Романтика переломного периода. Продолжение

                ГЛАВА ВТОРАЯ.

          ПРЕДДИПЛОМНЫЕ И ДИПЛОМНЫЕ СТРАСТИ.

                Часть шестнадцатая.

               
«Ну что», - Лешка молнией застегнул курточку повыше, и мы с рюкзаками вывалились из здания аэропорта, - «теперь в забегаловку, и по соточке для согрева», -  Москва встретила «южан» ветерком прохладным. И знакомым шумом машин, трамваев, людской толкотней – за лето мы от всего этого успели отвыкнуть. А девушек, девушек то моднячих сколько! Лешка уже среди них кого-то высматривал.
 «А потом куда?» - поинтересовался, поеживаясь от непривычно прохладного ветерка, - «Верунчика навестить не собираешься?» Вера – давняя Лешкина подруга, точнее, одна из них, и по моему разумению этот законченный бабник должен в Москве хотя одну из них сразу навестить. К удивлению, ошибся:
 «Не, на вокзал, домой рвану, к папе и маме», - мог бы добавить и женское имя, подружка и там у него точно была, - «А ты конечно  в общагу,  Светка же туда писульку отправила!» - насчет писульки я ему ничего не говорил. Только ведь угадал! У меня что, на лице написано?
«И я на вокзал (только другой), но в общагу заскочу - камни из рюкзака выложить. Не таскать же с собой в поезде туда-сюда», - подразумевалось, что и я поеду к родителям, до начала занятий в институте оставалась еще неделя.
В забегаловке мы не задержались – по соточке хлопнули, бутербродами закусили, Лешка свои образцы переложил в рюкзак мой, отвезти в общагу, раз я туда  еду.
Студенческая обитель встретила привычной беготней – на младших курсах практика закончилась раньше, раньше начались и занятия. Кивнул вахтерше, знающей всех старшекурсников в лицо, и побежал к ящику на стене, где в ячейках под буквами алфавита раскладывались приходящие студентам письма. Уже с волнением и повышенным пульсом – слышал собственное сердце, явление весьма редкое, и только после больших физических нагрузок. Издали заметил, что несколько писем в ячейке на В есть. Схватил их задрожавшими пальцами, лихорадочно просмотрел фамилии: два письма Юрию Валуеву. Мне! От Светы!  Уф! Вздохнул с облегчением. Тут же, в вестибюле, вскрыл по времени отправленное первым, и перестал  вокруг себя видеть и слышать. Душа рванула в рай, если он все же есть, и там, в нирване, встретилась с душой другой, чье письмо я сейчас держал в руках, но видел не буквы, а непонятно как и откуда возникший образ девушки, говорящей мне слова любви.
Не знаю, как долго я был на небесах, очнулся  от физического воздействия: хороший знакомый и попутчик в прошлых походах в соседнее почти женское общежитие будущих химиков, дергал меня за курточку.
«Юр, ты что?» - пытался заглянуть в послание, - «Что случилось?» -  и с удивлением смотрел на мою счастливую, и в то же время глупую физиономию.
«А…Это…только приехал, вот и радуюсь!», - и сунул письма в карман, от чужих глаз подальше. Поняв, что сейчас я мало вменяемый, товарищ покачал головой,  решил с разговором повременить:
«Ладно, попозже встретимся!» - и побежал по своим делам. Я же забрал у вахтерши ключ, и начал поднялся в свою комнату, в которой двух других жильцов  не должно быть точно. Дверь закрыл изнутри на этот же ключ, что бы никто не помешал, и еще раз письмо прочитал. Вскрыл второе, прочитал и его. Они мало отличалось - те же слова любви, желание встречи как можно быстрее. Добавилась боязнь, что вдруг первое письмо пропадет, и я не буду знать, куда писать ответ.
В тумбочке из старых запасов достал лист бумаги, ручку, и излил душу, словами Светы, потому что других о любви, в моей голове не нашлось.
 Теперь нужно поторапливаться: забежать на почту и письмо отправить – у меня не нашлось конверта;  потом на вокзал. До посадки в вагон бродил по перрону с отрешенным видом и улыбкой счастливого идиота, мало что замечая вокруг.
У родителей пробыл три дня. Один! Они на работе, а друзья детства за восемь лет – три в армии, пять в институте – разъехались, или обзавелись семьями, а вместе с ними и новыми заботами. И потом: мое письмо Света должна уже получить, надеюсь, и ответ сразу напишет. И что, оно будет лежать в ящике в общежития, а я здесь буду прохлаждаться? Нет уж. Уехал при первой возможности, наговорив родителям всякой чепухи, в которой правды было чуть-чуть. Хотя и понимал, что слишком спешу – почта наша за столь короткий срок с письмами туда-сюда не обернется.
Так конечно и получилось, и три дня до занятий, когда в общаге студенты дипломники собрались все, прошли в непрерывных пирушках, на которые приглашались девушки, в основном будущие химики из соседнего общежития. Уж им то задурить голову ребятки могли по полной, приключений за лето у каждого набралось выше макушки.
