Сахар

Посвящается детям войны

Мама, мама, куда мы идем? – дергая за рукав, допытывался семилетний мальчик. Его лица почти не было видно: угрюмая чужая ушанка сваливалась ему на переносицу. Своими замерзшими грязными ручонками мальчик то и дело отталкивал шапку назад, и только тогда можно было заглянуть в его уставшие, потемневшие глаза.

Был ноябрь 43-го. Мир вдруг стал чужим, злым, неуютным. Лес угрюмо скалился елями. Ветер тоскливо причитал, изматывая натянутые до предела нервы природы. Худое пальто мальчика не справлялось с холодом и колючим снегом: он ежился, прижимался к матери, которая тщетно пыталась спасти его от беснующейся природы. Идти было тяжело: усталость, холод, голодные желудки и бесконечно далекий неизвестный путь. Мать и сын бежали из родной деревни, которая за несколько часов прямо у них на глазах превратилась в пепел. Они шли куда глаза глядят, без мыслей, без чувств, с одной простейшей потребностью в сердце – жить. Шли молча. Мальчик постоянно отставал, он очень измучился, и его маленькие ножки, обутые в огромные избитые ботинки, делали шаги все мельче и реже. Мать остановилась, посмотрела на своего несчастного ребенка и, наконец, разрезала молчание:
– Замерз? – хриплым, стеклянным голосом спросила она, изо всех сил прижимая сына к себе. Мальчик молча кивнул и спрятал лицо в мамин подол.
– Ах, Алеша…Что же так?.. – женщина не договорила, а только еще сильнее обняла ребенка. Мальчик не видел, как из ее потухших глаз покатились холодные слезы.
– Нам еще чуть-чуть, сынок… потерпи, – она проглотила боль и продолжила, собирая все силы для улыбки, – вот придем, и налью тебе большую-большую кружку чая…
Алеша пошевелился и, мысленно отхлебнув горячего напитка, немного повеселев, спросил:
– А сахар будет?
– Будет, – проговорила мать, потрепав мальчугана по щеке.
Ветер усиливался, свистел, забирался во все прорехи и как те, «чужие», не щадил ни женщин, ни детей. Казалось, он что-то бормотал на глухом, ругательном языке. Колючие Ц, Х, Ш неприятно врезались в уши. Нет… Женщина остановилась. Это был не ветер. Метров в десяти от путников, как будто по волшебству, выросли две квадратные фигуры. Они стояли как грозные монументы: большие, серые, с жесткими линиями лиц и расправленными плечами. Казалось, их испугался даже ветер, который вдруг притих и, поджав хвост, удалился в глубину леса. Остался только редкий сухой снег, который тоже не мог справиться с исполинами и, ударяясь об их твердые шинели, отлетал, падая в беспамятстве на землю.
Женщина дернула ребенка и прижала его к ногам. Алеша был почти с головою спрятан в ее юбке. Мать крепко сжимала его, не давая повернуть голову в сторону «тех двоих».
– Мама, мама, – шептал он, – кто это?
Женщина вместо ответа холодной сухой рукой еще сильнее сдавила голову сына.
– Мы уже пришли? Будем чай пить? – продолжал ребенок, – а сахар будет?
Мать посмотрела на ребенка и из последних сил выдавила последнюю в своей жизни улыбку:
– Будет… – произнесла она и … заглохла. Алеше показалось, что что-то хлопнуло, он поднял вверх свои глаза и уже хотел что-то спросить, как вдруг пролетел еще один хлопок. Он оборвал еще не начатую речь. Алеше вдруг стало тепло, в глаза обрушилось небо, и он навсегда перестал спрашивать.
…………………………………………………………………………………

Мелкий снежный сахар засыпал сонную землю. Белое ровное полотно закрывало все изъяны мира, и невозможно было представить, что под этим чистым одеялом, в вечной немоте, лежат два крепко прижатых друг к другу тела.