Конец старой молодости, или прощай старый друг

Жирная муха билась между старыми деревянными рамами. Черная точка то успокаивалась на внутренней поверхности рамы, покрытой пожелтевшей краской, то вновь взлетала и в очередном бесплодном пароксизме со всей яростью бросалась на непоколебимую твердь стекла. Сквозь соседнюю открытую фрамугу в пыльный кабинет вплывал чарующий, напоенный весенним солнцем весенний воздух, от которого хотелось бежать, прыгать, смеяться, любить, но уж никак не слушать околофизические умозаключения Галины Родионовны.

Женя мечтательно глядел в озаренное волшебным розоватым светом окно и дремал, уронив голову на руки, поминутно поглядывая на часы. Длинная стрелка предательски медленно ползла к цифре 3.
 - Жека, - послышался заговорщический шепот с соседней парты. – Жека, блин!
 Женя встрепенулся и, отлепив приставшую к ладони тетрадку, сел оглядываясь.
 - Жека! – повторил Макс, - Ты чо, спиш?
 - Что? – спросил Женя, пригибаясь к парте.
 - Скорей бы закончилось, да? – улыбаясь спросил Макс.
 Женя скривил лицо. Нужно было, конечно, ляпнуть что-нибудь особо забористое, но в голове гуляли остатки так и не пришедшего сна.
 - Достала старая метла, гыгы! – хохотнул Макс.
 - Задние, урок еще идет! Не заставляйте меня к вам подходить! – крякнула где-то вдали Галина Родионовна.
 Макс, скорчив на прощание страшное лицо, углубился в учебник, а Женя медленно повернулся обратно к окну, подперев голову рукой.

Солнце роняло на коричневый пол волшебно-золотистые лучи, в которых весело плясали пылинки, медленно улетая куда-то в неизвестность. Женя зачарованно следил за их хороводом, практически впадая в транс. Ну кто придумал учиться в мае? Это насилие, и нет ему оправдания. Господи, когда же….Звонок! Проснувшись где-то в глубине прохладных коридоров, он нарастал, разгоняя их сон, проникая в каждую клетку тела, и вот ему уже вторил далекий глухой топот сотен ног. Шум, крики и смех, толкотня на лестнице и тяжелая входная дверь. Солнце! Солнце ударило в глаза, застилая все желтымым туманом, и лучики яркого, весеннего дня приятно озолотили кожу.

- Ну надо же, думал, умру я от этих фотонов, - гаркнул под ухом Макс. – Ты куда сейчас?
 Куда? Какая разница – куда, когда вокруг такая благодать? Да хоть на край света, лишь бы там тоже светило солнце, дул свежий ветер с реки, а впереди было еще и целое бесконечное воскресенье.
 - Не знаю, - ответил Женя, потягивая шею в ожидании щелчка и вдыхая пьянящий аромат приближающегося лета. – А ты?
 - Пойдем по пивасу? Как вариант, а? – лыбился Макс. – На реку пойдем, посидим, чо домой переться?
 Почему бы и нет. Холодные бетонные блоки и прохладная тень гиганта-моста, запотевшие влажные бутылки с отставшими этикетками, шорох воды у самых ног и не сравнимый ни с чем речной озон. По одной. Иначе мама наверняка заметит, может и наругать, да и... Но пока только тишина. Странно говорить о тишине, когда над головой грохочет на стыках секций моста бессчетное число колес, гудят и рычат машины, а над рекой летит далекий крик сирены с какого-то маленького катерка. Но тишина была, та самая удивительная отстраненность от городской суеты, которая не дает сойти с ума в этом урбанистическом аду.
 - Светка-то с Борей щас трется, прикинь, - прервал молчание Макс. – Шалава…
 - Ага, - пробормотал Женя. – Мне, знаешь....
 Макс привстал на камне. Женя, в отличие от него, практически никогда не матерился. И не курил за углом школы на переменах, плюясь на ступеньки черного хода, и даже уроки не прогуливал и не терся с местными «риальными» пацанами из соседних дворов. За это Макс называл его за глаза ботаном и иногда даже лохом, но дружил и считал лучшим другом, тем более, так оно и было.
 - Трется. Пусть трется, - поглаживая щеку ответил Женя, и подумав, добавил. - манда.