Лешка попал в свою стихию – в нашей комнате, где третий жилец только числился, а жил у тетки в ближнем Подмосковье и она нашла ему кандидатку в жены, постоянно по вечерам сидело две-три девчонки. Этот тип забалтывал их окончательно, и толкал меня кулаком в бок. Что было указанием не молчать, девочку кадрить, потому что три – и для него многовато.
А я не хотел. И девчонки не против поговорить, и  - по глазам видно – дело бы пошло и дальше. Но я начинал думать о Свете! Сравнивать ее и убеждаться, что для меня она лучше всех. Какие девчонки другие! Бежал в  очередной раз проверить ящик с письмами. И уже тревожился, что для меня ничего нет и нет. Завтра, слава богу, начинались лекции, и всем станет не до девчат.
С преддипломной практики ребята вернулись с деньгами. Не богачами, конечно, но позволить себе кое-что могли. И после первого дня занятий старики, до института успевшие побывать в армии, по наводке коренного москвича собрались в коктейль-бар, о существовании которого раньше не знали. Я, к общему удивлению, идти наотрез отказался. Сегодня, по всем расчетам, письмо должно быть обязательно. Побежал в метро, добрался до общежития. С волнением заглянул в ящик. Есть! На душе полегчало: переписка у нас со Светой наладилась.
В институте занятия тоже наладились, и пропускать лекции мало кто решался - впереди самые сложные экзамены, по материалам, которые вбивали нам в головы несколько семестров, а ответ держать один раз сразу после нового года. О дипломах пока никто не вспоминал, не до них было, как не было на руках собранных материалов, кроме образцов пород и руды. Кое-что в них считалось секретным и из партий в институт  пересылаемым спецпочтой, а это дело во всяком случае не быстрое. А на носу ноябрьские праздники, и  к ним уже началась подготовка.
Обычно ребята разбивались на группы, человек по пять-шесть, каждый делал взнос на спиртное и закуску, из расчета на двух человек, и на торжество в одной из комнат приводил с собой девушку. На танцы спускались на первый этаж в вестибюль.
У нас с Лешкой были давние подружки, у меня Инночка, у этого типа Верочка. Хотя Инночку назвать подружкой не совсем правильно. Мы были хорошими друзьями: приятно вместе сходить в кино, поговорить на любые темы, посидеть при возможности в кафешке. Но в одном мы разные и несовместимые: девушка дитя цивилизации, и не могла жить вне города, я же наоборот, в городе жить не мог и не собирался. Инночка сразу сделала правильный вывод, что до свадьбы у нас дело не дойдет, но и отказаться изредка провести со мной ночь не могла. Секс по дружбе, как сейчас называют, и не более. И вообще-то редкий, когда мне становилось совсем невмоготу, и я ей звонил, с жалобой на одиночество. Никогда во встрече не отказывала!
Не знаю, что там было у Лешки с Верочкой, но он начал талдычить, что пора с подругами поговорить, пригласить в свою компанию. И девушки нас уже навещали, и точно ждали предложения. Лешка со своей пассией быстренько договорился, время и желание у него нашлось: дважды заставлял меня из комнаты испаряться, до часу ночи. Не мешать его любовным утехам. Я же отмалчивался, давней своей подружке ничего не обещал, Лешку из комнаты не выгонял, и вообще вел себя не по джентельменски, чему Инночка удивлялась. В итоге напросился совсем в чужую компанию, одних мужиков, чего раньше никогда не делал. Удивил всех знакомых, но Инночка, как я заметил, не очень и обиделась. Был, наверное, у нее кандидат в мужья, или к такому приглядывалась.
Праздничному застолью не было конца. Долго выпивали одни, то-есть мужики, потом половина разбежалась на танцы или в другие компании. К нам тоже начали заходить и мужики, и девушки, потом…мне все надоело, и потихоньку смылся. В своей пустой комнате закрылся на ключ – знал, что иначе покоя не дадут. Из замочной скважины его вынул, что бы слишком умные, заглянув в нее, ключа не увидели. И посчитали, что в комнате никого нет. Устроился за столом, написал Свете пространное послание: я без нее не могу, только о ней думаю, и праздник без нее для меня не праздник. Письмо заклеил в конверте, спустился вниз в вестибюль, прокрался вдоль стены между танцующими и отдыхающими, и опустил его в почтовый ящик. 
Назад уйти не удалось – знакомая девчонка вытащила на танец, после него не отпустила и заставила танцевать второй. И только после этого удалось убежать, оставив девушку в недоумении. Теперь в комнате разобрал  постель, разделся, погасил свет, и залез под одеяло. Все, хватит праздника, сейчас лучше заснуть. Но дверь оставил открытой, для Лешки, если он не застрянет где-то на всю ночь.
Сквозь сон услышал, что в комнату кто-то зашел. Лешка, кто ж еще. Услышал, что ключ, торчащий в двери, провернулся – Лешка запер дверь, значит, собирается ложиться спать. Зашуршал одеждой, потом опустился почему-то на мою кровать. Мягкая не мужская рука откинула одеяло от шеи к поясу. Схватил ее своей и открыл глаза: в тусклом свете праздничной уличной иллюминации надо мной склонилась женская фигура, в прозрачной комбинации.
