Жизнь за колюючей проволкой. Глава 8 Из огня да в

Глава  8
 

Из огня да в полымя.

Снявши голову, по волосам не плачут. (Из школьного альбома)

Отправив сына к родителям, мы тут же начали тосковать о нем и сожалеть, что его нет с нами. Единственным утешением были письма от отца Ивана, который регулярно отвечал на наши письма и подробно описывал нам о жизни и здоровье Саши.

Здравствуйте дорогие Володя, Галя!
Привет вам от мамы Сашика и меня. Получили мы от вас письмо и 4 фотокарточки, фотокарточки хорошие. Вашим письмам мы всегда рады. Пишите больше о себе. Как идут служебные дела. Как здоровье.

Ты Галя спрашивала как Саша спит. Спит он хорошо, днем ложится в 2 часа и спит до 5 часов. Вечером ложится в 9-10 часов и спит до 8 часов утра. В спальне поставили малую койку для Саши, и рядом койка бабушки. Так что бабушка рядом с ним слышит если он просыпается ночью. Плакать он почити неплачет ни ночью ни днем. Сейчас стало тепло так он почти повесь день играет с Салогубовыми его друзьями. Яички кушает немного, в один раз седает одно яичко. У нас есть 15 куриц так что мы собираем в день 8-9 яичек. Есть унас двое поросят. Погода весь март м-ц у нас стоит ненасная, много раз падал и раставал снег, временами морозец 5-10 градусов временами тепло. В апреле установилась теплая погода стало сухо.  Распускает листья сирень и другие растения скоро зацветет орюк.

Бабушка Вера частенько заходит за Сашиком и он сней ходит к ним. Сашик очень живой, имееть хорошую память. Сколько-бы невынес игрушек для игры с ребятами на улице как кончается игра, собирает все игрушки до одной заносит во двор.

Нада-бы ему велосипед сейчас сухо он-бы ездил, если можно то перешлите его.

Уменя есть к вам большая просьба. На моем велосипеде износились покрышки-шины. Сдесь в магазинах их нет. Говорят в городах сибири в том числе и в Павлодаре есть покрышки на велосипеды в магазинах постарайтесь во всех магазинах посмотреть и если купите выслать. Велосипед у меня марки Г.А.З.

Новостей у нас и наших родственников нет.
Пишите ответ. Пока, досвиданья будьте здоровы желаю вам быть здоровыми и с успехом трудится.

Сашику привили оспу. Чувствует он себя хорошо неболеет.
Ваши Папа Мама

9/IV-60 года.

Благодаря этим письмам мы были в курсе всех их дел.

Здравствуйте Володя Галя. Привет Вам от Мамы, Саши и меня.
 У нас все обстоит хорошо. Саша чувствует себя хорошо. Ехать к вам несобирается. Вспоминает о вас часто, скуки непроявляет, чувствует себя дома. Бабушка спрашивает у Саши плакала-ли мама когда ты уезжал из Павлодара, говорит плакала а папа сказал уйди Галя и мама ушла.

Унас он ведет себя хорошо. Бабушка совершенно недерется с ним.  но шалит много.
От того что мы его нерастраиваем он стал спокойнее. Какие слова запрещаем ему говорить он их почти неупотребляет и забывает. Спит хорошо, ночью неписяется. Поит его бабушка рыбьим жиром.

Солнечные дни повесь день играет с детьми на улице. в комнату незатянеш, говорит пока я покушаю а дети разбегутся и будет вечер и я ненаиграюсь. В непогожие дни больше сидит у окна и смотрит движение по улице.

Говорит у нас там нет автомашин а сдесь много. Деньги 200руб. мы получили. Сегодня получили письмо и фотокарточки Саша на фотокарточках узнал всех показал и назвал всех своих подруг.

