Золотое дно...

Сказывал я уже, что многие в Касли заезживали. Кто порыбалить.  А кто Русь - Девку об удаче просить.
Но Бориска точно о славе да власти пекся.
Был он тогда хозяином Урал-города по кличке Бориска-Ну-Понимашь.
Прознал про чудо Каслинско-Хвостато и зыкнул царственно:
- Желаю повидать!
Челядь, ровно борзые, на Каслинские озера кинулась!
Споренько ему ладну избенку на берегу Бань-озера срубили. И часто он стал сюда наведываться.
Бабы партейны в сауне для него тела свои белы разогревают, а от все с аквалангом мырял и подолгу в глыби задерживался.
Охрана тряслась – давайте мы рядом будем! Не случилось бы че!
Но Бориска-Ну-Понимаш губы подожмет, паузу царску выдюжит и молвит, как медведь рявкнет:
- Не государево это дело – пущать вас со мной в дела важные!
И правда оказалась.
Однажды в резину влез, в ласты встал, букет белых роз с собой прихватил - да в волнах скрылся.
Долгонько его не было.
Но как вылез из волн – и поблазнилось всем, быдто Моисей к ним с Синая сошел! Ликом бледен! Взором востер!
Сел, ровно туча грозова, в лимузин и тут же приказал в Урал-город лететь. Только одну руку все в кулак зажимал.
Пригляделись – а нескольких пальцев там как нет.
И ахнули!
Русь-Девка отсекла!
Но, как язык проглотили. Грозы боялись. Ждали, что будет?...
А вскоре Бориска вверха пошел. В Москву подался и власть краснопузу – одной рукой порушил!
И сдогадались: Русь-Девка, когда ему пальцы секла, что-то все таки шепнула заветное – да силу дала.
Но тряслись не зря, видно – не к добру отметину нанесла! Быть чему-то нехорошему…
Оно так и вышло.
За то, что власть краснопузых порушил, котора к тому времени вся изолгалась да избюрократилась, многие ему благодарны были.
Однако беда не задержалась. Шушеры с ним изрядно всякой, что мусор к берегу прибило.
Власть каку-то нову придумали Хапай-Хичническу. Дескать хапай все, что схитить смогешь, напивайся сытостью, аки клещ кровью – и страна разбогатеет.
А пока лямзили да натюхтеренное по заграницам гоношили, опять чуть всю Русь не порушили.
Однако, Русь-Старозаветна не только пальцы ему отсекла… Но и годы урезела.
Потому что жизнь то он одним слишком сахарну, а другим шибко поганую изладил.
Но о том, как выживали, сказ дале будет…
В те годы, когда Бориска царствовал – тяжелое бремя на Русь чекалдыкнулось.
Старики баяли, что инда Джугашвила рябой после смертной войны, хоть еще шибче гайки закрутил, но цены простому народу сбавлял. А воров – в каменный застенок, али того хуже.
А это плясун свободу всем, аки больничный клистер выписал:
- Хватай, сколько брюхо сдюжит! - кричал с трибуны.
Ну и началось!
 У кого зубы да челюсти крепче, да хватка отработана – учали драть нашу общую собственность – Рось, аки церберы медведя.
А окраины и вовсе огнем полыхнули.
Слезами мамки умывались, встречая родимых сынков-солдтиков кого в цинковых гробах, кого изувеченного без рук да без ног.
Да и сам народ шибко исплошал.
Сколько в Каслях жили, нищих да попрошаек отродясь не было.
Здесь ране даже кто с бедой, ровно с плохой женой, куковал – однако-ть фасон блюл. Гордо свой транспорт – тачку - в магазин али на базар катал.
А тут совсем нищета напала, как проруха.
Щурогайкам даже людей жалко стало. Как-то табунком скучились и решили:
- Надо хозяев поддержать!
Сома мордасить бросили – что зазря силу тратить. Вспомнили, что дно Попова Озерка, аки Клондайк - мормышем да малинкой кишит.
Ну и пошел промысел!
Целыми днями пройдохи с дуршлагами мыряют, ил зачерпыпают, да на берегу, ровно золотой песочек, прикорм для рыбалки намывают.
Котора собачонка дневну добычу хозяину гордо несет.
А которы прямки к магазину «Рябчику» скачут - там завсегда малинку да мормыша рыбакам сбояривают.
Попервоначалу их гоняли, места-то, слыш-ко, прикормлены. Так они шаль напялят – и не отличишь их от старушонки!
Да и обнаглели базарницы - так оттявкают, а то и за ногу мелконькими, но острыми зубками тяпнут - что и приставать к моськам перестали.
 
Марфа Ободраниха  с Болотной улицы, опять же, на баской бизнес натакалась.
Домик ее у воды, а мостки сразу супротив  крыльца.
Вынесла как то половик замыть - да зачала хозяйским обмылком и сапожной щеткой его обихаживать.
А мыльнот брусок в воду и склизнул.
Ободраниха в воде за собой шарит, да и ухватила… вялу полудохлу рыбу –поблазнилось ей, что это обмылок.
Стират - и видит: поднялась пена, ровно от «Земляничного».
А как дотерла до рыбьих костей, даже пот ее прошиб. Перепугалась: стервой вонять в горнице будет. Потом – в радость бросило:
- Счастье-то како! На мыле да порошке экономить зачну!
 И долго секрет никому не сказывала, да, все одно, что лягва каслинска, проквакалась.
Други бабы тут же смекнули – и для мылки рыбу всяку изведывать учали.
Мужья их в Силач-озере, и Сунгуль-озере, и Кирты-озере, и Карась-озере мережки бросали.
Но сама мыльна в Силач-поганке оказалась.
Мороженщики из секретного города как раз туда канализационны трубы для скрытости вывели. А в бумагах тайных пометили: письевой водоем города Касли.

Так с вялой рыбы каслинцам прибыль пошла.
Судаками - половики новят.
Подлещиками в бане вазгаются.
Ершами мальцы перед школой грязны сопырки трут.
А пескозобов – саму мелку рыбу в базарный день приезжим екатеринбуржцам изловчились втюривать.
Она пены мало дает – поэтому мило дело для стиральных машин-автоматов.
Безотходно производство получилось: Мороженск в каслински озера погану воду подфуриват, а чебаки им же в базарнот день мыльну рыбную мелочь сбояривают.
Гля, какой начальник-шоколадник, пирог из нее по дурости закажет – тут его сыты кишки мыльна юшка до чистых мозгов и продерет.
Глядишь, на светлу голову что-то ново да секретно изобретет…
А воду питьевую каслинцы давно уж по колодцам да родникам берут.
Бориска же недолго проправил.
Вскоре нова власть пришла.
Приемник его светлее головушкой оказался.
Но многи считают, что зря он решил память Беспалому увековечить. Да еще этот беломраморный статуй в родном городе поставил.
Даже землякам Борискиным - угланам Екатеринбужским – такое не поглянулось. Чернилами- несмывайкой баско ему беломраморну сурнушку извазгали.
Морду оттерли. А память ототрут вряд ли…