«Это я», - пальцы второй руки положила мне на губы, - «только не вздумай кричать».
«Зачем?» - узнал я Инночку, и руку ее отпустил, все же между нами был роман, который прервался только из-за моего отъезда на последнюю практику. Подружка воспользовалась полученной свободой, двумя руками обхватила меня за шею и своими губами прижалась к моим. Не знал, что и делать.
«Леша мне все рассказал», - прошептала после поцелуя, руки свои не убирая, - «что ты в девочку влюбился. И что ни на кого из нас не смотришь», - склонилась еще ниже, прикоснулась ко мне своей грудью, обдавая знакомым ароматом ухоженного женского тела. Я задергался, пытаясь освободиться от ее рук, от одуряющих ароматов. Потому что все же простой смертный, который женщин не имел больше месяца. Что в моем возрасте для здоровья вредно. И чего я – видит бог! – старался не допустить. Но природа брала свое, и сил к сопротивлению, тем более к давней и уважаемой мною подружке, с которой у нас было много приятных моментов и никаких ссор или обид, уже не оставалось: помимо воли из моих рук они уходили, в нижнюю половину тела, и там, в определенном месте, уже приподнялось одеяло.  Девушка это поняла в момент, и через секунду была в кровати, прижимаясь ко мне почти голым телом. Все, спекся.
Когда отдышались, и подруга не услышала обычных от меня приятных для нее слов, и даже разглядела мою грустную физиономию, заговорила сама.
«Не обижайся, Юрочка. Я же все понимаю. Ну влюбился, ну хочешь остаться девушке верным – оставайся! Только себя не мучь, и меня не обижай. Я же для тебя старалась, что б совсем не заболел! Что б девушке твоей достался мужик, а не импотент!» Ну и что с ней сделаешь? Каюсь, грешен, но соблазнила меня еще раз, и я не мог с собой совладеть, столько накопилось мужской энергии. Потом с кровати поднялась, включила свет, что бы я мог ею полюбоваться, оделась, поправила перед зеркалом прическу, подкрасила губы. С кровати я не слез, но на нее сел и наблюдал за девушкой,  давней своей подружкой, отвергнутой моим вниманием, но все понявшей, и не оставившей вниманием своим в сложный для меня момент. Спасибо, Инночка! Приведя себя в достойный для праздника вид, девушка повернулась ко мне:
«Все, ухожу. А ты не переживай и себя не казни. Я во всем виновата. Но оставить тебя», - покачала головой и улыбнулась, - «одного в страданиях и желаниях не могла», - подошла ко мне, - «И дальше не смогу, так и знай!» - быстро обняла, поцеловала в губы», - и по пути к двери посоветовала, - «Помаду сотри!»   
Долго лежал и не мог заснуть. Корил себя, давал слово, что больше никаких подружек, и сам же понимал, что никаких новых у меня не будет, но противиться старой, такой заботливой, не смогу. Конечно, для Светы все останется тайной, и даже считал, что и она меня бы простила, все же у нас разница в возрасте десять лет, и что для мужика в двадцать семь нужно обязательно, совсем не обязательно для девчонки в семнадцать. Но…все же себя осуждал и осуждал, и себе же дал слово, что очень постараюсь на новый год к ней слетать. Для студентов – если кто не знает – в те времена на авиабилет была скидка в 50 процентов, и обходился он всего в половину стипендии. Так что и при советской власти было кое-что хорошее.
 Общежитие потихоньку стихало, и наконец затихло окончательно. А Лешка заявился только на следующий день после обеда. Что бы рассказать историю криминальную, в которую он в комнате знакомых вляпался по дури, слава богу человеком все же посторонним.
В общем так. У многих студентов-геологов имелись ружья, и они брали их на практики, для защита от медведей в тайге, где те человека мало боятся. У местных геологов есть штатное оружие, у кого пистолеты, у кого карабины. Ну а студенты работники временные, никто такого оружия им не даст, вот и берут с собой собственное, на всякий случай. И правильно делают, каждый год два-три человека в партиях в лапы к медведям попадают, и наши ребята после практики знакомых девчат приводят в ужас рассказами о происшествиях.
Но у одного типа, тоже дипломника из другой группы, с которым в одной компании гуляли Лешка и Верочка в комнате на четвертом этаже, была незаконная мелкашка.  А напротив, метрах в пятидесяти, в точно таком же доме была общага химиков, и в ней, точно напротив комнаты ребят, в точно такой же обитали три девчонки, этих ребят давние и постоянные подружки. Которые у них ночь и провели в застолье, потому что в общежитие геологов девушек пускали всех и без документов, а в общагу химиков ребят только по студенческим, в простые дни до одиннадцати вечера и ни минуты больше, после чего ходила вахтер по комнатам и ребят выгоняла. По случаю праздника, должна была выгнать в час, но кому из молодых это надо? Поэтому праздновали всегда в нашей общаге, и вахтер улыбался, когда кто-то выводил красавицу только утром. В этот раз ребята девочек проводили тоже утром, и у себя в комнате рухнули на кровати под хорошем шофе. Проснулись хмурые, помятые и плохо соображающие. Кто-то подошел к окну – а напротив у химиков их подруги голяком расхаживают, и лампочка у них в комнате горит. Подозвал других, посмотрели вместе. Кто-то по дурости и брякнул:
«Надо бы  напугать. Нечего голяком расхаживать!»