- Тебе р_и_а_л_ь_н_о наплева-ать? – Макс вскочил на блок, отряхивая джинсы и рукава рубашки. – Ты ж стихи ей писал? Ненене, ну это по-мужски, респект… Не стоило тебе тогда за нее врубаться, ага.
 Женя приложился к горлышку и откинулся назад на локтях. Врубаться. Может и не стоило.

…- Жека, чо-то рамс по-моему, - прибежал как-то раз на перемене Макс.
 Женя сидел за партой, вчитываясь в превратности органической химии. Противный холодок пробежал по спине. Неприятности, он это чувствовал.
 - Что? – просто спросил он, повернувшись к запыхавшемуся Максу.
 - Арман в коридоре тебя ищет, на первом этаже, - глаза Макса от возбуждения готовы были выскочить из орбит. – Он щас пошел с пацанами покурить, сваливай по-тихому, наверное, ага?
 Арман был одним из тез самых «риальных», мелкий противный то ли армяшка, то ли дагестанец. Один из тех бездельников, что, закончив школу, продолжают годами отираться в коридорах, собирая вокруг себя свору таких же уродов, одаривая их своим безмерным авторитетом. Женя прекрасно знал, зачем его ищет Арман. Из-за Светы, да, точно из-за нее. Страх холодной змеей заполз под свитер. Женя совсем не умел драться. Да, он был больше Макса, и больше Армана, и вообще, больше всех в десятых классах, эдакий безобидный здоровяк, вечно погруженный в свои мысли. Но про Армана ходили нехорошие слухи…
 - Что это мне вдруг сваливать? – сказал Женя, глубоко вздыхая. – Еще два урока.
 - Ну смотри…в принципе, может просто поговорить хочет…Ты если чо, не сцы, братан! - крикнул Макс, падая на свой стул. В классе засмеялись. Может быть, просто так, но Женя был твердо уверен – над ним.

- На стадион иди, - сказал один из одиннадцатиклассников, тусовавшихся на крыльце, выдыхая клуб морозного воздуха. – Ссыш? Хахаха!
 Оставив вопрос без ответа, Женя пошел вокруг школы, яростно сминая ботинками снег.
 На поле уже собралось человек пятьдесят, некоторые что-то оживленно обсуждали, разбившись на кучки, кто-то просто стоял в ожидании развития событий. Отдельной группкой стояли девочки, о чем-то шепчась и периодически громко смеясь. Все взгляды были устремлены на Армана, он молча курил, присев на корточки.
 Женя появился из-за угла, по толпе пробежал легкий гул, и разговоры стихли. Арман не шелохнулся. Женя приближался к толпе.
 - Здарова, смертник! – крикнул какой-то прыщавый паренек из толпы, кто-то засмеялся. Арман все сидел и молча курил, глядя на Женю. Женя остановился в нескольких шагах от него, толпа зашевелилась, образуя полукруг. В задних рядах Женя заметил оживленно жестикулирующего Макса, кивающего на Армана.
 - Свете ты пищишь? – сплюнул на снег Арман, поднимаясь, стряхивая снег с кожаных туфель и закладывая руки за спину под расстегнутую короткую дубленку. Стоя он был на голову ниже Жени.
 - А что? – спросил, опуская глаза, Женя.
 - Тэбя чо мама-папа не учили старщим на вопросы отвичать, а? – возмутился Арман, подходя к Жене вплотную. Иногда казалось, он нарочно коверкает слова. – Ты чо випендриваешся тварь??
 - Нет, я не выпендриваюсь, - тихо ответил Женя, отступая на шаг и сжимая кулаки.
 - Чо ти сказал? – Арман подошел еще ближе.
 - Я сказал, нет..., - ответил Женя, поднимая глаза.
 Острая боль пронзила низ живота, Женя слегка наклонился, не издав ни звука, и поднял руки. В тот же момент что-то громко бумкнуло в голове, вокруг потемнело, и слезы сами брызнули из глаз. Женя, шмыгая носом, упал на снег.
 - Идиот, - крикнул Арман, и квадратный носок с силой вонзился в бок Жени, вызывая судорогу по всему телу. Толпа загудела, Женя, сдерживая душащие слезы, перевернулся на живот и прижал руки к бокам, защищая ребра. Тут же последовал удар в поясницу. Женя взвыл, скорее от обиды, чем от боли, и тукнулся лицом в снег.
 - Чо, панимаеш теперь, как со старщими разговаривать? – Арман снова пнул Женю. – Это тебе за нивежливасть. А будищ к Свете приставать, я тебя зарежу, сука!

