3. Лидеры старой России

   Идея в отношении земли и связанных с нею проблем фактически совпадает с великим итальянцем Кампанеллой. Он считал, что частная собственность является причиной всех социальных зол. Уничтожение права частной собственности привело бы к социальному миру всех граждан земли.
После Октябрьской революции 1917 года вопрос о земле получил правильное решение. Она была национализирована и выдавалась в бесплатное владение тем, кто работал на ней, и его деятельность отвечала бы социальным потребностям. А для колхозов она актами закреплялась на вечное пользование.
Демократическая контрреволюция ошибочно увидела преимущества ведения хозяйствования на основе частной собственности на землю. Практический довод власти, что на основе частной собственности на землю в настоящее время из страны, покупавшей зерно, превратиться  в страну, продающую зерно. И на основании этого сделан ошибочный вывод, что частная собственность предпочтительнее коллективной. Неудачи Советской власти в области сельского хозяйства с конкретным неэффективным управлением и проявленной несправедливостью, не означают, что в своей сути при определенны условиях может быть эффективнее современной формы ведения сельскохозяйственного производства. В настоящее время растет удельный вес импортируемой сельхозпродукции с меньшей степенью натуральности, пали многие социальные структуры, удовлетворявшие потребности сельского населения. Растет безработица. Рента собственника земли настолько велика, что она тяжелым бременем ложится на все население, а ренту присваивает богач, но как бы не развивался технический прогресс, он не может в конечном варианте обеспечить снижение себестоимости продукции, инфляция и рост цен становятся постоянным фактором.
Есть основания  подвергнуть анализу и размышлениям единственный ответ Столыпина Толстому.
В этом относительно коротком тексте есть абсолютные признаки  характеристики Столыпина для понимания его поступков и действий и ряда мыслей.
«Природа вложила в человека некоторые врожденные инстинкты, как то: чувство голода, половое чувство и т.п. и одно из самых сильных чувств этого порядка – чувство собственности. Нельзя любить чужое наравне со своим. Бедность, по мне, худшее из рабств. И теперь то же крепостное право, - за деньги Вы можете также давить людей, как и до освобождения крестьян. Смешно говорить этим людям о свободе, или о свободах. Сначала доведите уровень их благосостояния до той, по крайней мере, наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным. А это достижимо только при свободном приложении труда к земле, то есть при наличии права собственности на землю.
Вы мне всегда казались  великим человеком, я про себя скромного мнения. Меня вынесла наверх волна событий – вероятно на один миг! Я хочу все же этот миг использовать по мере моих сил, пониманий и чувств на благо людей и моей родины, которую люблю, как любили ее в старину, как же я буду делать не то, что думаю и сознаю добром? А Вы мне пишете, что я иду по дороге злых дел, дурной славы и, главное, греха. Поверьте, что, ощущая часто возможность близкой смерти, нельзя не задумываться над этими вопросами, и путь мой мне кажется прямым путем».
Он предвидел свою судьбу. Первым пунктом его завещания было высказано пожелание похоронить его там,  где убьют. Одиннадцать совершенных до убийства покушений тоже в значительной степени подсказывали, чем может окончится следующее.
Толстой в своей гневно изобличительной статье «Не могу молчать» сделал вывод, что все производимые правительством жестокие насильственные действия связаны не с благородной целью для народа, которыми оно прикрывается, а для сохранения собственного благополучия и сохранения привилегий и той социальной несправедливости, которая их удовлетворяет. В этой идее Толстого заложен глубокий смысл для понимания и сути социального протеста революций 1905 и 1917 годов и мотивов для действий господствующего класса.
В отношении Столыпина можно сказать, что он, вероятно, был более непосредственен, он, не отказываясь от своего образа жизни, всю свою жестокость проявил не на страхе за свою судьбу, а все-таки за убежденность, которую в настоящее время нужно назвать убогой и не обеспечивающей путей прогресса.
В оценке этого довода вновь обратимся к его мысли.
«Я хочу все же этот миг использовать по мере моих пониманий и чувств на благо людей и моей родины... Как же я буду делать не то, что думаю и сознаю добром... поверьте, что ощущая часто возможность близкой смерти, нельзя не задумываться над этими вопросами, и путь мой мне кажется прямым путем».
По этому возражению трудно отказать в непосредственности его действий и намерений. Трудно представить себе психологию человека, который считает, что лишение человеческой жизни через повешение есть выражение добра, при этом еще ни в чем не сомневаться.
 Военно-полевые суды созданы по ультимативному поведению Столыпина. Они создавались в областях с чрезвычайным состоянием общественного порядка. Из 87 территориальных делений только в пяти из них не объявлялось чрезвычайное положение.  Суды создавались из председателей и четырех членов, все они  были офицерами, юристы в процессы не допускались. У суда от начала поступления материалов до исполнения приговора оставалось три дня.
После смерти Столыпина военно-полевые суды были упразднены. За время их деятельности 1102 человек были приговорены к повешению и 66 тысяч человек отправлены на каторгу.
Свое несогласие с применяемой практикой государства разрешения противоречий в обществе в широких масштабах насилия, при этом самого жестокого, Толстой выразил принципом о необоснованности ответа на насилие революционных масс только насилием.

