Слегка надколотая полная Луна

Письмо лежало на столе. Потрепанный, измятый листок розового цвета. Евгений неподвижно стоял у окна уже час. Было обычное весеннее утро. Евгений смотрел куда-то вдаль, за удручающие грязно-серые дома и молочные облака. Его стеклянные, будто высушенные глаза, были широко открыты. В голове его, до этого дня наполненной мыслями, переживаниями, идеями, теперь царил туман. Огромных усилий стоило ему оторвать взгляд от окна и перевести его на это злосчастное письмо. Внутри у Евгения все сжалось, он почувствовал дрожь, словно это был вчерашний день. День, когда Евгений получил письмо.
Туман в голове был непроглядным. Занятия начались еще три часа назад, но Евгения это абсолютно не волновало. Как и то, что он уже несколько дней не ел, не выходил из дома, не спал. Маленькая комната с грязно-болотного цвета обоями, уродливым, будто скривленным, креслом, жесткой деревянной кроватью. Это все было ему сейчас ненавистно. Все это напоминало о той, которая еще неделю назад была тут, рядом.
Но самым страшным напоминанием была картина. Она мирно висела на стене, и Евгений не сводил с нее пустых глаз.
Занавески будто слегка пританцовывали от ветра, свободно дувшего через открытую форточку. Злосчастное письмо упало со стола и приземлилось на пол рядом с Евгением. Парень машинально посмотрел на письмо , и буквы на листе бумаги стали складываться в злорадные, издевательские строчки:
“Ты меня поймешь. Я это знаю. Может, не простишь, но поймешь. Я ухожу. Это уже решено, и ничего поделать невозможно. Не пытайся меня найти. Ты очень хороший человек, я благодарна тебе за самые счастливые моменты в моей жизни, но я ухожу. Когда ты это прочтешь, я буду уже далеко… А, впрочем, это не имеет значения, просто помни, что я любила тебя и может, еще люблю. Я не надеюсь, что ты простишь меня, но очень этого хочу. Не страдай. Просто прости. Света.”
Подбородок Евгения опустился на грудь. От бессилия парень просто закрыл глаза.
Один единственный вопрос мучал Евгения. Почему она ушла? Ведь ему казалось, что их отношения практически совершенны. Почему?
Из зеркала крохотной ванной комнаты с плиткой цвета мутной болотной воды на Евгения смотрела большая черноволосая голова на худом бледном теле. Вместо глаз зияли две фиолетовые от недосыпа пустоты. Евгений провел широкой ладонью по лицу, присмотрелся к отражению. Да, не красавец, но вполне себе сносной внешности.
Он считал их со Светой отношения идеальными. Парень долгое время не мог поверить своему счастью. Красивая, невероятно умная, доброжелательная, хозяйственная. По меркам Евгения, эталон девушки. Тогда, в день их знакомства на выставке, она привлекла его тем, что внимательно изучала взглядом одну с ним фотографию. Присмотревшись к девушке, Евгений был поражен ее красотой. Почти молочного цвета волосы, ярко-зеленые глаза, такое мудрое и такое легкое выражение на ее лице. Конечно, Евгений ни за что в жизни не подошел бы к девушке первым. Но в тот день он вдруг почувствовал, что сейчас, вот именно сейчас, ему представился шанс всей его жизни. Каких усилий стоило Евгению заговорить с очаровательной незнакомкой. Она часто потом вспоминала этот эпизод в кругу друзей и мило подшучивала над ним. Тогда Евгений и вправду не блеснул талантом очарования противоположного пола. Как говорила Света, она сначала не восприняла всерьез мямлящего парня, но телефон ему все же оставила. Просто так, как говорила Света.
Их вторая встреча случилась на набережной города, куда Евгений пригласил Свету спустя пару дней после их знакомства на выставке. В тот вечер, наблюдая красивейший закат, Света была очарована Евгением, они гуляли вдоль набережной и разговаривали до наступления темноты, и потом еще долго молча сидели на скамейке в свете фонарей, смотря на ярко-белый диск луны.