Женя лежал на снегу, ожидая новой боли, тело ныло от ударов, а толпа все гудела вокруг.
 - А ви чё стоити? – Спросил Арман, со всей силы впечатывая ботинок Жене в плечо. – Бить его Бить!!!

Снег захрустел, и Женя почувствовал слабый тычок с другой стороны. Разгоряченная толпа двинулсь к Жене, осыпая его градом ударов. Кто-то бил слабо, просто за компанию, а некоторые чуть ли не прыгали на нем с криками «На! На!». Женя уже рыдал навзрыд и судорожно вздрагивал при каждом ударе. «На! На, !». Страшный оглушающий удар в ухо снес вязаную шапочку с головы. «На! На!». Острая проникающая боль в копчике. «На, сволочь!!!» Арман где-то прямо над ним просто заходился в крике. Женя пытался приподняться, но тут же кто-то бил его в спину, впечатывая в снежное месиво. Кровь из разбитого лица грязными кляксами раскрашивала белый снег, но это, казалось, только заводило школьников. В очередной раз поднявшись, Женя повернул голову, ища путей к бегству, но все, что он увидел – это большой черный ботинок, летящий ему в лицо. Ботинок с блестящими заклепками для шнурков и красными буквами на подошве. Он впечатался прямо в переносицу с противным чмоканьем и хрустом, рождая сноп искр в глазах. Да, таких ботинков много, но Женя мог поклясться, это был ботинок Макса. Затем словно тень с земли поднялась какая-то темно-коричневая ребристая палка, не успев, даже понять, что это был арматурный прут, еще один удар потряс сознание и весь мир будто угас, лишь небольшой круг перед глазами, где пятно розового снега становилось всё шире и шире. "Ну давайте, убейте! Чего же вы медлите?" - раздалось эхом в голове Жени. Парень лежа в густой, теплой жидкости повернулся лицом к солнцу и вот Макс стоит с палкой и держит её высоко над собой, еще секунда и это, наверное, будет конец.
 - Что вы делаете?!! Убьете!!! – закричала какая-то девочка. – Вы дураки что ли? В тюрьму захотели?
 Еще удар, но уже ногой и толпа схлынула. Испугались. Хруст снега и голоса под сотней ног постепенно затихал вдали, а Женя все лежал посреди утоптанного футбольного поля, согнувшись в позе младенца и плакал...

Женя поморщился, отгоняя неприятные воспоминания, и еще раз приложился к бутылке. Жаркое солнце, выглянув из-за черного пролета моста, ударило ему в глаза.
 - Жека, смотри! – крикнул Макс. – Вон там, где опора кончается. Видишь?
 Женя поднял голову и тоже заметил большую ржавую решетчатую дверь, запертую толстой проволокой, пропущенной сквозь ушки и закрученной винтом.
 - Это техэтаж. Там кабеля, наверное, идут, и тяги всякие.
 - Там, говорят, наркоманы тусуются, - Макс подбежал в пологому основанию опоры. – Полезем?
 - Наркоманов посмотрим? – усмехнулся Женя.
 - Да ну нах, какие наркоманы? Днем там их нет всяко. Полазим, оттуда наверняка на бык можно выйти, посреди реки. Посмотрим, ага?
 Женя последним глотком допил остатки пива. Двигаться не хотелось, вообще. Никогда больше.
 - Давай не полезем, а? Измажемся, как черти, да и заметят – задницу надерут.
 - Чо, зассал? Хыхы! – Макс уже взбежал по бетонным плитам к самой двери. – Помоги, тут проволоку отмотать - пять сек.
 Женя нехотя поднялся с блока и поднялся к Максу. Длинные концы проволоки, и правда, поддались без особого труда. Ржавая пыль покрыла ладони.
 - Блин, я рубашку измараю стопудов, - сказал Макс с усилием проворачивая дверь на ржавых петлях. – Огого!!! Да тут так здоровско!
 Поднявшись по железным перекладинам лестницы друзья увидели рыжие от ржавчины галереи технического этажа моста, длинными стрелами уходящие на другой берег.
 - Кабеля, - только и ответил Женя, глядя на толстые черные змеи в резиновой оплетке, уходящие по жестяным коробам куда-то вдаль. – Аккуратно, тут тысяча вольт, не меньше.
 - ничо, - весело отозвался Макс, делая первый шаг по толстым перекладинам, служащим полом галерей. Женя последовал за ним. Далеко в частых просветах между перекладинами мелькал песчаный берег.
 Наркоманы и правда тут бывали, судя по количеству раскиданных по толстым балкам шприцев и окурков. Над головой стучали по люкам колеса, мост слегка гудел под их ударами. Страшновато. Да ему сорок лет, стоял же, куда денется?
 - Ты только посмотри, - пробормотал Макс, выбираясь по трясущейся лестнице на бетонную платформу опоры. – Вот это да…