Из известной статьи «Не могу молчать»:
Вообще благодаря деятельности правительства, допускающего возможность убийства для достижения своих целей... Так что все, что вы делаете теперь, с вашими обысками, шпионствами, изгнаниями, тюрьмами, каторгами, виселицами – все это не только не приводит народ в то состояние, в которое вы хотите привести его, а, напротив, увеличивает раздражение и уничтожает всякую возможность успокоения. То, что вы делаете, вы делаете не для народа, а для себя, для того, чтобы удержать то, по заблуждению вашему считаемое вами выгодным, а в сущности самое жалкое и гадкое положение, которое вы занимаете. Все те гадости, которые вы делаете, вы делаете для себя, для своих корыстных, честолюбивых, тщеславных, мстительных, личных целей, для того, чтобы самим пожить еще немножко в том развращении, в котором вы живете и которое вам кажется благом».
При первоначальном осмысливании Толстовского о непротивлении злу насилием покажется нелепостью, крестьяне жгут  усадьбы, и на это не реагировать против возмутителей общественного порядка. На поверхности есть, кажется, неоспоримая причина для принятия столыпинских мер насилия. Но это не так – нужно взвесить мотив возмущения, имеет ли он под собой объективные обстоятельства. Если нет, то смутьянов нужно остановить силой, подавлением. А если да, объективные причины есть, и имеется возможность в обществе устранения их, но для этого с целью приближения справедливости нужно поделиться возможностями управления государством, самоустройством и улучшить материальное положение возмущенной группы населения.
Подобным образом не были рассмотрены российские проблемы ни перед революцией 1905 года, ни после нее. Хотя события первой русской революции обязывают осмыслить их и принимать соответствующие меры к изменениям в области управления государством, к повышению самостоятельности огромных масс в своих практических повседневных делах.
Толстой показал, что один царь не может управлять 130 миллионным населением России. Он далек  уже от интересов населения и не может их понять. В своем откровении царь Николай Второй  признался, что он не может жить всеми проблемами, возникающими в государстве. Если бы он даже взялся пропускать через себя, то уничтожил бы себя. А многочисленный, не контролирующий чиновничий аппарат в этих конкретных условиях тоже не волновали интересы народа, для которого,  кажется, они должны были служить. Их деятельность направлена на обеспечение собственного благополучия. В таких условиях неизбежен социальный конфликт. И варианты его разрешения зависели от уровня сознания конкретных государственных лиц и царя.
Интеллект Столыпина ограничен. Это видно из его письма, когда он чувство собственника отнес к природным физиологическим инстинктам. Без сомнений – чувство собственника земли социальное явление и оно появляется, исчезает в зависимости от общественно-политического устройства общества.
«Природа вложила в человека некоторые врожденные инстинкты, как то чувство голода, половое чувство и т.п., и одно из самых сильных чувств этого порядка чувство собственности. Нельзя любить чужое наравне со своим».
Этим характеризуется  уровень интеллекта Столыпина и безудержимого собственника, уверенного в себя бесповоротно, лишенного возможности что-то понимать по-другому, уже никакие обстоятельства не способны понудить его к размышлению. Сомнений у него нет.
Как здесь не вспомнить Маяковского:
«Кто постоянно ясен, тот, по-моему,  просто глуп».
Но его привлекательность и для современных политических деятелей составляют – его целеустремленность, непосредственность, бесстрашие и кипучая деятельность по решению поставленных задач. Он много успел переделать в России. В этом его заслуга, пример для подражания. Но его цели и проделываемая работа служила ли изменениям с позиций прогресса? Конечно нет. В этом  и кроется  противоречие, как большого, пробивного реформатора с бесперспективными целями производимого неустройства.  Многие восхищаются величием  переустроечных дел, не обращая внимания, что впереди эти дела ожидает крах.  И переустроечные мероприятия сопровождались мучительным состоянием. Поэтому Столыпина никак нельзя принять за положительного реформатора, хотя своим именем  он  определил многое.  Депутат думы от кадетов во время своего выступления употребил понятие «столыпинский галстук», имея ввиду массовые казни через повешение. Выступление кадета Родичева изложили многие газеты. Столыпин вызвал его на дуэль. Последний принес публичное извинение, которое было принято. Однако выпущенные из уст слова «столыпинский галстук» начало гулять по России, как и слова Столыпина: «Бедность, по мне, худшее из рабств», - имеют глубокий положительный смысл, направленный на улучшение жизни на прогресс.
Столыпин искренне желает бороться с бедностью и прилагает собственные меры, как он их понимает – наделение каждого крестьянина землей на праве собственности.
«А это достижимо только при свободном приложении  труда к земле, т.е. при наличии права собственности».
Столыпин абсолютно прав в том, каждому труженику должна быть предоставлена земля, которая станет источником определенного благосостояния, и он стремится путем  права собственности прикрепить крестьянина к земле, сделав его физическим защитником сложившегося в России социального устройства. Крестьянин может обеспечивать своего благополучие и на  земле, которая у него находится в объективной правовой форме владения, не обязательно в форме собственности.
Толстой борется за получение равноправного доступа к земле всех граждан России, как царя, так и простого крестьянина. И этот доступ не должен быть на праве собственности, а на праве владения.
Столыпинское законодательство предоставляет землю на праве собственности, запрещая  даже куплю-продажу. Но Столыпин исходит в первую очередь из интересов господствующего класса, который ничем не намерен делиться, а просто правом собственности успокоить бунтаря, превратив его в хозяина с его проблемами, которые уже не позволяли бы выступать против существующих порядков. Однако этот участок земли дан так, что он не в состоянии кормить семью крестьянина, малые его размеры, да и многие проблемы, связанные с его эксплуатацией завязаны на необходимости обращаться к крупному землевладельцу, то есть представителю господствующего класса, который  от мысли эксплуатации меньшего не отказывает и после проведения реформы.