Жили они в маленькой однокомнатной квартире, но эта квартира была раем для них. Света устроила в углу комнаты небольшую студию из мольберта, лампы и тумбочки. Рисовала она каждый день, это была ее страсть, рисуя, она впадала в некое подобие транса. Евгения всегда восхищали не только ее картины (обычно она рисовала сюрреалистичные пейзажи), но и то, как она рисовала. Кисть в Светиных пальцах будто порхала, она почти не касалась бумаги, картины рождались из  воздуха. Так казалось Евгению. Ему тогда все казалось совершенным. Их квартира была самым уютным местом на всем белом свете, их будущее – светлое, полное тихого счастья.
Теперь он со злобой и бессильной ненавистью смотрел на это убогое подобие квартиры. Студия-угол Светы стояла нетронутой, даже колпачки не были закрыты на тюбиках с красками. Незаконченная картина как умирающая надежда стояла в углу. Евгений медленно встал, не отводя от нее полного ярости взгляда. До этого момента спокойный, как мертвец, Евгений вдруг почувствовал, как в нем бурлит вулканическая лава. Он подошел к картине. Скрученные пальцы замерли в миллиметре от картины. Нет, он не сможет этого сделать. Просто не сможет.
Несомненно, она ушла к другому. Но только почему?  Ведь им так хорошо было вместе. Евгений был интересным собеседником, он был умен, с широким кругозором, Света всегда говорила, что восхищается им. Она его любила, в конце концов.
Или нет?
Образы их общих знакомых мужского пола не выходили из головы Евгения. Гнев сменился твердым желанием, прорвавшим туман. Он найдет ее. Найдет Свету.
В дверь робко постучали.
Учащенное дыхание Евгения замедлилось, он на секунду впал в оцепенение, затем неуверенно промычал:
- Кто там?
-Женечка, это я, вот, пришла тебя проведать, продуктов принесла, а то ты последние дни сам не свой…
-Мам, я же просил…
Раздражение в голосе Евгения быстро переменилось, он начал слегка дрожать. Дверь с осторожным скрипом открылась, и в комнату заглянула добродушного вида женщина. Ее серые глаза вмиг заблестели, морщинистое лицо все скривилось словно от боли.  Она тихо подошла к сидящему на кровати сыну. Он спрятал лицо в ладони, не произнося ни слова. Его мама ласково положила ладонь на плечо сына, вздохнула и сказала: “Сынок, выслушай меня. Я женщина уже не молодая, опытом умудренная, и совет уж дать могу. Не кори себя. Я же вижу, ты себя словно обгладываешь. Но твоей вины здесь нет, ты поверь своей матери. Это произошло, и ты сам понимаешь, что ничего поделать нельзя. Конечно, ужасно так говорить, но такое случается, и это очень тяжелый этап в твоей жизни, но не ее конец. Не мучай себя, мое сердце словно горит, когда я вижу тебя таким”. На последних словах мама Евгения повернулась лицом к сыну и умоляюще посмотрела на него. Тот лишь молчал, уставившись на картину. Затем уголки его рта слегка приподнялись, но мгновенно опали.
-Ты знаешь, мама, эти дни я и вправду терзал себя. Но теперь… Теперь я знаю, что все еще поправимо.
-В каком смысле?
Мама постаралась сказать это как можно более осторожно и миролюбиво, но она заметила, как в голосе сына вновь появилось раздражение. Это ее напугало, сын никогда не говорил так с ней. Она села на край кровати, не сводя с Евгения глаз.
-Письмо, мама письмо! Ну как ты не понимаешь? Она оставила письмо, она намекнула, что куда-то с кем-то уехала, осталось лишь найти ее и объяснится с ней!
Маргарита Николаевна приподняла голову и с выражением полного недоумения уставилась на пугающе воодушевленного сына:
-П-письмо?
-Ну конечно! Вот, смотри.
Письмо из бледной руки Евгения перешло в руку его мамы. Маргарита Николаевна пробежала глазами по листку бумаги, затем тихо и спокойно произнесла: “Это она оставила тебе?”