Бескрайняя гладь реки золотилась в десятках метров под ними, сияя бликами, как тысячей маленьких зеркал. Веселый ветер свистел в хитросплетении металлических костей моста. Две маленькие фигурки, вцепившись в перила, вглядывались в бескрайнюю даль.
 - Да тут классна! – кричал, захмелевший больше от ветра, чем от выпитого, Макс. – Дураки, пиваса не взяли!!!

Женя молча улыбался, наслаждаясь солнцем и ветром, за спиной дрожали ржавые галереи, над головой летели куда-то машины, но тут был только воздух, ветер, солнце, река и свобода. Бесконечная свобода, которой можно захлебнуться, если попытаться вдохнуть слишком глубоко.
 - Эгегей!!! – Закричал Макс, забираясь на перила, держась одной рукой за балку. – На картере!!!
 Женя как-то резко и остро представил кувыркающееся, летящее вниз тело. Вниз, туда, где у песчаной полосы, в которую впивается бетонной ногой стальной исполин, гуляют белые барашки воды, и с приглушенным шумом движения плеском шлепается на мелкое дно.
 - Что ты делаешь? – завелся Женя, хватая Макса за штанину. - Напился что ли?
 - Чо ты гониш, я трезвый, как стекло, - ответил Макс, но с перил поспешил спуститься.
 - Может обратно? Ты весь уже измазался, - спросил Женя, глядя на рубашку друга, еще недавно так им оберегаемую.
 - Да ну нах!!! Пойдем на ту сторону! Там наверняка есть еще одна дверь, - крикнул Макс, спускаясь по лестнице.
 - Ну, пошли, - вздохнул Женя. – Только кончай по перилам лазить. Заметят.
 Женя бросил последний взгляд на реку, где, борясь с течением, злой буксир толкал огромную баржу с углем, и с силой спиваясь в ржавые ступеньки, спустился по лестнице в прохладу стальных галерей.
 «Здорово наверное так вот просто плыть по реке? Они же плывут неделями, наверное, эти буксиры. Зеленые берега, солнце в небе и только река, бесконечная» - подумал Женя.
 Железо вторило каждому шагу глухим гулом, спина маячила Макса впереди.
 - Давай быстрее, а? – крикнул Макс через плечо. – Мне надоело, если честно. Тяжело по этим перекладинам переться.
 Макс довольно далеко успел уйти от осторожничающего Жени. Вдруг белое пятно рубашки впереди исчезло.
 - Макс!!! – крикнул Женя, устремляясь вперед.
 - Жек, - сдавлено пропищал Макс, - НЕТ!!
 И раньше им на пути встречались выломанные перекладины, Женя потому и шел, так внимательно глядя под ноги. Макс висел на перекладине, провалившись в большую дыру в частоколе стальных прутьев пола галереи. Лицо его покраснело.
 - Держись, держись! - крикнул Женя, перепрыгивая через перекладину, в которую впились побелевшие пальцы Макса. Сердце подпрыгнуло к самому горлу, уши горели.
 - Я сейчас схвачу тебя за запястье, только не пугайся и не отпускай. А потом ты потихоньку отпусти руку и перехвати мою, только не отпускай вторую, слышишь? – максимально спокойно попытался сказать Женя, но голос предательски прыгал и срывался. – Не бойся, я сильный.
 Глаза Макса, казалось, заполнили все лицо, белая рубашка выбилась из джинсов и реела на ветру на фоне коричневой, такой далекой воды. Его ноги в белых кроссовках судорожно дрыгались в воздухе, инстинктивно ища опору.
 - Женька, - сдавлено прошептал Макс, из его глаз брызнули слезы. – Женька…я не могу подтянуться…. Держи меня, пожалуйста.
 - Держу, успокойся. Дыши глубоко, - внизу живота противно задрожало. Пальцы крепко обхватили запястье Макса. – На счет «три» подтягивайся. Н-ногами махни так, ну знаешь…как на турнике.
 Черная громада баржи медленно скрывала мутные воды реки где-то далеко под Максом. Белое пятно развевающейся рубашки контрастно выделялось на фоне черной массы угля.
 «Ну если , если он сейчас упадет…Если-не если…» - Женя отогнал эту мысль.

