Сад и лес

Из книги "Истории замландского лесника", издательский дом "Калининградская правда", 2011 г. ISBN 978-5-91230-019-6
В оформлении обложки использована работа Е. Ананьиной "Мальчик с драконом".


Подснежники
Еще спит наш сад посреди старого леса. Но зима на исходе. Воздух свеж и приятен, чувствуешь в нем бодрящий аромат молоденькой хвои и чего-то нового, волнующего… ну конечно, ведь это едва уловимый запах, еще только намек на запах приближающейся весны! Окрестности, куда ни погляди, кажутся черно-белыми: ватным одеялом лежит рыхлый снег, темнеют спящие кусты, деревья, дом. Но как звонко, весело, проникновенно поют птицы! Еще бледны краски рассвета, а маленькие певцы уже щебечут каждый на свой манер – зовут весну в пробуждающийся сад.
Удалось, наконец, ветру сдуть тусклую пелену с хмурого неба, и тогда залилось оно лазоревой краской. Внезапно все преобразилось вокруг. Повеселело. Золотым колесом над вершинами деревьев катится солнце. Будто зеркало сверкает снег. В сосульках, что притаились на своих карнизах, играет радужное сияние, и они плачут от яркого солнца, роняя слезы, которые плюхаются в ледяные лунки переполненные водой. От стены дома идет пар. Среди будущих грядок, сонных деревьев и кустов рождаются ручейки. Они звонко смеются, сверкая в оплавленных бережках среди искристого, словно битый хрусталь, снега, и струятся, ветвятся, сливаются или бегут наперегонки за ограду, через лес – к Моховому болоту.
Кое-где темнеют проталины. С каждым днем их становится больше. И вдруг заходит радостью сердце: посреди белых кочек замечаешь цветы. Это подснежники робко склоняют свои молочные головки над пучками тоненьких листьев. Их неожиданное появление кажется чудом. Откуда столько силы, отваги и мужества у этих маленьких хрупких цветов? Они тянутся к солнцу из снежного плена, растапливая его собственным дыханием. И сонные шмели устремляются к гостеприимным венчикам, чтобы погреться в них и взять первый нектар. Так славно выглядят цветы со шмелем среди снега!

Спрятанная весна
Недавние ветры с юга прогнали февраль, но морозы вдруг вернулись, и снег залежался. Егор истосковался по зеленому лесу. Случилось ему субботним вечером заглянуть в комнату лесника Макара, открыл дверь и обомлел: под сияющей белой лампой синеют примулы и распахнули свои первые листья сеянцы ирисов. Они заняли весь подоконник, да еще отражаются в черном окне. А Макар стоит возле них и поливает из лейки.
– Были теплые дни, вот цветы раньше-то времени и проснулись, – объяснил он мальчику. – Пришлось спрятать от холода.
У Егора захватило дух от изумления.
– Так это настоящая весна! – воскликнул он.
Старик заухмылялся довольный.
– Я выпущу ее на волю, когда потеплеет, – пообещал он.

Колодезный дух
Старый немецкий колодец на краю сада не одинок. В нем живет эхо. Когда-то давно, еще мальчишкой, я тщетно пытался разглядеть в темной глубине перевернутого неба того, кто меня передразнивает, но шутник всегда хорошо прятался.
Однажды Макар сказал мне, что это дух колодца, что надо быть к нему почтительным и смазывать подъемный механизм, чтобы не верещал и не будил духа по пустякам. С тех пор я так и поступаю. Колодезный невидимка и по сей день скрывается в пустотах среди сырых кирпичей. Он стережет нашу воду. Но, разбуженный, принимается ворчать, скрипеть и плескаться.
Колодец этот щедр: он поит водой людей, животных и сад. Над ним склоняется старая вишня. Она прикрывает колодец от солнца. Иногда на ее ветку садится ворона и заводит беседу с таинственным духом. Она сообщает ему важные новости, а тот повторяет, чтобы лучше запомнить.

Беглецы
В ненастье зимнее покосился наш садовый забор. Долго я не находил времени за него взяться, а надо бы. Между досками прореха образовалась широкая и куры через нее повадились со двора уходить и по лесной опушке шариться. А по ночам из леса барсук с ежом стали приходить и топтаться по грядкам. Выправляя забор, я ненароком бросил взгляд на сверкающую в утренней росе лужайку перед лесом и увидел еще одних беглецов. Вот куда подевались василек с недотрогой. Их семена Анна по почте получила несколько лет назад, выращивала на клумбе, и каждый год они радовали ее своими яркими цветами. А на этот раз друзья вдруг устроили побег. Что за хитрецы! Недотрога ловко настрелял своих семян за ограду, как ружейную картечь, и те донеслись аж до самого подлеска, там и проросли. Василек дождался попутного ветра, выдал семена с опушением, и те перелетели через забор, как десант парашютистов на разведку. И чего им в саду не сидится? У нас ведь безопасней. Наверное, решили исследовать дикие заросли – вдруг там понравится. Теперь беглецы среди незабудок цветут. Недотрога развесил свои малиновые цветы с большими желтыми губами, а василек устроил состязание с незабудкой в синеве своих лепестков.
Пришлось мне идти в сарай за лопатой, чтобы выкопать хулиганов и вернуть в сад. Но прежде я осмотрел их внимательно. Листья-то у тебя, недотрога, жуком погрызены, а ты, василек, среди дикой травы, как тростинка вытянулся, и цветок твой измельчал. Давайте-ка оба на лопату – и в сад. Нечего вам на милую незабудку засматриваться. Ей тут привычно в тени и сырости, а в саду делать ей нечего. Впрочем, прихвачу и ее с собой.

