Крымская практика продолжение

Первый побег из маршрута мы совершили на третий день учебной практики. Очень хотелось увидеть море! И как только на трассе учебного маршрута по исторической геологии Крыма попались подходящие кусты, мы спрятались за ними и отстали – маршрут ушел вперед, не заметив, что его ряды поредели.

Определенным стимулом для побега стали также обнаруженный накануне в сарае у хозяйки и досконально изученный нами до поздней ночи полный архив отчетов по предыдущим практикам. То есть материал для нашего будущего отчета у нас уже был, и оставалась только чисто косметическая процедура визуализации результатов посещения нами маршрутов.

Форсировав смирный в это утро Бодрак и выйдя из Трудолюбовки на дорогу, ведущую к трассе «Симферополь – Севастополь», мы прошли немного пешком. Но скоро нас подобрала колхозная машина и мы добрались до трассы. На трассе нам снова повезло – в направлении Симферополя шла большая бортовая машина, похожая на старинный «ЗИС-5».
Это оказалась и впрямь эта раритетная машина, имущество Военно-морского флота, с соответствующими номерами и надписью. Управлял ею приветливый матрос, который без колебаний взял нас на борт и доставил прямо на симферопольский железнодорожный вокзал.

На вокзале в это утро была очень напряженная обстановка – прибыли крымские татары из мест депортации, самовольно. За что их встречал прямо на перроне почти весь личный состав симферопольской милиции, а может быть и других крымских городов. Любопытства ради подошли поближе – смуглые лица, удлиненные и округлые, непривычный антропологический тип (до этого мне не приходилось видеть крымских татар), в национальных головных уборах и без них, пытающиеся донести свою правду до присутствующих в оцеплении работников правоохранительных органов. Но прибывших не выпустили даже на вокзал, по крайней мере, пока мы не заторопились отсюда - зрелище было непривычное и неприятное. Потом рассказывали, что прибывших вынудили вернуться в места депортации тем же поездом.

Для релаксации зашли в попутный винный магазин, это был знаменитый дегустационный «Солнце в бокале». Над дверью и в зале – бессмертные горьковские слова, прославляющие сей виноградный напиток, безусловную пользу от него и призывающие к его употреблению. Продегустировали небольшой букет крымских вин, насколько позволил наш весьма контролируемый студенческий бюджет. На первый раз особенно не поняли... Но на душе стало радостнее.

Еще радостнее стало нам, когда мы спускались на троллейбусе с крымских гор к морю. Дорожный серпантин окружала горная субтропическая растительность, по обочинам текли ручейки, воздух был напитан непривычными для нас оранжерейными ароматами - да и все вмещающее пространство было похоже на гигантскую оранжерею. В атмосфере этого благолепия мы скоро оказались в Алуште. Сразу поспешили на пляж к морю. Он оказался галечниковым, а море еще холодным, начало июня. Только галька была теплая, даже горячая, но неприятно вдавливалась в тело. Говорили что это очень полезно, что это подобно какому-то целительному массажу, поэтому приходилось терпеть.

Я оказался на Черном море - и вообще на купабельном море – впервые за свои девятнадцать прожитых лет. Северо-восточные моря в раннем детстве я имел удовольствие созерцать, с полгода жил на самом берегу Охотского моря, один раз переплывал на пароходе Японское и Охотское моря из Владика в Магадан, но купаться в них не приходилось. Поэтому для меня это было почти как встреча с новой сферой человеческого бытия. Несколько раз окунался в соленые воды, но задерживаться в них подолгу не смог, вода обжигала холодом. Отогревался на гальке, которая делала наши тела пятнистыми как у зебр.

Немного разочарованными возвратились в Трудолюбовку.

На первый раз наше отсутствие прошло вроде бы незамеченным.


А через несколько дней Жека и Саня познакомились со студентками из МГУ, которые проходили аналогичную практику выше по нашей балке, вблизи поселка Научный, у обсерватории. Они были тоже второкурсницы, но для них это была уже вторая практика в Крыму, так у них в МГУ заведено. Поэтому они хорошо ориентировались на Крымском полуострове, знали много интересных мест и призывали вместе с ними их посетить.
Для начала нам предложили съездить в Баклу, там квестовые пещеры, очень экзотично, в глубине некоторых потаенных пещер есть следы древних кострищ и таинственные знаки на стенах. Мы согласились и опять сбежали с маршрута.

Бакла оказалась далеко за Симферополем, рейсовых автобусов подходящих долго не было, добрались до цели под вечер, и пришлось там заночевать.