Второй придурок предложил конкретное действие:
«Из мелкашки лампочку разбить! Видите, она напротив открытой форточки, окно пуля не раскурочит».
«Класс!» – поддержал третий, - «Нехрена перед всеми расхаживать, будто нас одних мало!» 
Лешка, здесь же присутствовавший, в надежде на похмелку, промолчал, тоже по дурости. А хозяин мелкашки бандуру свою достал, и в приоткрытое окно, открытую форточку дома напротив, влепил пулю точно в лампочку. Снайпер! Лампочка разлетелась вдребезги, из стены напротив окна полетела пыль от штукатурки. Девушки заорали как резаные и попадали на пол.
«Вот так то!» - с удовольствием заметил герой с мелкашкой, - «Нечего мужиков смущать!» Остальные по очереди пожали ему руку, молодец мол, не промахнулся. И начали соображать насчет похмелки.
Только через пять минут им стало не до нее: в комнату влетела одна из напуганных девчонок, с глазами как у совы, и заверещала чуть ли не плача:
«Мальчики, сейчас по нам стреляли! Маньяк наверное, кого-то убить хотел!» - «мальчики» сделали вид жутко заинтересованных, это кто же посмел так поступить с их подругами, но следующими словами девчонка убила их напрочь, - «Сейчас они коменданта в комнату привели, пулю в стене показывают, а потом будут заявление в милицию писать!»  - теперь до мальчиков дошло, что дело пахнет керосином. И одному из них светит тюряга, а остальным исключение из института.
«Да я стрельнул, я!» - решил снайпер взять на себя ответственность, - «Попугать вас, дур, хотел! Что бы голяком не расхаживали!» 
Девушка открыла рот, да так и застыла, не зная что и сказать в оправдание. Здесь нашелся Лешка:
«Бежать надо, коменданта уговаривать, что бы делу ход не дал!» 
Кинулись в общагу химиков, снайпер впереди, девушка замыкающей. В комнате у девчат, где подруги заканчивали сочинять заяву в милицию, долго каялись коменданту в своем грехе, понявшие ситуацию подружки заяву свою порвали и начали уговаривать коменданта ребят простить, вроде как пошутили по пьяни, все ж таки праздник.  Мужик долго сопротивлялся, но..когда тебя уговаривают девушки, как бы ненароком беря за руку, прикасаясь грудью – все же смягчился, ребят простил и выдал, почему это сделал:
«Ладно, черт с вами, замну дело. Но только потому, что вы - геологи! Изначально ненормальные, и непонятно почему к вам мои девчонки постоянно бегают!» Ну а нам понятно, ребят наших при царе в гвардию бы забрали – мужики как один сильные, здоровые, красивые. И приключений у каждого хватает – девчатам мозги пудрить. А у химиков? Тьфу, одни малявки и очкарики. Куда  им с геологами тягаться!

                Часть семнадцатая.

Ну кто придумал кроме лекций и самые сложные вещи для студентов оставить на конец учебы? Когда и без них дел хватает? Когда пора начать готовиться к работе? Кое-кому, вроде Лешки разобраться с девушками? Так нет же, предлагали жуть, вроде «Столика Федорова» - сложный прибор для изучения пород, и еще сложней теория его применения. В которой, если честно, мало чего все понимали. И понимать не хотели, потому что никто в данный момент наукой заниматься не собирался, а этот чертов столик только для головастых и был нужен. Это вдобавок к экзаменам по курсам лекций за полтора-два года, это ж нужно не только слушать читаемые, а вспоминать и старые! В общем, полный облом, даже у Лешки на подруг время редко оставалось. Так промаялись ноябрь, дело пошло на декабрь.
Теперь пора подумать о, как говорят в школе, последнем звонке. Пока оставались деньги от практики, сбросились в общий котел, декабрьской стипендией решили его пополнить. Как потом с этими деньгами распорядиться – еще не придумали.
Со Светой обменивались письмами, и я их ждал с нетерпением, начинал бегать к ящику с ячейками раньше времени с надеждой на чудо, что очередное письмо придет хотя бы на день раньше. Но почта работала четко по графику, и надежды мои были напрасными. В очередном письме попросил Свету узнать, сможет ли она забронировать мне номер в гостинице на два дня -31 декабря и 1 января. Сможет – и я обязательно к ней прилечу.