Ленин в своей знаменитой книге «Развитие капитализма в России» отчетливо показал, как постепенно капитализм распространяется на  сельскохозяйственное производство, на землю. В капитализме должен быть собственник и наемный рабочий. Постепенно мелкие собственники разорялись и земля должна была продаваться.  Запрещенную куплю-продажу обходили всевозможными формами аренды и издольщины, формировался рабочий класс, который фактически в качестве собственности имел только собственные руки.
Как бы ни был велик в организационной деятельности Столыпин, но своими же руками готовил крах своих же идей.  Удержать собственника на земле он не смог, происходила концентрация и централизация капитала. Ведь Столыпин действовал не в соответствии с определенными экономическими закономерностями. Он действовал из социального заказа господствующей группы – обеспечить им покой и привилегированное  положение, ничего не утратив, а это было не возможно. Чтобы обеспечить землей крестьянство для надлежащего достижения достатка нужно было потревожить крупных землевладельцев, а этого они не хотели. Столыпин, понимая суть этого противоречия, пытался разрешить его путем переселения европейской части крестьянства в Сибирь и освоения  там большого количества свободных земель. Для этих целей государство даже изготовляло товарные вагоны, пригодные для перевозки скота и людей. Размахи были так велики, что Советская власть использовала их для перевозки тоже в Сибирь заключенных. Хотя они уже в официальном порядке именовались «вагон заками», но в обыденном выражении назывались «столыпинским вагоном». Перевозка людей в Сибирь для свободного труда более прогрессивна, чем советская перевозка для подневольного принудительного труда. Но проявления жестокости в проведении очень скорого суда в течение трех суток от начала предъявления приговора, либо к лишению жизни, либо отправка на каторгу, вряд ли найдет в истории человечества многочисленные примеры.
Советские «тройки» тоже сродни мерам Столыпина в форме военно-полевых судов. Намыливание перед повешением петли мылом, с поповским благословением по прощанию с материальной земной жизнью представляется им, как проявление какого-то гуманизма. Такую подлость, лицемерия и показа себя в виде благодетеля для народа не претендовали даже фашисты.
Толстой, как никто, с предельной честностью, гневом и глубиной мысли изобличал столыпинское и царское мировоззрение и их дела.
«Вы же, что вы делаете? На что кладете свои душевные силы? Кого любите? Кто вас любит? Ваша жена? ваш ребенок? Но ведь это не любовь. Любовь жены, детей – это не человеческая любовь. Так, и сильнее, любят животные. Человеческая любовь – это любовь человека к человеку, ко всякому человеку, как к сыну божию и потому брату.
Кого же так любите? Никого. А кто вас любит? Никто.
Вас боятся, как боятся ката-палача или дикого зверя. Вам льстят, потому что в душе презирают вас и ненавидят – и как ненавидят! И вы это знаете и боитесь людей.
Да, подумайте все вы, от высших до низших участников убийств, додумайте о том, кто вы, и перестаньте делать то, что делаете, перестаньте – не для себя, не для своей личности, и не для людей, не для того, чтобы люди перестали осуждать вас, но для своей души, для того бога, который, как вы ни заглушаете его, живет в вас».
Толстой критиковал  правительство и Столыпина за то,  что они ответили на насилие простого народа в отношении господствующего класса, который имел право защищаться насилиям какими средствами и в каком объеме.
В 2008 году на территории южной Осетии произошли военные столкновения грузинских и российских войск. В начальной стадии войны Запад обвинил Россию за осуществление агрессии. Однако очевидность событий заставила говорить, что первыми агрессивные действия совершила Грузия. Идеологическим мотивом для России стало выражение – понуждение агрессора к миру. Уже в этой формулировке есть определенное представление о масштабах войны. Когда мировая общественность  разобралась, кто является агрессором, то и Запад поменял позицию, его не интересовала истина, ему нужны были обвинения в адрес России, а объективны они или нет – безразлично. Они обвинили Россию в несоответствии средств принуждения к миру средствам и размерам агрессии. В этом аспекте не стоит разбирать соответствует ли это действительности в данном моменте. Но их доводы тоже содержат данные о возможности разного насилия. Все это в какой-то степени подтверждает доводы Толстого о бессмысленности в ряде случаев насилием отвечать на насилие, так как в определенных случаях ответное насилие вызывает резкое насилие первого порядка.
«Ужаснее же всего в этом то, что все эти бесчеловечные насилия и убийства, кроме того прямого зла, которое они причиняют жертвам насилий и их семьям, причиняют еще большее, величайшее зло всему народу, разнося быстро распространяющееся, как пожар по сухой соломе, развращение всех сословий русского народа. Распространяется же это развращение особенно быстро среди простого, рабочего народа потому, что все эти преступления, превышающие в сотни раз все то, что делалось и делается простыми ворами и разбойниками и всеми революционерами вместе, совершаются под видом чего-то нужного, хорошего, необходимого, не только  оправдываемого, но поддерживаемого разными, нераздельными в понятиях народа с справедливостью и даже святостью учреждениями: сенат, синод, дума, церковь, царь».
Превышенное в размере насилие в понятии Толстого усиливает ненависть и распространяется как  «пожар по сухой соломе».