Пользуясь скалолазными навыками, которым нас научили в соответствующей секции университета, пробрались в те самые потаенные пещеры, помогли забраться туда нашим спутницам, спустили в пещеру с вершины уступа много сухих сучьев арчи (при этом особенно блеснул своими альпинистскими навыками и бесстрашием Тонкий Атлет) и разожгли свой костер на древнем кострище... Была у нас с собой гитара, а также несколько бутылок белого крымского вина захвачено и кое-какая снедь. Устроили оргию на всю ночь. Под утро устроились вместе на остывающем кострище и даже немного подремали.

Спускаться с квесты оказалось сложнее, но все справились благополучно.

На этот раз наше отсутствие в маршрутах оказалось замеченным, нас спросили о причине, мы сослались на временное нездоровье. И получили первое предупреждение, потому что о сходе с маршрута нужно ставить в известность преподавателей или свою практикантскую старшину.


Но у нас еще в квестовых пещерах уже было намечено следующее мероприятие с москвичками – посещение бахчисарайского ханского дворца. И нарушить эту договоренность мы никак не могли…

Выручила нас погода. В намеченный день с раннего утра пошел дождь, и маршруты отменили. Объявили за завтраком, что все будут заниматься камералкой, обрабатывать уже отработанные маршруты. Но в сарае у хозяйки хранились материалы по всем обработанным маршрутам за несколько предыдущих лет крымской практики ВГУ и мы сочли кощунством их переобрабатывать. Надели штормовки и под прикрытием дождя выдвинулись к автобусной остановке по направлению к Бахчисараю. Там и встретились с нашими московскими подружками.

Осмотрели непривычную для славян восточную архитектуру дворца. Из уст гида познакомились с описанием особенностей жизни крымско-татарского хана, я в первый раз увидел гарем на картине и его помещение наяву. Произвел лирическое впечатление скромный фонтан Любви, мы тоже принесли в дар ему три розы. Посозерцали немного нелепые окна в стенах ханского дворца, прорубленные, вопреки религиозному запрету, к ожидаемому посещению Бахчисарая Екатериной Великой, которое так и не состоялось. В общем, интересно, познавательно, экзотично, но скучновато.

Москвички, почувствовав последнее и зная уже нашу страсть к активным туристическим мероприятиям, рассказали, что недалеко от Бахчисарая есть совершенно уникальный объект - древняя восточная крепость, хорошо сохранившаяся, под названием «Чуфут-Кале». И что там можно будет даже заночевать, чтобы по-настоящему прочувствовать атмосферу спящего древнего восточного города...

Единогласно поставили этот объект в план своих дальнейших мероприятий и с тем вернулись в Трудолюбовку.

На этот раз наше отсутствие вроде бы замечено не было. Хозяйка, с которой у нас была соответствующая тайная договоренность, взяв наш грех на свою душу, заверила приходившего проверяющего преподавателя, что мы только недавно вышли что-то уточнить в горах, устав от длительной камеральной работы. В доказательство указала на стол, заваленный нашими и ненашими пикетажками и некоторыми предусмотрительно выложенными на стол непоименованными приложениями из архивных материалов, хранившихся в сарае.  Дождик к этому времени закончился и версия выглядела вполне убедительно.


В Чуфут-Кале мы выдвинулись после обеда, полностью отработав очередной полевой маршрут, но пожертвовав ежедневной послеобеденной камералкой. С москвичками встретились опять у стен Бахчисарайского дворца, а оттуда, навьючив на себя рюкзаки и спальники в два этажа, пошли по тропинке через обширную долину и гул вечерних цикад к возвышающейся изометричной горушке с плоским плато, на котором просматривались очертания древней крепости.

Путь через долину оказался в реальности неблизким, а горушка - довольно крутой (что, видимо, в свое время очень затрудняло осаду крепости и способствовало ее сохранности) и только поздним вечером мы оказались у стен крепости. К этому времени над пройденным нами маршрутом в долине уже взошла полная луна и ярко осветила созерцаемую нами крепостную стену.

Ворота крепости были заперты изнутри, но недалеко от ворот в крепостной стене была бойница, в которую, недолго думая, и заглянул Жека. Толком он там ничего не разглядел, поскольку стена была толстая, и это мешало внутреннему обзору крепости. Но как только с соответствующими комментариями он отпрянул от бойницы, вслед за его головой из бойницы показалась другая голова - кавказской овчарки... Мы солидарно с Жекой пережили запоздалый испуг. Собака недружелюбно залаяла на нас и спряталась, а вместо ее головы показалась человеческая. Это была голова сторожа. Он более миролюбиво отнесся к нашему появлению, окинул взором москвичек, внял нашим просьбам и вскоре открыл дверь в крепостных воротах.

