прямое попадание

Глава 3
Прямое попадание
«Сражался храбро Джон, как все,
Как долг и честь велят,
А в ночь на третье февраля
Попал в него снаряд».
Владислав Ходасевич

«И прекрасно, что я не коммерсант», - безмолвно заметил НиколайНиколаевич.
В учительской, ярко освещенной двумя роскошными люстрами, с тремя лилиевидными плафонами на каждой, он любезно и приветливо поздоровался с молодыми учительницами: черноволосой Асей Аршаковной - стройной, яркой, с живыми, сверкающими, армянскими глазами, и рыженькой, скуластенькой, но хорошенькой Ириной Викторовной. Преподаватель биологии Ирина Викторовна была замужем за коммерсантом.
Веселая Ася Аршаковна замужем не была. Она нравилась Николаю
Николаевичу, случалось, они болтали о чем-нибудь, - и тем отчетливее он понимал, что между ними не может быть ничего, пока Николай Николаевич работает в школе или, как представлялось ему, «бредет по пояс в болоте». То есть, находится в положении, не располагающем ни к легкому флирту, ни к более серьезным отношениям.
«А если бы был коммерсантом... В данном случае вырисовывается сделка: такая вот, Ирина Викторовна, в обмен на коммерческую драматургию, в дополнение к ней, - жена довесок, - Боже сохрани!
Сделка возмутительная! женщина, существо незавершенное и непредсказуемое выступает как нечто абсолютно завершенное, законченное, взвешенное и обмеренное …
Утомление обессмысливало все рассуждения, а предметы философствований Николая Николаевича были скрыты в мареве стресса.
Он подошел к окну, приоткрыл раму. В теплую духоту учительской дохнуло холодной сыростью ночи.
Стемнело. Во влажных черных хлопьях хвои старого кипариса, подсвеченного неоновой «коброй» на стене школьной, столовой светились аметистовые капли. Дерево источало тонкий целительный запах ладана.
С каждым вдохом воздуха, пахнущего алтарем, дождем и снегом ближних гор, тупая усталость уступала благодатному оцепенению.
Возможно, вид освещенной белой стены столовой или ночная темень, непроницаемо черневшая над световым гало, вдруг вызвали в памяти Николая Николаевича одну странную, но всегда смешившую его химеру.
Столовая - контейнером для пищевых отходов у ворот во двор, а точнее, свисавшими из него картофельными очистками, которые, в свою очередь, изначально предполагали неочищенные клубни привлекли мысли Николая Николаевича к монологам Василия Ивановича Чапаева.
Темнота, черной тушью, коей она была подобна, напомнила штабные карты со стрелками и надписями.
Давно, еще на службе в армии, Николай Николаевич, прочтя мемуары маршала Константина Константиновича Рокоссовского, с изумлением узнал, что во второй мировой войне стратеги вермахта воспользовались, разработанной в генштабе РКК командармом Треандофиловым доктриной глубокого боя, детально усвоенной обучавшимися в СССР немецкими офицерами. Конечно, отвратительно было то, что, во-первых: руководство советского государства само вручило врагу это оружие, - именно оружие, тому подтверждение Николай Николаевич нашел в одном сборнике русских народных пословиц и поговорок: «побивают не копьем, а умом». Во-вторых: от этой стратегии, впоследствии так блестяще подтвердившей свою верность в Польше и во Франции, вожди Страны Советов отказались.
Но Николай Николаевич обратил внимание еще на одно обстоятельство. Из исторических сочинений, полученных от профессора Костиникова, он узнал, как на штабном столе, используя макеты танков, учившийся в СССР Гейнц Гудериан, убеждал Гитлера в необходимости их массового применения. Фюрер пришел в восторг.
Но! только ли новые идеи, исключительно военного характера, вдохновили Гитлера?
Не повлияло ли на ход мировой истории качество немецкой игрушки? Качество, с каким были выполнены миниатюрные макетики танков, произведшее, прежде стратегии и тактики, на фюрера самое приятное впечатление? А ведь, так и было… В этом-то сокрыты особенности германского психотипа, - основа побед, а затем поражения Третьего Рейха.
Ибо объяснять фюреру премудрости военного искусства так, как это делал Василий Иванович Чапаев, на картошках, Гудериан, конечно бы, не стал.
Уровень абстрактного мышления Гитлера не достигал Чапаевского.
В этом заключаются особенности уже русского мироощущения и одна из причин победы в Великой Отечественной Войне.
Но вот если бы Гейнц Вильгельм Гудериан, в будущем признанный стратег, герой Дюнкерка и т.д., всё же, разложил на штабном столе картофелины? Сырые, нечищеные, с землей или отварные, в мундирах, - неважно. Увидев их, фюрер закричал бы: «Гудериан! Немедленно уберите со стола эти картофельные клубни!» Этот, когда-то выдуманный и пришедший на память, эпизод заставил Николая Николаевича тихонько засмеяться и наклониться в окно, чтобы не быть замеченным, и окончательно не утвердить педагогический коллектив во мнении о тихом помешательстве учителя словесности и истории.
После этого легкого выброса, игриво вибрирующего, точно журчащего, забавного безумия, усталость окончательно отступила.
