ОДИН ДЕНЬ

День заведующего родильным отделением доктора Колесникова начался как обычно — с телефонного звонка акушерки.

Она сообщала, что роды минувшей ночью закончились успешно, план был перевыполнен, все экземпляры вели себя хорошо — согласно инструкции для родильных домов. Только один новорождённый, по словам акушерки, отличался нестандартным поведением.

Доктор Колесников повесил трубку и задумался. Не доверять акушерке не было никаких оснований. Он знал её как честного и опытного работника: она не имела даже собственных детей.

Похоже, что случай был действительно уникальный. «Может быть, даже удастся тиснуть куда-нибудь статейку», — подумал Колесников и, не позавтракав, схватил портфель и выскочил на улицу.

В первый автобус он не попал, потому что автобуса не было. Второй автобус шёл в парк. И только третий согласился его принять. Хотя и наполовину.

«А статью можно будет начать так: «Дни ползут медленно, а годы летят быстро», — размышлял Колесников. — Или по-другому: «Как все-таки люди непостоянны: то они рождаются, то умирают!».

Едва Колесников просочился вглубь автобуса, как водитель объявил:

— Следующая остановка — роддом. Не забывайте уступать место пассажирам с детьми.

Это, наверно, только у нас так с транспортом: сначала не влезть, а потом не вылезти.

Автобус в муках выбросил Колесникова из своего чрева, и он помчался в кабинет главврача.

Однако главврач тоже опаздывал. Колесников взял со стола свежий номер журнала «Занимательная хирургия», чтобы убить им старую муху, но не успел: пришёл главврач и начал пятиминутку.

Часа через два пятиминутка кончилась, и Колесников помчался в столовую. Он чувствовал сильную слабость. У нас ведь пока доберёшься до работы, так устаёшь, что на работе только отдыхаешь.

— Когда халат поменяете? — подскочила к нему сестра-хозяйка. — Я сегодня — целый день.

Колесников вспомнил о том, как быстро проходит молодость и незаметно подкрадывается старость. Но поменять халат всё равно не успел.

Занял очередь в столовой и стрелой понёсся на своё отделение. В коридоре его поймал за плечо редактор стенгазеты «Российский новорождённый» и строго спросил:

—; Праздничные наборы брать будешь?

—; Некогда! — крикнул Колесников.

—; Так ведь рядом же дают! — крикнул ему вдогонку редактор. — В перевязочной.

Но Колесников его уже не слышал. Он пулей летел к себе. Парадный вход в родильное отделение был закрыт: пожарные отрабатывали эвакуацию рожениц. В качестве рожениц были задействованы все гардеробщицы, два кочегара и несколько безработных больных с реанимационного отделения.

Пришлось обегать через двор. Там на Колесникова набросился неизвестный пьяный с огромным букетом свежих калл:

— Спасибо за двойню, доктор! Правда, обе девочки. Может, в следующий раз будет мальчик?

— Сделаем, — пообещал ему Колесников.

— А это вам за девочек, — сказал пьяный и протянул Колесникову деньги, три рубля, мелочью, очевидно, по рубль с полтиной за ребёнка.

«Не в деньгах счастье, — подумал Колесников, Главное — работа и здоровье. Тогда и деньги придут».

И ракетой помчался на своё отделение.

Надо сказать, что работу свою Колесников любил. И если бы его среди ночи разбудили и спросили, в чём смысл жизни, он бы не задумываясь ответил: «Родился сам — помоги другому!».

На чёрной лестнице Колесникова прижал к перилам здоровенный хирург со скальпелем в руке и стал требовать деньги на подарок ко дню рождения главного бухгалтера.

Колесников подумал, что жизнь — лучший подарок. Но деньги выложил. Всё, что у него было. Три рубля. Мелочью.

***

К вечеру, совершенно обессиленный, Колесников, наконец, добрался до своего родного отделения.

У входа он столкнулся с акушеркой.

— Ну как этот новорождённый? — тяжело дыша проговорил Колесников.

— Бреется, — ответила акушерка. — Через каждый час.

— А это что? — указал Колесников на тетрадь в её руке.

Его автобиография. И еще какие-то замечания по вашей заметке в прошлогоднем номере газеты «Акушерство и жизнь».

У дверей кабинета Колесникова толпились уже какие-то люди с диктофонами, разворачивались телекамеры. С трудом протиснувшись сквозь толпу, Колесников велел акушерке никого к нему не впускать и вошёл в свой кабинет.

Навстречу ему из кресла устало поднялся новорождённый.

— Очень рад! — сказал он и крепко пожал Колесникову руку. — Много о вас наслышан. Присаживайтесь.

В это время по радио раздался голос известного политического обозревателя: «И в заключение, что сулит будущее рядовым гражданам?».

«Будущее не сулит рядовым гражданам ничего, — отвечал по радио новорождённый, — кроме хорошего. Политическая обстановка в мире упростится…»

Новорождённый выключил радио.

— Прогнозы — вещь опасная, — сказал он. — Сейчас я уже жалею, что поторопился с выводами. Ну да ладно — дело прошлое.

Новорождённый снял очки и положил их на пачку аккуратно исписанных листов.

- Ваш труд? — спросил Колесников.

- Разве это труд? — усмехнулся новорождённый в усы. — Так, безделица. Сатирический роман «Форма, испачканная содержанием».

— Вы написали целый роман?! — ахнул Колесников.

— Ну что вы! — как бы извиняясь ответил новорождённый. Это лишь первый том. Второй я сжёг. Сыроват.

Он закурил и придвинул пачку сигарет Колесникову.

— Знаете, милый доктор, когда я вспоминаю своё прошлое, я всегда задумываюсь: правильно ли я жил? Открыть новый вид энергии или новое измерение времени — дело немудрёное. На моём месте так поступил бы каждый.

Он встал и распахнул окно.

— Какой чудесный закат, не правда ли, доктор? Сколько поколений его видело и сколько еще увидит! Техника становится совершенней, личность — гармоничней, но закат… — он отошёл от окна. — Закат не нуждается в совершенстве. У вас есть ещё время?

— Да, конечно! — воскликнул Колесников, но на всякий случай взглянул на часы.

— Я хотел бы вам что-нибудь сыграть, — сказал новорождённый и взял скрипку. — Фуга ля-бемоль мажор. Вещь, правда, старая, юношеская. Да и пальцы у меня уже не те. Забыл, когда и играл-то последний раз.

Мягкие нежные звуки наполнили комнату. Доктор сидел не шелохнувшись. Бледные лучи догорающего солнца освещали сгорбленную фигуру новорождённого и картину с изображением женщины в белом, а точней, его акушерки, но без подписи автора, так как имени новорождённому дать не успели.

Казалось, не скрипка, а сама вечность стонет в предсмертных муках, и из её раны медленно течёт время.

Колесников и не заметил, как музыка кончилась.

Новорождённый неподвижно сидел на стуле, опустив голову. Руки со скрипкой лежали на коленях. Глаза были закрыты. Последний луч осветил седые виски, лоб, изрезанный глубокими морщинами, и, вспыхнув на прощание, угас…

***

— Как мало он прожил, — сказала Колесникову акушерка, пытаясь высморкать свое горе в платок.

— Главное — не сколько прожить, а как, — ответил Колесников.

***

Ночью акушерка неожиданно родила.

Она тут же позвонила доктору Колесникову.

—; Кто? — закричал он в трубку.

—; Кажется, девочка, — прошептала акушерка.

—; Значит, тоже человек-однодневка?

—; Почему вы так думаете?

—; Но ведь вы же любили друг друга только один день.

—; Да, но зато как!..

1982