Свиноферма

На свиноферме, которой в последние годы своего пребывания на Колыме руководил мой отец, работало много известных в прошлом людей.

А начинал свою карьеру на этой свиноферме отец простым возчиком кормов, и в подчинении у него была только одна маленькая лошадка, перевозившая большую деревянную бочку, летом в телеге, а зимой - в санях.

На эту работу отец попал по счастливой случайности, которая, возможно, даже спасла ему жизнь.

После прибытия в Магадан из Владивостока, этапом в трюме, приплывший контингент, среди которого был и мой отец, распределили по баракам на двадцать третьем километре трансколымской трассы. Порядки в этих бараках уже были установлены матерыми урками, и политическим «оленям" ничего не оставалось, как удовольствоваться самыми худшими «плацкартами» на шконках.

С раннего утра до позднего вечера политических гоняли на работу – строили колымскую большевистскую свиноферму, первую в таких экстремальных условиях, топили кострами и долбили мерзлый каменистый грунт для анкеров производственных корпусов, изготавливали пиломатериалы.

Некоторое разнообразие, и большое удовольствие для отца, вносили редкие командировки на лесозаготовки, в те относительно теплые места на берегу Охотского моря, где сейчас остались считаные одинокие закаленные долгими морозами и короткой жарой деревья. Вид и неповторимый запах северного моря, дикая природа, пустынные пляжи с валунными кладезями, морские просторы и дымчатая даль отвлекали от горестных мыслей, поднимали настроение и настраивали на мысленное путешествие-мечту в родные края, на крыльях кричащих чаек.

А на базе вблизи бараков жизнь тянулась тоскливо, и этой тоске не предвиделось конца. Многие заключенные, особенно, слабые телом политические, не выдерживали, болели и умирали или на морозе или, в лучшем случае, в тесной палате больнички, что ютилась под горушкой.

Попал в эту больничку и мой отец, и довольно скоро – потный, после тяжелой работы в тощей одежонке возвращался он по неожиданно установившемуся сильному морозу, вдруг поднялся ветер и выстудил всю душу... Ходила тогда такая «реклама» по лагерям – за добросовестный труд обещали сокращение срока, чтобы поднять производительность рабского труда, он поверил и старался вовсю. В итоге - воспаление легких…

Но, к своему удивлению, в больничке отец быстро пошел на поправку - оставалось еще здоровье в теле, да и организм мобилизовался из последних сил в стрессовой ситуации. И вскоре он оказался опять в строю и в бараке на непрестижных нарах. Кашель еще не совсем прошел, но врач предписал долечиваться на воздухе.

А тут новая беда - среди политических начали формировать этап на золотые прииски, оттуда возвращались только калеки, большинство умирало или на самом прииске в забое или в той же больничке под горушкой, и там же рядом среди каменистого грунта находили они свое вечное упокоение.

Формально все перед этапом проходили медкомиссию, которая, как правило, не годных по здоровью почти не выявляла...

Но когда очередь на обследование дошла до отца, женщина-врач из комиссии, худенькая, черненькая как галка, по виду евреечка, вдруг спросила, заглянув в его медицинскую карточку:

 -"Сергей Андреевич - у вас то же самое?"

Отец удивился, но понял, что отвечать нужно утвердительно, хуже не будет, и ответил, что у него «то же самое».

- "В палату - распорядилась врач - И готовить на операцию по поводу аппендицита".
 Отец опять удивился, поскольку аппендицит у него удалили еще в детстве, но понял, что возражать не нужно - хуже не будет.

Делала ему операцию эта же женщина-врач, вновь вскрыли брюшную полость, выполнили какую-то резекцию, что-то оттуда извлекли и все зашили. Несколько дней отец пролежал на койке, питание больничное было немного лучше, чем в бараке, шов начал быстро зарастать и отца выписали на ЛТ - "легкий труд".

Так и попал отец на свиноферму «начальником-водителем» маленькой серенькой или седенькой лошадки. Своего ангела-спасителя, женщину-врача, отец больше никогда не видел. Спрашивал про нее у редких заключенных, счастливо возвратившихся из больнички, но никто ее вспомнить так и не смог... 

