где восставшие дурачки-обы воюют, а теперь моя артиллерия их в ноль разносит».

     И вообще Умойский-Поломойский был огарх с принципами. Их никогда ни от кого не скрывал, говоря открыто: «Если кого-то можно кинуть, то его надо кинуть». Шедевр, согласитесь. Вот откуда есть пошла «Прихват-банка». А вот следующий шедевр от Пыри: «Налоги и долги платят только дураки и трусы». О, как!

     Справедливости ради надо сказать: работал Пыря много. Трудоголиком был. Работал-работал, а потом взбадривался кровожадным реалити-шоу: любил на передыхе на рыбий кровавый обед полюбоваться. Картина-аквариум на всю стену. Пыря на пультике кнопочку нажмёт и на съедение хищникам живые креветки и лангусты падают. О, как это взбадривало и стимулировало! Напоминало: главное в этой жизни сжирать самому, пока тебя не съели. И это вот желание не быть по жизни съеденным в нём раз от разу укреплялось. У каждой пташки свои замашки. Руководил своими кампаниями лично, вникая даже в самое незначительное. А когда кто-то вдруг глупо интересовался, зачем миллиардеру такая нагрузка, Пыря улыбался снисходительно: «А чем же ещё заниматься?»

     А вообще-то Пыря скромняга был. Телефоном обходился дешевеньким, одежду носил незатейливую. Пиджак и галстук не жаловал. На любую встречу мог в футболке и джинсах заявиться. И потом забавлялся произведённым впечатлением. «А чего пялиться? Чего ради? – думал Пыря. – Пусть будут рады, что я вообще есть, да ещё тут, да ещё с ними разговариваю».

     Но совсем другой подход был у него в бизнесе. Вот тут Пыря предпочитал ходы сложные да запутанные. Разобраться мог только он. Никто не знал, чем именно владел Умойский-Поломойский. Действовал всегда втихаря, через всякие подставные послушненькие кампании, дёрнув в очередной раз ниточку-паутинку.
    
     А в благодушии Пыря и анекдоты уважал, и похохмить был не прочь. А ещё он часто любил цитировать старые кинокомедии из своей юности. О, юность! Прошла она в большой стране, в которой вместе жили и Ассия, и Протумберляндия, и ещё много других. Н-да-а-а! Асия теперь его основная головная боль. Через её границы протумберляндцы от войны бегут, через неё же восставших обов подкармливают и не только съестным, будь они неладны. И вообще, эта Ассия творит, что хочет. И повлиять на неё невозможно. Чего Пыря никак принять не мог совсем. Старался-старался, бомбил-бомбил в надежде земли эти потом вместе с богатством Кхмета по дешевке скупить, а то и даром прикарманить, а тут все старания насмарку. Как он в души и уши свою «инфу» обам пропихивал, а они всё равно передачи из Ассии смотрят. Свернуть бы ей башку вредную! Но себя в ухо не поцелуешь! Это не Десса, дурачков послушных не пошлёшь, да и рати карманные не помогут. Но ничего, мы из неё по-другому соки повытягиваем. Всем обам в уши уже надули: во всём виновата Ассия. А то ишь, чего надумали! Пырю обижать! Их Главный тут как-то Пырю уникальным проходимцем обозвал. Да, ладно б только обозвал, а то ещё и уголовное дело завели. Воюет, видите ли он неправильно. Как хочет, так и воюет. Журналистов из Ассии крадёт и обижает. Кого хочет, того и крадёт. До чего дело дошло: в розыск его объявили и бумаги на него в Интерпол заслали. На себя бы посмотрели. Ассия у Пыри аэропорт Эльбек из-под носа увела. А это ни много ни мало 15 миллионов оларов! «Я на них сам бумаги зашлю!» - Грозил Пыря. А теперь ещё и особняк дорогой, что в столице Ассии, отнять нацелились. Злится Пыря, понимает, что на всякую хитрую задницу всегда клизма винтом найдётся.

     Думал-думал Пыря и надумал. Приходит к Параше и говорит: «Давай от Ассии стеной отгородимся!» Идея Параше больно понравилась. Да, вот беда, стоит сто миллионов тангриков. А где их взять? Пыря успокоил: найдём, только стену я сам ставить буду. Знал захапистый Пыря, что и тут наживётся. И такая знатная стена привиделась ему: сетка высотой в два метра, украшена по верху колючей проволокой под током, по обе стороны стены-сетки рвы глубокие, да подходы минные. Сунется кто, мало не покажется. Крендель Пыря и тут по всякому круче крутых.

     Сказал и всё сделал. Построил Пыря стену. Хорошая такая стена размахалась. Доволен. Приехал огарх работу принимать. Из знатной машины вывалился и пошёл. Так ему хорошо стало. «Ну разве ж я не Херой»,- думал Пыря. Размечтался, не слышит ничего, под ноги  не смотрит, стеной любуется. А в душонке злая радость поднимается: пусть теперь Ассия рыпнется, я тут быстро её умою. И не увидел великий Пыря, как мина, что по его велению расставили, под ним оказалась. Стоит, замер, понимает, что конец пришёл. Вдруг с небес голос слышит: «Бойся слёз обиженных тобой людей. Они просили меня о помощи, и Я им помог». Вздрогнул от этих слов Пыря и попытался соскочить с мины, да куда там, разлетелся на мелкие кусочки. Только чёрное облако ещё долго покачивалось над стеной.