Внутри крепости оказалось изъезженная кривая каменистая кольцевая дорога, ведущая вдоль ряда неплохо сохранившихся древних построек. В призрачном свете луны меня больше всего поразили контрастно проступающие глубокие колеи в каменной одежде дороги, пробитые колесами веками двигавшихся по ней повозок...

Сторож принял нас очень радушно и в ходе эксклюзивно проведенной им экскурсии по древней крепости предложил для нашего размещения самые роскошные из сохранившихся древних апартаментов - это, наверное, были останки древнего ханского дворца.
Разожгли костерок, истосковавшийся по людскому общению сторож выделил дров из своих запасов. Выпили с ним за дружбу народов и за охраняемый объект.

Тонкий Атлет спел несколько современных бардовских песен своим очень хриплым голосом - как всегда, совершенно не попадая в собственный аккомпанемент на гитаре, тоже совершенно неправильный с точки зрения теории музыки. Но все равно его исполнение казалось нам высокохудожественным, потому что оно было от всей души и со всей страстью. Очень колоритно звучала в ночи меж стенами древней восточной крепости любимая Атлетова песня:

«Солдат всегда здоров, солдат на все готов!
И пыль как из ковров он выбивает из дорог.
И не остановиться, и не сменить ноги
Сияют наши лица, сверкают сапоги!»

Затем Саня пел лирические и Булата Окуджаву.

Поговорили с москвичками о планах на будущие встречи. Много чего напланировали.

Уже начал проступать солнечный свет с северо-востока, луна застыдилась и спряталась, растаяла снежной дымкой…

Вчера, собираясь сюда, договаривались уйти с рассветом, чтобы успеть на автобусы и прибыть к началу маршрутов. Но как-то задремалось на заре у потухающего костра. А когда очнулись - от Лехиных приглушенных ругательств, которыми он старался пробудить и привести в чувства странников, то на утренние автобусы мы уже не попадали и добрались до полевой кухни только к обеду.

В это время все добросовестные студенты уже возвращались из маршрутов  и, усталые, очень неодобрительно на нас поглядывали. Мы же, невыспавшиеся и преисполненные пережитых впечатлений, совершенно потеряли бдительность и, как ни в чем ни бывало, уселись за стол.

А, уже плотно пообедавшие, были в резкой форме вызваны к преподавательскому столу там же на кухне, где нам было заявлено о высочайшем предначертании совершить последнее наше путешествие на этой практике, да и за все время обучения на геолфаке – на этот раз в Воронеж, в деканат.

Потому что, в наказание за многочисленные нарушения распорядка практики, за неоднократные пропуски обязательных мероприятий нас отправляют на отчисление из университета…

«Вас же неоднократно предупреждали о недопустимости такого поведения, но вы так и не исправились!..»

И поэтому завтра утром, когда все добросовестные практиканты опять пойдут в интереснейшие маршруты, нам будет предоставлен персональный бортовой автомобиль для этого последнего путешествия - в Симферополь, а также будут выданы персональные железнодорожные билеты до города Воронежа, которые мы сами перекомпостируем на железнодорожном вокзале на завтрашнее число. В общем: «кухня – чемодан (рюкзак) – вокзал – деканат», а также – «Советская Армия, в перспективе».

Мы опять попросили о снисхождении, но на этот раз наши «препы» были неумолимы. «Таких безобразных нарушений дисциплины еще никогда не было во всей истории славных Крымских практик!»

Мы были очень удручены, решили даже не устраивать собственные проводы и завалились спать, проспав до утра, пропустив ужин. Говорили, что только Леха куда-то вечером отлучался...

Утром плотно позавтракали. «Персональная» бортовая машина уже ждала нас у кухни. Рюкзаки и спальники были уложены в дорогу и ждали на квартире.
Но тут «на дорожку» мы опять были вызваны к преподавательскому столу, где нам было заявлено следующее.

«Мы тут посовещались, учли ваше, надеемся, искреннее раскаяние и обещание впредь не нарушать режим Крымской учебной практики и приняли решение заменить вам объявленную высшую меру наказания более легкой – принудительными работами по обустройству нашей кухни!»