Колокольчики
Наступило время посева. Селяне сажают овощи, плодовые деревца, ягоды, а я – колокольчик вида в наших краях исчезнувшего. Анна очень просила. Она последнее время в университете слишком занята, выбраться в лесничество не может, а колокольчики нужно высадить вовремя.
Какие микроскопические семена! Опасаясь сдуть эти спящие пылинки своим дыханием, я осторожно посеял их на влажный грунт в торфяных горшках, прикрыл стеклом и поставил на светлый подоконник веранды. Вскоре влага проникла сквозь покровы семян, и зародыш в них проснулся. Через неделю лопнула оболочка самого бойкого семени, будто глазок открылся и увидел сырую непроглядную темноту. Разобравшись, что делать, стебелек высунулся из скорлупы и пошел расти, толкаясь почкой вверх, чтобы скорее покинуть неуютный мрак.
И вот, откинув от себя последний комочек земли, наружу вылезла пара робких листьев. Проросток осмотрелся, распрямился и повернулся к окну, чтобы ловить солнечные лучи. А в это время его тонкий корешок пробирался все глубже, разветвлялся и жадно впитывал влагу, доставляя ее проростку. И этот хитрец уже принялся накапливать воду про запас – на случай засухи. Вдруг забудут полить. Кто знает, ведь мы еще толком незнакомы.
Между тем в других горшках тоже появились всходы. Поначалу они настороженно изучали меня. А потом стали протягивать ко мне свои листья. Значит, признали во мне заботливого друга. Первый проросток оказался силачом, он сразу обогнал своих ровесников и выглядел среди них гигантом.
День за днем проходили стремительно. Солнце посещало подоконник по утрам, а к полудню, когда оно начинало жарить, ветви соседней черемухи заслоняли юные колокольчики от горячих лучей.
Как-то раз я забыл полить проростки вовремя. Их корешки отчаянно рыскали в поисках влаги, но найти ее не смогли. Колокольчики устало поникли, опустив свои листья. Когда я опомнился, то застал их в глубокой печали, они даже не нашли в себе сил выразить свое негодование. Я бросился за лейкой. Струи воды насытили сухой ком земли. Она жадно зачмокала, как голодный ребенок, а корни, ощутив долгожданную влагу, тотчас принялись ее втягивать. Проростки вскоре оживились, выпрямились и подняли листья – задышали, распахнув свои устьица. Первый проросток поглядел на меня с благодарностью. Он был долговязый, как деревенский паренек, и давно просился в сад: скорее бы на волю.
Пришло время пристроить молодняк окрепших колокольчиков на садовой земле. Я выбрал для них светлое место рядом с компанией двухгодовалых сородичей. Будто детвора шумной шелестящей ватагой высыпала на детскую площадку возле забора. Некоторое время я стоял перед ними и слушал радостный смех трепетной их листвы. Здесь на летнем солнце вместе им будет веселей. Лишь один самый маленький проросток пришлось оставить в горшке на подоконнике.
Он проклюнулся позже других и был еще слаб. Оставшись один, колокольчик тоскливо глядел в солнечное окно. Целыми днями высматривал меня, не пора ли присоединиться к друзьям? Но рано еще. Я был строг. Надо бы набраться тебе, дружок, сил, окрепнуть. А то нападет голодная тля и примется высасывать соки, или гусеница заберется, чтобы обгладывать листья, или крот подкопает корни. Опасностей много в саду. Не хватит тебе сил бороться.
Маленький друг так торопился повзрослеть, так спешил в сад, что прильнул к окну и листья выставил, как ладошки. Всем своим видом он старался казаться большим. Изо всех сил тянулся. Мне бы тоже хотелось поскорее вернуть тебя к друзьям. Но сделаю это, как только ты подрастешь. Гляди, двухгодовалые уже обзавелись бутонами и скоро украсятся синими цветками.
Прошла еще неделя, и мечта колокольчика сбылась. Я взял его с подоконника и понес в сад. Колокольчик весело захлопал листьями.
Я высадил его с краю, чтобы другие не притеняли, не обижали и не отбирали влагу. Вскоре маленький колокольчик догнал остальных в росте. А старшие соседи уже развесили свои колокола, и те, покачиваясь на ветерке, позвякивали, торопя молодых последовать их примеру.

