Углеводородная гвардия

Глава 2
Углеводородная гвардия

«Уж лучше уголь взять рукой из горна,
Чем жать десницу орденского гада!».
Адам Мицкевич (перевод А. Коваленского)

Разгромную статью о наркоагрессии на Севере Николай Николаевич написал в конце августа девяноста девятого года. К тому времени большая часть местных воров «паханов», включая Бяшек, Лаптя и Гюнтера, была отстреляна кавказскими бандитами. Карпята отсиживались в удаленном районе города на Еловом мысу. Один из местных тележурналистов Шурик Пологубский обратил внимание на это обстоятельство в телеэфире, в своей информационно - аналитической программе «Первый звоночек».
Прокурор Иетти-Приобского округа Замаркин несколько раз вызывал его для дачи показаний, обвиняя в разжигании межнациональной розни. Николай Николаевич, несмотря на то, что недолюбливал Пологубского, и называл не иначе, как «Шурик толстожопый» постарался защитить статьей, где уподобил мэра Иродова и прокурора Замаркина собирательной Софье Андреевне Толстой, так же, как и местные власти, нанимавшей в свое время воинственных абреков для охраны яснополянского леса. Одной из причин безнаказанного распространения наркотиков на Севере, помимо огромных криминальных денег, он предполагал замысел компетентных органов выработать в населении устойчивую неприязнь к привозившим в город наркотики среднеазиатам и кавказцам, дабы к началу второй чеченской войны заручиться надежной поддержкой масс.
К тому же, нефтяная компания, базировавшаяся в городе, служила главной боевой кассой, откуда оплачивалась война. И, наконец, было еще одно обстоятельство, касающееся психотипа северян-нефтяников. Суть его в патологическом, самозабвенном увлечении работой. Казалось, работа служила всем этим буровикам, инженерам, дельцам-коммерсантам, монтажникам и «шоферам-камазистам» чем-то вроде водки или щадящей позы для сколиотика.
Генеральный директор нефтяной компании Владимир Леонидович Федоров, скуластый, мужчина, округленными карими глазами похожий на сыча, был именно таким трудоголиком. С ним в начале девяностых Николай Николаевич делал интервью в городскую газету и одновременно для местной телекомпании ко дню нефтяника.
В просторном непритязательном для начинающего миллиардера кабинете, за столом из ДСП, покрытым светлым шпоном, напомнившим Николаю Николаевичу школу, Владимир Леонидович поздравлял нефтяников, с трудом подбирая слова, и произнося фразы, словно корчуя пни. Когда оператор, длинноволосый юноша в кожаной куртке, с лошадиной физиономией выключил телекамеру и, согнувшись, стал собирать штатив, Владимир Леонидович заговорил непринужденнее, не стесняясь, вовсю пользоваться лихим производственным матом. Угостил Николая Николаевича, когда тот попросил, «Мальборо», признался: курить начал на буровой, ездил в отпуск не на Канары, а домой в деревню, на юг Тюменской области, копать картошку. Телохранителями еще не обзавелся и пистолет не носит, - чтобы им воспользоваться, нужна тренировка. А захотят убрать, - подойдут сзади с чем-нибудь тяжелым… Рассказал также, что человеку кроме конкретики близких целей нужна и общая с другими людьми, дальняя цель. Именно поэтому он состоял в КПСС и перестал платить партийные взносы, когда партию разогнали.
А явись к нему вор в законе и потребуй солидный пакет акций?
– Сказал бы: не по адресу пришел. Акциями занимается Госкомимущество. Пусть туда, мать-перемать, то есть к Чубайсу, и обращается.
Это было за семь лет до того, как Николай Николаевич подготовил в печать беседу с Юлей. Разумеется, ни одна газета в городе не опубликовала труд Николая Николаевича о наркоманках-проститутках. Однако месяца через два после того, как были объявлены довыборы в Государственную думу, Николай Николаевич предпринял последнюю отчаянную попытку найти какую-нибудь работу. Он обратился в предвыборный штаб одного из наиболее перспективных кандидатов в депутаты, бывшего директора завода стабилизации газового конденсата Бутонова.
Одна из сотрудниц штаба Бутонова, достойная и сообразительная Елена Александровна, женщина средних лет, светловолосая, в очках приветливо встретила Николая Николаевича в кабинете, арендованном в здании Управления буровых работ, и предложила прочесть некоторые материалы для предвыборных статей, где Николай Николаевич обнаружил слегка подправленные идеи и факты из его статьи, - без изумления, скорее с легким презрением. Конечно, соображения по поводу тайных замыслов спецслужб, озлить местных жителей против азиатских наркоджигитов, как и параллели с Софьей Андреевной Толстой, в предвыборных изделиях отсутствовали.
Вежливо улыбаясь Елене Александровне, Николай Николаевич подумал: «Вот, свиньи! Приберегли наркотическую тему до выборов, школьники подсаживались на иглу, а эти ублюдки ждали, когда беда приобретёт козырные свойства»!
Елена Александровна, оказавшаяся женщиной общительной, долго рассказывала о Бутонове, сыне прокурора, в начале своей карьеры несколько месяцев проработавшим на почте шофером. Николаю Николаевичу все время, некстати, хотелось запеть песенку о «мальчиках-мажорах». Елена Александровна воодушевленно говорила о годах перестройки, когда в горисполкоме собирался многочисленный молодой, шумный и деятельный партхозактив.
Между прочим, Елена Александровна заметила: если человек, по каким-то причинам неприъодился партхозактиву по вкусу, то, в конце концов, был вынужден покинуть город, да и вообще Север, и как все это происходило, для самого отторгаемого, оставалось непонятным.