- Максик, ну! Давай-давай, - Женя что есть сил вцепился с перила и дернул скользкую от пота руку друга, да так, что, казалось, кожа на груди лопалась и в глазах появился красный туман. – Ну!!!
 С тонким визгом Макс подтянулся на перекладине, и, сдирая кожу на его животе, Женя втащил друга в галерею…
 - Спасибо , - пробормотал Макс, прислонившись спиной в ржавым балкам, и заплакал, размазывая ржавую грязь по лицу.
 - Я чуть не...., - улыбаясь, засмеялся сквозь накатившие слезы Женя. – Идиот ты…извини.

Друзья сидели рядом на галерее и все не могли никак отдышаться. Внизу буксир дал гудок и погнал черную баржу дальше по сияющей солнечным серебром реке.
 Макс достал пачку сигарет. Женя молча взял одну, хотя и не курил никогда в жизни, нагнулся к трепещущему огоньку зажигалки, вдохнул и закашлялся.
 - Жека…спасибо, - сказал Макс через минуту, выдыхая плотный клуб дыма. – Ты же жизнь мне спас.
 - Да ер-рунда, - ответил Женя. Его все еще немного трясло.
 - Да не ерунда, брат! Я…я же внатуре такое гавно, - ответил Макс, обнимая Женю за плечо. – Прости меня, друг. Пивас с меня причитается.
 Женя улыбнулся.
 - Мне стыдно так. Знаешь, тогда… когда тебя Арман бил, я же не вступился…
 - Да он бы тебе тоже навешал, - нахмурился Женя.
 - Да может…Ты прости меня…я тогда тебе нос сломал…Жень, я свинья поганая, ты прости меня, друг, пожалуйста, - забормотал Макс. – Я не знаю, что на меня нашло…Если хочешь, я прям щас с моста этого брошусь!
 - Не надо больше, - ответил, поднимаясь Женя. – Пойдем домой. Ты грязный весь. И правда, как свинья…
 - Жека, ты реально прости меня, - Макс устремился по галереям, догоняя друга и аккуратно ступая по перекладинам, держась за перила. – Я за тебя теперь умру вообще. Я и раньше бы…Ты же мой друг. Да подожди же!
 Женя шел молча, желая лишь, как можно быстрее оказаться на земле.

- Ну пока, - улыбнулся Женя Максу. – Попили пивка?
 - Ага, пока. - ответил Макс. – Завтра чо делаешь?
 - Не знаю, - ответил Женя и, повернувшись пошел навстречу опускающимся на город сумеркам.
 - Жека! – крикнул Макс, но Женя не обернулся.

Женя лежал в кровати, закрыв глаза и пытаясь уснуть. Не получалось, перед глазами стояла та старая черная баржа и стремительно уменьшающийся белый силуэт, словно бумажный самолетик, пикирующий в кучу поблескивающего угля.
 - Жень, - мама приоткрыла дверь спальни. – Женька, ты не знаешь, где Максим? Мама его звонила. Его дома нет до сих пор.
 - Нет, мам, - имитируя сонный голос, пробормотал дрожащий Женя.
 - Вы после школы не вместе пошли разве?
 - Нет, он с какими-то ребятами. Я их не знаю… - Зевнул Женя, отворачиваясь от яркой полоски света, бьющей из приоткрытой двери.

Из уголков глаз как-то сами собой потекли тихие невесомые слезы. По ушам снова полоснул тот бешеный тонкий крик. В его воображении белый трепыхающийся лоскут возник, как наяву. Руки сжались в кулаки, Женя неожиданно сам для себя стал ожесточенно топтать вцепившиеся в стальной прут пальцы.