Семья
Поздним летним вечером Анна сидела в кресле на открытой веранде. Завернувшись в уютный клетчатый плед, она рассматривала старые фотографии из большого альбома, случайно обнаруженного в тесноте книжного шкафа. Этот альбом она привезла из Москвы. Много лет он простоял среди книг позабытым. Находка очень Анну обрадовала. И теперь, отдыхая от дневных забот, она с увлечением разглядывала пожелтевшие снимки.
Над ее головой ярко горел фонарь, вокруг которого хлопотливыми тенями крутились мотыльки. Густая темнота затопила уснувший сад. В теплом воздухе держался тонкий аромат белых лилий, что цвели под окном. Пение сверчков, шорох ветра в листьях соседней яблони, едва различимое бормотание радио из глубины дома – все звуки.
Я неслышно вышел из дома, сел на перила и, облокотившись о колонну, стал глядеть, как Анна, переворачивая страницы, погружается в свое прошлое. В ее глазах умиление.
– Семейный альбом? – проговорил я, желая разделить ее счастье.
– Здесь самые старые, – тихо сказала она, проводя пальцем по глянцевой поверхности снимка.
Тогда я спустился с перил, подошел к жене, положил свои локти на спинку кресла и заглянул в альбом.
– Вот, погляди, эти милые тюльпаны я посадила, едва мне исполнилось три года, – вновь заговорила она, показывая черно-белую карточку с резными краями. – Мама рассказывала, отец сделал клумбу перед крыльцом нашего садового дома и дал мне несколько луковиц. Я закопала их, полила, а потом долго ждала цветов. Они были прекрасны. – Купаясь в дорогих сердцу воспоминаниях, Анна перевела взгляд на другой лист и воскликнула: – Ах, боже мой! Ты только погляди, это вишневое деревце я посадила в родительском саду, когда закончила школу. Сестра и теперь варит из ее плодов превосходный джем. Она привозила банку в прошлом году, помнишь? – Я молча кивнул. – А тут мы с Лорой на грядке. Морковь пропалываем. Сорняки я потом хорошенько перебрала и к недоумению сестры засушила для гербария. Он так и остался в дачном домике. Не знаю, сохранился ли теперь? – Анна снова перевернула страницу и просияла: – Вот он, мой друг детства, – куст жасмина! Мы вместе росли. И мама называла нас ровесниками. Господи, как давно я не была в том саду! Саду моего детства.

Хитрый башмачок
Эрвин – наш прусский друг – первый радостное известие принес: в потаенной рощице, что у Гадючьего болота, зацвел венерин башмачок. Мальчик нашел меня в конюшне, когда я чистил стойло, и принялся рассказывать, как орхидея уже попользовалась услугами одной полосатой мухи.
Этот необычный цветок с желтым мешочком и повислыми бурыми лепестками-лентами – занимательное создание. Муху он привлек своим тонким ароматом, но нектара ей не дал. У башмачка его и вовсе не бывает. Вот муха села на край кувшинчика и, оглядевшись, стала потирать лапки, словно в предвкушении обеда. Затем, в поисках угощения, муха полезла внутрь по стенкам кувшинчика, но не удержалась, скользнула лапками и очутилась на дне. Угодила муха в тесную ловушку, где и крыльями-то не взмахнуть, и долго искала выход. Нет, по гладким стенкам ей не вскарабкаться. Утомленная, злая, голодная муха отчаянно ползала, теряя надежду освободиться, пока не увидела вверху спасительное окошечко там, где не ожидала. Немедленно муха двинулась к нему. Путь наверх выстлан бархатистыми ворсинками, цепляясь за них, муха протиснулась под рыльцем цветка и оказалась перед тайным выходом. Какова была ее радость! Но тут ее ждал сюрприз. Только узница собралась покинуть темницу в окошко, как на ее спинку приклеилась нечаянно задетая сумка с пыльцой. С ней муха и помчала прочь. Память у нее короткая. Если в одном цветке нектара не нашлось, может, в другом повезет. Муха наверняка решится испытать удачу еще раз. А там и от пыльцы освободится, которая приклеится к рыльцу другого обманщика.
Хитрость этой древней орхидеи такова, что насекомое вряд ли способно ее разгадать и невольно совершит опыление. Мухи трудятся задаром, сами не ведая, какую услугу оказывают цветку. Да только у нас другая беда: во всем лесничестве пока что не найти другого цветущего башмачка.

Соперники
Небольшой участок сада, со стороны леса за конюшней, огорожен рабицей. Эта сетка гораздо надежней деревянного забора. Я даже решил со временем остальную часть его заменить. Каждый год с весны до глубокой осени за место на этой ограде разворачивается ожесточенная битва. Воюют ежевика с вьюнком. Оба приползают из леса весной, чтобы захватить себе опору поближе к солнцу.
Шипастые плети ежевики тянутся, будто змеи, цепляются за сетку, разрастаются вширь. А вьюнок силен хитростью – он лезет с небольшим опозданием по молодым стеблям ежевики, опутывая их. Он теснит соперницу, ничуть не боясь ее жестких колючек. Достигнув вершины забора, вьюнок – этакий упрямый верхолаз – ложится на нем, словно кошка, а потом перебрасывает на другую сторону свои гибкие стебли. Они свисают, колеблются, покачиваются, желая к чему-нибудь прицепиться. Ежевика тоже тут как тут. И вскоре оба захватчика, хватаясь друг за друга, каскадом устремляются вниз. Со временем от их немыслимой гонки забор покрывается зеленым ковром. И тогда между вьюнком и ежевикой наступает временное перемирие. Они набираются сил для очередного состязания: кто кого затмит цветением.
К макушке лета ежевика обильно покрывается белыми цветками, а вьюнок старается не числом, а размерами, он разворачивает свои большие розовато-белые воронки. Как соперники не старались, – и тут, похоже, ничья.
В августе они развешивают плоды: ежевика – блестящие, как глаза шпиона, ягоды, а вьюнок – хрупкие бочонки семян.
Осенью растительный ковер преображается. Кто кого побеждает в пестроте нарядов – рассудить сложно: листья вьюнка и ежевики, будто акварелью раскрашены; и тут соперники оба хороши. Но приходит зима, и на заборе наступает затишье: на нем болтаются лишь сухие безжизненные стебли.