А можно ли что-либо иное противопоставить было правительству насилию, к которому прибег народ? Да, ведь народ поднялся на бунт после длительного его притеснения и игнорирования его требований. Разумное их рассмотрение могло, как снизить накал борьбы, так и вообще его предупредить путем постепенного изменения обстоятельств жизни по пути прогресса.
Об этом ярко свидетельствует письмо Толстого царю России, написанное еще 16 января 1902 года, то есть до начала первой революции, гнев народа еще нарастал в течение трех лет. Фактически это было предупреждением накануне разгула гнева.
Текст письма царю.
«Любезный брат!
Такое обращение я счел наиболее уместным потому, что обращаюсь к вам в этом письме не столько как к царю, сколько как к человеку – брату. Кроме того еще и потому, что пишу вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти.
Мне не хотелось умереть, не сказав вам того, что я думаю о вашей теперешней деятельности и о том, какою она могла бы быть, какое большое благо она могла бы принести миллионам людей и вам  и какое большое зло она может принести людям и вам, если будет продолжаться в том же направлении, в котором идет теперь.
Треть России находится в положении усиленной охраны, то есть вне закона, армия полицейских – явных и тайных – все увеличивается. Тюрьмы, места ссылки и каторги переполнены, сверх сотен тысяч  уголовных, политическими, к которым причисляют теперь и рабочих. Цензура дошла до нелепостей запрещений, до которых она не доходила в худшее время 40-вых годов. Религиозные гонения никогда не были столь часты и жестоки, как теперь, и становятся все жестче и жестче и чаще. Везде в городах и фабричных центрах сосредоточены войска и высылаются с боевыми патронами против народа. Во многих местах уже были братоубийственные кровопролития, и везде готовятся и неизбежно будут новые и еще более жестокие.
И как результат всей этой напряженной и жестокой деятельности правительства, земледельческий народ – те 100 миллионов, на которых зиждется могущество России, - несмотря на непомерно возрастающий государственный бюджет или, скорее, вследствие этого возрастания, нищает с каждым годом, так что голод стал нормальным явлением. И таким же явлением стало всеобщее недовольство правительством всех сословий и враждебное отношение к нему.
И причина всего этого, до очевидности ясна, одна: та, что помощники ваши уверяют вас, что, останавливая всякое движение жизни в народе, они этим обеспечивают благоденствие этого народа и ваше спокойствие и безопасность. Но ведь скорее можно остановить течение реки, чем установленное богом всегдашнее движение вперед человечества. Понятно, что люди, которым выгоден такой порядок вещей и которые в глубине души своей говорят «после нас хоть потоп», могут и должны уверять вас в этом; но удивительно, как вы, свободный, ни в чем не нуждающийся человек, и человек разумный и добрый, можете верить им и, следуя их ужасным советам, делать или допускать делать столько зла ради такого неисполнимого намерения, как остановка вечного движения человечества от зла к добру, от мрака к свету.
Ведь вы не можете не знать того, что с тех пор как нам известна жизнь людей, формы жизни этой, как экономические и общественные, так и религиозные и политические, постоянно изменялись, переходя от более грубых, жестоких и неразумных к более мягким, человечным и разумным.
Подумайте об этом не перед людьми, а перед богом и сделайте то, что вам скажет бог, то есть ваша совесть. И не смущайтесь теми препятствиями, которые вы встретите, если вступите на новый путь жизни. Препятствия эти уничтожатся сами собой, и вы не заметите их, если только то, что вы будете делать не для славы людской, а для своей души, то есть для бога.
Простите меня, если я нечаянно оскорбил или огорчил вас тем, что написал в этом письме. Руководило мною только желание блага русскому народу и вам. Достиг ли я этого – решит будущее, которого я, по всем вероятиям, не увижу. Я сделал то, что считал своим долгом.
Истинно желающий вам истинного блага брат ваш
Лев Толстой.
16 января 1902г.».

Смертный приговор в отношении солдат производился путем расстрела, а в отношении остальных граждан путем повышения. В определенные моменты не хватало палачей, и жизни лишали крестьян тоже путем расстрела. Высшие офицерские чины фактически представители господствующего класса увидели в этом несправедливость – малый эффект устрашения, виселица действует нагляднее. За деньги нашлись и палачи. Был случай, когда палач потребовал во время повешения доплаты, и она была сделана.

Из статьи «Не могу молчать».
«Да, этот непосредственный палач знает, что он палач и что то, что он делает – дурно, и что его ненавидят за то, что он делает, и он боится людей, и я думаю, что это сознание и страх перед людьми выкупают хоть часть его вины. Все же вы, от секретарей суда до главного министра и царя, посредственные участники ежедневно совершаемых злодеяний, вы как будто не чувствуете своей вины и не испытываете того чувства стыда, которое должно бы вызывать в вас участие в совершаемых ужасах. Правда, вы так же опасаетесь людей, как и палач, и опасаетесь тем больше, чем больше ваша ответственность за совершаемые преступления: прокурор опасается больше секретаря, председатель суда больше прокурора, генерал-губернатор больше председателя, председатель совета министров еще больше, царь больше всех.  Все вы боитесь, но не оттого, что, как тот палач, вы знаете, что вы поступаете дурно, а вы боитесь оттого, что вам кажется, что люди поступают дурно.
И потому я думаю, что как ни низко пал этот несчастный дворник, он нравственно все-таки стоит несравненно выше вас, участников и отчасти виновников этих ужасных преступлений, - людей, осуждающих других, а не себя, и высоко носящих голову.
