Случай в Коломенском

 Два друга-опера решили отдохнуть. Рабочий день закончился, офицеры устали . Они стояли в десяти метрах от ОВД, у палатки и поглощали горящие, с пылу-с-жару, коричневато-красные, круглые, посыпанные сахарной пудрой, пончики. Продавщица Зоя, зная, кого обслуживает, почти удвоила, на весах, этой вкусной еды, посыпав, от души, белым, сладким порошком. Она не хотела брать с них деньги, но Комаров, сам местный, знающий продавщицу со школы, подавая ей в окошко купюры, опередил ее.
 - Спасибо, Зоечка, сдачи не надо, - я сказал.
«Хорошие ребята, свои. К Кольке всегда можно обратиться, отмажет, в случае чего. Жаль, с женой не повезло парню», - подумала продавщица, обслуживая следующего покупателя.
- Ты спешишь, Игорек? – обратился Комаров к дружку и коллеге по работе.
- Да вроде как нет. Жена с дочкой отдыхают в Анапе, я – один.
- Один? Почему раньше не сказал?
- Ни к чему было, ты не спрашивал.
- Ладно, давай счас завалимся к одной разведенке, я к ней захаживаю раза два-три в неделю. Сосед ее – судимый, ты знаешь его, - Мамедов. Она стучит мне, ночью, на Мамедова: и для дела польза, и мне – хорошо.
- Неудобно как –то, - вдвоем к одной бабе, - колебался коллега. Игорю  одновременно – и хочется, и колется, и стыдно: совесть опер не совсем потерял.
- Чего ты, Игорь, без жены ты уже сколько?
- Почти месяц.
- Блин, ну ты даешь стране угля. Я не могу без женщины ни дня. Пойдем, говорю тебе, не пожалеешь. Я знаю Катьку три года. Она, кроме меня, ни с кем. Скажу – и тебя обслужит. С меня не убудет, с Катьки – тем более, Жгучая, ненасытная баба…
 Оперативники зашли, с тыла, в ближайший вино-водочный магазин , их быстро обслужили, не взяв ни копейки. В продовольственном  им нарезали колбаски, ветчины, сыра; в овощном отделе завесили свежих помидорчиков, огурчиков и «болгарского» перчика. Расплатились таким же образом, - служебным положением и своей известностью в микрорайоне.
- Забыли купить хлеб,- вспомнил Комаров, заходя в подъезд  девятиэтажки.
- Может, вернемся, булочная рядом? Люблю водку занюхивать хлебом,- предложил Игорь.
- Возвращаться – плохая примета. Пошлем Катьку в «разведку»- к Мамедову,- если даже у нее есть хлеб. Говорю же тебе: я совмещаю полезное с приятным.  Учись, Игорек, пока «Комар» жив. – Местный опер  назвал коллеге свою кличку, которая закрепилась за ним еще со школьных лет. Он был старше Игоря на пять лет и оперативный «стаж» был у него куда солиднее – 10 лет в уголовке. Старший лейтенант милиции Николаев три года тому назад перевелся в ОВД «Коломенское» из Московского метрополитена, успешно прошел «стажировку» у старшего  оперуполномоченного , капитана Комарова, начав работать самостоятельно. Их рабочие места находились в одном кабинете, за соседними столами. Молодой, состоявшийся опер был благодарен своему старшему коллеге и наставнику, называл его другом, во всем полагался на него, слушаясь его советов.
- Почему «пока», ты что – собрался умирать?
- Типун тебе на язык, Игорь, пословица такая. Не слышал? Кажись, пришли.
- Нет, не слышал.
 Комаров уверенно позвонил в дверь: два длинных и один короткий- условный сигнал для Екатерины. Дверь быстро открыли. Разведенная и соскучившаяся по своему кавалеру Екатерина, едва открыв входную дверь, бросилась к нему в объятия, не заметив или,- не замечая,- постороннего  человека.
- Катька, ты прямь, на пороге. Совесть у тебя есть?  Знакомься, - Игорь, мой коллега…

 Два часа ночи. Я сижу в «ленинской» комнате, разложив на длинном столе учебники по криминалистике, готовлю к сдаче курсовую работу.
- Полищук! Ты слышишь?! Выйди, посмотри, какую там б… принесло в это время, - кричит мне сквозь стекло дежурной части и открытую дверь «ленинской» комнаты майор Черемушкин - оперативный дежурный, не отрываясь от составленных за день административных протоколов и актов, которые необходимо проверить, «пробить» по ЗИЦу, доложив утром, при сдаче-приеме дежурства, начальнику милиции.
- Иду! – Я, офицер, старший наряда ГНР – группы немедленного реагирования,- бросаю писать свою курсовую работу и быстрым шагом иду открывать , запертую на железный засов, входную дверь. Проходя возле дежурной части, бросаю, на ходу, Черемушкину.
- Щас открою, посмотрю.
- По возможности, разберись на улице, не приводи сюда, у меня набралось, за день, более полста протоколов,- отрываясь от своей «писанины», говорит мне дежурный и вновь опускает глаза к рабочему столу, на котором скопилась довольно высокая «горка» административки – протоколов и актов на задержанных по административным правонарушениям   Делаю десять шагов вниз по лестнице и, прежде чем отодвинуть внушительный металлический засов, смотрю в глазок. Узнаю знакомую фигуру оперативника Николаева, наклонившего голову вниз. Открываю дверь, Игорь поднимает голову, на нем нет «лица» .
- В чем дело, Игорь. Ты не мог еще… - Обрываю свою невысказанную мысль. В правой, опущенной руке, он держит служебный «макаров», стволом вниз.
- Я… там… таксиста убил… - заявляет он мне и я, шокирован, пропускаю его в контору, поднимаясь, сзади, за ним по лестнице, ведущей на первый этаж, в дежурку.
- Черемушкин! Игорь! – Громко зову дежурного, но ко мне поворачивается Николаев: тусклый ночной свет падает на его белое лицо и безжизненные глаза.  Я протягиваю руку к служебному оружию и оперативник покорно отдает мне ствол.
- Полищук, чего ты орешь? Не можешь разобраться? – недовольно спрашивает Черемушкин и поднимает глаза на входящего в дежурную часть Николаева. Я вхожу следом за пьяным опером, осматривая «макаров»: защелка стоит в положении «на предохранителе».
- Е-ке-ле-ме-не, это что за явление «Христа – народу»? – успевает произнести дежурный , но я «убиваю» его наповал.
- Николаев говорит, что убил таксиста.
- Что?! Когда?! Где?!  Это правда, Игорь?
- Правда, пять минут назад, через дорогу, на «пятачке»,- с трудом, выдавливает с себя Николаев . «Пятачок» или «пятак» в Нагатино знали все: угол улицы Судостроительная и Проспекта Андропова, где в любое время суток можно было купить, втридорога, спиртные напитки у местных барыг или таксистов.
- Полищук, давай мне «макаров», собирай своих «генеэровцев» и летите пулей на «пятак»: оцепи место происшествия, находись на связи. Сейчас здесь такое начнется – мама не горюй…
Открыв входную дверь длинного коридора , в котором располагались две КПЗ – камеры предварительного заключения, к самом конце которого была устроена кухонька , где мои подчиненные и милиционер-«камерник» Михаил забивали «козла», кричу.