Лужа
Всего-то с велосипедное колесо эта лужа. И словно приведение, появляется и пропадает сама по себе неожиданно. Даже внешне меняется: иногда принимает форму сердца, иногда кляксы, иногда вытягивается в лоскут. Она никогда не покидает своего любимого места: слева от веранды, возле куста белых роз.
Настроение лужи меняется, как погода. Когда небо затягивают угрюмые тучи, лужа хмурится и погружается в серую печаль, словно вспоминая давешние обиды. В такую пору лужа слишком раздражительна: возмущается и морщится даже от случайного прикосновения заблудившегося ветерка. А когда идет дождь, лужа и вовсе заводится: шипит, пузырится и расползается от негодования. Но едва только начнут редеть облака, и появится солнце, так лужа преображается: светлеет, искристо сверкает и отливает синевой. Кажется, теперь лужа всем довольна, даже воробьям, которые слетаются к ней с задорным чириканьем. Они принимаются в луже плескаться. И лужа веселится вместе с птичками, расплываясь в сияющих улыбках.
В тихий солнечный день лужа выглядит, как голубое зеркало. Тогда над ней склоняется роза, любуется собой и пышно распускается, будто невеста. Вот так красавица!
Наша семья к луже давно привыкла. Разве что Макар, считая все лужи вредными, однажды решил от нее избавиться. Он старательно засыпал ее землей. Но со временем лужа все равно упрямо появилась целая и невредимая.
Чаще всего луже достается от кур: они то и дело топчутся по ней, поднимая густую муть. Беспокоит лужу и Плут, когда он, нагонявшись за бабочками в саду, припадает к ней жадно и щекочет языком. Лужу пробирает озноб. Но Плут не обращает на ее ужимки внимания.
Наш маленький друг Эрвин как-то раз глубокомысленно рассудил: «Если лужа есть на земле, то и незачем ее истреблять, – а потом добавил: – Ведь ясным днем в ней купаются солнечные духи».

Жаба и луна
Каждый вечер из-под куста розы осторожно выбирается серая жаба и отправляется на прогулку. Маршрут жабы неизменен с самой ее ранней юности. Она приближается к луже короткими прыжками, надолго задерживается перед ней и, будто прицениваясь к товару, смотрит на отражение луны. А потом как прыгнет на ее бледно сияющее лицо, и луна, брызнув искрами, раскалывается на несколько пляшущих кусков. Некоторое время жаба мокнет в луже, с недоумением глядя вокруг себя в поисках луны, а затем важными шажками выбирается из воды и шлепает куда-то к лесу. После нее лужа торопливо собирает мерцающие осколки луны, под которой ей так хорошо спалось.

Летние заботы
Прекрасен наш сад в любое время года. Но больше в нем радости летом, когда под синим до восторга небом сад красочно цветет. Таким я люблю его больше. На светлых июльских клумбах Анны распускаются все цветы и ласкают взгляд своими щедрыми красками. Пахнет сухими травами, первым сеном и особенно душистым кажется аромат белых лилий, о которых заботится Макар. Их большие, похожие на сказочные звезды, цветы, будто перекочевали с ночного неба и расселись по ветвистым стеблям. С годами лилии так разрослись перед верандой, что будка Плута в них утонула, словно в джунглях. В тени плодовых деревьев, покачиваясь в гамаке, натянутом между грушей и яблоней, проводишь лучшие минуты отдыха от ненасытно жаждущих тебя вечных дел. И только практикующие у нас в лесничестве студенты будоражат приятную безмятежность. То и дело из питомника доносятся их перебранка, смех или спор. Голоса молодых людей возвращают в обыденность.
– …и потом, я жду всех вас в аспирантуре, – наставляла своих студентов Анна.
– А я, может, в овощеводы на ферму подамся, – заявил ей Роберт.
– И не вздумай, – строго предупредила его Анна. – Исчезающие виды растений на вашей совести, мои дорогие.
– Но что, по-вашему, я буду есть? – не унимался Роберт.
– Русскому гению не пристало вести сытый образ жизни, – заметил на это Женя.
– А почему не обзавестись еще и огородом? – риторически поинтересовалась Юля.
– Сил не хватит, – ухмыльнулась Вера. – Ее роковой голос, как порыв колючего ветра пронесся над садом.
И вновь начинают терзать мысли о насущном. Я невольно перевел рассеянный взгляд с маленькой желтой розочки, которая цвела у садовой дорожки и старалась мне понравиться, словно кокетливая девушка, и задумался о делах. Пора уже покинуть гамак: обед кончился – за работу.