Еще с пол месяца мы помаялись, потом неожиданно с каждым днем стало легчать – преподаватели все нужное до нас донесли, и пошли разговоры вольные, причем они больше отвечали на наши вопросы, и не всегда  на геологические темы. С двадцатого декабря можно было на занятия уже не ходить, а я от Светы узнал, что место в гостинице забронировать легко, потому что на праздник нового года все стараются разъехаться по домам. В ответном письме попросил это сделать, и в этот же день купил билеты на самолет туда и обратно. Буду у Светы утром 31 декабря,  улечу 1января вечером. Послал ей телеграмму.
Через пару дней намечался последний звонок – раньше времени из-за уважаемого молодого профессора, у которого по расписанию получалась последняя с нашей группой встреча, хотя до конца занятий оставалось еще два дня. Но профессор геолог, душа человек! И за пять минут до звонка, на глазах изумленного нашего любимца, дверь в аудиторию мы заблокировали, просунув ножку стула в дверную ручку, и поднесли к преподавательскому столу громадный поднос с закусками в виде бутербродов, и стаканами с коньяком. Староста группы выдал речугу, со словами общего нашего уважения и признательности, после чего всунул в руку смущенного профессора стакан с коньяком, мы разобрали другие. Через полчаса «хороший» профессор клялся нам в любви, давал советы по будущей работе, и вообще был доволен дальше некуда. Мы, студенты, тоже были хороши.
После коньяка в институте делать было нечего, и ребята разбежались кто куда. Я поехал в общежитие, Лешку, как и положено, потянуло на приключения. И он их нашел: через пару часов вломился в комнату, с размаху упал за стол напротив, уставился на  меня взглядом наполеоновским:
«С двумя девочками договорился», - поднял вверх большой палец руки, - «Во девули! Скоро сюда придут, поближе познакомиться», - что-то хотел говорить дальше, но я прервал:
«Все понял, ухожу, мешать не буду», -  начал из-за стола подниматься.
«И не мечтай!» - возмутился ловелас, - «Вдвоем будем с ними базарить! А когда разойдемся – что хочешь со своей делай! Тебе что, трудно час с девкой поболтать?»
Короче говоря, поболтать меня уговорил, но собирался делать это не в нашей комнате, потому что    - как бы это сказать повежливей – сегодня к нему могла заглянуть Верочка, и не дай бог застукает с другой девушкой. Потому договорился с ребятами этажом ниже, и комнату в его распоряжение на пару часов они согласились предоставить, на время разговора. Вот уж бабник так бабник, Верочки ему не хватает!
Из своей комнаты мы вышли, Лешка запер ее на ключ и забрал его себе. Вдвоем спустились на этаж ниже, я прошел в комнату намеченной встречи, а Лешка спустился вниз в вестибюль. Гостей встретить, и провести куда положено.
Через полчаса болтали вчетвером. Я – по необходимости, Лешка – с вожделением, потому что девчата хотя и не были студентками, но симпатичными и говорить умели. Лешка выбрал для себя брюнеточку и во всю дурил ей голову, мне досталась девушка посветлей, и скоро она начала понимать, что теряет со мной время – ну не получалось с ней фривольничать, настроения и желания не было. Я уже начал подумывать, как бы поделикатней из ситуации выбраться, не оскорбив доставшуюся мне девушку, и дав Лешке возможность со своей договориться, о чем он хочет. Но вмешалась судьба, для Лешки – злодейка.
Послышался негромкий стук в дверь. Присутствующие замолчали на полуслове, а Лешка с озабоченной физиономией из-за стола поднялся, подошел к двери, и чуть-чуть ее приоткрыв, выскользнул в коридор. Уж не Верочка ли к нему пришла и жаждет встречи? Только откуда знает, где ее ветреный друг сейчас сидит?
Через пару минут Лешка так же осторожно в комнату проскользнул, с о-о-чень озабоченным и серьезным видом:
«В Москву срочно твоя сестра приехала», - ага, сестра, у меня их отродясь не было! – «Девчата ее в свою комнату провели, тебе вот ключ передают», - протянул мне ключ от нашей комнаты, - «Беги давай!» - и развел руки в жесте – а что тут поделаешь?
«Извините», - это я девчатам, - «побегу, узнаю что случилось!» - и быстро из комнаты ускользнул. В коридоре стояла Инночка, с улыбкой покачивая головой.
«В чужой комнате девочек прячете, мне их показать не захотели», - и не потянулась как обычно чмокнуть меня в щеку.
«Да Лешка никак не угомонится. И меня в авантюру втянул», - не будешь же уверять, что мы там секретничали в чисто мужской компании, - «Только как ты нас нашла?» - и приобняв ее рукой, показал, что должны мы идти, на следующий этаж в знакомую и ей комнату.
«Делов-то!», - разом шагнули вперед, - «Я к вам постучала, а парень какой то и говорит, что вы этажом ниже. И номер комнаты назвал», - на ходу посмотрела мне в лицо, - «Соседей забыли предупредить, вот и погорели!»
«Лешка все», - вздохнул я с сожалением.
«Да уж не ты», - Инночка улыбнулась, - «У тебя в мыслях совсем другая!» - и взяла меня под руку – мы поднимались по лестнице.