Знаю я, что все люди – люди, что все мы слабы, что все мы заблуждаемся и что нельзя одному человеку судить другого. Я долго боролся с тем чувством, которое возбуждали и возбуждают во мне виновники этих страшных преступлений, и тем больше, чем выше по общественной лестнице стоят эти люди. Но я не могу и не хочу больше бороться с этим чувством.
Вы говорите, что вы совершаете все эти ужасы для того, чтобы водворить спокойствие, порядок.
Вы водворяете спокойствие и порядок!
Чем же вы его водворяете? Тем, что вы, представители христианской власти, руководители, наставники, одобряемые и поощряемые церковными служителями, разрушаете в людях последние остатки веры и нравственности, совершая величайшие преступления: ложь, предательство, всякого рода мучительство и – последнее самое ужасное преступление, самое противное всякому не вполне развращенному сердцу человеческому: не убийство, не одно убийство, а убийства, бесконечные убийства, которые вы думаете оправдать разными глупыми ссылками на такие-то статьи, написанные вами же в ваших глупых и лживых книгах, кощунственно называемые вами законами.

Вы говорите, что это единственное средство успокоения народа и погашения революции, но ведь это явная неправда. Очевидно, что, не удовлетворяя требованиям самой первобытной справедливости всего русского земледельческого народа: уничтожения земельной собственности, а напротив, утверждая ее и всячески раздражая народ и тех легкомысленных озлобленных людей, которые начали насильническую борьбу с вами, вы не можете успокоить людей, мучая их, терзая, ссылая, заточая, вешая детей и женщин.  Ведь как вы ни стараетесь заглушить в себе свойственные людям разум и любовь, они есть в вас, и стоит вам опомниться и подумать, чтобы увидать, что, поступая так, как вы поступаете, то есть, участвуя в этих ужасных преступлениях, вы не только не излечиваете болезнь, а только усиливаете ее, загоняя внутрь».
«Семь смертных приговоров: два в Петербурге, один в Москве, два в Пензе, два в Риге. Четыре казни: две в Херсоне, одна в Вильне, одна в Одессе».
И это в каждой газете. И это продолжается не неделю, не месяц, не год, а годы. И происходит это в России, в той России, в которой  народ считает всякого преступника несчастным и в которой до самого последнего времени по закону не было смертной казни. Помню, как гордился я этим когда-то перед европейцами, и вот второй, третий год не перестающие казни, казни, казни.
Беру нынешнюю газету.
«Нынче, 9 мая, что-то ужасное, в газете стоят короткие слова: «Сегодня в Херсоне на  Стрельбицком поле казнены через повешение двадцать крестьян за разбойное нападение на усадьбу землевладельца в Елисаветградском уезде».
В газетах появились потом опровержения известия о  казни двенадцати крестьян. Могу только радоваться этой ошибке: как тому, что задавлено на восемь человек меньше, чем было в первом известии, так и тому, что эта ужасная цифра заставила меня выразить в этих страницах то чувство, которое давно уже мучает меня, и потому только, заменяя слово двадцать словом двенадцать, оставляю без перемены все то, что сказано здесь, так как сказанное относится не к одним двенадцати казненным, а ко всем тысячам, в последнее время убитым и задавленным людям.
Двенадцать человек из тех самых людей, трудами которых мы живем, тех самых, которых мы всеми силами развращали и развращаем, начиная от яда водки и до той ужасной лжи веры, в которую мы не верим, но которую стараемся всеми силами внушить им, - двенадцать таких людей задушены веревками теми самыми людьми, которых они кормят, и одевают,  и обстраивают, и которые развращали и развращают их. Двенадцать мужей, отцов, сыновей, тех людей, на доброте, трудолюбии, простоте которых только и держится русская жизнь, схватили, посадили в тюрьмы, заковали в ножные кандалы. Потом связали им за спиной руки, чтобы они не могли хвататься за веревку, на которой их будут вешать, и привели под виселицы. Несколько таких же крестьян, как и те, которых будут вешать, только вооруженные и одетые в хорошие сапоги и чистые мундиры, с ружьями в руках, сопровождают приговоренных. Рядом с приговоренными, в парчовой ризе и в епитрахили, с крестом в руке идет человек с длинными волосами. Шествие останавливается. Руководитель всего дела говорит что-то, секретарь читает бумагу, и когда бумага прочитана, человек, с длинными волосами, обращаясь к тем людям, которых другие люди собираются удушить веревками, говорит что-то о боге и Христе. Тотчас же после этих слов палачи, - их несколько, один не может управиться с таким сложным делом, - разведя мыло и намылив петли веревок, чтобы лучше затягивались, берутся за закованных, надевают на них саваны, взводят на помост с виселицами и накладывают на шеи веревочные петли.
И вот, один за другим, живые люди сталкиваются с выдернутых из-под их ног скамеек и своею тяжестью сразу затягивают на своей шее петли и мучительно задыхаются. За минуту еще перед этим живые люди превращаются в висящие на веревках мертвые тела, которые сначала медленно покачиваются, потом замирают в неподвижности.