Леха некстати закашлял, и мы догадались, зачем он отлучался вчера вечером…
В кузове ожидавшей нас «персональной» машины уже лежали в достаточном количестве совковые лопаты - мы обязаны были привезти, нагрузив и разгрузив, из каменных россыпей реки Бодрак две полные машины гальки и уложить ее, как нам будет указано, для усиления балластной обсыпки кухонной горушки, а то она от дождей совсем расползается.

Эффект позитивного шока был достигнут педагогически профессионально, в душах наших сразу произошел нравственный перелом - нам очень захотелось заниматься только учебной практикой по исторической геологии и больше не отрываться ни на какие собственные мероприятия. К вечеру этого дня поставленное перед нами принудительное задание было выполнено полностью, ценой болезненных, натертых и лопнувших мозолей на наших ладонях, и этот эпизод нашей Крымской практики до сих пор, наверное, остается воплощенным в камне у подножия студенческой полевой кухни в далекой Трудолюбовке. 

В дальнейшем, мы путешествовали только вместе со всеми добросовестными практикантами в общевыходные дни, в основном – к морю, оно уже потеплело.



                Шоу    

Вследствие интенсивных перемещений в пространстве, у нас стали заканчиваться деньги, и мы решили подзаработать.

В одну из поездок на море на алуштинском городском пляже развернули представление. Леха в распахнутой алой рубахе «АГА» зазывал: "Заезжая труппа! Только один день! Захватывающее зрелище!.."

Шелл сидел в центре импровизированной арены и пытался жонглировать валунами, но у него не клеилось, несколько раз уронил, последний раз – себе на ногу. Прыгал на арене, гася боль.

Атлеты демонстрировали древнегреческое единоборство, явно неравное.

Меня представили, как мага, умеющего брать интегралы и считать спецфункции в уме, я должен был сидеть в позе лотоса с закрытыми глазами и выразительно молчать. Но у отдыхающих не нашлось ко мне вопросов, и я постепенно сошел с арены.

Рядом стояла баночка для сбора оплаты за представление. В конце нашего "шоу" одна сердобольная девушка положила в нее несколько копеек, а отдыхающая рядом семья прислала мальчика и он добавил еще конфетку.

"Да, невелик доход..." - вздохнул Леха и закрыл представление.



Перед окончанием практики мы опять заскучали от монотонных геологических будней и придумали развлечение, не связанное с побегом из маршрута - решили потешить честную компанию практикантствующих студентов оригинальным «шоу» во время очередного нашего бригадного дежурства по кухне.

Решили нарядиться официантками и проводить обслуживание клиентов по высшему разряду – как в ресторане. Договорились с дружественной нам чисто женской бригадой «Медеи», они предоставили на это мероприятие некоторые из своих платьев. Да и другие студентки тоже кое-что из своего вечернего гардероба пожертвовали - Леха ходил договариваться, а он уговорит любую...

Это - чтобы почувствовать какое-то разнообразие в жизни, не все же ходить вечерами по дорогам Трудолюбовки в штормовках с ведрами вина и гитарой и петь заунывные песни в компании геологов, возглавляемой будущим министром геологии в правительстве Ельцина, будущим последним министром геологии нашей страны...
Дома начали примерку.

Почти идеальной «девушкой» смотрелся Тонкий Атлет – кожа мраморная и чистая, тонкая фигура, изящное лицо - только грудь маловата да таз узковат, но бывает и так...

Леха был тоже «интересная девушка», только бородатая – такое случается в природе, но реже...

Саня - неплохая «девушка», стройная.

Но остальные «девушки» представляли собой форменных «шмар»: туловища атлетические, несуразные, из под платьев ноги волосатые, да еще и кривоватые - наследие конного прошлого наших пращуров. Эти «официантки» походили больше на престарелых работниц кухни или мойки – и как их только выпускать в «залу»!..

Но студенческому народу и такие понравились - даже украдкой щипали нас за бока и в открытую похлопывали по окорокам.

По мере насыщения своих аппетитов, обедающим наша «интерактивная» игра все больше нравилась.

«Гарсон, пст!» - уже выкрикивал кто-то из столов.

«Сию секундочку, милейший!» - картавя нараспев и заикаясь, вторил ему официантка-Леха, грациозно неся мимо скамеек на подносе желанные компоты…

Шоу прошло на высоте, мы вовсю старались, угождали на каждый каприз.

Только Лимонов, прибредший уже по окончании обеда, да еще и сильно «под-шафе», немного омрачил нам атмосферу праздника.