- Шмитов! Переяславцев! Срочно на выезд! Найдете меня на «пятаке».
- Что за срочность? Водка у нас имеется,- слышу  ответ старшины Шмитова, оставляю дверь открытой и, десять секунд спустя, мчусь по ночной улице, перебегая через трамвайные пути. «Хорошо, фуражку не забыл. Минут через пятнадцать здесь начальства понаедет – яблоку негде будет упасть».  Ночной «пятак» всегда освещен: издалека замечаю одну светлую, другую черную, «волги» с желтыми шашечками, припаркованные  на углу двух улиц, в пяти метрах одна от другой. На бегу соображаю: « В перовую очередь записать свидетелей. На чем записывать? Во внутреннем кармане кителя имеется небольшой, служебный блокнот, ручка, первое, незаменимое оружие милиционера. Ощупываю их. На месте. Замечаю мечущегося , рядом со светлой «волгой» человека. «Таксист, со второй «волги» . Он «мечется» возле лежащего на земле человека, убитого Игорем таксиста».  В первую очередь, записать свидетелем этого таксиста, номера обеих машин. Во-вторых, найти стреляную гильзу от «макарова» - для идентификации. Она должна быть на расстоянии двух-трех метров от стрелявшего Николаева. Определить место, где он стоял, с которого стрелял. В-третьих, там видно будет…»
 Минуты две мне понадобилось, чтобы преодолеть расстояние в двести пятьдесят – триста метров – от  конторы до «пятака»- места ЧП – чрезвычайного происшествия. Не каждый день, даже не каждый год, случалось такое «архичрезвычайное» происшествие  по личному составу  Московского гарнизона милиции, о котором написали все центральные и местные газеты. В четырех метрах от машины-такси, стоящей с открытой водительской дверью, на пешеходной асфальтированной дорожке, лежало тело убитого таксиста – лицом вверх. Глаза у трупа были открыты, ноги – раскинуты, небрежно, в стороны, голова наклонена на левый висок. В сантиметре, выше переносицы, виднелось небольшое , круглое, темно-коричневое пятнышно – след от входного пулевого отверствия . Вокруг головы, по асфальту, растеклось большое темно-бурое пятно – кровь убитого. Первоначальный шок, испытываемый человеком, осматривающим «свежий» труп, прошел и я, мало-помалу, пришел в «себя», стал воспринимать речь говорящего что-то бессвязное второго таксиста, на лице которого застыл неописуемый , панический страх.
- … сидел в своей машине… услышал выстрел…  смотрю, Володя падает… а который стрелял, опустил пистолет , развернулся и ушел… через трамвайные пути… в сторону милиции… он милиционер?... – спрашивал меня  низкорослый парень, лет тридцати, держащий в правой руке какой-то журнал, который он, видимо, читал в момент прогремевшего, среди ночи, выстрела. Со двора конторы выехала , взяв небывалый «старт», со свистом и скрипом тормозных колодок, наш, милицейский , продолговатый УАЗик, прозванный народом «буханкой».  Перескочив через трамвайные пути, «генеэровский» автомобиль повернул налево, резко набирая скорость. Водителю Переяславцеву ехать к месту происшествия менее десяти секунд.  «Куда гонит?  Сейчас будет резко тормозить», подумалось мне, а вслух спрашиваю ошалевшего от страха таксона.
- Водка есть? – Он не понимает мой вопрос, лупит на меня большие, навыкате, глаза.
- Зачем… вам?
- Снять стресс,- говорю ему спокойно, а у самого бешено колотиться  сердце. – У меня стресс и мне надо выпить, понимаешь меня?
 Мои слова медленно «доходят» до его сознания.
- Понимаю, есть, конечно, в машине, в багажнике,-бездумно отвечает , недалекого ума, парень.
- Пойдем, дашь одну бутылку, с тебя не убудет, а мне нужно сделать пару глотков, - труп описывать надо. «Водка есть, значит, торгует, спекулянт, скажу ребятам, пусть «тащат» в контору. Составим протокол – за торговлю с рук, - с целью наживы. Подвесим на «крючок», предупредим, меньше болтать языком будет о нашем «ЧП». Мои подъехали: Переяславцев, давит, со всей силы, что есть в ноге, но нет в пустой башке, на педаль тормоза. Визг тормозов, «буханка» резко останавливается, с нее выскакивает старшина Шмитов, на ходу, забрасывает на правое плечо складывающийся, укороченный АК-74У, подбегает к месту происшествия и «столбенеет» от увиденного зрелища. В это время таксист, открыв багажник старенькой, потрепанной «волги», достает из большой сумки-баула одну бутылку «столичной», подавая ее мне.
- Возьмите, я сам сейчас уеду, поставлю машину и тоже, - сниму стресс,- лепечет мне таксон, не понимая, что его , как свидетеля и правонарушителя, торгующего , находясь на работе, водкой с рук, с целью обогащения и личной наживы, я не собираюсь отпускать восвояси. Громко зову старшину.
- Шмитов, какого хрена там стоишь? Ко мне иди! – Подчиненный, оклемавшись от шока, подходит ко мне.
- Отведи свидетеля в контору, - делаю акцент на слове «свидетеля». Вы меня поняли? Вам нельзя уезжать, вы – прямой свидетель, единственный, кто все видел. Вы фильмы смотрите?- обращаюсь к оторопевшему парню.
- Да, смотрю, понимаю вас, я – свидетель.
- Вот и хорошо, закрывайте машину, успокойтесь и следуйте за старшиной в овэде. Саша, возьми водку,- подаю Шмитову бутылку водки, подмигиваю и говорю. – Мне ее свидетель подарил для снятия стресса. Скоро я приду и сделаю пару глотков. Ты меня понял, старшина? – делаю ударение на слове «понял».