Упрямый
Ты только посмотри, Плут, как старается этот цветовод. Его упрямству позавидует любой фермер. Человек, если захочет, уговорит даже самое капризное растение, каких бы трудов это не стоило ему под знойным, выгоняющим три пота, солнцем. Таков наш Роберт. Он быстро приспосабливается к запросам доверенных ему растений. За годы учебы в университете Роберт сумел набраться хорошего опыта по разведению редких видов, которые потом вернулись в дикую обстановку. Разумеется, Плут, у него не сразу получалось наладить отношение с зелеными аборигенами. Я сам видел, как много усилий потребовалось Роберту, чтобы подружиться с хохлатками.
Это те самые перистолистные растеньица с голубыми вечно улыбающимися цветками. Их семена прислали из Литвы. Они дружно взошли. Но однажды сеянцы в нашем питомнике залило. Несколько проростков так и не смогли оправиться от потрясения. В тот день Роберт с досадой крутил в пальцах кривой побег хохлатки с толстыми корнями, – этакую запятую на ножках. Пришлось переделать дренаж. С тех пор куртина хохлаток больше потерь не несла. Когда хохлатки зацвели впервые, то можно было подумать, они заливаются безудержным смехом. А потом все дружно дали семена. Пересаженные в следующем году на лесную опушку, хохлатки все так же продолжали веселиться. И это хорошо. Как Роберт заметил: «В здоровом теле – и смех от всей души».
Помимо хохлаток Роберт опекал безвременник, приучая рассаду к самостоятельной жизни в лесу. Да, Плут, это тот самый обманщик, который сначала цветет – осенью, а потом, весной, дает листья с коробочкой полной семян. Безвременник здорово поморочил голову бедному студенту, прежде чем тот приспособился к его странностям. Получилось. С тех пор поздней осенью, когда вокруг прохладно и серо на лужайках нашего лесничества, какая-то неведомая сила выталкивает из-под земли нежно-розовые цветы.
После этого Роберт занялся горечавкой. Маленькие кустики с жесткими листьями и синими, похожими на рупор, цветами, устроили ему голодную забастовку: «Не хотим жить в вашем лесу!» – безмолвно кричали они. Как только Роберт их не уговаривал, предлагая самую плодородную почву и солнечный участок, укрывая от ветров, защищая от сорняков и вредителей. Анне то и дело приходилось оказывать заговорщикам лечебную помощь. Она выхаживала горечавок, ломая голову, отчего они так упрямятся. И однажды придумала добавить на их грядки лесной земли. Роберт, недоумевая, совета послушался. После этого бунтари посомневались немного, распробовали для себя пользу и сдались. Теперь, пересаженные в лес, горечавки сопротивляться не стали и вскоре пошли в рост, а Роберт в честь победы угостил нашу компанию бутылкой красного вина, которую мы распили в саду.
Благодаря своим подопечным, Роберт изменил старым привычкам: вставал он с зарей, когда светлеющее небо еще только начинало заливаться разноцветной акварелью, а лес едва только наполнялся птичьими голосами; выходные дни он проводил на грядках, а не в городских кафе; и вместо чтения фантастических романов, он занялся переводами статей иностранных растениеводов. Для дипломной работы материала набралось достаточно. Никто еще не достигал у нас таких серьезных результатов. Но Роберт бросился в атаку дальше: решил взяться за орхидеи.
Анна никому из своих студентов еще не доверяла этот фронт, и Роберту стоило большого терпения, добиться у профессора необходимого разрешения. Выращивание редчайших растений – немалый риск. Но, заметив успехи отважного студента, Анна все-таки уступила.
Роберт смело взялся за дело. Но, переоценив свои силы, он едва не довел себя до истощения. Пальчатокоренник требовал от него невозможного. На кон была поставлена репутация. И Роберт себя не щадил. Ему потребовалось несколько лет, чтобы из крошечных, как пыль, семян получить жизнеспособные проростки, выходить их и приучить к жизни на влажных лугах нашего лесничества. За это время Роберт успел окончить университет и поступить в аспирантуру. Эти орхидеи даже снились Роберту в объемной диссертации. И он победил. Прошли годы, и подросшие растения отчаянно уцепились своими корнями-пальцами за почву и дали первое потомство. В тот день Роберт скакал от радости, размахивая руками, словно хотел взлететь, окрыленный удачей. И поныне эти орхидеи с пятнистыми листьями и кистью чудесных лиловых цветков украшают поляны Замландского леса, как это было сотню лет назад. Вернулись!
Теперь Роберт надеется подружиться с дремликом.

Орхидея на счастье
К полудню над лесом появились тучи. Серебристо-синие с фиолетовым брюхом они принялись поливать землю. Внезапный ливень заставил меня и студента Женю спасаться в увитой плющом беседке, что стоит под сенью деревьев посреди сада. Пока было солнечно, Женя помогал мне окучивать картофельные грядки.
Все потемнело вокруг. Вдруг ярко сверкнуло над лесом. Прогрохотало. И полило: капли забили барабанной дробью. Мы глядели на каскад, низвергающийся с купола беседки, и ждали, когда прекратится ливень.
– Я расскажу вам об одном увлечении моего дяди, – заговорил Женя громко, чтобы слышно было сквозь тарабанящий дождь. – Свое одиночество он скрашивал общением с тропической орхидеей.
В прошлом дядя ходил по морям-океанам. Жена его бросила: надоело дожидаться мужа из бесконечных рейсов. И дядя прослужил боцманом до пенсии. А из последнего плавания он привез орхидею. Купил ее в портовом городке у какого-то индуса, убедившего, будто этот цветок приносит счастье. Несколько месяцев орхидея странствовала с новым хозяином в его каюте на столике. Это было маленькое растеньице с тремя изумрудными листьями и гроздью розовых цветков. В благодарность за внимание и заботу орхидея радовала моряка долгим цветением. Они крепко привязались друг к другу.
Дядя жил в небольшой квартире с темными окнами. И потому летом он вынужден был выносить свою орхидею на прогулку во двор. Переносил ее в плетеную корзину и – на свежий воздух. Обычно он садился на скамейку, ставил орхидею рядом и, пока она нежилась в лучах солнца, читал газету или книгу. Разумеется, над его увлечением посмеивались, но старый боцман, себе на уме, не обращал на шутки внимания. Он-то знал, когда орхидея опять выдаст цветы, восхищениям не будет предела. И однажды, во время прогулки, цветущую орхидею заметила одинокая женщина. Она присела на скамейку и заглянула в корзину. Ее так очаровал цветок, что с тех пор дядя, эта женщина и орхидея не расстаются.