Громадная ржавая баржа там далеко внизу, лениво рассекая воду, медленно увозила белую кляксу в клубящемся облаке мелкой пыли, резко выделяющуюся на черной куче угля. Макс, озаренный склоняющимся к горизонту солнцем, уплывал куда-то вдаль, мимо зеленых берегов по бесконечной глади золотистой реки.
Пол года спустя
Я выхожу за дверь. Гляжу на бурую гладь утреннего неба.  Вдыхаю свежий осенний воздух. И становится легче.

 С деревьев сыпется золото. Ветер подхватывает его и кружит в неповторимом вальсе, подобия которому нет на самой земле. Вся округа горит в ярком огне наступившей поры. Листья падают на машины, на землю, на людей. Осень погребает под своим драгоценным ковром все окрест, даря, точно обезумевший миллиардер, неисчислимые богатства каждому прохожему.

 Сырые, вымокшие от дождя тучи, висят низко над головой.

 Я спускаюсь с крыльца и иду к выходу. Такси подъехало вовремя 

 Волосы треплет ветер. Дергаю ручку. Дверь открывается. Заглядываю в салон - лишь человек. Обычный человек сидит за рулём. и чего-то ждёт. 
 - Ах-да. Сквозняк пожалуйста. - Позабыв, куда я собирался ехать говорю я. 

 Мокрая земля позади машин, исполосована колеями, будто шрамами.

 Желание сесть за руль самому становится невыносимым. Давлю его ногами, выбивая черную, подлую гниль из-под подошв. Я не могу сесть за руль, ведь машина не моя. И вряд-ли когда-нибудь у меня будет своя.

 - № 56?

 Вздрагиваю. Боже…

 - Да.

 Кутаюсь в куртку Не смотрю на водителя. Только раз. Вижу его морщинки в уголках глаз. И успокаиваюсь. Иногда мне страшно в машинах. Но не сейчас.

 Усаживаюсь на переднее сидение и выуживаю из кармана листок с адресом. Водитель кивает и поворачивает ключ. Двигатель гудит. Ручка скоростей. Педали. Дом уплывает в сторону, высвобождая из плена свинцовое небо и золотой осенний дождь.

 Быть может, думается мне, когда-нибудь если мне доведется дожить до старости, я смогу встретить её в такой же поре. И я улыбаюсь правоте этих дум. Да, на заре дней я вернусь в Измаил. Буду сидеть в кресле, на широком крыльце, укутанный в плед, и наблюдать, как заходит солнце. Как оно тонет, в плавящемся от багряного жара горизонте.

 В сердце вспыхивает боль. Часы смеются. Закрываю глаза, откидываясь на спинку.

 «Ничего не будет» - шепот черных губ.

 Это мир, отравленный и темный, говорит со мной так. Так заставляет слушать себя. Болью, слезами, и муками других, для кого я существую.

 «Ничего не будет. Ни домика, ни заката, ни пледа. Ты даже не вспомнишь об этом, когда где-нибудь в переулке будешь умирать от одиночества, и безысходности . И только смотреть и смотреть на счастливых людей. Все, что ты сможешь. Не веря до конца в то, что произошло. Ты будешь только смотреть, но никогда не почувствуешь.»

 Эта правда - одна из многих. Горячий песок времени. Что несут мне его бури?

 Смотрю в окно, мимо мелькают дома. Машину трясет на ухабах и рытвинах. Из-под колес брызжет грязь.

 - Вы что дураки, в тюрьму захотели что-ли? - Девичий крик превращается в табачный дым водителя.

 Я знаю. Ты тогда это сделала, не потому что любила меня, а из жалости, как и все вокруг делают вид, что хотят дружить. И никогда не могла любить...

 Любить.

 Скрипят истертые рессоры. Я поднимаю взгляд к зеркальцу. На заднем сидении никого нет. Вздрагиваю.

 Она здесь.

 Оборачиваюсь.Никого.

 Только запах. Тонкий аромат ее волос. Нет не её волос. Волос мамы которая плакала над моим телом в больнице несколько месяцев назад. 

 - Приятель, у тебя кровь…

 Водитель. Выныриваю из страшных видений.