- Так точно, вас понял, товарищ капитан,- рапортует по уставу внутренней службы старшина Шмитов и уводит таксиста-свидетеля и , вдобавок, торговца-спекулянта, в контору.  Дежурный Черемушкин, оповестив по телефону «верхнее» начальство отделения милиции о «ЧП» по личному составу и отодвинув  от себя административку – до «лучших времен», разберется и с таксистом: возьмет от него объяснение о случившемся ,как от прямого свидетеля , а также составит на него административный протокол о торговле спиртными напитками с рук в неустановленном законом месте с целью личной, незаконной наживы и обогащения, не забыв прислать к служебной автомашине ее наездника и двух свидетелей,- в сопровождении милиционера.  А дальше,- будьте уверены! – я разберусь: составлю акт изъятия водки «столичная» из сумки-баула в полном объеме. И поедет таксон в суд, представ пред чистые руки и ясные очи народного судьи, который изымет, в доход государства его же, государственную, водку и «вкатит» спекулянту  максимально возможный, по закону, штраф. Я сочувствую этому мужику,- оказавшемуся – припарковавшемся- не в том месте и не в то время.  Мое начальство может поступить с этим бедолагой и иным способом: возьмут на «испуг»- заводим уголовное дело и «шьем»  статью о нападении, совместно, с убитым таксистом, на оперативника, пресекающего, на корню, торговлю спиртными напитками. Оперативник защищался от ножа, зажатого в руке убитого им таксиста, он не хотел, вынужден был, стрелять , защищаясь от острой финки – холодного оружия. Всем известно, что от лома , соображай, таксон,- финки- нет приема, окромя другого лома, то есть, служебного ПеэМа.  Потаскают опера, защищающего свою жизнь, несколько раз, в контролирующего милицию грозный орган – районную прокуратуру, пару – тройку раз – в городскую,- на том и расставят все точки над «!». Оперу «светит» превышение пределов необходимой обороны, представление прокуратуры  на имя начальника милиции и «наказание» : неполное служебное соответствие занимаемой должности или понижение , на одну звездочку в специальном звании. Это- максимум для опера, застрелившего таксиста, а тебе, таксон-соучастник в нападении на сотрудника милиции при исполнении им служебных обязанностей, «светит» реальный тюремный срок. Выбирай: ты помогаешь следствию или прешь рогом в «дурь»? Подписывай, что тебе велят и катись с конторы подобру-поздорову да помалкивай. А будешь распускать свой длинный язык,- мы тебе вмиг его укоротим. Я мог только предположить о «шагах» моего «верхнего» руководства по отношению к уводимому в контору старшиною Шмитовым таксисту – свидетелю уголовного дела по факту убийства оперативным сотрудником уголовного розыска Николаевым И.И. гражданина Степанова Н.Н., а еще – спекулянту водкой. Больше никаких «дел»- улоговных и администраьтивных – за этим низкорослым , тридцатилетним мужиком, по-видимому, женатым, возможно, неплохим семьянином, в ментовке не значилось.  Но вспоминается классическое: то, что вы не сидите, это не ваша заслуга, а наша недоработка.  Повезет этому мужику, не повезет,- второй раз, за ночь, будет зависеть от его  сообразительности, опера, который будет его «колоть» и «верхнего» начальства, которое, - или станет защищать «честь милицейского мундира», свои должности и звания, или «сдаст» своего пьяного «оперка» на съедение двум «горбатым» - прокуратуре и суду.  Я склонялся к мысли, что начальство  станет отстаивать  «честь своего мундира» , а заодно, и опера Николаева, убившего, - ни за что-ни про что,- стоящего у обочины дороги таксиста, отказавшегося  вести его, пьяного опера, в Кунцево, домой. Это обстоятельство стало  известно в конторе на следующий день, после убийства таксиста. Начальник милиции Переделкин «расколол» второго опера – Комарова, сознавшегося, под предлогом увольнения из ОВД на «гражданку» или продолжения работы в конторе,- в случае  правдивого рассказа о случившемся «ЧП». Комаров рассказал все, ничего не скрывая: куда ходили, сколько выпили и где расстались с Николаевым, собравшимся уехать домой на такси с «пятака». Переделкин  поделился «истиной» со своим заместителем по уголовному розыску Борисовым. Что знают трое – знает и свинья. Узнали все мы, офицеры и рядовые, приходившие на службу, в первые дни после трагедии и одевающие на себя тяжелые бронежилеты, ожидающие, вместе с прибывшим нам на подмогу Московским ОМОНОМ, штурма  здания отделения милиции возмущенными таксистами и местными жителями, среди которых шныряли писаки-журналисты, распрашивая об убийстве таксиста. На месте убийства – «пятаке»- горели, - до сорока дней,- зажженные свечи и лежали на асфальте живые цветы.  На сороковой день, когда душа невинно убиенного таксиста  Степанова улетела на небеса, и все, мало-помалу, в Нагатино «устаканилось», начальник милиции Переделкин дал команду нам, подчиненным, убрать ночью «следы» преступления опера Николаева – цветы, свечи, траурные ленты, «убрать весь мусор и подмести асфальт», что и было выполнено.  Оперу Комарову мы долго говорили « в лицо» все , что о нем думали : почему не пришел с Николаевым на «пятак», лично не посадил его в такси, и, самое главное и нелицеприятное – для него, -почему , услышав выстрел, не вернулся на «пятак», или же, пришел, увидел, сбежал? «Я не слышал выстрела», - оправдывался Комаров, но мы ему не верили, считая опера трусом.
 «Разборки» со своими операми были потом, после «боя», когда все «махали» кулаками и чесали языками. Проводив старшину Шмитова с единственным, прямым свидетелем происшедшего на «пятаке» в контору, подхожу к водителю Переяславцеву и даю команду поставить автомобиль таким образом, чтобы фары осветили возможное место падения гильзы от пистолета на обочину.
- Володя, будем искать с тобою стреляную гильзу, очень важно ее найти. Ты понял задачу?
- Понял, - отвечает Переяславцев и разворачивает милицейскую «буханку», двигаясь – взад-вперед. Я руковожу, наконец, говорю.
- Опусти фары как можно ниже, не глуши двигатель, будем искать.
Минут пять мы ищем гильзу, на корточках, осматриваем каждый квадратный метр в радиусе метра, двух, трех, четерех-пяти – вокруг места происшествия. Я становлюсь лицом к трупу, ставя себя на место стреляющего опера Николаева. Гильзу выбрасывает , от наставленного вперед пистолета, вверх-вправо. Определяю, ориентировочно, траекторию ее полета и приземления . При свете фар УАЗика, присвечивая себе под ноги ручным фонариком, облазив и обшарив все вокруг, злосчастную гильзу мы не находим.
- Приедет кинолог с розыскной собакой – вмиг отыщет, - говорит Пепеяславцев  и , посмотрев на приближающегося к нам человека, добавляет.
- Начальник, Переделкин идет.
 Начальник отделения милиции, подполковник Переделкин , проживающий неподалеку, на Кленовом бульваре, быстрым шагом подошел к нам. Я, как и положено офицеру, прибывшему первым на место происшествия, беру под козырек и докладываю.
- Товарищ подполковник, разрешите доложить?  - Начальник говорит вполголоса.
- Докладывайте, Полищук, только не так громко. – Он протягивает мне руку, здоровается со мной, затем с водителем. Здороваясь, я вынужден был опустить руку от козырька фуражки. Решаю докладывать, не подымая больше ладонь руки к голове. Рассказываю вполголоса.
- В два часа десять минут в дверь позвонили…
- Откуда такая точность, Полищук,  в это время ты посмотрел на часы?- прервал меня начальник.
-… Я занимался, Дмитрий Петрович, сидел в «ленинской» комнате, писал курсовую работу. Черемушкин позвал меня, чтобы я открыл дверь. Я посмотрел на часы, запомнил время. Открываю дверь, стоит Николаев,- ни живой, ни мертвый. В правой руке держит «макаров»и говорит мне: «Я убил таксиста». Я сопровождаю его в дежурку, забираю у него ствол. Черемушкин спрашивает, где и когда это произошло. Николаев ответил, - через дорогу, на «пятаке». Я крикнул Шмитову и Переяславцеву, чтобы срочно выезжали на «пятак», а  сам, минуты за две, добежал сюда. Этот,- показываю головою на труп таксиста,- лежит, возле него причитает второй таксист с этой,- киваю головою в сторону второй машины,- черной «волги». Спрашиваю его, что видел, где находился, когда услышал выстрел.
- Где он сейчас? Надеюсь, ты записал его автобиографические данные?