Приют
На подоконнике застекленной веранды приютились три кустика. Это подопечные Макара. У каждого растения своя незамысловатая судьба. И все-таки удивляешься тому, какая нить привела этих сироток в наш дом – в заботливые руки старого лесника.
Первым к нам попал цикламен с ободранными сморщенными листьями и заплесневелым клубнем. Таким его подбросили в картонной коробке из-под туфель прямо к двери городской квартиры Анны. Наверняка, его купили цветущим, а едва отцвел, решили избавиться – надоел. Анна подобрала подкидыша, удалила желтые листья и привезла в усадьбу лесничества. К лету цикламен утратил все листья. Уснул. Тогда Макар перестал его поливать. Осенью он вынул из горшка клубень, бурый и сморщенный, как подземный гриб, закопал в свежую почву и, полив хорошенько, поставил горшок на подоконник. Клубень проснулся, напитался водой и дал первый лист, затем другой, третий и вскоре над горшком выросла зеленая шапка. А спустя месяц цикламен раскрыл свой первый алый цветок с изящно поднятыми лепестками. Он был похож на бабочку. Всю зиму цикламен украшался цветами, радуя Макара и согревая его сердце, когда по ту сторону разрисованного стужей окна дремал засыпанный снегом сад.
Вторым питомцем стал кактус, заморенный жаждой! Анна обнаружила его всеми забытым, изнывающим под жгучим солнцем в кабинете своей коллеги, которая умчала на длительную стажировку за границу. В ожидании кактус выдал бутон на длинном стебельке, надеясь порадовать хозяйку пышным цветком, да не дождался. Сердце у Анны едва не разорвалось, когда она нашла бедолагу в пересохшей земле, худющим с выступающими ребрами и бесполезно поникшим сухим красным цветком. Макар и его принял на свою заботу. Пересаженный в свежую землю, обильно политый, выставленный на солнечное окно, кактус воспрянул духом и раздался в боках. Свой следующий цветок он непременно подарит нашей семье.
Еще одна сирота попала к Макару из школьной столовой. Это была камелия. Егор заметил ее случайно. Камелия с пожелтевшими листьями понуро торчала из горшка и своим видом вызывала жалость. Недолго думая, Егор забрал ее домой, убедив главного повара, будто знает, как умирающее растение спасти. Но дело было не из простых: на камелию напала зеленая блоха-щитовка. Эти мелкие скрытные и плодовитые паразиты, облепив листья, жадно высасывали соки, покрывая растение липкой медвяной росой. Егор вручил камелию матери. Анна опрыскала ее средством в три приема и, после месячного карантина, Егор привез ее в лесничество. Глядя на камелию, Макар сочувствующе покачал головой, пощелкал языком и безропотно принял ее в свою компанию. Вскоре растение совершенно поправилось и стало преображаться, покрываясь глянцевой листвой. За лето камелия подросла, закустилась и вдруг покрылась белоснежными цветами. Она стала похожа на романтичную принцессу, расколдованную добрым волшебником. С тех пор каждую осень она радует нас пышным цветением.
Троица полюбила Макара. Эти растения всякий раз приветливо тянутся к нему, когда старик подходит к ним справиться о здоровье или с полной лейкой. Они счастливы на своем подоконнике, и Макар вместе с ними радуется, готовый, впрочем, принять к себе любого зеленого друга, что в его заботе нуждается. Не зря говорят: у этого лесника и палка расцветет.

После грозы
Сад окутала тишина. Мокрые деревья склонялись, словно прислушивались к разговору цветов. Рассвело. Вновь выбралось из-за туч солнце, и растения засверкали в его ярких лучах. На клумбе синий цветок фиалки все еще прикрывался собственным листком и украдкой из-под него выглядывал. Таволга зазывала распуганных дождем насекомых своим пронзительным ароматом, и те слетались к ней, топтались по розоватому облачку ее цветков и пудрились пыльцой. Но громче всех после дождя стали пахнуть пионы.

Малыш из чащи
И духи навещают наш сад. Никто не поверит на слово, тем более в такой солнечно-белый день как, например, сегодня, пока сам не увидит. А лесные демоны у нас частенько безобразничают.
И все-таки их можно застать врасплох.
Однажды я шел по садовой дорожке с полной корзиной моркови, свеклы, петрушки, как вдруг появилось такое чувство, будто кто-то глядит за мной. Странное это ощущение возникло, как внезапное дуновение необъяснимого страха. Тогда, следуя давнему совету лесника Гентаса, я продолжил путь, как ни в чем не бывало, но едва только ощущение тревоги сделалось совсем уже невыносимым, я мигом обернулся.
Маленький маркополь, не успев скрыться за стволом яблони, замер в растерянности посреди тропы и взирал на меня с негодованием. Был он по-детски пузатым и походил на бурую разлапистую корягу с зеленым пушком мха на голове, с длинным носом и вытянутой клыкастой пастью. В лапах он держал по украденной из моей корзины морковке.
– Ты ведь еще так мал, а уже промышляешь, разве можно воровать? – с укором сказал я этому бесенку.
В ответ, сверкая изумрудными глазами исподлобья, маркополь что-то проскрежетал зубами.
Я подошел к нему, взял за лапу и повел в лес к Драконову камню. Бедняга так оторопел, что не стал огрызаться, как ребенок, осознавший свою вину. Пройдя между обломками древнего валуна, я отпустил юного маркополя в его мир, а затем перекрестил проклятую лазейку и зашагал к дому.