-Видишь, она просит, чтобы я ее не искал, но тут и дураку понятно, что она хочет... Чтобы я ее нашел.
-Сынок, ты понимаешь…
-Ты хочешь меня отговорить, верно?
Маргарита Николаевна испугалась. Голос сына был таким холодным. Словно это был и не ее сын вовсе.
-Ты понимаешь, что это лишь значит то, что она… простилась с тобой? По-человечески простилась? Хоть как-то объяснила тебе, почему она ушла. Ты пойми главное, это надо просто пережить, как черную полосу, как…
-Тебе она просто никогда не нравилась. И ты рада, что она меня бросила.
Эти слова лезвием полоснули Маргариту Николаевну. Голос ее задрожал, глаза вновь заблестели. Она сидела, открывая и закрывая рот, как рыба в аквариуме.
-Ты всегда говорила, что она ветреная, как все творческие люди, что сегодня она со мной, а завтра с первым встречным художником, что я для нее лишь временное увлечение. А я люблю ее. И она меня.
-Я такого никогда…
-Я найду ее. Уж поверь. Она - самый дорогой для меня человек. А ты…
Евгений вдруг резко повернулся к матери, затем вскочил, вырвал письмо из ее рук и вышел из комнаты. Маргарита Николаевна сидела, не в силах поверить в произошедшее. Ее Женечка, самый добрый и самый любимый, не мог так поступить. Но в ее глазах вдруг отчетливо предстал тот гнев, который она прочитала на его лице. Тот гнев, который долгое время копился и сегодня выплеснулся наружу. Маргарита Николаевна просидела так долгое время, затем вытерла лицо носовым платком, достала из сумочки телефон и, прищурившись, набрала номер.
-Алло, это доктор Назаренко?
***
Через витрину кафе Евгений видел людей, снующих вдоль мокрой улицы, спрятав носы в воротники пальто, видел машины, разбрызгивающие из-под колес дождевую воду, видел густо-молочное небо, но не замечал всего этого. Его мысли были о матери. Маму свою Евгений любил. Очень любил. Она была для него самым ценным и дорогим человеком. Пока в его жизни не появилась Света, конечно. “За что она так со мной? Она же знает, что я люблю ее. Почему ей просто не поддержать меня, не приободрить, почему ей нужно было начать втаптывать мои надежды? Я люблю их обеих. Но нет, она не могла спокойно вытерпеть еще одну женщину в моей жизни”. Своим мыслям Евгений испугался, он представил свою мать, такую добрую, простую, любящую. Колокольчик над дверью тихонько прозвенел, и в помещение вошел Никита. Его глаза тревожно смотрели из-за широкого шарфа.
Ножки стула скрипнули о бежевый кафельный пол кафе. Никита сел за столик к Евгению и с минуту слегка недоверчиво всматривался в лицо друга. Евгений перевел серые глаза с окна на Никиту. Тот начал разговор:
-Жень, ты хотел поговорить? Я просто…
-Ты представляешь, она оставила мне письмо.
Никита собирался продолжить, но запнулся:
-Письмо?
Евгений усмехнулся, и его лицо как-то неестественно искривилось:
-Где-то я этот вопрос уже слышал. Да, письмо.
Евгений медленно достал розовый листок из кармана и показал удивленному другу. Никита пробежал письмо глазами, затем посмотрел на Евгения:
-Это точно от нее?
-Да, без сомнений. Она его мне оставила, чтобы я ее нашел и вернул.
-Погоди, Жень, ты это серьезно?
Глаза Никиты были широко раскрыты, он слегка сжал кулаки.
-Не думаешь ли ты, что она… уехала с кем-то?
-Так и есть. И меня, если честно, злит, что ты, вроде не дурак, не можешь этого понять.
-Стоп, подожди. Послушай, я все прекрасно понимаю, можешь не верить, но я знаю, как тяжело принять…
-И ты туда же.
Холодный и дрожащий голос Евгения напугал Никиту. Тот попробовал выдавить что-то наподобие улыбки и сказал:
-Жень, я тебя знаю уже столько лет, мы с тобой почти что братья, ты сам мне это не раз говорил, и вот мой дружеский совет – прими и живи дальше. Ты же губишь себя.