- Записал, - не только данные,- я нашел в его машине водку и отправил его, как свидетеля происшествия и  как торговца-спекулянта, с одной бутылкой водки, в контору,- в сопровождении Шмитова.
- Полищук, ты делал обыск в его машине? – Нетерпеливость начальника  мешала мне последовательно  докладывать ему о чрезвычайном происшествии.
- Выслушайте меня, Дмитрий Петрович! Переяславцев! – Обращаюсь к своему подчиненному. – Беги в отделение, попроси у Черемушкина найти какую-нибудь бумажную ленту, метров двадцать. Дмитрий Петрович, необходимо, до приезда оперативно-следственной группы из  райотдела, огородить, обнести лентой место происшествия.
- Это обязательно надо сделать,- поддержал меня Переделкин.
- А машина? В ней рация,- грузит меня водитель.
- Что машина? Пускай работает. Кто-то угонит? Я – здесь. Давай побыстрее, Володя! – Водитель исчезает, а я продолжаю вводить в «курс дела» своего «верхнего» начальника.
- На мой вопрос, что он видел и где находился в момент выстрела, свидетель, фамилия его Борисов, сказал, что находился в машине, когда услышал выстрел , говорит: «смотрю, Володя падает, а который стрелял, опустил пистолет, развернулся и ушел через трамвайные пути в сторону милиции».  Поскольку свидетель Борисов назвал убитого таксиста по имени, значит, он его хорошо знает, работают вместе, видимо, в четырнадцатом таксомоторном парке.
- Так, дальше, - Переделкин закурил. Мне очень хочется курить и я тоже достаю сигарету. Начальник чиркает своей зажигалкой, я закуриваю, глубоко, два раза, втягиваю в себя сладкий дым, выпускаю и вновь затягиваюсь.
- Рассказывай, Полищук, времени – в обрез. Через десять минут сюда  столько понаедут. Я должен знать все, - до мельчайших подробностей., - торопит меня Переделкин.
- Да, Борисов еще спросил меня: «который стрелял, он – милиционер?» Я не стал отвечать на его вопрос, а спросил , есть ли у него водка. Свидетель поначалу меня не понял, я повторил свой вопрос, сказав, что сейчас буду описывать труп и мне необходимо , для снятия стресса, сделать пару глотков. До него, наконец, «дошло», мы подошли к его машине, он открыл багажник , достал из большой сумки бутылку водки и подарил мне – для снятия стресса. В сумке, я заметил, осталось еще,- не менее пятнадцати-двадцати бутылок водки «столичная». Вот, собственно, и все, Дмитрий Петрович. Шмитов увел Борисова в контору,- вот он- возвращается,- мы с Переяславцевым стали искать гильзу.
- Нашли?
- Все здесь облазали, осмотрели – не нашли. Куда подевалась?  Ума не приложу.
- Не удивительно, ночь.
- Дмитрий Петрович, вы посмотрите: фары машины хорошо освещают место, у нас фонарик…
- Не суть важно, Полищук. Ты – молодец, сделал все, что мог. И даже – больше. В случае чего, мы этого Борисова, на торговле водкой, на компромате, по стенке размажем. Ты – помалкивай. А гильзу пускай оперативно-следственная группа, их собака ищет. Найдет – не найдет, нам от этого ни холодно, ни жарко. У нас скоро такое начнется – представить страшно, но удар держать будем. Ну, Николаев, ну сволочь.
Подошел старшина Шмитов, козырнул начальнику.
- Здравия желаю, Дмитрий Петрович!
- Здоров, Шмитов. Где там Переяславцев? Черемушкин ленту нашел?
- Пока не нашел, ищет.
- Полищук, оставайся здесь, дождись опергруппу, доложишь старшему, что здесь произошло,- не во всех подробностях, как мне. О том, что в «такси» водка, не докладывай никому, ты меня понял? Я ушел в контору.
- Так точно, вас понял.
Начальник милиции успел сделать от места преступления несколько шагов, как рядом с ним затормозила черная , «двадцать девятая»  «волга», из которой вышел человек в гражданском костюме. Он подошел к Переделкину и поздоровался с ним.
- Начальник районной «уголовки»? – предположил Шмитов.
- Думаю, прокурор это.  У начальника «Угро» «волга « серого цвета. Шмитов, ты иди к машине, я останусь здесь. Где же Переяславцев? Его удобно посылать за смертью.
- Не психуй, Семен, нету в конторе ленты и, отродясь, не было. Вовка в дежурке «лясы точит», знаю я его, болтуна, - говорит Шмитов, уходя к работающей милицейской «буханке». В это время подъехала, на большой скорости, еще одна, серая «волга». Она не успела окончательно остановиться, как из нее выскочил начальник уголовного розыска Пролетарского РУВД. Я узнал его по высокой , стройной фигуре. Захаренков был энергичным, волевым и прямым человеком. Подчиненного, подвернувшегося ему под «горячую руку» Захаренков сначала «крыл» матом и увольнял из органов. Остывая, разбирался в сути вопроса, наказывал истинного виновника, не извиняясь перед  сотрудником, которого час назад «дрючил» во все «щели».  Он присоединился к Переделкину и прокурору, здороваясь с ними. Мой «верхний» начальник начал, повторно, докладывать Захаренкову о произошедшем на «пятаке» в  два часа ноль пять минут после полуночи.  «Хорошо, я успел доложить обо всем Переделкину, а он не успел уйти в контору, иначе пришлось бы держать «удар» мне»,- успеваю подумать, как «большая троица» начала движение в мою сторону, приближаясь к месту преступления и чрезвычайного происшествия по личному составу. Переделкин показывал жестом руки на место преступления, убитого таксиста, что-то говорил . Они медленно приближались ко мне, «Ну, Семен, держись, счас поставят тебя раком за что-нибудь и поставят клизму, если Захаренков не «в духе».
- … где сейчас Николаев? Я хочу его опросить,- спрашивал дежурный прокурор района.
- Где и положено ему быть – в отделении, под присмотром дежурного,- отвечал мой начальник.
- Где ему «положено быть» - буду решать я, Дмитрий Петрович. Выезжая с прокуратуры, я доложил «наверх»- в городскую, утром доложат прокурору города, дело он возьмет под личный контроль. Вы хоть представляете, какой резонанс вызовет это дело? А если ваш сотрудник пьяный? Его надо брать под стражу, отправлять за решетку? Вы согласны со мною, Дмитрий Петрович?
- Согласен,-  одним словом ответил Переделкин. Он был опытным руководителем, «вырос» с рядового милиционера, ходившего с планшетом в шестидесятые годы по Нагатинским баракам, затем, закончив «вышку», получил офицерское звание и прошел все «ступени» роста, - от командира взвода до начальника отделения милиции. С «прокурорскими» общался на всех должностях, усвоив незамысловатое, мудрое правило мента:  с ними не спорь, соглашайся, «выпустят пар», имеешь право «замолвить» за своего слово.  « Все мы люди, с кем не бывает?   Кто не делает ошибок? Сейчас ситуация не в мою пользу, надо  уметь ждать. Почему молчит Захаренков?  Он может пострадать больше моего».