Все это для своих братьев людей старательно устроено и придумано людьми высшего сословия, людьми учеными, просвещенными. Придумано то, чтобы делать эти дела тайно, на заре, так, чтобы никто не видел их, придумано то, чтобы ответственность за эти злодейства так бы распределялась между совершающими их людьми, чтобы каждый мог думать и сказать: не он виновник их. Придумано то, чтобы разыскивать самых развращенных и несчастных людей и, заставляя их делать дело, нами же придуманное и одобряемое, делать вид, что мы гнушаемся людьми, делающими это дело. Придумана даже такая тонкость, что приговаривают одни (военный суд), а присутствуют обязательно при казнях не военные, а гражданские. Исполняют же дело несчастные, обманутые, развращенные, презираемые, которым остается одно: как получше намылить веревки, чтобы они вернее затягивали шеи, и как бы получше напиться продаваемым этими же просвещенными, высшими людьми яда, чтобы скорее и полнее забыть о своей душе, о своем человеческом звании».

Некоторые представители так называемой демократической революции, а по представлению автора этих строк, демократической контрреволюции, с целью оправдания происшедшего, охаивают все коммунистическое и пытаются представить наличие в царской России социального рая, и тем сказать, что потребности ни в каких революциях не было. Просто был мир доброго барина и мужика. Только ужасы, приведенные великим мыслителем Толстым, свидетельствуют об обратном. Эволюция мира предполагает и постепенную эволюцию общественных отношений, но царя и господствующий класс это не устраивает и как «заскорузлые собственники» они и понять не могут, что нужно системно совершенствовать общественные отношения.  Состояние развратности их полностью удовлетворяло, и они не желали никаких изменений. А отсюда ожесточенная борьба за свое собственное благополучие в революциях 1905-1907 и 1917 годов.
И эту ожесточенность нельзя объяснить темнотой мужика.
Ни Пастернак, ни Столыпин, ни Никита Михалков, ни Марк Захаров, ни многие другие деятели шагающей интеллигенции не достигли уровня понимания объективных процессов, внутренне оставаясь на стороне мировоззрения буржуазии, они не только в результате заблуждений, а и в преднамеренной клевете, особенно Солженицын, вместо устранения недостатков социализма драматизировали их и ставили целью свержения социалистического  советского строя и добивались этого развалив  и Советский Союз.
Как принято считать, что эволюционный процесс, протекающий во времени, должен совершенствовать и жизнь, она не должна ухудшаться при любых социальных процессах.
Демократы  современности отбросили далеко назад в материальном плане большую часть населения, улучшив  положение не значительного меньшинства, при этом в значительной степени разрушив производство, снизив производительную способность страны. Они находились в особенном умилении от  буржуазной культуры, от  добрых дел буржуа, но они не видели и не  хотели видеть  звериный оскал, когда наступила пора поделиться с народом. И как  выразился Сталин – все эти добренькие герои сидели на шее народа. Даже Столыпин дал отрицательную характеристику своего времени.
«И теперь тоже крепостное право, - за деньги Вы можете так же давить людей, как и до освобождения крестьян».
После ознакомления с оценкой Толстого и Столыпина своего времени  со всей очевидностью видна фальшивость утверждений современных демократов о райской социальной жизни царской России.
Свою полную непримиримость с каким-либо совершенствованием выразил и сам царь. Выступая перед представителями дворянства и земства, заявил, что мечтания об участии в делах внутреннего самоуправления  бессмысленны. Он сам будет охранять начало самодержавия.
Считается, что создание Государственной думы есть проявление необходимости усовершенствования системы управления  и предоставления «низу» определенных прав, то есть первый шаг к исполнению требований народных масс, но фактически эта идея выхолощена, реальных изменений не наступило, а Столыпин приступил к созданию общества с большей степенью гарантированности охраны самодержавия.  Дума была создана с совещательным голосом.
Выступая при открытии первой Государственной думы, царь заявил:
«Трудная и сложная работа предстоит Вам, верю, что любовь к  родине, горячее желание послужить ей воодушевит и сплотит Вас.
Я же буду охранять непоколебимые установления, Мною дарованные, с твердой уверенностью, что Вы отдадите все свои силы на самоотверженное служение Отечеству...
...Да исполнятся горячие Мои желания видеть народ мой счастливым и передать сыну Моему в наследие государство крепкое, благоустроенное и просвещенное».
Фактически о разделении власти с разными слоями народа речь не идет. Самодержцем еще он видел своего сына, а земский деятель Обнинский видел значительно дальше и пророчески. В 1912 году в Германии вышла его книга  «Последний самодержец», фактически предрекая  судьбу  самодержавного строя и царя.
«Двадцатый век принес с собою крушение последних оплотов деспотизма, прикрывающегося легендой божественного происхождения; одна за другой изменили свой государственный строй три империи Востока – Россия, Персия и Турция. Медлительный Китай, упреждая волнения, обычно сопровождавшие этот неизбежный исторический процесс, возвестил введение конституции на 1914 год».
Из этого предисловия книги следует для современных демократов, отрицающих объективную закономерность революции и возлагающих ответственность за столь жестокие и глобальные последствия в гражданской войне привести еще выражение автора: «Не нужно было проницательности, ни знаний, чтобы осознавать ненормальность такого положения вещей и предсказать его естественный конец – революцию...» Несомненно, также, что приближение катастрофы ощущалось на верху правления, нежели в глубинах жизни, и придавало умиравшему чудищу полицейского строя то отчаянное мужество отчаяния, которое толкает на самые решительные, самые неожиданные действия».

Вот объективное объяснение причин масштабов гражданского столкновения.
Последнее письмо Столыпину Толстой не отправил, вероятно, и он увидел бесперспективность своих увещеваний царя и Столыпина.

Краткий текст из него:
«Пишу вам об очень жалком человеке, самом жалком из всех, кого я знаю теперь в России. Человека этого вы знаете и, странно сказать, любите его, но не понимаете всей степени  его несчастья и не жалеете, как заслуживает его положение. Человек этот – вы сами».

