Я плюс я равно я

Я плюс я равно я. Иллюзии на тему картины Марии Редько «Я»

«Где-то глубоко в душе он хороший человек», - такая мысль транслировалась у художника по дуге из мозга в руку, из руки в кисть, а из нее на холст. В хорошем человеке всегда хочется подчеркнуть его «хорошесть». Благо художник может это сделать, передав черты, делающие человека-натуру именно тем, кто он есть, одушевляя копию человека на холсте. Может ли?
«Хм, а где же здесь эта «хорошесть?» - снова задумался автор.
Изначальный импульс из головы, из памяти, помнил человека совсем другим и хотел сделать его гораздо мягче, добрее.
Куда же подевались все эти мягкие черты. Кисть, то и дело, натыкалась на несимметричные стороны молодого человека, спотыкаясь о них, не в состоянии сделать красивым и мягким то, что нарушает главный закон строения вселенной – симметрию.
Здесь кисть, ведомая рукой живописца, набравшись масла теплых тонов, вот-вот должна была нарисовать изгиб уха, но снова уперлась. В этот раз в кусок железа, торчащий из мочки.
«Ой, да ладно, это всего лишь серьга», - мелькнула мысль по каналу мозг-рука-кисть-холст, но божественная симметрия и мягкость все же нарушилась в очередной раз. Пусть блестящая, пусть круглая, но инородная серьга делала человека иным.
Бесшумное движение влажной кисти по холсту продолжило контур лица молодого человека, опустившись к небритому подбородку. Не так давно он был гораздо плавнее. Но подобная иглам ежа щетина, теперь слегка покалывала душу художника. Даже теплый цвет кожи не мог убрать это ощущение. Не было былой мягкости и здесь. Лишь длинные волосы по своей сути, форме и содержанию несли в себе более спокойные нотки и энергии – может «хорошесть» и мягкость спряталась в них? Если и так, то только в безветренную погоду, когда они легкой волной ниспадают до плеч. Но в этой голове всегда бурлили потоки идей, воздуха, силы, заставляющие волосы разлетаться в стороны.
«Что ж продолжим поиски. Шея. Теперь она надежно закована и защищена от мира различными амулетами. Даже прикоснуться с первого раза не получится. О мягкости тут уже не может быть речи – железо, камни, шнуры…Все не то», - недоумевал художник от невозможности уловить душу человека через черты его тела. То что было известным и замечаемым в его образе ранее, теперь умело пряталось.
Слегка опущенные и зажатые плечи плавностью изгиба напоминали еще где-то того прошлого человека – свободного, доброго, наивного в своей вере в мир и людей. Но от него почти ничего не осталось, тут же на пути кисти появлялись острые узоры татуировок, разрывающих мягкость и плавность.
Внешне мягкий и цельный, но разделенный на составные колючие элементы, человек, находился сейчас перед взором. Кисть и рука, сопровождающая ее, беспомощно опустилась вниз. Острый, словно углы звезды. Звезда в душе, в жизни, звезда на фоне звезды. Центр мира – Я плюс Я равно Я.
«Ах, да, вот они зеркало души», - вернулась кисть и рука вверх к голове.
Приподнятый подбородок, стремящийся вперед и … полные грусти глаза, еще сохранившие мягкость и «хорошесть», но знающие, что мало кто сможет дополнить острый мир носителя этих глаз.
В хорошем человеке всегда хочется подчеркнуть…

Минск 20.08.2014