Николаю Николаевичу было безразлично: прямой ли это намек лично ему, похоже, что это было именно так…. или Елена Александровна ни на что не намекала? - Плевать.
Сотни, если не тысячи, героином отравленных и умерших детей, сотни, если не тысячи бомжей, трупы которых находили по подвалам, в сараях, в кабинах кранов, в заброшенных цехах. Молодой, сплоченный энергичный и деятельный партхозактив... Ныне эти свиньи не только управляют, но и «володеют».
— А Федоров Владимир Леонидович?
— И Федоров, конечно, приходил на собрания. Тогда совсем молодой… Но, вы думаете, он что-то обсуждал с нами? Спорил о чем-то? Он сидел за столом, а сам отсутствовал! Думал только о своих месторождениях, о добыче, бурении… Он весь был там, на промыслах!
Николай Николаевич снова мило улыбнулся и распрощался с Еленой Александровной и вышел на улицу.
«Из тематических бревен эта публика складывает острожек и внутри его обустраивается с бабами, делопроизводительными хозяйками, информационными стряпухами…».
Итак, элита, - партхозактивная сволочь состоит из исступленных трудоголиков и сонмища подлипал. У телевизионщиков… - как и по многим городам и весям нашего Отечества, телевизионщиками здесь оказались бывшие комсомольцы, бойко, подражая подростково-вызывающим интонациям журналистов центральных каналов, резво рассказывающим о происходящем вокруг, с наглым чаянием единомыслия со зрителями.
Николай Николаевич не воспринимал эту публику всерьез, называл «птенцами гнезда Попцова, обосранными», «мальчиками из Гитлерюгенд», а мэра Иродова, молодого долгоносого строителя, покровительствовавшего телевизионным комсюкам-вестернизаторам - «покляпым педократом».
А, что, собственно, у телевизионщиков?.. Мысль Николая Николаевича оборвалась. У изогнутого остроугольным утолщенным коленцем березки, росшей у стеклянного входа в УБПР, в песке, словно спрессованном или ссохшимся на морозе, вились на леденящем ноябрьском ветру тонкие, словно бумажные, полоски верхнего слоя бересты. Ветер морозил уши. Холодное белое небо было пусто и недовольно всем, что творилось внизу, на замороженных и слегка припорошенных снегом улицах города нефтяников и газовиков. Эти, освоившие карнегический оскал телекомсюки, так же неадекватны, как и трудоголики. Последние окунаются в работу, как в воду, и сквозь толщу воды, словно сквозь скол стекла, не в состоянии разглядеть происходящее над ее поверхностью. Разумеется, и воровством они не брезгуют, но…. Оно возможно и там, в глубине рабстихии, в коей они пребывают, как в подвешенном состоянии. И как ныряльщик, который обнаружил и нащупал на дне камень или старый резиновый сапог или шлепанец, всплывая на поверхность, тщится надеждой, что наткнулся на что-то ценное, так и эти, ухватив, что можно спереть полагают, ими найдено нечто, объясняющее смысл, их плавных кувырканий и парений в глубинах этого  нечто, с которым  мы вправе сравнить патологию самозабвенного труда, не важно, полезного или нет. Пусть на дне, но найти ствердоле основание. Ни юристы, ни оппозиционные политики журналисты всех мастей не понимают истинной психо-демонологической причины хищений в особо крупных размерах.
Мэр Иродов своровал миллионы долларов, как подсчитал поделившийся своими выводами с Николаем Николаевичем один независимый эксперт-экономист, интеллигентный человек, в компании единомышленников-экспертов, проанализировавший все проекты и управленческие начинания главы города.
Федоров, по сути дела, владелец нефтяной компании, в гешефтах, естественно, не нуждался. Однако в пору акционирования во многих подразделениях тогда еще советского, нефтегазодобывающего объединения появились должностные лица, убеждавшие и требовавшие не только от работяг, но и от мастеров, и от инженеров отказываться в пользу Федорова от причитавшихся им акций. Николай Николаевич предполагал во время интервью задать ему об этом вопрос, но забыл, залюбовавшись затейливой коряво-кряжестой мощью матюгов Владимира Леонидовича и патриотическим вдохновением, ибо общая тональность их беседы в итоге сводилась к формуле: «Других точек опоры у России нет». Только нефтегазодобывающий комплекс Тюменского Севера сможет стать финансовым фундаментом для новой отечественной экономики»!
Воровство не есть следствие соблазна, а судорожная попытка вырваться из уносящей неведомо куда драматургии трудов и дней. Придать ему хоть какой-то, хоть мошеннический смысл. Постойте…
Так, на чем остановился Николай Николаевич? Ах да, трудоголики и, как следствие, наркоманы? Юля обслуживала по десять клиентов в день. Тогда как на Большой Земле нормой для проститутки было два-три, максимум пять мужиков. Так-то в следующих поколениях реализовывалась трудовая преемственность и трудовая доблесть иступленных в работе северян.
Новые поколения принялись накачивать себя наркотиками так же самозабвенно, не ведая меры, как, не жалея сил и здоровья, жестоко трудились на нефтяных и газовых промыслах, на строительстве города их отцы и матери.
Николай Николаевич, иногда всерьез, иногда шутя, подумывал даже написать на эту тему некий постмодернистский литературный труд или, как сам он выражался, «хрень», вроде «Омона Ра», о том, как власти, по решению ЦК, обрабатывали с вертолетов город и его окрестности какими-то химикалиями, дабы де извести свирепствующих комаров. Однако распыляемая жидкость, на самом деле, была трудовозбудителем, разработанным майорами фармацевтами из спецлабораторий КГБ, и обладала свойством внушать всем, приехавшим на освоение недр Тюменского Севера, истерический трудовой порыв, - синдром северных «гречкосеев», к сообществу которых, как выяснилось, принадлежала и Минзиля.