«Большая тройка» приблизилась к месту преступления, замолчав, начала рассматривать труп, стоя у его ног, разбросанных в стороны. Я стоял с противоположной стороны трупа, в трех шагах от головы. «Докладывать или нет?»,- вертелось  у меня в голове. Начальники меня не замечали. Решаю – не докладывать до тех пор, пока не обратят на меня внимание. Стою, как истукан в огороде, одетый хозяйкой в белую тряпку. Нехорошо  «мальчику» подслушивать разговоры «взрослых» дядей на  тему их пребывания с женщинами в общей сауне. Не знаю , что делать и как себя вести. Заткнуть пальцами уши и отвернуться?  «Делай, Семен, что должен,- охраняй место преступления,- и будь что будет».
- Владимир Николаевич,  я с вами соглашусь, если Николаев  нажрался, как свинья, и, от нечего делать,- забавы ради,- придя сюда, достал пистолет и застрелил таксиста.  Надо разобраться.  Дмитрий Петрович утверждает, что Николаев не ушел домой, а остался в ночь, проводили рейд, ловили спекулянтов водкой. Это место в Нагатино , так называемый «пятак», тем и славиться: здесь можно купить спиртное, с рук, в любое время суток. И таксисты – первые спекулянты. Дмитрий Петрович, ты утверждаешь, что твой Николаев этой ночью изъял у таксиста целый ящик водки?
- Да, утверждаю,- тихо ответил Переделкин.
- Информация достоверна? Тебе что, - ночью, в постель, доложили об этом?- не сдавал свои позиции прокурор.
Начальник милиции не отвечал, давая возможность заместителю начальника РУВД  привести в защиту Переделкина, его подчиненного Николаева и, в первую очередь, свою защиту еще несколько доводов.
- Не горячись, Владимир Николаевич, да, резонанс по этому делу разгорится нешуточный, но и розыск, по ночам, не на прогулки ходит. Ты всегда успеешь арестовать и посадить Николаева за решетку, если он напился и , потехи ради, застрелил невинного человека. Если же у Маевского имеется план проведения спецмероприятия и Николаев работал не один, а вместе со всеми, - это меняет дело.
 Заместитель начальника отделения милиции по уголовному розыску майор Маевский был «суточным» ответственным по «конторе», провел вечерний «развод»,- тем, кто заступает на дежурство в третью, ночную смену: зачитал новые телефонограммы Главка,  всех нас, «ночников» проинструктировал, предупредил дежурного,- в случае любого «ЧП» ,- звонить ему на домашний телефон и, - оперативная обстановка в Нагатино была спокойной,- отбыл домой отдыхать. Ничего противоестественного в его поступке не было. Это была распространенная практика «продолжения» суточного дежурства ответственных по конторам «на дому».  С открытием метрополитена, в 6-00, «ответственный» прибывал, к 7-00-7-30, в контору, делал утренний «развод» личному составу, проводил «разборки» с ночной сменой, встречал начальника милиции, докладывал, «сдавал» ему дежурство и  уходил отдыхать. После суточного дежурства ответственному полагался один выходной день. Если оперативная обстановка была «сложной», не позволяла отдыхать, ответственный оставался в конторе и продолжал работать.
 Маевский проживал в Строгино и после закрытия метрополитена добраться оттуда до Нагатино  было возможно только на машине, а поскольку у него своих «колес» не имелось, необходимо ловить частника. Черемушкин , после «ЧП» позвонил ему по телефону и , я в этом был уверен, начальник уголовного розыска в настоящий момент мчался , поймав частника, на «всех парах» на работу, зная, что приедет далеко не первым.
- Где, кстати, ваш Маевский? – Вопрос прокурора был адресован двум начальникам, которым подчинялся по службе начальник уголовки.
- Где –то едет на «частнике», далеко живет,- на окраине Строгино,- ответил Переделкин прокурору.
- Хорошо, - успокоился прокурорский чиновник.  Он уже смирился с мыслью о громких последствиях этого непреднамеренного убийства, произошедшего в его дежурство. Когда ты утром приходишь на работу и тебе докладывают об убийстве, обычно, ты задаешь вопросы: где, кто, кого, умышленное-неумышленное, преднамеренное-непреднамеренное, удалось ли задержать преступника по «горячим следам» или оно превратиться в «висяк», кто из прокуратуры выезжал и доложили ли в «город». С «ментовскими» он не дружил, - разные у них «конторы»,- но и не ссорился. Что ему делать с этим, неординарным, случаем? Напрягаться, искать никого не надо, убийца известен. Эти двое, его начальники попытаются «спасти» своего. Захаренкова и Переделкина он знает давно, они неплохие руководители, раскрываемость у них неплохая, «висяки» сведены к минимуму. Это убийство может здорово испортить им репутацию. Если их опер пьян, им его не отмазать; он проследит, чтобы медэкспертизу на алкоголь провели незамедлительно. Если же Николаев трезв и работал, как намекает Переделкин, по спецмероприятию, это, всего лишь, смягчает его вину. Убийство никто не отменял. Другое дело, как его трактовать и «преподнести», доложить начальству. Он доложит все, как есть. В конце концов, он только заместитель прокурора, над «ним» есть начальник, пускай он и думает. Мое дело – во всем разобраться на месте преступления, своевременно доложить , ничего не утаив. Пускай у Захаренкова и Переделкина головы «болят». Их подчиненный , им же отвечать за него. А этот опер стреляет метко – прямо в лоб, - не более сантиметра вверх от переносицы.
 Заместитель прокурора внимательно рассматривал убитого таксиста.
- Ваш Николаев – ворошиловский стрелок. Случайность или он, на самом деле, хорошо стреляет? – спросил он , смотря в незакрытые глаза трупа.
- Так оно и есть, Владимир Николаевич, стреляет он только в «яблочко», на городских соревнованиях выступает за наш, Пролетарский , район, - ответил начальник милиции.
- А гильзы, - гильзы нашли? Должно быть две: первая –от предупредительного выстрела вверх, вторая пуля, понятно,- в него,-констатировал, как факт, не требующий доказательств, заместитель районного прокурора.
- А вот мы у этого сейчас спросим. –Начальник уголовного розыска смотрел на меня. –Подойдите поближе, товарищ капитан.
 Я подхожу, докладываю: «Старший наряда ГеНеэР капитан Полищук. Охраняю место происшествия. Гильзы, товарищ подполковник, не найдены. Все вокруг обыскали.
- Слышали, значит, наш разговор? – Я молчу, пожимая плечами. – Плохо искали, товарищ капитан. Траекторию полета пули вы определили?  А место происшествия почему не огородили, не обнесли лентой? Не хватило ума?
- Я послал подчиненного…
- Куда послали – в магазин? Оперативная машина должна быть укомплектована всем необходимым, начиная от касок и бронежилетов, заканчивая медицинской аптечкой. Ваша фамилия? – Называю звание и фамилию. – Капитан Полищук! Прибыв на место происшествия, вы ничего, ровным счетом,-ничего не сделали: гильзы – не нашли, место происшествия – не обнесли лентой. Вы что заканчивали, - вышку? Чему вас, бездарей, там учат?.. – Начальника уголовного розыска «понесло». В этой ситуации самое правильное решение –молчание. Сказанное, в свое оправдание одно слово может вызвать  у такого начальника непредсказуемые действия. Пусть выплеснет свой негатив и успокоиться. «Жираф большой – ему видней»,- вспомнилась строчка Высоцкого.