С Толстого нужно снять обвинение Ленина и других, что его учение реакционное, что оно утопично. Просто Толстой шел по пути медленного эволюционного прогресса. Сегодня можно сказать, что ленинский вариант изменения социальной жизни не единственный. При этом Толстой фактически предсказал революции 1905-1907 годов, а также революцию 1917 года, свершившуюся уже после его смерти. Он не говорил о сроках, но утверждал, что с неизбежностью это произойдет. Об этом говорят со всей категоричностью следующие его фразы:
«Все это не только не приведет народ в то состояние, в которое вы хотите привести его, а, напротив, увеличивает раздражение и уничтожает всякую возможность его успокоения».
Следовательно, неуспокоившийся народ будет бороться до тех пор, пока не достигнет цели.
Вторая фраза:
 «Ведь как вы не стараетесь заглушить в себе свойственные людям разум и любовь, они есть в вас, и стоит вам опомниться и подумать, чтобы увидеть, что поступая так, как вы поступаете, то есть участвуя в этих ужасных преступлениях, вы не только не излечиваете болезнь, а только усиливаете, загоняя во внутрь».
В данном трактовании болезнь – это социальный протест против господствующего класса, а если он будет усиливаться, то приведет к гибели царствующих.
Большинство идей Столыпина в своей сущности имеют ограниченность и исторически прошедший этап, однако его одна мысль имеет значение и для современности. Никто из великих людей не ставил на обсуждение и осмысливание.
«Смешно говорить этим людям (находящимся в состоянии бедности) о свободе или о свободах. Сначала доведите уровень их благосостояния до той крайней меры наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным».
Эту мысль можно трактовать, что социальные процессы эволюции строго поэтапны и последовательны. Фактически каждая стадия имеет свои задачи для исполнения и свои возможности. Если в силу каких-то обстоятельств прежняя стадия, не выполнив свойственных ею задач, переходит в следующую, то предыдущая перегружает последующую, осуществление которой затрудняется. Неисполненные задачи предыдущей стадии тяжким бременем ложатся на последующую. Поскольку каждая из стадий общественного развития имеет свои отрицательные последствия, в каждой из них присутствуют насилие и несправедливость, то в последующей стадии потребуется большего насилия, чем  типичного для нее, если бы предыдущая стадия выполнила стоящие задачи перед ней.
Если говорить о соотношении капитализма и социализма, то для наступления стадии социализма нужно, как выразился Столыпин, «минимальное довольство», определенный уровень наличия материальных ценностей, богатства. Стремление к богатству затмило глаза понимания, что это должно быть определенной меры. Чрезмерный уровень богатства ведет к развратности общества. У большей части человечества критерий богатства доводит их сознание до абсолютности, затмив видение реальности и объективных закономерностей.
Существование человечества измеряется определенной мерой материальных ценностей. Отклонение от этой меры, как в сторону недостатка, так и их избыток в какой-то степени губительны для общества. Поэтому можно говорить о возможностях  развития общества, когда может наступить преждевременная по определенным критериям следующая стадия развития.  Преждевременность сделали ее другие критерии измерений состояния общества. 
Для каждой стадии эволюционного развития общества характерны свои признаки качественного состояния. Если для капиталистического способа развития характерны проявление силы и обмана. Проявление силы заключается в том, что материальные богатства распределяются, в первую очередь, по праву сильного.  Большинство материальных благ забирает он себе силой, а остальным то, что осталось от него существующее право распределения с провозглашенными принципами равенства оказываются несправедливыми.  Законным становится то, что определяется силой.
Эти принципы пытаются осуществить все и государство. Результатом этой состязательности есть степень наличия силы. Кроме этого принципа действует принцип обмана, основное его осуществление производится церковью, которая временами находится в тесном союзе с государством.
Эволюционные процессы развития капитализма утверждают в качестве жизненной силы человека рост его сознания. Если в капитализме этот принцип имеет второстепенное значение, то в социализме он приобретает более значимую роль. Однако сознание не может расти когда, как выразился Столыпин, минимальная грань достатка не имеет места, не будет веры и в великую цель, когда народ нищенствует и живет впроголодь, и кроме того он видит, что негативное состояние результат несправедливости в обществе, то закономерности роста сознания отменяются, и вновь действуют закономерности силы, и человек не входит в социалистическую ориентацию и проваливает стоящие перед ним задачи.  Политика, направленная при таких обстоятельствах на построение социализма, потребует большого насилия, ибо сознание значительной части населения не будет соответствовать требуемому уровню сознания.
Именно в этом состоянии находилась и Советская власть. Необходимость накопления материальных ценностей вынудило при социалистической идеологии вводить механизм капиталистического хозяйствования. Эволюция развития жизни человечества в соответствии с ее закономерностями со всей обязательностью предоставляет место капиталистическому экономическому строю. Историческая необходимость которого связана с накоплением определенного качества материальных благ, которое позволяет от признака силы перейти к признаку повышенного сознания.  Сила обеспечивает только собственные интересы каждого индивидуума. По Столыпину – чужое никогда не будут любить, как свое.
Повышенный уровень сознания позволяет обеспечивать защиту интересов общественного, как своего, понимая при этом, что общественное при справедливом подходе будет частью своего. Советский социализм принял очень отсталую базу царской России еще с не полностью развитым капитализмом с довольно низким уровнем сознания основной массы населения. Кроме того ожесточенная гражданская война привела к фактическому уничтожению всего производства. Все это объективно привело к огромному сопротивлению социализму.