Еда к этому времени уже закончилась, и он стал качать права по пьяной лавочке. Выручили «кухонные работники», незаметно нашли вроде бы оставшееся нетронутым второе блюдо, разогрели, обильно сдобрив соусом, и вручили ему. Он, недовольно ворча, это съел.


Груши созрели!

Груши созрели! Это можно было определить по участившемся «конвоям» пойманных студентов, сопровождаемых человеком с ружьем прямиком в магазин, где за определенный «выкуп в стекле» можно было получить полную «индульгенцию». Попадались в конвой и студентки, даже вроде бы их было числом поболее.

Тропа из сада в магазин пролегала прямо рядом с нашей полевой студенческой кухней, а большинство «конвоев» почему-то приходились на утро, когда мы завтракали, и это стало для нас постоянным дополнительным развлечением. Ловили и водили, в основном,  питерских, их база была дальше нашей и они не могли отслеживать всех тонкостей дислокации сторожа. Наши практически не попадались, сад находился рядом с домами, где мы квартировали, и был для нас почти своим. 

Однажды в Трудолюбовке случилась сильная буря и ливень. Наш ручей Бодрак быстро превратился в быструю полноводную реку, затопившую пойму и прибравшую в свои воды все, что там зазевалось. В частности, мимо нашего сектора наблюдения пронесло незадачливую корову - она справилась, но оказалась на противоположном от всего стада берегу и там жалобно мычала от одиночества.

Как раз в эти дни мы проводили в своей «атлетской» среде мероприятие по очистке великого и могучего русского языка от всякой несвойственной ему издревле скверны, прилепившейся в период монголо-татарского ига. Поспорили между собой и приняли безоговорочное постановление «штрафовать за всякое вслух произнесенное матерное слово по пяти копеек». Постановление поначалу имело неожиданное следствие – мы практически перестали между собой общаться вербально, то есть словами.

И вот сразу после окончания ливня в комнату, где мы отдыхали на постое, вбежал возбужденный Атлет. Он пережил большое эмоциональное потрясение, видел и незадачливую корову и еще несущегося в бурных водах козла, а также неплановый «конвой» с тремя девушками под ружьем (по видимому, они расчитывали на смятение бдительности сторожей бурей, но просчитались...). Кажется, Атлет даже пытался вызволить девушек у сторожа, но потерпел фиаско, ввиду дикой брадатой внешности сторожа, похожего на снежного человека, его полной невменяемости и вооруженности двустволкой.

Естественно, все свои впечатления Атлет изложил нам в свободных непосредственных выражениях, а мы, затаив дыхание, слушали и вели наш счет. Когда он закончил, огласили: «Три шестьдесят – только две копейки не хватает...».

Он все понял, сильно посетовал на нашу бесчувственность и меркантильность, заявил, что в одностороннем порядке и немедленно разрывает соглашение с такими людьми, но все деньги отдал честно и порекомендовал, как, по его мнению, нам с ними лучше поступить (это был чисто физиологический совет...).


После успокоения бурного волнения природы трое из нашей бригады решили воспользоваться наступившим затишьем и, предварительно разведав, что сторож в его обычном месте пребывания - шалаше - отсутствует, наведались в почти домашний для нас грушевый сад, захватив рюкзаки. Наполнив их благоухающими сочными плодами почти доверху, собрались, уже было, возвращаться с добычи, но вдруг в соседнем кусте прямо по пути отхода из сада раздался шорох, и куст ощетинился дулом двустволки…

Дуло сделало выразительный указующий жест, повелеваясь которому наши оставили рюкзаки под грушей. Под другой указующий жест двустволки один из наших быстро снялся с места и подошел к кусту, где им были получены некие указания, под воздействием которых он немедля проследовал к калитке хозяйкиного участка и скрылся в хозяйкином саду.
Посредством той же знаковой системы дулом двустволки двум другим нашим был дан сигнал, оставаться на местах.

Через некоторый период времени, психологически воспринятый нашими как небольшая вечность, наш ушедший через калитку соучастник через нее же и вернулся, в руках он нес два «огнетушителя» казенного вина, кажется «Портвейн-777».

Дуло двустволки сразу же спряталось в ветвях куста, и из-за края куста показался во весь рост сторож колхозного сада с двустволкой на плече. Он охотно принял в свои руки принесенный презент и поведал нашим, что приходить в колхозный сад нужно именно таким образом - с чем пришел только что наш товарищ.

Затем великодушно дал указание нашим, наполнить рюкзаки доверху, и медленно побрел к себе с шалаш.