В комнате помог ей снять легонькое пальто, подвинул к столу стул, на другой сел за столом напротив. Инночка подошла к зеркалу, поправила прическу, улыбнулась, и перенесла свой стул к моему.
«С тобой рядом хочу посидеть!» - легонечко поцеловала в щечку, как сестра, - «И узнать, где ты новый год собираешься встречать! Если один и здесь», - обвела глазами комнату, - «то не надейся, киснуть я тебе не позволю!» - ну отличная девчонка, ей бы парня хорошего в мужья, не такого как я балбеса-романтика вольной жизни, а заядлого горожанина, желательно Москвича!
«В свою компанию пригласишь?» -  это я для поддержки разговора, потому что и сам в нее не рвался, в надежде, что там у Инночки все же есть хотя бы кандидат в мужья. А я ей, верному другу, счастья желал всей душой.
«В свою не могу», - вздохнула, и начала смотреть мне в лицо, - «но новый год встретим, и к тебе прибегу. Как на ноябрьские», - положила свою руку на мою, - «Не могу видеть, как ты страдаешь, а от девушек шарахаешься. Кто она, виновница всех твоих бед? Как ухитрилась взрослого мужика так околдовать?»
   «Сам удивляюсь, но нашлась и такая. Билет в кармане лежит – лечу к ней на праздник», - и смотрел внимательно, как Инночка отреагирует.
«Точно влюбился», - покачала головой, мою руку своей погладила, - «Тогда все в порядке», - улыбнулась, - «но знай, что другом твоим я буду всегда, а в сложные моменты», - посмотрела мне в глаза, - «и любовницей». Спасибо Инночка, другого я от тебя и не ожидал.
Мы еще с полчасика с удовольствием поговорили – так, о пустяках. О скорых экзаменах, о моем дипломе. И девушка начала собираться. Тоже оделся, проводил ее до общежития (не химиков рядом, а подальше), где по дружески и распрощались. А в комнате встретил злой Лешка, с бутылкой портвейна на столе.
«Как дела?» - поинтересовался у несчастного.
«Как сажа бела», - зло ответил, - «ты ушел – и девчонки домой засобирались. И даже телефона своего не дали!» - это для Лешки было полной трагедией!

                Часть восемнадцатая.

Тридцать первого, когда для самых нетерпеливых праздник начался с раннего утра, я в это время сидел в аэропорту, и в настроении совсем не праздничном – рейс отложили на неопределенное время по причине густого тумана, в котором самолеты оставались на приколе, а машины двигались еле-еле с зажженными фарами. А меня Света ждет, лететь то всего с час с небольшим! А если этот чертов туман до вечера не развеется?
По радио через два часа повторили, что рейс задерживается, опять на неопределенное время. Туман же стал еще гуще. Сидеть уже не мог, и шатался по аэровокзалу, среди таких как и я унылых пассажиров. Вероятность отпраздновать новый год на скамейках зала ожидания или в самолетах дальних рейсов для некоторых уже перевалила за пятьдесят процентов.
Наконец на улице начало светлеть – туман чуть-чуть поднялся над землей, и предметы различались уже метрах в двухстах. Потом посветлело небо, и в двенадцать дня по радио пригласили на посадку пассажиров одного рейса, потом другого, в пол первого наконец моего.
В три часа вышел из самолета, никто меня не встретил. И правильно, не сидеть же Свете здесь с утра и ждать с моря погоды. На стоянке такси у понравившегося парня поинтересовался,  как в городе с гостиницами, можно ли устроиться. Вообще- то можно было поехать прямо к Свете, адрес я знал, но появиться там хотел уже устроившись в гостинице, даже если и не в той, где забронировано место.
«Знаю одну, в любой праздник пустая стоит!» - обрадовал таксист, и я занял место с ним рядом:
«А почему пустая?»
«Для спортсменов построена. Приезжают к нам командами на соревнования, в ней живут. А на праздники, сам понимаешь, соревнований не устраивают, вот и заселяют желающих. Только не более чем на сутки, и нужно каждый день продлеваться, пока спортсмены не приедут. Дальше все, продлевать перестают».
Таксист к гостинице меня подвез, подождал, пока я заполнил необходимые бумажки, в том числе и обязательство съехать по первому требованию, и покатили дальше. Через полчаса стоял перед дверью на втором этаже пятиэтажки, рядом с которой был звонок и табличка с тремя фамилиями. Одна из них мне знакома, и принадлежала  старшему брату Светы, у которого она жила из-за отсутствия мест в студенческом общежитии. Нажал на звонок.
Дверь открылась мгновенно – за ней стояла Света, с красными глазами. Но улыбалась! Хотел ее поцеловать, только в длинном коридоре появился высокий парень, и я не был уверен, что могу это сейчас, при нем, позволить.
«Проходи!» - Света посторонилась, пропуская меня вперед. Парень был уже рядом с нами.
«Привет геологам!» - протянул мне руку, - «Сеструха изреветься успела, тебя ожидая, все в аэропорт названивала!» Втроем пошли к открытой в одну из квартир двери.