- …Чему вы улыбаетесь? Я что –веселить вас приехал? Дмитрий Петрович, пришлешь этого Полищука ко мне , в кабинет,- Захаренков повернулся к моему начальнику и в этот момент подъехал милицейский автомобиль оперативно-следственной группы. Из него начали выходить офицеры: следователь, оперативник, криминалист, кинолог с розыскной собакой. Каждый что-то держал в руках- чемодан, треногу –штатив, железные , штатные, штанги, расставляемые вокруг места происшествия, которые держат специальную ленту, заметную издалека.  Не успели подчиненные Захаренкова  дойти до места происшествия, как сзади милицейской машины резко затормозили белые «жигули», из которых выскочил наш начальник розыска Маевский. Теперь Захаренкову было не до меня. «Кажись, все в сборе. Что такого этот псих заметил на моем лице? Я стоял , как Швейк, по стойке «смирно», боясь шелохнуться, весь напрягся. Он увидел мою ироничную улыбочку и понял, что его не слушают, думая о нем: «Мели Емеля, язык без костей». Тебя, Семен, когда-нибудь подведет не язык, - прищур глаз и нахальная улыбка. Слишком умным стал, от этого и пострадаешь».
 Старший оперативной группы подошел к трем «верхним» начальникам, поздоровался с ними за руку. Следом за ним подошел шустрый Маевский.
- Отойдем в сторонку, не будем мешать ребятам,- сказал Захаренков и группа начальников отошла , метров на десять, от трупа, давая возможность оперативно-следственной группе приступить к работе . Мои подчиненные – старшина Шмитов и водитель Переяславцев,- обходя группу больших начальников, приближались ко мне, я, в свою очередь, направился к нашему УАЗику , который должен быть укомплектован всем необходимым – от касок и бронежилетов – до аптечки  с кислородной маской, и,помимо всего прочего, алюминевыми штангами с полосатой лентой – для огораживания места происшествия.
- Что, хлопцы-молодцы, знаете, за чем вас можно, без ущерба здоровью, посылать? – адресую вопрос одновременно двоим.
- Знаем, что тебе, хохлу, сейчас досталось от большого хохла – Захаренко. Я прав, Семен? Расскажи, хоть, за дело?  За нас? – у старшины Шмитова рот растянуло улыбкой – до самых ушей. Мне бы такую изобразить пять минут назад земляку Захаренко. В ответ подчиненному, я тоже улыбаюсь, рассказываю , что к чему и почему по мне «прошелся» грозный Захаренко, оказавшись моим земляком.
- В московской милиции, в кого не плюнь, - в хохла попадешь, - делает вывод водитель Переяславацев и глушит мотор. –Семен, ты не обижаешься?
- Чего мне обижаться? На обиженных воду возят,- отвечаю своему водителю-москвичу и в это время , по рации, мы слышим голос дежурного Черемушкина: «Семнадцатый, ответь Одессе». Я отвечаю: «Одесса», я «семнадцатый», слушаю тебя».  «Семьнадцатый, запиши адрес: Судостроительная улица , дом девятнадцать, во дворе драка, проверь.  Один остается на месте, двое уезжают. Как меня понял? Прием». Докладываю: «Одесса», «семнадцатый» тебя понял. Уезжаю на проверку, по приезду- доложу».
- Заводи мотор, москвич ты наш единственный! Шмитов, остаешься на месте, в случае чего- контрольный , предупредительный выстрел вверх, второй – на поражение. После чего мы с Переяславцевым  должны найти две гильзы.
- Хорошо, Семен, тебе вздрючка земляка пошла на пользу, - старшина смеется моей шутке и выходит из машины. Нас снова вызывает контора: «Семнадцатый», ответь «Одессе». «На связи «семнадцатый». «Если информация подтвердиться, по возможности, разберись на месте. Как понял?» «Понял тебя, «Одесса».  Черемушкину сейчас не до задержанных, я его понимаю. В контору уже начали съезжаться свои начальники- замполит, ротный, взводный, начальник паспортного стола, заместитель начальника по службе , а возможно, проверяющие из РУВД. Прокурор, выразивший желание пообщаться с Николаевым. Бедный Черемушкин, сегодня ты попадешь домой ближе к вечеру,- в лучшем случае.  С нами, генеэровцами, та же песня. Ну, Николаев, всем удружил! Весь «город» на ноги поднял!  Протрезвел, поди, за час. Головушку, дурью башку, сейчас ломает, себя проклинает.  Натворил делов,- не отмоешься, суши, жена, сухари, на нарах придется муженьку посидеть.
 Находим семнадцатый дом, Переяславцев заруливает во двор. Фары выхватывают из темноты троих человек, увидевших нас, ментов, и давших деру.
- Семен, там кто-то лежит.
-Вижу, подъезжай.
 У одного из пяти подъездов, рядом со скамейкой , лежит избитый человек, стонет, держится за живот.  Поднимаем, осматриваем, крови не теле нет. Провожу опрос: местный, из двадцать седьмой квартиры. Пил вместе с теми, тремя. Слово –за –слово, из-за сказанной ерунды, сцепились, подрались. «Дружков» называть не хочет. Решаю отвести его домой, если не врет,- записать фамилию и адрес, передать участковому инспектору.  Оказываю помощь, завожу в подъезд, на лифте, с пострадавшим, поднимаюсь на седьмой этаж. Звоню в квартиру, открывает престарелая женщина, мать этого забулдыги. Мать начинает причитать, но мне некогда, я записываю их фамилии и адрес, говорю женщине: «участковый завтра зайдет, разберется» и .  ухожу.  Выхожу из подъезда, а Переяславцев кричит.
- Садись, Семен, поехали!  Колеса снимают!
Пулей прыгаю в машину, громко хлопаю дверью.
-Где? Какой адрес?
- Кленовый бульвар, дом три. Позвонила жительница из первого дома, что напротив. Фамилию и квартиру не назвала.
- Давай, Володя, жми! Проверить надо.
Из Судостроительной , на перекрестке, мы поворачиваем налево, едем вниз, к набережной Москвы-реки. Издалека видим, как на Кленовый  бульвар, от дома, выезжают «жигули» и, резво набирая скорость, уходят вниз, к Нагатинской Набережной, поворачивая налево, к мосту.
- Не догоним! Сраная буханка и – «жигули».
 Упрямый Переяславцев набирает скорость: шестьдесят, семьдесят.
- Володя! Кому говорю- тормози! Нам за ними не угнаться. Все равно стрелять не будем – хватит  с нас одного выстрела, Николаева.