-До этого момента я так и думал, думал, что ты поможешь мне. А ты такой же. Думаешь, я не смогу ее вернуть?
Евгений уже не говорил, он шипел. Никита нервно сглотнул.
-Ты просто всегда завидовал, что даже у такого задохлика, как я, есть девушка, а у тебя, спортсмена-красавца, ее нет.
-Друг, прекрати, слышишь? Это безумие! Письмо… Да это даже не ее почерк! Это твой, твой почерк!
Никита почти закричал. Евгений молча вырвал письмо из рук друга и стремглав вышел из кафе. Никита сидел неподвижно, его руки безвольно опустились на колени. Затем он что есть силы ударил кулаком по столу, так, что стоявшая на столе сахарница упала на пол и разбилась.  Никита тяжело дышал. “Он спятил” - подумал Никита. Приближался вечер, ветреный и холодный. Фиолетовые тучи грозили ливнем. Евгений стоял на автобусной остановке. Впервые за долгое время он почувствовал что-то, похожее на  надежду. Не робкую, крохотную, как огонек свечи в кромешной тьме, а настоящую надежду. Он знал, как найти Свету.
Он вспомнил, у кого можно узнать, где она находится.
***
Обшарпанная зеленая дверь открылась не сразу. После пятого звонка Евгений начал нервничать. Он был уверен, что совсем близок к Свете. Наконец, дверь осторожно отворилась. Из-за приоткрытой двери на Евгения смотрела маленькая, похожая на мышь, пожилая женщина.  Ее тонкие сухие пальцы нервно поправили локон жидких волос.
-Женя? Ты? Что… Что ты тут делаешь?
Она говорила тихо и робко, будто боясь потревожить гробовую тишину лестничной клетки.
-Людмила Ивановна, здравствуйте! Я буквально на пару секунд, скажите, пожалуйста, вам Света не говорила, куда она уехала? Может, она говорила до этого о какой-нибудь поездке? Или намекала? Просто вы поймите, ее столько времени уже нет, а тут еще это письмо… Я же ее знаю, ей всегда было трудно держать секреты,  тем более от родной мамы…
Евгений говорил, еле сдерживая какую-то жутковатую радость, уголки его рта были приподняты. Людмила Ивановна начала медленно отступать обратно в дом.
- Женечка… мне звонила твоя мама… Она тебя ждет, волнуется… Ты иди домой, я тебя очень прошу.
Она, шаркая, стала спиной продвигаться в квартиру, медленно закрывая за собой дверь. Ее глаза, напоминавшие шары из мутного стекла, неотрывно смотрели на небритое горящее лицо Евгения. Его улыбка спала, внутри закипела ярость. Он резко схватил дверь и почти что зашипел.
-Людмила Ивановна, я никуда отсюда не уйду, пока вы мне не скажете, где моя Света. Вы же знаете, я вижу, что знаете. Это мама вас уже предупредила, конечно.
Он сжал дверную ручку так, что его пальцы побелели.
-Да и я вам никогда не нравился. Что с меня взять? А она кого-то нашла? Да? Кого-то солидного? И вы ее, конечно, уговорили уехать, да? Кого?!
Последнее слово Евгений прокричал, оно разнеслось по всему подъезду, будто разбилась стеклянная витрина. Губы Людмилы Ивановны дрожали. На глаза навернулись слезы, она осела.
Евгений вошел в квартиру. Людмила Ивановна практически отползла, она смотрела на него обезумевшим от страха взглядом, мотала головой и тихо причитала: ”Я не хотела… я не хотела так… ”
Евгений отдышался и спокойно произнес, словно до этого они вели светскую беседу.
-А теперь, Людмила Ивановна, вы мне скажете, где моя Света, самый родной и близкий мне человек, которого я никому не отдам.
