Хотя бы хлеба насущного даждь им днесь!

Идея и дух российского гуманитарного конвоя диаметрально противоположны идее и духу военных действий киевской военщины на Юго-Востоке Украины – сеять ужас и ненависть среди населения, лишать его всех жизненных ресурсов.
Скорее всего, конвой обречен если не на огневой разгром, то на разграбление или какую-то еще дискредитацию: киевская верхушка уникально изобретательна в таких делах. Но судьба конвоя была предопределена тем, что он нужен повстанцам, чтобы хоть немного помочь гибнущему населению Донбасса, но не нужен киевской хунте, уничтожающей это население. К тому же (что здесь, быть может, самое существенное) конвой полезен России как аргумент в информационной войне, тогда как для Киева он, в этом плане, как кость в горле, поскольку является уже не словесным, а предметным фактом признания террористической деятельности Киева.

Очень вероятно, что гуманитарный эшелон из России будет просто обстреливаться украинской военщиной, и вся эта акция будет сорвана. И вообще, чисто ситуационно, трудно себе представить, чтобы гуманитарная помощь могла быть каким-то образом доставлена жителям Луганска. Ведь Луганск практически со всех сторон обложен украинскими силовиками (которые, кстати, и сами нуждаются во многом из того, что везут жителям Луганска – в еде, воде, лекарствах, одежде), а машинам с грузом, чтобы попасть к адресату, необходимо пересекать линию фронта, которой нет ни на картах, ни на местности.

Картина в зоне военных действий сейчас очень сходна с той, что была около 17 июля, когда сбили малазийский лайнер: военные поражения украинских силовиков, эпизодические, и довольно успешные, переходы ополченцев в контрнаступление. При этом, действия силовиков уже с полной очевидностью выглядят как террористические: и в ЕС уже об этом догадываются, и даже Обама рекомендовал Киеву быть несколько сдержаннее в применении вооружений.
В этих условиях, как и тогда, силовое решение проблемы гуманитарного конвоя – обстрелами  (или минированием дорог) позволило бы Киеву (в точности так же, как было в случае Боинга) нанести информационный удар по ополченцам, затруднить их наступательный порыв, сгустить атмосферу ужаса, ненависти и отчаяния, создаваемую Киевом в городах и селениях  Донбасса с самого начала АТО.

Вспомним, по какой технологии действовал Киев после катастрофы Боинга. Сначала там для доступа расследователей соглашались на 40-километровую зону без военных действий, потом – потребовали 20-километровую, и, наконец, нулевую – потребовали полного своего контроля над всей территорией катастрофы. А попутно тормозили выезд из Киева расследовательской комиссии и, в конце концов, дело было сделано – «горячие следы» катастрофы удалось замести.
Сейчас Киев пока что мешает конвою (находящемуся еще на российской территории) по мелочам, используя тактику проволочек и забалтывания: меняет договоренности, перекраивает маршруты, усложняет пограничные технические процедуры. Но отменить эту гуманистическую акцию едва ли получится, раз уж в ней участвует Международный Комитет Красного Креста. Остается только как-то ее разрушить.

Пожалуй, единственное, что могло бы спасти эту акцию хотя бы от огневого уничтожения, это то, что расследование гибели Боинга, как все больше проясняется, содержит слишком много киевских следов для того, чтобы Киев пошел еще и на террористическую акцию против конвоя, вину за которую тоже трудно было бы свалить на ополченцев.