Мама когда жила в городе у Саши и Вали то у нее получился обстоятельный разговор с Валей, Валя выговорила маме что мы ей непомогаем, а мама сказала ей все ее недостатки, С пор как мама от них приехала они к нам неприезжали, Наташу взять к нам на 6 месяцев мы отказались, так как она еще мала и нам ее няньчить нет возможностей.

Я пока нигде неработаю. Посылает меня Райком бухгалтером в колхоз в Петровку. Я несоглашаюсь, много неудобств с поезкой на работу да и неохота нести такую большую нагрузку как бухгалтерия колхоза. Я желал бы взять работу в каком нибудь учреждении района, удасца мне это или нет незнаю.

Вам нада-бы переселится в город Павлодар в стандартные дома, там больше удобств. Саше купили туфельки, он в них ходит в комнате. Купили ему фуражку-бескозырку, и носки еще туфельки купили.

Володе воинская форма очень хорошо идет.


К концу марта во всех подразделениях ОМЗ началось большое сокращение кадров. От тревожных ожиданий и разговоров перешли к делу.

Известно, что если волка ноги кормят, то человека кормит работа в любой сфере деятельности. Никаких источников средств к существованию у советских людей кроме заработной платы по месту работы или службы не было. Поэтому терять работу в одном месте и начинать работу в другом для каждого было жизненной проблемой.

Роковые неприятности не заставили себя ждать.

В понедельник меня вызвали в областное управление к начальнику ОМЗ подполковнику Зернову Алексею Александровичу, с которым я уже неоднократно встречался в рабочем порядке, и мне казалось, что он относится ко мне доброжелательно, как к молодому работнику.

Когда я зашел к нему в просторный рабочий кабинет, он поднялся со своего кресла, шагнул на встречу, встретил дружеским рукопожатием и пригласил сесть по одну сторону приставного стола, а сам сел напротив по другую.

Некоторое время он пристально смотрел мне прямо в лицо, я не отводил своих глаз и с некоторым смущением и глухим сердцебиением ждал, что он скажет мне.

Потом он спросил:

– Как вам служится, как работаете?
– Спасибо. Нормально.

– А жалобы есть?

– Жалоб не

– Когда вам присвоили звание лейтенанта?

– 27 января этого года.

– Вы член партии?

– Нет, я комсомолец с 1950 года.

– А сколько вам лет?

– В апреле исполнится 25 лет.

– Так вы так молоды, в самом начале пути. Ваше семейное положение.

– Я женат, сыну два с половиной года.

– Да, это важно. А работа вам наша нравится?

– Есть свои трудности, я к ней специально не готовился, поэтому неплохо было бы подучиться, – ответил я с тайной надеждой, что может быть вызов связан с тем, что я через отдел кадров ставил вопрос о моем направлении на учебу в г. Ленинград.

– Учиться сейчас не время. Вы знаете, что сейчас идет сокращение кадров.

– Да, об этом только и говорят в коллективе.

– Вот видите. А не хотели бы вы написать заявление об отставке? – как кувалдой по голове ошарашил меня.

У меня перехватило дыхание, едва не захлебнувшись, я ответил:

– Да нет.

– А вы не спешите с ответом. Вы подумайте. Перспективы у вас самые невзрачные, туманные. Наша система колеблется, ее ждут большие перемены. Что будет потом, никто, собственно, еще не знает. Так что вы подумайте.

Между нами откуда не возьмись вдруг возникла сразу китайская стена, и сухо распрощавшись, я отправился домой несолоно нахлебавшись.

Всю обратную дорогу из города в свой стройгородок я был в ступоре. Первый раз во рту стало сухо, нельзя было пошевелить языком. Вместе с пульсом в висках в голове билась мысль: «Это же как? С вещами на выход? А куда? В чистое, еще заснеженное поле? А есть что? А Галя и Саша? Ведь только я их опора и защита».