Свершения первой в мире социалистической революции вызвало злобное отношение всего капиталистического мира, который не оставлял попытки уничтожения социалистического строя. Все это не могло избежать социалистического инакомыслия в больших масштабах, которое привело к сопротивлению, а следовательно при необходимости защиты своих социалистических завоеваний к довольно обширному применению насилия с лишением жизни. Поэтому ужасание, производимое демократами современности о насильственной стороне Советской власти, нельзя представлять звериным образом Сталина и его сторонников. Они выстояли в жестокой борьбе и чрезмерно в трудных условиях и добились завидных результатов в созидательной работе.
Изменяющиеся конкретные обстоятельства жизни позволяли бы совершенствовать социализм, избавить от сталинских издержек, не было бы объективной необходимости совершения демократической контрреволюции и возвращения к капитализму. Социализм проявлял жизнеспособность, и он оказался слабым не на первоначальной стадии развития и революционных завоеваний, а в результате обуржуазивания верхушки власти. Качество первых революционеров позволяло победно развиваться. Фактически свержение социализма в России есть только контратака мирового капитализма.
Эволюция жизни мира приводит всех к социализму.  Господа демократы, не торопитесь восторгаться своими завоеваниями. Историческая оценка может произойти не в вашу сторону. Издержки для всех народов Советского Союза огромны и размеры их продолжают расти. История может спросить, а зачем это надо было?
Столыпин в своем доводе, что различные права на свободу, а тем более и на демократию не будут осуществляться, если до определенного состояния не накормлен человек. Голодный человек будет определяться только силой в разных формах, которую он будет принимать в первую очередь меры, чтобы обеспечить свое физиологическое существование.  Образ его действий в этих случаях может осуществляться вопреки интересам себе подобным без какой-либо оглядки на правовые правила развития общества. Ему будет присущ любой произвол.
Для перехода к более высокому уровню сознания и соответствующей организации общества капиталистическая форма ведения хозяйства обеспечивает накопление материальных благ, которое позволяет уже организовывать общество на правовой основе, с развитием ограниченной справедливости и демократии. Советская идеология не обеспечила развитие указанных закономерностей. Происходило необоснованное забегание вперед, которое сопровождалось негативными последствиями.
Капитализм никогда не прекращал идеологической борьбы против первой страны социализма, в противовес Советский Союз пытался распространять свое влияние и направлять   отдельные страны по социалистическому пути развития. Были даже теоретические споры – можно ли странам, находящимся в феодальном состоянии, обратить в социалистические состояния, минуя капиталистическую стадию развития. Находились теоретики, которые пытались утверждать, что это возможно.   Прошедшее время позволяет сделать категорический вывод, что ничего хорошего из этого не вышло. Подобному эксперименту подвергалась Монголия и некоторые страны Африки. Многие страны, недовольные эксплуатационной и агрессивной политикой США, стремились попасть под защиту Советского Союза, однако это не означало, что они готовы были строить социализм.
Подобные эксперименты принесли негативные последствия обоим сторонам, усугубив в этих странах классовую обстановку с гражданскими войнами и дальнейшим обнищанием народа.
Господа капиталисты, объективно оценивая результаты своей деятельности, что они лучшие по сравнению со всеми прочими, ошибочно полагают, что капитализм – это конечная форма хозяйствования в жизни человечества, что она бесконечна, не понимая, что в недрах капитализма вызревает следующая стадия эволюционного процесса. Им нужно уходить с исторической сцены. Непонимание этого приведет к кровавой резне, как это было в России.
Особо трагичным в истории человечества эксперимент решения социальных вопросов был в Камбодже режимом Пол Пота. Даже в лучшую жизнь не возможно затянуть силой. Нужно чтобы образ нового  улучшенного зародился в сознании человека. Успех возможен только тогда, когда он в сознании  отразился бы пониманием и необходимостью.
Современные демократы даже опыт строительства социальной жизни в СССР, не говоря о  камбоджийском варианте,  пытаются охарактеризовать, как проявление особой злобы глупых людей, а сам социальный происходивший процесс, случайностью.  Разделяя вместе с капиталистами мнение о неизменности капиталистического строя и его неустранимости, фактически пытаются закрыть дорогу к более прогрессивной и совершенной жизни.  Этим они пытаются даже запугивать массы простого народа. Как бы были неизбежны стадии эволюционного развития, время наступления или затягивания их путем сопротивления в какой-то определенной части, зависит от исторических личностей. Они будоражат массы, поднимая уровень их сознания, и ведут за собой фактически по пророческим путям.
Великая гениальность Ленина позволила совершить первую в истории человечества социалистическую революцию. Во время ее  совершения  произошел слом государственной буржуазной машины, капиталистической формы хозяйствования. Однако в условиях разрушенной страны, дав правильную оценку капитализму,  как наиболее  способному строю создать определенные материальные блага, он допустил применение  капитализма при строительстве социализма.
Ленин в своей работе  «Детская болезнь левизны в коммунизме» предусмотрел  и предостерег от поспешного изменения социальных процессов и об опасности их. Наличие подобных людей типа Ленина позволило бы всему человечеству находиться уже в более справедливой стадии развития – в социализме. Мировое общество уже бы  не несло тяжести производства оружия по уничтожению себя и постоянных вооруженных столкновений на планете.