-«Перехват», через дежурную часть, объявлять будем? – спрашивает Переяславцев, нажимая, правою ногою, со всей силы, на педаль тормоза.  Длинный УАЗик, скрепя тормозами, останавливается у третьего дома, напротив первого. Звонившая женщина должна успокоиться: из окна своей кухни она все видит – как «красиво» мы, милиция, подъехали, и, как всегда, - опоздали.  С новенькой «шестерки» сняли два, передних, колеса, два задних – оставили хозяину, -благодаря бдительной женщине, исполнившей , до конца, свой гражданский долг. Вызвать милицию в наше время, я вам скажу, надо иметь правильные принципы и мужество. В служебном блокноте пишу хозяину записку о явке в милицию, и рассказываю Переяславцеву только-что придуманный мною анекдот. Все знают про дрова, как хозяина спрашивали, нужны ли ему дрова. Я переиначил его , получилось – про колеса. Хозяина дома нет, уехал в командировку. У жены спрашивают: «Вам колеса нужны? Ваша машина стоит под окном? «  Женщина отвечает: «Не нужны, муж в командировке». Дальше додумайте сами. Переяславцев ржет, падкий на анекдоты. Говорю, что придумал сам, он- не верит. Складываю записку вдвое и подсовываю под дворник. Хозяин прочтет и прямиком, без звонка по «02» - к нам в контору.
 Мы получаем от Черемушкина, по рации, еще два вызова. В первом случае, информация не подтвердилась,- привидение на балконе мы не обнаружили, во втором, - выгуливающий собаку гражданин не мог успокоить своего четвероногого друга, который своим громким лаем разбудил не один десяток москвичей из четырех пятиэтажек. Мы подъехали в тот момент, когда хозяин со своим питомцем заходили в свой подъезд.
- В первой половине ночи было так спокойно, во второй, как прорвало, - делает глубокомысленное заключение Переяславцев.
- Ага, особенно, выстрел Николаева- в ночной тишине. Еще аукнеться он всем нам, попомнишь меня, Володя,- замечаю, доложив «Одессе» о проверке последней информации
«Семнадцатый», я «Одесса», езжайте на «базу». Как поняли? – голос Черемушкина был поникшим и уставшим. Нелегка сегодня «вахта» дежурного офицера по отделению милиции «Коломенское».
  «Базой» на милицейском жаргоне называлась «контора», отделение милиции, но мы вспомнили о третьем бойце нашего экипажа – старшине Шмитове и подрулили к «пятаку», на котором было весьма оживленно: ранние  жители Нагатино, выгуливающие собак и просто прогуливающиеся по свежим , утренним улицам, а кое-кто, пришедший за спиртным опохмелиться, упираясь в самом начале Нагатинской улицы в огороженный и обнесенный яркой лентой большой круг – «запретную зону»,- останавливались, шептались между собою и глазели на лежащий, лицом вверх, на асфальте , труп человека, возле которого ходили, наклонялись над ним, фотографировали его – несколько гражданских ментов  и три – в форменном обмундировании. Толпа зевак понемногу увеличивалась,- близилось время открытия метро «Коломенское». Подходим к Шмитову, спрашиваем, как здесь обстоят дела.
- Большие начальники ушли в контору, а минут через сорок, смотрю,- глазам своим не верю,-старший опергруппы, - вот он,- дает указания,- пришел из конторы и вкладывает в руку убитого таксиста нож и зажимает ее. Семен, видишь, блестит?
- Да, уже отмазали Николаева. Честь мундира спасена. Николаев, оказывается, станет героем: убил спекулянта водкой, когда тот набросился на него с ножом. Ха-ха.  – Хихикнул Переяславцев и сплюнул  себе под ноги. – Тьху, мать твою, прости господи, если ты все таки есть. Где же справедливость?
- Володя, ты ее где-нибудь встречал, видел ее?  Интересно, как они , наши верхние начальники, прокурора обломали? На чем? Николаеву я помог, в «ленинскую» комнату усадил его, он –лыка не вязал. Говорю, Игорь, помоги Семену курсовую написать, по криминалистике, умаялся парень. Он смотрит на меня и не понимает, о чем я говорю. Это же сколько надо выжрать, чтобы дойти до такого, свинского, состояния. Семен, ты че молчишь?  Удивлен?- обратился ко мне Шмитов.
- По –правде сказать, удивлен. Слушай, Саша, ты не видел, собака гильзы нашла?
- Нашла, не прошло и минуты, как села возле нее и подала голос. Нашла одну гильзу, второй – откуда взятся? Черемушкин разряжал обойму при мне: семь , из восьми, патронов ,- все на месте.
- Прокурор здесь высказывался, - должен был, говорит, стрелять два раза: предупредительный выстрел – вверх и только второй – в таксиста, - тихо говорю подчиненным.
- Кто же думает,- в состоянии нестояния, что стрелять в безоружного человека, с первого выстрела, нельзя? – замечает водитель.
- Почему безоружного? Это мы, втроем, и они,- «большая тройка»,- знаем, что таксист был без ножа. Но они решили ,- торговал водкой и на справедливое замечание Николаева прекратить спекуляцию спиртным,- схватился за нож и бросился на оперативника, поплатившись жизнью. Сегодня ночью, чтобы вы были в курсе дела, проводилось спецмероприятие  уголовного розыска совместно с ГеНеэР и патрульно-постовой службой по отлову на «пятаке» таксистов-спекулянтов. Ответственный – Маевский, план мероприятия утвердил Переделкин,- делюсь мыслями вслух с водителем и старшиной.
- Семен, кто тебе сказал эту чушь? Вспомни, что на разводе говорил нам Маевский и во сколько он свалил домой,- иногда, от нечего делать, Переяславцев включал «дурака», чтобы просто поговорить с собеседником, задавая тому пустые вопросы или подливая масла в огонь.
- Спорим, Володя на десять бутылок водки, что сегодня нас соберут, проинструктируют,- что можно произносить вслух, а чего нельзя,- и, как поется в той песенке,- и никто не узнает,- из граждан, я имею ввиду,- как погиб вот этот таксист.
- Спорить я с тобой не буду,- кто спорит, тот в штаны напорет,- но мне никто не запретит рассказать дома жене или другу, как было все на самом деле.
- Это – пожалуйста, сколько угодно и кому угодно, только не гражданам Коломенского.
- Семен, Володя, прекратите спорить,- устроили здесь балаган. Подведем итог: не нашего ума это дело. Трепаться нигде мы не будем, а если Николаева не уволят и он будет ходить здесь гоголем, лично я отведу его в угол и набью ему морду. Вы со мной согласны?- Мы поддержали Шмитова, придя к мнению, что, бить морду этому «герою» мы тоже не будем, но, где-нибудь в сторонке скажем Николаеву в глаза всю правду о его «подвиге» и что мы о нем думаем.
«Семьнадцатый», ответь «Одессе»,- вызывал нас Черемушкин. Я ответил. «Почему не заехали на базу?». «Наш третий находился на «пятаке». Обстановка сейчас не позволяет. Нам скоро потребуется помощь»,- отвечаю дежурному. «Направляю вам одного из ПеПеэС. Он скажет, что делать старшему. Как понял, «семнадцатый?» «Понял тебя,»Одесса».
 Через три минуты подошел сержант Смык – из патрульно –постовой службы. Он принес мне ключи от  светлой «волги» убитого таксиста и черной- свидетеля, поделившегося со мною бутылкой водки и которого я отправил в контору с Шмитовым.
- Вам приказано, товарищ капитан, найти свидетелей, при них вскрыть две машины и описать , по акту, все содержимое, которое найдете.
- Кто приказал?
-Сам Переделкин. В конторе собралось начальников больше, чем милиционеров.
- Василий, а начальники – не милиционеры? – спросил Шмитов.