По приходу домой, мы с Галей всю ночь не спали. Все судачили. И так, и эдак… И решили, что я пока должен остаться на настоящей работе, а значит остаться в органах. Учителем работать я всегда еще успею. А сейчас, хоть здесь трудно и порою тоскливо до отвращения,  но в этой работе есть своя неординарность и романтика. К тому же крыша над головой и определенное материальное обеспечение, а так куда? Гуляй Вася! Бог даст день, Бог даст и пищу. Так манна с небес падала только один раз, когда Моисей водил евреев по пустыне, после побега их из Египетского рабства. Нет, мы еще не послужили, авось и генерала дотянем. Ведь у нас еще все впереди.

На том и порешили.

После июня наступает время первого отпуска. Съездим домой. Переговорим с родителями. Осмотримся. Одним словом: утро вечера мудренее. А этот вечер надо пережить.

Но не тут-то было. Не прошло и недели, как меня вновь вызвали в Управление, но уже в отдел кадров.

Утром я был на производстве и еще не успел обойти все бригады своего отряда и проверить их состояние и результаты работы, как мне передали, что мне надо явиться срочно. Безотлагательно.

Сказано, исполнено. Я в отдел кадров, а там как гром среди ясного неба:

– Вы за штатами. Мы вас увольняем. Вот вам обходной лист и направление на медкомиссию для получения медицинского заключения, с учетом которого и принимают на работу, и отправляют «на пенсию».

Я к начальнику ОМЗ Зернову А.А. Куда подевалось все его обаяние и радушие? Он официально:

– Если не сейчас, то все равно , еще будет сокращение, так чтобы вам не портить биографию, мы вас увольняем и поможем устроиться на работу.

– На какую работу? Куда и когда?

– После увольнения, – коротко и сухо ответил он.

«Дело было вечером, делать было нечего». Но у меня хватило ума не брать направление на медкомиссию и, высказав свое несогласие с решением уволить меня, я вернулся домой.

Снова бессонная ночь, а на утро я позвонил в Алма-Ату в управление по кадрам Министерства майору Апполимову. Он ответил, что в списках, поданных на согласование, моя кандидатура не значится. Кроме того, меня не должны увольнять ни при каких обстоятельствах без моего личного согласия, так как я направлен по распределению по окончании института и даже обязан на месте отработать не менее 3 лет, а как молодому специалисту мне обязаны оказывать помощь и содействие.

Это меня ободрило и укрепило в сознании правильности своего решения не уходить из органов.

Сложилась патовая ситуация, ни вашим, ни нашим. Я ослушался подполковника Зернова, а он не может поступить супротив вышестоящих указаний. Так вчерашний «друг, товарищ и брат» может в мгновение ока превратиться в супротивника и гонителя. Но всевышний меня миловал, хотя стало очевидным, что товарищ Зернов уж не такой добродушный и доброжелательный как кажется. «Не все то золото, что блестит». Очевидно, у него есть свои предпочтения и свои соображения. По всей вероятности он кому-то благоволит, и это правильно, потому, что еще Тарас Бульба утверждал: «Нет уз святей товарищества!» И хотя это бы несвоевременное увольнение было бы «пикой в бок», и у меня возникла обида, но зла на него я не держу. Не держать зла на другого у меня с детства воспитанно моей мамой.

Отдел кадров от меня отстал.

Земля летела по своей орбите. День удлинялся, солнце грело жарче. С полей сошел снег. Земля стала одеваться в зеленые наряды. Жилые дворы огласились детскими криками и визгами. Флюиды весенних томлений также проникли и за колючую проволку. Это и авитаминоз сделали заключенных более раздражительными, что сказывалось на ежедневных конфликтах между собой, а также на совершении грубых нарушений установленного режима содержания.
А жизнь катилась по своим рельсам, определенным приговорами народных судов.

Я как и другие начальники отрядов жил по распорядку: подъем, развод, производство, съем, отбой – день и ночь – сутки прочь.