«Раздевайся», - тихонько встряла Света, и показала, куда мне повесить пальто.
«В Москве туман, как молоко, шесть часов пришлось ждать», - это я в свое оправдание, снимая ботинки.
«Так я ж пигалице и говорю, что б дома сидела! Адрес то у тебя есть, не заблудишься!» - еще раз протянул мне руку – «Володя! А тебя Юрой зовут!» - и потянул меня в комнату, - «Чего зря время теряем – давай по стаканчику за знакомство!» - это он мне, а потом уже Свете, - «А ты на стол что-нибудь поставь, жинка моя куда-то убежала!»
Через полчаса, хлопнув три стаканчика, я знал, что буду встречать новый год в этой квартире, что кроме меня будет много народа, и что подремать, вернее поспать утром, найдется место. И понял, что пора отсюда убегать, ежели не хочу раньше времени свалиться с ног, потому что ровняться в питье с Володей было пустым делом. Встретил полное понимание Светы, с которой мы еще ни разу не поцеловались, и наконец вдвоем с ней с трудом квартиру покинули, причем мне пришлось поклясться, что к восьми вечера буду как штык.   
Как только закрылась дверь, мы тут же прижались друг к другу и целовались, пока кто-то не затопал, поднимаясь по лестнице. Пришлось в приятном занятии делать паузу. Дальше долго бродили по городу, говорили и говорили, а где народа было поменьше, обменивались поцелуями. Пешком дошли до моей гостиницы, и я вместе со Светой заглянул в свою комнату, к сожалению застав в ней одного постояльца. А так хотелось побыть с девушкой одним!
Вернулись в пятиэтажку ровно к восьми, по дороге купив коньяк и шампанское, как мой вклад к праздничному столу. И были встречены веселой компанией, молодых супружеских пар. Тут же меня со всеми познакомили, и скоро все сидели за праздничным столом. Как и положено, через час уже шум, смех, веселье, потом и танцы в длинном общем коридоре. Конечно, и мы танцевали, и в укромных местечках, за какими-то шкафами, когда нас никто не видел, целовались. И не могли не спалиться: в очередной раз отпрянули друг от друга, а Володя смотрел на нас и улыбался. Ничего не сказав, быстренько исчез.
«Ну и пускай!» - нисколь не расстроилась Светочка, - «Только он сегодня маме позвонит, что ко мне парень приехал, и я с ним целуюсь!»
«А это хорошо или плохо?» - мне было не безразлично, как ее мама на звонок отреагирует.
«Пусть и она знает, что у меня есть….любимый!» - потянулась, и поцеловала меня еще раз.
Расползаться по своим квартирам молодые супружеские пары начали часов в пять утра. Я не стал ждать, пока останусь один, и потихоньку, простившись со Светой и получив от нее приказ вернуться к двенадцати дня, на запланированное продолжение праздничного мероприятия, квартиру покинул. А случайный таксист, уже с пассажиром, подбросил меня до гостиницы.
На следующий день я с ней рассчитался, пешком добежал до  знакомой пятиэтажки, и застал в полном сборе ночную компанию. В квартире был наведен порядок, стол сверкал чистой посудой и комплектом новых бутылок. Старые знакомые с восторгом приняли мое появление, пришлось с часок за столом посидеть. А потом вдвоем со Светой мы смылись – нам еще много о чем нужно было поговорить.
Прошлись по какому-то парку, где народа было немного, договорились, что я, как только станет известно, сообщу о своем распределении, и сразу же напишу с места работы. Где все мы, уже инженерами-геологами, должны быть к первому апрелю. Света техникум заканчивает позже, летом, и тоже напишет мне, куда распределят ее. Вдруг что-то в договоренности с главным геологом ГРП-21 не сработает, и нас отправят по разным местам?
 А время шло, пришла пора ехать в аэропорт. Не хотел тащить туда Свету, но она завозмущалась, намертво в меня вцепилась, и чуть ли не заплакала. Пришлось ехать вдвоем. Когда пригласили на посадку, ко мне прижалась, пустила несколько слезинок.
В Москве в общагу добрался в два часа ночи, на двери висела записка: «Я в тридцать пятой». Что говорило совсем другое: Лешка привел подругу и комната занята. А для меня он нашел место, в этой вот, тридцать пятой, у наших же ребят. Пошел спать к ним.
Встретив Новый год, общага два дня по инерции шумела. Но только по комнатам, общих танцев в вестибюле не было. А потом начались экзамены. Я их не очень и боялся, но в конспекты и учебники все же заглядывал. А как иначе? В те времена, именно под завязку с институтом, придумали экзамен «Научный коммунизм». Который сто лет кому был нужен, но включал все лекции от первого до пятого курса включительно, от Маркса до Ленина-Сталина и Хрущева, все эти съезды ВКПб и КПСС, все принятые на них «эпохальные» решения. Полный дурдом! Да еще требовали знания работ классиков марксизма-ленинизма, причем в таком объеме, что прочитать все невозможно за пять лет учебы, даже если одним чтением только и заниматься. Здесь я изначально пошел по преступному пути – кроме «Краткого словаря политического работника» ничего не читал. И этого хватило – экзамен сдал на пятерку, удивив экзаменатора знанием цитат, потому что этот словарь был из них и составлен. На радости, что наконец с «коммунизмом» рассчитались без потерь, наша группа в полном составе вечер гудела, тосты были такими, что если б дошли до преподавателей этой фантастической дисциплины, всем бы нам оценки переправили на двойки, если не на колы.