- Меня прислал Черемушкин – вам в помощь. Что здесь произошло, Саша? Расскажи…
- Шмитов, потом расскажешь, ищи мне двоих свидетелей, - водку из машин буду выгребать. Смык, становись за круг, ограждение, проси граждан, чтобы расходились, здесь не цырк. Вежливо проси.
- Понял, Семен, счас найду,- Шмитов и Смык ушли, я подхожу к черной «волге» таксиста-свидетеля, а теперь еще и спекулянта водкой. Поедет парень в суд или, «расколов», отпустят, под предлогом, что будет держать язык за зубами?  Зачем тебе, Семен, понадобилось просить у него ту бутылку водки? Парень может здорово пострадать – по твоей милости. Ты и только ты- виновник свалившегося на него административного наказания и последующих за ним горестей-несчастий. Неужели? У Переделкина и Маевского не хватило бы ума провести обыск  двух машин-«такси», чтобы найти «компромат» на убитого и, заодно, свидетеля? Они, - вон,- с ножом обтяпали вмиг, прокурора  обработали в течение часа. Осталось подделать , послав трезвого мента, медэкспертизу  на алкоголь  и Николаева можно награждать. Совесть моя не чиста, но у всех ментов она «грязная», у многих и вовсе отсутствует. Согласна со мною?  Твое молчание принимаю за согласие.
 Только к вечеру нас отпустили по домам.  К шести утра рядом с «пятаком» начали собираться таксисты. Милицейская труповозка  увозила труп таксиста у них на глазах.  Они что-то пронюхали, пошушукались между собою и два их представителя отправились в контору, где их не приняли и ничего не объяснили.  После обеда  на свободу вышел  таксист-свидетель, рассказав коллегам о случившемся. И  тут началось. На «пятаке» собралась огромная толпа народа, Место преступления , где лежал их убитый коллега, завалили цветами, зажгли свечи и возложили траурные ленты. Мать и отец убитого рыдали над траурными венками. Мы, менты, словно мыши, учуяв свирепого и беспощадного кота, попрятались в нору – контору, наглухо закрыв ворота и калитку. Несколько оперов, по гражданке, внедрились в толпу и  отслеживали оперативную обстановку: высматривали крикунов и зачинщиков, подбивающих толпу идти к воротам ментовки и разобраться с ментами. Опера отходили от толпы, включали рации и передавали тревожные сведения. В конторе уже находились представители Главка. Заместитель начальника ГУВД по г.Москве принял решение – вызвал нам в помощь ОМОН- отдел милиции особого назначения и через два часа во двор конторы въехал милицейский автобус со взводом бойцов, обученных и тренированных для разгона толпы или стихийной демонстрации. Мы с облегчением вздохнули, но расслабляться было еще рановато.  Суточная смена- во главе с дежурным Черемушкиным , переодевшись в гражданскую одежду, покинула контору с заднего двора, прыгая с двухметровой стены кирпичного забора. Назавтра, таким же образом, мы приходили на службу, отстаивать «честь ментовского мундира», закон и справедливость. Николаева отправили ,- не в изолятор,- куда-то под «домашний арест». На третий день возмущенная и подстрекаемая таксистами толпа предприняла попытку штурма ворот. Офицер ОМОНА, выйдя за ворота, настойчиво требовал, по :громкоговорителю, разойтись, не предпринимать необдуманных решений,- во избежание невинных и неоправданных жертв со стороны мирного населения. Разум возобладал над  безрассудством и толпа, приблизившись к воротам, отступила за трамвайные пути- на противоположную сторону Судостроительной улицы. Во двор, через трехметровые железные ворота, все же полетели пустые, стеклянные бутылки и камни, попав одному бойцу ОМОНА и нашему милиционеру  в каски. Ответных действий мы, в соответствии со строгими указаниями руководства Главка и Пролетарского РУВД, не предпринимали. Девять дней нагатинских ментов держали в напряжении ее жители и таксисты 14 таксомоторного парка. После девяти дней, когда мы , по указанию Переделкина, убрали в мусорный контейнер траурные венки, ленты, цветы и свечи, подогнав автомашину и тщательно помыв «пятак», к нам в контору пришел отец убитого таксиста Борисова. Он плакал и просился на прием к начальнику милиции. Переделкин его принял и около часа с ним говорил, после чего дежурному Васичкину поступило указание: снабдить горемычного отца пятилитровой канистрой вина, доставив, на машине, к подъезду. Напротив конторы , около года, продавали с большой бочки вино – в разлив. Каждый милиционер, любитель этой красной , крепленой гадости, мог подойти к «уважаемому» продавцу-кавказцу и попросить налить ее в любую тару – бутылку, фляжку, банку. Отца убитого таксиста в конторе узнавали все: тощий, испитое лицо, всегда пускающий слезу, он вызывал жалость. Каждый день мы снабжали его пятилитровой канистрой вина, отвозя домой. На сороковой день, когда душа невинно убиенного сына, покидала грешную землю, чтобы держать ответ на небесах, мы налили слезливому Борисову десять литров вина – на поминки.
- Хватит! Достаточно терпели! Гоните его – не пускайте в контору,- сказал начальник милиции Переделкин, хлопая ладонью по столу дежурного.
 Я вскоре получил повышение – ушел работать дежурным по отделению милиции в район станции метро «Автозаводская». Проходя в ведомственной поликлинике обязательную, годовую диспансеризацию,- без медсправки в отделе кадров не оформляли очередной отпуск,-встречаюсь у регистратуры со Шмитовым.
- Куда собрался, - никак в отпуск?- интересуюсь у бывшего подчиненного.
- А то,-куда же еще. Съезжу к своим, в Тамбовскую губернию, помогу копать картошку. Ты куда- в хохляндию свою?
- Туда, в Житомирскую, там у меня мама, живет одна, тоже, значит, картошку копать буду. Саша, как там у вас в конторе,- Черемушкин, Переяславцев: живы-здоровы, работают?
- Куда им деваться- работают. Черемушкин на пенсию собирается.
- На пенсию можно собираться и пять, и десять лет.
- Нету здоровья у него, Семен, а выслуги, он говорил, двадцать восемь, с армией – все тридцать. После того случая, с Николаевым, сильно сдал наш Черемушкин, сердце стало прихватывать. Буду оформлять пенсию, говорит, а то еще помру на работе, переполошу вас всех.
- Передавай ему большой привет от меня. Не забудешь?
- Не забуду, передам.
- Да, чуть не забыл: скажи, Николаев остался в конторе или куда-нибудь перевелся?
- Остался, подлец. Ему и намекали, и замполит просил его написать рапорт, он – уперся рогом, не хочу, говорит, мне и здесь неплохо служить.
- А что Переделкин?
- А ничего. Одного его слова было бы достаточно, чтобы от Николаева след простыл .  Переделкин молчит и все – как в рот воды набрали. Николаев стал, в его руках, послушным, как кукла-марионетка: дергай за веревочки и все дела- в стол.
- Ты хотел сказать – незарегистрированные «висяки»?
- Я этого, Семен, не говорил. Дела! Такие, брат-хохол, дела.
 Мы попрощались и разошлись, - по своим делам и дорогам.  Шмитов умер лет через десять, на работе, от сердечной недостаточности.
    Москва. 25.07.2012.