Майор Озимов был отправлен на пенсию, капитан Курмалиев дорабатывает последний месяц, ст.лейтенант Котягин переведен в Экибазтуз. Он плакал. До пенсии ему остается один месяц.

По истечению одиннадцати месяцев работы в просторных степях Павлодара, 15 июня я был отпущен в отпуск с выездом в Киргизию, в родное село Беловодское на побывку к родителям.

От лета 59го до лета 60го года прошло всего каких-то 11 месяцев, всего один оборот Земли вокруг Солнца, а кажется целая вечность и уже можно сказать: «как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок».
«И дым Отечества нам сладок и приятен», – сказано давно и не нами. И «летели» мы домой к родителям на поезде, у которого, как нам казалось, отрастали крылья.

Вот моя деревня, вот мой дом родной! Теплые объятья, жаркие поцелуи с родными. Забытые ароматы плодоносных садов, красная малина, желтая черешня и зелень винограда в беседке над обеденным столом.

Благодатная Чуйская долина в предгорьях Киргизского хребта, на вершинах которого на фоне синего прозрачного неба всегда лежат белые шапки нетающих снегов (ледников), круглый год поят сады и поля.

За четыре недели отпуска я, прежде всего, отоспался, прокормился и загорел на жгучем радостном солнце. Малиной и черешней пополнил запасы организма витаминами, посетил свою родную среднюю школу и навестил своих замечательных учителей. Помог родителям в их домашних делах, и оставив жену с сыном до конца лета, сам вернулся в г. Павлодар и 18 июля вышел на работу.

После отпуска многие сотрудники колонии встретили меня приветливо, хотя я все для некоторых оставался «белой вороной». Но как говорится, всякому овощу – свое время. За мое отсутствие собственно каких-либо заметных изменений не произошло. Приятно было то, что производственный план за второй квартал выполнился.

Старший лейтенант Лихачев, к которому я проникся глубочайшим уважением, как к умному и смелому мужику, был еще в отпуске.
  В зоне нами командовал ехидный старикан Курманалиев, который выше всего во взаимоотношениях между нами ценил субординацию типа «ты начальник – я дурак; я начальник – ты дурак!»

Так я, побывав в жилых бараках, зашел в комнату воспитателей, чтобы соответствующие пометки и записи в «тетради поведения», которые должны вестись на каждого заключенного. Я подчеркивал, что должны, да не обязаны, чего не делал Курманалиев. Заходит он в эту комнату, видит, что я сижу на его стуле, и с порога возмущенно и зло закричал:

– Кто разрешил сесть на место начальника в его отсутствие?

Я оторопел. Хотя в кабинете второго стула и не было. Так в начале второго года моей службы-работы, я получил урок субординации от старшего товарища на всю мою оставшуюся жизнь. Правда, иногда я его забывал и выступал против «начальства», за что неизменно награждался новыми шишками.

Работа в колонии происходит без перерывов, все 24 часа суток, и требует отдачи делу всего тебя без остатка. Из-за отсутствия точно определенного рабочего времени, из-за постоянных форсмажорных обстоятельств, постоянных совещаний и проверок собственным начальством и вышестоящим, работниками прокуратуры и главка, уходя на службу рано утром, никогда не знаешь, когда вернешься, а если же скажешь конкретно, что вернусь в 8 или после отбоя в 10 и обязательно из-за чего-то задержишься, то после того, что жена за время ожидания волновалась и чего только не передумала за это время, но, наконец, увидав тебя живым и здоровым, обрушивает на тебя всю горечь своих постоянных стрессов, что твои вразумительные объяснения только усиливают ее обиду и гнев. Это, пожалуй, самая тяжелая, самая опустошающая, самая угнетающая сторона такой работы и жизни на ее основе.

И только изначально, со школьных лет, глубокая духовная совместимость и привязанность, нерастраченная и трепетная любовь, забота о детях, были оберегом моей семьи все прожитые годы и после золотой свадьбы.