Следующий экзамен был еще чище: петрология, без знания которой геолог это ничто. Попробую объяснить, на примере обычного и всем известного булыжника. Видно, что он неоднороден, состоит из отдельных разноокрашенных частиц. Это минералы, их в одном камне не меньше десятка. А всего минералов сотни, и из них геологу обязательно нужно знать триста пятьдесят! И не только названия, а и по семи показателей для каждого, что бы их различать! И для каждого знать две формумы, простую и окисную! Что это такое? Возьмем кислоту. Можно записать H2SO4 – простая формула, а можно H2O+SO3 – окисная формума. Но это кислота, соединение простое, элементов всего три.  А если элементов двадцать и формула на пол строки и даже больше? И эту абракадабру нужно знать! Понимать, что в каких условиях образуется и что будет, если эти условия начнут меняться!
Короче говоря, ребята с лица сошли от зубрежки, о девочках никто не вспоминал. Я тоже понапрягал извилины, и к шести утра был в институте – по просьбе преподавателя экзамены начались так рано, потому что на каждого студента, по многолетнему опыту, приходилось по часу на беседу. И хорошо, если к одиннадцати вечера мучения последнего заканчивались. Я пошел первым, получил пятак. И весь оставшийся день был свободен! Отмечать это дело начали с обеда, когда треть группы отстрелялась, и к вечеру, когда отмучился последний бедолага, все были так хороши, как редко бывает.
  Еще два экзамена были мелочевкой, и говорить не стоит. Их проскочили, особо не напрягаясь. Теперь все, с учебой закончено, осталось написать дипломы. Для начала каждый получил по наставнику (или куратору?) из преподавателей, с которым можно по диплому консультироваться.
Проконсультировались, и дело пошло. Вычертить чистовые карты на ватмане, определить состав и названия выделенных на них пород, составить схемы, рисунки и таблицы по характеру взаимоотношений минералов, в том числе и рудообразующих – это малая толика того, что предстояло сделать для начала. А потом - запроектировать и рассчитать шахту и разведочные из нее выработки – с учетом размеров рудного тела, его формы и глубины залегания.
Теперь смеялся тот, кто на практике не пожалел свободного времени при сборе материалов - переписал и перерисовал из отчетов все возможное. Я и Лешка это сделали, занимались сейчас в основном чистовым черчением, и поплевывали, наблюдая как коллеги бегают к преподавателям за консультациями по вопросам, ответы на которые в свое время поленились примитивно переписать. Посидеть нам пришлось только за расчетами шахт и разведочных выработок, потому что делать их нужно было согласно учебникам, а не исходя из опыта, как это делалось в ГРП-21. Но справились и с этим. Наконец наставники или кураторы готовые материалы у подопечных просмотрели, посчитали, что дипломы готовы для защиты перед госкомиссией, и были назначены ее дни – по пять-шесть человек в каждый.
Десять дней защищались, столько же дней пили – уже инженера-геологи проставлялись, вызывая зависть у пока что студентов-дипломников. Потом неделю, когда защитились все,  пили просто по инерции. Пока не началось распределение на работу.
Честно говоря, побаивался. Но для меня и Лешки оно прошло на отлично. Пять человек, и мы в их числе, были приглашены в деканат, где оказался главный геолог объединения, которому Лешка в свое время передал записку, подчеркнув в ней свою фамилию двумя чертами. И этот главный геолог, вначале отметив, что на преддипломной практике все мы показали хорошие знания, предложил нам работу. Четверо согласились, и тут же получили уверение, что правильно сделали, что места для нас как геологов уже определены. Все, как мне и обещали в ГРП-21! Сразу  побежал писать письмо Свете.
А через полмесяца, проведав родителей и забрав с собой всю охотничью амуниция, я и трое моих коллеги стояли на перроне, готовясь занять купе скорого поезда в теплые края. Одного геолога, жившего у тетки в Подмосковье, но пять лет числившегося в общежитии в комнате со мной и Лешкой, провожала молодая жена – тетка своего добилась, передала племянника в надежные руки. Другого провожала незнакомая мне девушка, злого Лешку не провожал никто, а меня – Инночка. Побродили с ней по перрону, в основном молча, когда подали состав, вздохнула, обняла, поцеловала в губы:
«Прощай, Юра! Ты был настоящим другом, а такое не забывается. Прости, если что не так!»
«Тебе спасибо за все. А прощаться не стоит, лучше сказать – досвидание! Вдруг бог расщедрится, и еще увидимся!  Удачи и счастье тебе!»
Через неделю, получив в южном городе назначение в ГРП-21, я и Лешка устраивались в знакомой комнате мужской общаги.