Врачеванье
Сад стряхнул с себя последние листья. Узорчатые платья деревьев, словно пошитые из лоскутьев разноцветной ткани, пестро лежат на земле. Они тихо шуршат под ногами.
Однажды поздней осенью налетел с моря неистовый воитель – ураган. Пронесся над лесом, безжалостно наломал сучьев, повалил несколько старых деревьев, а напоследок жестоко потрепал в нашем дворе черемуху. Деревце росло вилкой: от ствола расходились два брата. Одного из них ветер и погубил. Пришлось мне удалить обломок, смазать рану антисептиком и хорошенько заделать ее глиной. Плут свидетель: с нашей черемухой я нянчусь еще с тех пор, когда она была посажена маленьким подростком. В юности напала на нее тля – все листья пожелтели и сделались липкими. Думал я с горечью: не спасти черемуху – жизнь в ней едва бьется. Но однажды Макар принес какое-то подозрительное на вид средство. Я растворил синеватый порошок в воде и опрыскал вонючим раствором несчастную черемуху. И лекарство сработало! Оправилось деревце быстро, добавило новых листьев, а следующей весной отблагодарило, выдав несколько душистых кистей белых цветов.
Мне, лесному лекарю, часто приходится выхаживать растения, когда им нездоровится. Мои пациенты от редкой былинки до могучего дерева ждут помощи и в саду, и в лесу, и даже в деревне. Селяне зовут меня на помощь, когда сами не могут справиться с недугом своих подопечных. А все потому, что проведали они о чудодейственных лекарствах Макара. Одна его мазь тут особенно популярна. Спасает эта тягучая янтарного цвета лечебная смесь от гнилей.
Кое-кто из селян, между делом, пытаются выведать у меня секрет этого снадобья, но состава его я и сам не знаю. Макар предусмотрительно хранит свою тайну. Архип-пасечник звонит мне довольно часто. Сломается ветка на каком-нибудь плодовом дереве – зовет – шпион этакий. Но как ни уговаривает меня, какими только обольщениями не задабривает, сколько меду не наливает, а выдать Макаров секрет я не могу. Что тут поделать? Зато все деревья здоровы.

Маленькая хищница
Гадючье болото мы с Плутом посещаем нечасто. Мой друг невзлюбил это место еще с юности, после того, как его укусила змея. У здешних гадюк исстари заведено кусать наших собак. Опухоль с морды Плута сошла, но урок остался в памяти на всю жизнь. А в этих местах обитает хищник куда прожорливей гадюки. У этого маленького растения круглые листья покрыты волосками, увенчанными клейкими слезинками и расставлены среди болотного мха, будто лапы, поджидающие жертву.
Я все же наведываюсь на болото, чтобы справиться, все ли в порядке на этом угрюмом пространстве с хилыми березками и сосенками, торчащими среди упругих кочек. Подолгу высматриваю, не задымился ли где торфяник. А Плут тем временем дожидается меня на опушке, сидя на стволе клена, поваленного бурей, и не сходит с этого места, как дозорный. Отсюда ему далеко видно.
Свежее сентябрьское утро. Над кочками висит голубоватый пар. Березки увешаны золотистыми листьями. Солнце, похожее на медальон красного янтаря, время от времени закатывается в пышные сугробы облаков. Болото уже раскрашено в рыжие, желтые, малахитовые цвета, словно по нему прошелся кистью сумасшедший художник. Покачиваются на ветерке бронзовые стебли трав. Белыми флажками маячит пушица. И вот, среди древних плаунов, что возвышаются надо мхами, будто канделябры, показалась коварная росянка.
Она затаилась в терпеливом ожидании. Как вдруг ей повезло! Комар, один из тех, что мельтешили вокруг меня неугомонной толпой, отяжелев от выпитой крови и раздутый, как винный бочонок, опустился на ловчий листок росянки и, глупец, тотчас увяз в липком соке. А росянке того и надо. Попытки освободиться из плена комару не удались: задевая лапками и крыльями соседние волоски, он только крепче увязал. Медлительной росянке беспокоиться не о чем: жертва никуда не уйдет. Чуя тщетное копошение комара, растение стало сворачивать удачливый лист. Еще минута – и росянка, крепко сжав в своем кулачке комара, принялась его переваривать. Думаю, комар с моей кровью пришелся хищнице по вкусу. Они тут растут и с нетерпением дожидаются каждого моего визита с кровососущей свитой. Удачи тебе, росянка. Вашему племени еды на этом болоте всегда будет вдоволь. А за порядком я присмотрю.

Береза
Стоит на опушке статная светлая красавица. Голыми ветвями водит она по сизому ноябрьскому небу. Высоко в ее кроне сидят зеленые кусты омелы.
Глядите-ка, дрозды, как разрослась на березовых ветках посаженная вами омела. Да вы и знать не знаете, как это растение туда забралось, как расклеенные вами семена проклюнулись, как цепкие ростки, сопротивляясь ветру, сильными корнями проникли под кору березы, чтобы взять от нее живительной влаги. Присосались, будто упыри. Но хитра омела: много сока не берет, чтоб хозяйку не погубить и самой не засохнуть. Ладно. Вам, дроздам, хватило бы ее беленьких плодов на долгую зиму.
Вот и Макар с лестницей и большими ножницами к березе подбирается. Желает листьев омелы нарезать на свои лечебные снадобья. Этот лесник из всего умеет извлечь пользу, да все приговаривает: «Чтобы божьи кустики подольше служили».
Весной к березе приходит наш знакомый пастух из Молочного хутора. Полнокровна береза – дает ему большую бутыль сока.
Майским днем тракторист Кожемякин срезает березовые ветки для душистого банного веника.
Все лето осы грызут ее бересту на гнездо, что таится в дупле старого дуба.
Дышит береза лазурью ясного дня. В сетчатой тени ее зеленеет мягкая трава, краснеет земляника, а в конце лета поглядишь – и найдешь там подберезовик в шоколадной шляпе.
Пройдут зимние холода, вновь оденется береза в зеленое платье и всякого прохожего порадует своей красотой.
Все-то возле березы крутятся и находят, чем от нее поживиться. А береза лишь тихо шепчет нежным шелестом и жертвует всем, чем сама богата. Терпелива она, щедра и ласкова – никого в обиде не оставит. Будто бы и у нее сердце болит за всех нас.