— Нет, сейчас в «Спутнике» идет этот фильм, - говорила Ася Аршаковна Ирине Викторовне, без акцента, но слегка растягивая слова, и в этом растягивании слышался отзвук протяжной армянской мелодии.
— Мы, кажется, - живо отвечала ей Ирина Викторовна, - смотрели его с Юрой, (мужем коммерсантом), по видику. Вот, после того, как с Конюковым ходили в «Каскад».
— В нижний ходили?
— В верхний.
— Надо же, нас только в нижний водят, - Ася, улыбаясь, с упреком обернулась, к спешно вошедшему в эту секунду в учительскую Конюкову.
— Не понял?» – замер на месте Серега Конюков, пристально и серьезно глядя на девушку поверх очков, и придерживая их рукой. - В нижнем тебе - свежий воздух, куры гриль, фонтан со статуей. А верхнем, что? Дым сигарет с ментолом, сидеть коптиться…
— Ой, со статуей…
— А что? Со статуей, Русалка – рыбий хвост, женские, понимаете ли, эти самые… Серега поднес к груди чашеобразно собранные кисти рук.
— Формы, - подсказал, обернувшийся от окна Николай Николаевич.
— Вот именно.
— В верхнем, там – живые «формы»,
— Там не статуи, - подхватила Ирина Викторовна.
— Шо-о-о? Тьфу, ты, Господи! – брезгливо сморщился Сергей, - Слышь, что за молодежь пошла? Стриптиз им подавай.
— Тише, - и Ася кивнула в сторону двери в комнату завучей, - сейчас вам Надежда покажет формы с курами гриль.
— За что мы боролись? - угрюмо и буднично вздохнул Николай Николаевич.
— Так, ото ж!
Сергей Конюков о чем-то еще спорил с учительницами. Николай Николаевич вернулся в мыслях к Гудериану, танкам, картошке и Гитлеру. При этом ему вспомнился слух, бродивший по городу среди шоферов в конце шестидесятых годов: «на Константиновском мысу видели Гитлера».
То, чем занимался Василий Иванович, манипулируя картофелинами, и объясняя комиссару, где должен находиться командир, - «впереди на лихом коне», - выше игры в бисер Гессе, ибо требует большей способности к абстрагированию.
И снова Николай Николаевич сделал усилие, чтобы не засмеяться тому, как у него ум за разум заходит, и при этом, он имеет возможность это наблюдать.
Он вздохнул, раскрыл свой дипломат, стоявший рядом с боковиной стола, положил в него учебник, «Записки Русского офицера» Федора Федоровича Торнау и ручку. С беспокойством вспомнил, что надо проверить сочинения восьмого «А», что, барражируя в памяти, смутно обозначились еще две идеи, касавшиеся предвоенных лет и, в целом, Второй Мировой войны.Но какие?
Николай помнил только, что они были связаны между собой, и само собой, гениальны.
— Николай Николаевич! Ася Аршаковна, а Николай Николаевич здесь? - Раскрыв дверь, в учительскую с отчаянным любопытством заглянула маленькая, с веснушками на бледном, совсем детском личике Юля Ямашева.
За ее спиной слышались голоса и смех других девочек Хмуро, покачиваясь и шаркая французскими ботинками, Николай Николаевич, согбенным старцем, проплыл мимо своих коллег и выглянул из учительской в очень широкий рекреационный зал, всегда напоминавший ему большой прямоугольный бассейн, - вид со дна. В этот необозримый, придавленный потолком зал выходили двери всех классов второго этажа старого здания: высокие, крашенные, запиравшиеся длинными, круглыми ключами. В замочные скважины дети на переменах, случалось, заталкивали обломанные спички и замуровывали их пластилином.
У дверей в учительскую нестройной шеренгой стояли ученики восьмого «Б»: Софико Гвичия, Русана Абдурзакова, Света Плугина. Инночка Пшевальская, Карина Джаваян, кудрявый Сурик Терзиян и лапоухий Леха Семенов, - их борьба со Светой и ее подругами на сегодня былазакончена.
Витя Алексеев укрылся за шеренгой одноклассников не столько от Николая Николаевича, сколько, от дверей в учительскую. Чуть дальше, вглубь зала, тучный Маснякин и еще один «бэшник» - маленький Олег Понамарев, как два гладиатора, застыли друг перед другом и, не замечая никого, вращали сумками н длинных лямках, изготовиясь к бою. Поединку помешал нестройный, но шумный, многоголосый залп-вопрос к Николаю Николаевичу, который норовили задать Николаю Николаевичу все ребята сразу.
— Николай Николаевич, а что, сочинение по литературе не завтра, а в пятницу сдавать?
— Да, даю вам еще три дня, - в пятницу.
— Амнистия, - басом пояснил улыбающийся губошлеп Алексеев
— Ура-а! - хором закричали девчонки.
— До свидания.
— До свидания, Николай Николаевич. Русанка, в пятницу!
— До свидания, Николай Николаевич, - крикнул шагающий к выходу Маснякин, так и не вступивший в схватку с коротышкой Понамаревым.
Николай Николаевич развернулся, чтобы скрыться в учительской и краем глаза, вскользь, заметил веселый взгляд и улыбку милой Карины. В это мгновение Карина тяжко и непоправимо изувечила судьбу Николая Николаевича, сама о том не подозревая и, разумеется, ничуть на то не покушаясь.