 - Что?

 - Кровь… - он поворачивает зеркальце ко мне.

 Из носа течет темная струйка. Слизываю красную соль с губы:

 - Черт.

 Запрокидываю голову. Водитель тянет мне бумажный платок.

 - На вот…

 - Ага…Спасибо не надо.

 В висках стучит. 

 «Иногда, последствием той драки может быть кровотечение…»

   Силуэт врача возникает в памяти.

 Он говорил со мной в тот раз, как с ребенком. Боясь напугать. Я мог бы рассказать ему почему это всё со мной. Что меня тогда посещали совсем уж взрослые мысли Но не стал тогда обрывать этого милого человека. В тот единственный миг, я любил его, словно отца.

 «…в основном, из носа. Особенно это возможно в периоды обострений, которые обычно случаются при чрезмерных нагрузках, или …»

 Папа не любил вспоминать своего отца. Он ушел рано, когда мне не было и пяти. Куда, я не знал. И только его фотография в рамке, как нечто вечное, тяжелой тишиной давило на наши плечи. Мы помнили его таким, каким он был здесь, в не цветном прямоугольнике застывшего времени. В военной форме с медалями. Гордый и печальный.

 «…во времена сильных душевных переживаний. Тогда возможна и неожиданная, потеря сознания…»

 - Полегчало?

 Снова водитель. Он выкручивает баранку влево, и машина выезжает, наконец, на асфальтированную дорогу.

 - Да…да.

 Когда мы ехали туда, я всегда думал, что это место не так уж далеко от меня. Всего лишь несколько метров. Сейчас. Между сотнями людей и серой пустотой. Так мало…между тьмой и светом. И все равно, безумно далеко для меня... И так долго...

 Изучая людей, я понял одну вещь, совершенно с ними не связанную. В нашем мире очень легко пропасть. Исчезнуть с лица земли, не оставив и следа. Кем бы ты ни был, мир все равно не перестанет вращаться. И вскоре все забудут о тебе. Изучая людей я осознал, насколько тонка та нить, по которой идет каждый из нас.

 Шорох колес. Яркие краски за окном, сливающиеся в разноцветную мешанину.

  Кто она, на самом деле?

 Пожимаю плечами.

 Она человек. Такой же человек как и я.

 Ответ приходит из глубины. Пытаюсь разглядеть во тьме лицо, говорящее со мной…Лишь бездна.

 Да. Она человек. И она думает. Мыслит. Желает. Любит. Я не должен ей мешать жить. Но я желаю ей счастья. Я должен сделать всё, что могу чтобы она была счастлива в этом ужасном мире.

   В школе я знал одного странного парня, который считал, что не он, но все мы – сошли с ума. Что это мы – безумцы. И ведь он действительно верил в это. Был готов на все ради своей правды. Всего лишь беспомощный мальчик. Однако я до сих пор помню, как у меня шевелились волосы на затылке, когда этот парнишка смотрел на меня. Он хотел вылечить всех нас от какой-то невидимой болезни, может быть, уничтожить… но только не видеть больше наших мук, наших, таких нездорово-правильных, лиц. Однажды они попытались уничтожить его. Но не смогли. Даже будучи побитым и униженным он продолжал борьбу.

 И теперь. Чья-то сильная рука вновь берется за хирургические ножи, чтобы резать наши невидимые опухоли. Время и история сплетаются воедино и мы видим истинный масштаб эпидемии. Но, как и сотни лет назад, где-то в глубинах души, сомневаемся, кто же все-таки болен, мы или они… Теперь я болен, я потерял себя. Я теперь не смотрю на здоровых людей как на больных… они теперь такие же как я. Теперь я болен.

   Проспект пуст. Только ветер. И золото осеннего дождя.

 Машина вползает в дворик дома №56. Медленно, вязко. И тут же останавливается.

 Три молодые девушки перебегают дорогу прямо перед нашим носом. Смеются и машут нам. Я вижу их смешные сумки, их кольца на пальцах. Румяные лица людей. Красоту биения сердца. Я смотрю на них, не в силах оторваться. 

 - Курицы!..– смеется водитель. – Совсем обнаглели…

 Не нужно так. Они совсем еще молодые и глупые...
И я не верю, что такую же девочку мне придётся сейчас опознать.