Революция себя

Мы ехали с ней по полю, по пояс в траве, на мотоцикле. Она впереди, держалась за руль, я – за ее неполные груди. Каждый из нас был счастлив. Она девичьими руками сжимала рукоятки руля, я своими пальцами обвил упругие чашечки ее бюстгальтера. И каждому из нас было достаточно того, что имеем. Это сейчас с высоты лет есть мысль, что стоило зайти дальше. Но теперь я даже не помню, как ее звать. Я все еще помню, упругие груди в своих руках, а…, может быть, это я просто помню образ любой женской груди в своих руках? Они все такие разные! Женские груди – это первое, что я беру от женщины. Потом – она дает мне еще, и я беру всё ее. Но сначала грудь.

Сейчас я смотрю в окно, и думаю, что ты где-то в этой стороне - я смотрю на север, а значит – в сторону туч и морозов, и дождей, и холодов... Среди этого разнообразия природы я силюсь рассмотреть мой тонкий солнечный лучик тепла. Пока это получается не очень, только-только выглянуло солнце! Стоит мне повернуть голову на 180 градусов назад, и я упираюсь взглядом в стенку, офисную стенку. Там, за ней, юг, Ялта, темное поле и то, что было. И, кажется, что назад нет дороги – одна стена. А вперед – север. Куда идти мне, если я сижу за столом?

«Интуиция у женщин заканчивается, когда начинается семейная жизнь... и они превращаются в понимающих и уважающих жен, а с интуицией уходит и любовь...», – сосед по офису кому-то монотонно втирал свои истины.

Но я-то хорошо знаю, как можно целовать женщину. Ее можно целовать как мать, и, наоборот, можно по-матерински. И в каждом отдельном случае она даст то, что ты никогда не получишь от матери. Она отдаст тебе свою грудь. «Да, ты пойми, женщина – это ноль без палочки, это «черная дыра», это вселенная в которую проваливаешься без конца, но это и гармония. Палочка это мужчина, а вместе – они математическая формула и гармония», – Васильчиков с хорошим образованием, парень из села, позволял себе общаться с кем-то на такие неподвластные для его сельского и простого ума, темы.

Хотелось дремать и видеть все тот же сон: остановить мотоцикл, потом быстро зайти в комнату, с трепетом, найти ее. Она почему-то зашла раньше, хотя вы оба приехали, после прогулки по полю. Она жила здесь на первом этаже. Все в ее жилище казалось более спартанским по виду, чем обычно. Ее души тут не было. Здесь живет мужчина? Из двери в ванну комнату, похожей на все двери в дешевых и старых советских гостиницах – из реечного каркаса, оббитого прессованной бумажной плитой, - вышла девушка. О, да, это снова ты. Тебе лет 25, ты в майке, облегающей молодую сексуальную грудь в дешевом бюстгальтере. В этом возрасте всегда носят дешевые бюстгальтеры, понимая, что у них нет шансов украсить то, что молодо и красиво. И это неважно, какой у тебя бюстгальтер, правда Васильчиков? Что ты скажешь на этот счет в трубку телефона?

И не важно, что она была в спортивных дешевых тренировочных брюках…

«Кого вы ищите?» – спросила она так, как будто ее ответом должен был стать ответ: «она не живет тут уже года три».

«Милая, Наташу, конечно, это же ты!» – нельзя было не рассмеяться такой серьезной шутке Наташи.

«Нет, нет. Наташу? Она живет этажом выше», – Наташа явно была настроена посмеяться.

Ее характер особенный – если противоречить, не получишь ничего. Лучше сразу сказать – а, мне плевать, какая у тебя грудь, ничего не хочу! И тогда получишь все и даже больше. Взять больше от женщины – это необходимость. Ни одна мать не отпустит ребенка полуголодным из-за стола. Ни один ураган не захочет взять все от своих жертв.

Глядя на Наташу, было ясно, что она от меня никуда не денется. «Только бы не наломала дров еще больше. Я всегда смогу ее вернуть. Просто нужно пробовать это делать. И не забывать, что она была твоей. Не забывать этого никогда. Прав был Степан, когда сказал – захочешь вернуться на свой круг, еще раз и еще раз, и….еще раз…. Но не сможешь»,- я думал об этом прижимая к себе худенькое тело Наташи. Странно как-то думать об этом, вечно эти философские мысли не к стати!

Он погладил ее выгнутую, как дуга, спину. Рука наэлектризовалась, казалось, что из-под ладони посыпятся искры. Когда-то это были искры любви, теперь в сорок лет в сознании борются два чувства – любви и привычки.

«В разговоре мужчин после сорока часто можно услышать грусть. Они грустят потому, что вокруг них все меньше и меньше старых людей, которым можно было бы довериться. А те, кто с ними, им больше кажутся чужими, чем просто старыми, как их предки: много много лет назад, когда дедушка был старым, большим и добрым. Ты понимаешь это?» – Васильчиков продолжал насаждать свои мысли кому-то слишком терпеливому.

Почем-то все сильнее хотелось уснуть – то это погода такая весенняя, то ли ощущение грусти, – время ушло. А, может, недавний развод все еще бередит душу? Это неправда, что ты страдаешь один, если вдруг что. Рядом с тобой, через стенку, рядом с тобой через дорогу, или, может быть, в очереди на кассе, кто также бередит свою душу. Может быть, он, такой весь из себя, спокойный прохожий, курит сейчас, на заплеванной кухне, а ты этого не видишь?
Так очнись, помоги ему найти себя, а заодно и себя. Но твой удел – не видеть: и ты вдыхаешь его дым, когда пьешь стопка за стопкой свой коньяк. Каждый порядочный человек в этой стране должен стать революционером.

Пусть даже революционером в себя.