***
Маргарита Николаевна и Никита сидели в квартире Евгения и Светы. Они отстраненно смотрели на картину. На полотне было изображено пепельное небо и яркое зеленое поле под ним. На этом поле росли то ли цветы, то ли алые ягоды. “Сейчас точно такое же небо”- подумал Никита и почему-то испугался этой мысли. Маргарита Николаевна сидела, совершенно растерянная и подавленная. Ей вдруг стало от бессилия так тоскливо, что она просто молчала. Также себя чувствовал и Никита.
-Мой бедный мальчик, - Маргарита Николаевна нарушила тишину. Никита попытался приободрить ее, неловко обняв. Она этого, казалось, и не заметила. Затем она встала, разгладила руками юбку и произнесла:
-Я звонила доктору Назаренко, моему знакомому психиатру. У него Света проходила терапию, когда началась ее депрессия. Бедная девочка. Доктор сказал… что ничего страшного, но ему нужно… с Женей встретиться.
- Зря мы не взяли его на похороны, - мрачно промолвил Никита, - так ему было бы легче осознать, что все позади.
- Он тогда сам не свой был, кто знает, может быть, все было бы гораздо хуже.
- А сейчас он что, в полном порядке? – Никита вскрикнул горестно. Маргарита Николаевна лишь вздрагивала от тихого плача.
***
Евгений буквально вылетел из подъезда. Он добился того, чтобы Людмила Ивановна сказала ему, где искать Свету. Он рассмеялся и подставил лицо и раскинутые руки проливному дождю. Проспект Лимонова, затем через дом, потом пустырь за новостройкой… Это же так близко! Евгений закрыл глаза и представил, как через каких-то полчаса он окажется в долгожданных объятиях любимой Светы.
На автобусной остановке было безлюдно. Город напоминал черный макет, накрытый тяжелой серой вуалью. Евгений запрыгнул в подъехавший автобус. Парень немного подпрыгивал на месте, не в силах дождаться, когда двери автобуса закроются, и он тронется. Евгений проехал две остановки, и его нетерпение лишь нарастало. Наконец, он стремглав выбежал из автобуса, и понесся через лужи, пугая редких прохожих. Он светился от счастья. Скоро он увидит свою возлюбленную, и никакие ухажеры, никакие тещи и свекрови не помешают их любви. Вот он, этот пустырь. Его от Светы отделяют каких-то двести метров.
Был уже поздний вечер.
Евгений тяжело дышал. Он стал медленно подходить к воротам, еле удерживая себя от того, чтобы не побежать. К великой радости Евгения, они оказались не заперты. Он со скрипом отворил их и вошел, как ему показалось, в огромный сад. Деревья и цветы были пурпурные от ливня. Евгений остановился, словно боясь идти дальше. Жуткое волнение мешало ему сделать шаг. Он достал из кармана листок и развернул его. Письмо моментально намокло, он старался прочесть расплывающиеся буквы. Ровный красивый почерк, выработанный Евгением путем долгих и нудных занятий в начальной школе, превратился в нечитаемые письмена. Евгений яростно смял лист и отбросил его в сторону, больше он ему не понадобится. Парень начал метаться по саду, постоянно натыкаясь на чугунные калитки, пока, наконец, не нашел ее. Тучи рассеялись, дождь закончился, светила луна. На Евгения смотрела, робко улыбаясь, его прекрасная Света. Парень провел рукой по мокрому и холодному граниту, затем кончиками пальцев нежно коснулся фотографии светы.
- Наконец-то я нашел тебя, милая. Я знал, что ты меня ждешь, не зря же ты написала то письмо. Я верил, что ты меня любишь и никогда не бросишь. И ты не бросила. Какая же ты у меня хорошая. Мы будем вместе, несмотря ни на что. Ни матери, ни друзья, ни кто-либо вообще не смогут нам помешать.
Евгений лег на землю и замер. В тишине сада он отчетливо слышал то, что всегда усыпляло его в самые бессонные ночи. Через толщу земли он слышал нежное дыхание мирно спящей Светы.
- Спи, мой ангел, - прошептал Евгений. Он улыбнулся, закрыл глаза, и в миг заснул. Так хорошо ему не спалось с момента разлуки со Светой.
В ту ночь Евгению приснилось земляничное поле.