насквозь

Люди приходят ко мне узнать свое прошлое.
Оно осталось там, за гранью их сознательной памяти. И я смотрю в их глаза и вижу ангелов и убийц.
И я начинаю ненавидеть их.
Или бояться этой чистой невинности, невинности, с которой жизнь обходится как сутенер, укравший маленькую девочку и каждодневно опускающий ее незахламленную головку в ведро жидкой отвратительной грязи.
Я боюсь этих людей, хотя их визиты уже давно стали ритуалом моей повседневной жизни.

Они приходят. Эти люди-голограммы. Я смотрю на них, и их образы двоятся, троятся… перед моими глазами.
Они просят меня рассказать об их прошлом, но они даже не знают, что все это живет у них внутри. Гноится и оживает с новой силой.
Они заглядывают в мои глаза и меня тянет блевать.
Голова наливается свинцом, но я беру себя в руки и улыбаюсь им сочувственно и жестоко.
Я не люблю их: ни хороших, ни плохих.
Но они приходят ко мне и я не могу им отказать.
Одни смотрят на меня с надеждой. Думают, я смогу решить их проблемы. К несчастью, я вижу куда глубже, чем они могут то вообразить. А если бы они и попытались - их маленькие пустые головки лопнули бы от давления.
Я вижу страшные вещи и уже давно ни во что не верю. Ни в Бога, ни в Дьявола.
Однажды ко мне пришел человек и сказал, что боится огня. Любых его проявлений. Он сказал, что это стало невыносимо и он даже не может курить, потому что не выносит одного вида зажигалок. И я заглянул в его глаза и открыл что-то, как открывают старый сундук, найденный в чужом заброшенном доме, а потом берут пистолет и пускают пулю в рот. Без объяснений и промедлений.
Я услышал крики в огне. Смотря в его глаза я горел в слезах детей. Я готов был вырвать сердце, легкие, язык. Лишь бы этот человек ушел.
Ведь все, что я видел - он носит в себе и по сей день.
Твоя жизнь, какой бы по счету она ни была, не груз, который ты можешь сбросить как лишний и ненужный на определенном этапе своего путешествия. Это груз, который ты будешь тащить за собой якорем и в конце концов умрешь под ним.
Умрешь не до конца. Будешь тлеть, глядя в черную пустоту. Мысли будут отдаваться эхом в пустой комнате, но тебе никто никогда не ответит. Вот их судьбы. И я ничего не исправлю, рассказав им об этом.
Ко мне приходят люди с истерзанными непонятыми душами, очищенные болью, испещренные молитвами и мольбами. И я слышу их кровь, слышу сквозь их пульс крик о помощи, но ничем не могу им помочь. Они так и будут страдать, испытывать счастье между новыми пытками. И я прогоняю их, потому что завидую им. Завидую их стойкости и твердости. Но я глубоко проникаюсь их терзаниями и никогда не расскажу им. Ведь это им навредит. Они должны идти дальше. Узнав, они переломятся, сломаются, как тонкий позвоночник - хрустнет. Смерть? Нет. Останутся калеками на всю жизнь. Так они всяко не настолько искалечены. Они вызывают во мне забытое чувство сострадания и любви. Но мысленно я прошу, чтобы никогда больше они ко мне не возвращались.
Ко мне приходят изгои, изгнанники, лишние элементы, полуувядшие цветы. И я не могу найти им путь, я лишь вижу, я ничего не могу исправить. И они уходят. И приходят другие.

Другие.
Страх перед которыми парализует все мое существо. Парализует сознание, парализует глубже сознания.
Они еще не вошли, но я уже чувствую.
Я смотрю на них.
Заглядываю им в глаза.
И вместо тысячи образов. Миллионов картин. Сотен пазлов. Миллиардов слоев, наложившихся один на другой.
Я вижу.
Пустоту.
Серую беспросветную пустоту.
Страшный вакуум, перемежающийся с угрожающей вопросительностью.
Они смотрят на меня, будто смеются надо мной, но эмоции сменяются так быстро, что их лицо кажется бездвижным и я не успеваю заметить что-либо.
Холод зарождается в глубине моей груди и расползается по сосудам, кровь замерзает, леденеет.
И они ждут.
Я смотрю на их сущности, одетые в человеческую кожу и натянувшие на себя человеческое лицо.
Время останавливается. Я вижу как, пылинки блестят на тускнеющем луче солнца, проникающего из понемногу темнеющего окна.
И мне кажется, что я познаю всепоглощающую неодушевленную вечность. Она засасывает тебя как воронка, внутри которой ничего нет.
Но я не могу прогнать их. Жду пока они уйдут сами. Будто одно слово, адресованное им, пусть даже оставшееся без ответа, устанавливает тот контакт, по которому ко мне, как по проводу, протянутся их бестелесные руки.
И я не знаю, зачем они приходят ко мне.
Будто для того, чтобы разделить со мной бремя их страшной тайны. Но я знаю и так. Это излишне.
Но тем не менее они продолжают приходить.
В глубине души я боюсь их.
Но понимаю, что нельзя показывать свой страх. Иначе, они, словно собаки, учуявшие феромоны паники, накинутся на меня раздерут на куски. Заберут меня. Поглотят меня.
Я не могу сбежать. Остановить, прекратить это все. Потому что так я обнаружу себя, выпущу из клетки свой страх и тем самым развяжу им руки. Потому что на какой бы край света я ни сбежал, они найдут меня.
Одни уходят, не получив от меня желаемого, но им на смену приходят другие.


Однажды я слишком устану. Отправлю себя в самый ад, на самое дно, зная прекрасно, что не спрячусь и там.
Я разделю себя на сотни осколков, собрать которые не хватит вечности.
Но пока у меня есть силы, я стаю словно исполин, мои ветки ломают, ветер сдувает меня, но корни мои сильны. И меня не сломить.