Зимняя история
Бывают особые сны, которые повторяются только зимой. Во всяком случае, меня в другое время года они не беспокоят. Просыпаешься, глядишь в проталину посреди белого заиндевелого окна и видишь огромный черный бульдозер до неба; он валит лес, приближаясь к дому и оставляя позади себя широкую брешь; но деревья не падают, а медленно возносятся, как невесомые, и устремляются в небо; тогда я выскакиваю на улицу и, размахивая руками, с криком пытаюсь преградить машине путь в сад; но чудовище это не останавливается, упрямо прет и выпускает в лицо клубы черного зловонного дыма. Мой крик захлебывается в горле. И вновь сидишь на кровати и некоторое время приходишь в себя. Глупо взираешь в белое окно, пытаясь сообразить, где явь, а где сон. Убедившись, что нам никто не угрожает, я поднимаюсь с постели и выхожу на порог. Сад утопает в голубых сугробах. Деревья безмятежно спят, их ветви увешаны снежными муфтами, – отдыхают, чтобы весной с новыми силами покрыться цветами. А потом над лесом поднимается солнце, и тогда по снегу бегут веселые искры, как бывает в самом жизнерадостном сновидении.

Царапина
В искристом снегу на подоконнике веранды лежит забытое яблоко. Оно плотное, желтое с маленьким черешком и румяным боком; обрумянилось, когда солнце улыбнулось, осенью. Глубокая царапина перепоясала это яблоко, словно кривая улыбка. Никто не знает, откуда она взялась. Наверное, это соседняя ветка полоснула яблоко, когда дунул сильный ветер. Из-за этой бурой царапины яблоко стало некрасивым. По какому-то злому умыслу она всю красоту спелости погубила, будто увечье какое-то или даже уродство. Никому этот изъян не нравится: ни людям, ни птицам, ни грызунам. А то давно бы яблоко съели. Впрочем, мыши бы сгрызли вместе с царапиной, только добраться не могут: до подоконника высоко и на виду. Теперь яблоко совсем замерзло.

Морозно
Деревья вокруг белые. Их ветви искрятся от инея. На фоне глубокого синего неба они выглядят кружевами, сотканными морозным дыханием зимы. Сад неподвижен, как будто хрустальный стоит он в сугробах. Вечером сад темнеет, и только в лучах фонаря соседние деревья продолжают светиться, как ночные призраки из волшебной сказки. Замерз наш сад. Он прекрасен укутанный сном.

И снова весна
Бурые ветви старой вишни украсились цветами. Белые лепестки, тихо слетая, ложатся на крышу и землю вокруг колодца, и, кажется, словно там высыпал иней.
– Как здесь красиво! – с благоговением промолвила Анна, глядя на весенний сад. Она только что из города и задержалась на садовой дорожке. – И в лесу тоже празднично, – продолжала восхищаться она. – Выкладываешься на своем участке, сеешь, пропалываешь, удобряешь, а природа все равно выигрывает как художник.
Прогуливаясь по распускающемуся саду, Анна подошла к забору и долго глядела на лесные цветы среди деревьев – так поразили они ее своей очаровательной простотой.
Снег давно сошел, утек болтливыми ручьями в озеро, и бурая от прошлогодней листвы земля в лесу покрылась плотным бело-зеленым ковром ветрениц с золотистыми вкраплениями лютиков и синих фиалок, выдающих себя за осколки весеннего неба. А небо начисто вымыто прошедшим дождем. Теперь на нем нет ни облачка. И лесные цветы обращают к нему свои яркие венчики. Они слушают небо: в нужное время смыкают лепестки и опускают головки – это к ненастью или на ночь, вновь выпрямляются с рассветом, следят за движением солнца, чтобы не упустить его тепла и света. Все просто, изящно и хорошо на живом полотне, созданном природой. Тысячи лет она ткет эту картину. И всякий путник каждый раз заново восхищается ею. Ничего тут лишнего – тонкая работа.

Сны
Весь день лесные цветы потчуют своих посетителей. И вот загудел над ними серьезный шмель. Ветреницы заколыхались от нетерпения: ко мне, ко мне, ко мне! Шмелей, этих трудяг, не так много, разве успеют они оказать внимание каждому цветку – ведь их здесь тысячи! Насекомое лезет в избранный белый венчик, а соседние цветы надеются: может быть, в другой раз повезет. До вечера неутомимый шмель облетал свои цветущие владения, а когда солнце село за морем, он устроился ночевать в норе под трухлявым пнем.
Темнеет. Вечерняя заря выглядит красочным садом. Но вот небо гаснет, наливаясь фиолетовой тьмой, и вскоре на нем распускаются дрожащие на ветру звезды. Они снятся шмелю.