Теперь на этой должности отцу можно было не ходить в общий барак, а - ночевать прямо рядом с лошадкой в ее маленькой отдельной конюшенке,  на специально для этого сделанных верхних нарах. Возчику полагалась даже небольшая овчинная шубейка, она и служила отцу одеялом. Корма развозились почти круглосуточно, так что организационно такое размещение было оправдано, а для отца это было большое благо. Тем более, что свиные корма почти похожи на человечьи и, поэтому, презрев голодом брезгливость, можно было в определенной мере количественно улучшить свое питание.   

В этом своем положении отец познакомился с нашей будущей мамой. Она работала на выхаживании новорожденных поросят, куда попала, по-видимому, будучи замеченной, как очень честная и аккуратная женщина. Звали ее уважительно по имени «Люба» и часто добавляли еще «москвичка». Отец ей приглянулся, как она рассказывала позже, еще в общей зоне, за колючей проволокой, где во время прогулок по внутреннему двору, благодаря общему забору, заключенные женской и мужской зон могли видеть друг друга.

На свиноферме она поразилась его весьма тощему виду и исподволь начала подкармливать излишками поросячьего рациона, с удовольствием отмечая довольно быстрые положительные изменения его внешности. Они стали часто общаться, отец отметил ее необыкновенность среди прочих женщин чистотой нравов, совершенной неиспорченностью души и в то же время настойчивостью и принципиальностью. Она никогда грубо не выражалась, была верующей православной, крестилась истово, испуганно оглядываясь, и постепенно их дружба перешла в более близкие отношения.

Мама рассказала ему про свою прошлую жизнь. Отец был поражен теми бедами, которые на нее обрушились, узнал, что она была замужем, жила в Москве, где у нее было полное счастье - любящий добрый муж и трое детишек - и это все пропало…

И все это произошло точно так, как предсказала цыганка-сербиянка в те далекие счастливые годы, когда, казалось, счастью не будет конца, и не хотелось верить в подступающее горе. Теперь же мама стремилась верить во вторую, счастливую часть предсказания гадалки «о встрече с хорошим человеком и о новой счастливой жизни с ним в новой семье». Поэтому, освободившись из заключения раньше отца, она не уехала на «материк», а осталась его ждать, продолжая работать поросятницей на этой счастливо породнившей их свиноферме.

А отца скоро очень сильно продвинули по службе. А своеобразную "протекцию" ему в этом составила его подшефная маленькая серенькая или седенькая лошадка!

Перед его повышением свиноферма начала давать сбои в показателях. Обвинили во всех грехах зоотехника свинофермы, частично это соответствовало действительности. И его уволили. А отца из простых возчиков кормов назначили на образовавшуюся вакантную должность!

Произошло это так. С детства мой отец имел дело с животными, были в его отцовском хозяйстве и коровы и лошади. Родители отца, да и его дедушка с бабушкой, пока были живы, приучали детей и внуков к бережному отношению к животным, «братьям нашим меньшим».

Бережно он относился и к своей маленькой серенькой лошадке, с которой делил кров. После каждой очередной поездки, заходя в свинарник, он накрывал ее сверху своей шубейкой,  чтобы защитить вспотевшее животное от леденящего колымского холода. 

А тут комиссия из Магадана ходила по свинарнику. Начальник комиссии как-то раз прошелся мимо корпуса, у которого стояла лошадка, накрытая отцовской шубейкой.

- Чья это лошадь? – вскричал начальник, - найдите его!

Отца привели. Отец стоял перед начальником, ни жив, ни мертв, потому что встречи с дальстроевским начальством обычно кончались худо для заключенных. Но на этот раз все было наоборот – узнав, что у отца есть специальное зоотехническое образование, и немного поговорив с отцом о делах на свиноферме, начальник безоговорочно назначил отца главным зоотехником всей свинофермы!

- «Ты, я вижу, животных любишь, это хорошо. Но спрашивать с тебя за показатели будем строго» - сказал начальник на прощание отцу.