Азъ грешный книга пауз и отступлений Начала

Начала

До света в жизненном соку,
до слова в словоподражаньях
стремимся к вечному стиху,
безумно тратя обещанья.
В начале всех своих начал
счастливой музыкой незнанья
неизречённый идеал
лежит в основе недеянья.

Из вдоха воздуха объём
в предтече выраженной речи, –
светимость и звучанье в нём
неутолимо бесконечны.
Меня ещё в помине нет,
есть только зазеркальный облик
внушенья славного «поэт»,
что моря отдалённый отблеск….

Есть всё: ничто и никогда
«прамузыки» воображенья
первоначального листа
ещё от первого рожденья,
хотя второй раз был рождён
в процессе внутреннем движенья
и постепенно приобщён
к путям бессмертных сообщений!
          _______________

Во славу идола поём
за идиллическую долю,
вспахав посредственным пером
святое жертвенное поле!
Покажется бездарным пнём
и гений с опытом приличным,
которого в момент распнём
на плечиках святых привычек!

Соблазн пороком выйдет в срок,
умножив жертвенную сумму,
и игом выродится долг,
захомутав рабов безумных!
Самосожжением сплошным
творцы неистовствуют нынче,
и есть кому плеснуть бензин
для вспышки ненависти чистой!

Проверить подлинность любви,
измерить волю мирозданья –
ось времени-пространства и…
отвергнуть вновь несущий камень!
Просветы звонкой тишины
и откровенья эволюций
возможностей совсем иных
в сердцах и душах познаются….

Подачек эпохальных ждём,
заворожённые приматы,
от памятников и имён –
на «марксовых крючках» приманок,
чтоб вновь бросаясь на прорыв,
век попирая поколеньем,
пытаться застолбить свой миф
в крутой эпохе потребленья!



Камерные стихи

Что тяжелей прозренья
скоропостижных сроков?!
Как оглушён болезнью,
жар отрезвленья – сорок!
В сетку, - режим постельный, -
как откровенно вдавлен,
сопротивляясь телом,
ставшим почти астральным!

Ай, пониманья проблеск,
бред лихорадки явный,
мерит Прокруст по росту,
что «корешкам» державным!
Пятен ли нет на солнце?
Кто бросит камень первым?
Всё же видны на донце
в смутном осадке «перлы»!

Грозди трамвайных вспышек,
будто  икринки молний,
как головастик в жиже,
всякая недомолвка!
Что земноводных множить,
жить лягушачьим током, –
так очутиться можно
предком... в гробу потомка!
          _______________

Цель от мечты вселенской
метит в свои мишени…
по искромётным средствам –
жертвами достижений!
Яминой волчьей дразнят
вечной весны посулы;
лишь у авгуров праздник
сводит улыбкой скулы!

Цивилизация «Сокол»,
сноска и панорама
тракта трёхвекового –
стоит верста романа!
Гулкостью старых замков
цокот копыт тревожит:
в прошлом грядущим замкнут,
словно в «ночном» стреножен!

Яркой распылен сыпью,
разве что только пядью
связан с пространством зыбким,
где прогорел и спятил!
Из сердцевины осью –
дышлом бульварным «вышел
боком» в кольце Садовом
в ухо верблюда лишним!
          _______________

В ортодоксальной фазе
сна и в ряду настроек
вёл наивысший пафос,
как в вавилонской стройке!
В цели бесспорна святость,
в жертве свеченье духа,
но отложенье фактов –
хуже подагры мука!

Сам от себя уходишь
в зеркало ближе, дальше.
Смысла исчез «феномен»,
вдох обещаний счастья!
Как бы с огнём играя,
запечатлённый в рамах,
что отраженье канешь
в рой суеверных страхов!

Скоропостижно честно
умер, унёс с собою
всё, что имелось в сердце
от красоты с любовью!
Вещи на выброс тоже
старых болячек вроде,
змеи меняют кожу,
души – тела в природе!

Век эпохально помнит
песни, точнее слоги, –
славный подтекст обоев
макулатурным слоем!
И толстокожий кактус
вдруг отзовётся чутко, –
так же расцвёл когда-то
посох библейский чудом!

Как одержимо тащишь
ношу в грудное горло,
веря, что Словом станешь, –
с буквы заглавной Богом!
Но безрассудно веря
Цезарем ночи утру,
станешь банальной жертвой
брата роднее Брута!

Не развенчать прекрасной
лжи искушённой правдой,
И со вчера на завтра
так же прощай и здравствуй!
В парадоксальной фазе
«до» западает в «после»
«непреступимой фразы»
снов под наркозом общим!
          _______________

Ай! Постигаю счастье
самопародий грубых,
инструментальность сжатья,
втяжки в воронки, губы….
Патологичней, резче,
став антиподом в связке, –
к «Флейте» раструбом череп,
и саксофон – развязка!

Если любые средства,
только бы душу вынуть,
выбросить камень сердца,
словно комок обиды,
значит последний проблеск,
глас вопиющий глуше.
Чревовещанья область.
Будет чем хуже – лучше!



На рассвете

Всё те же рамки зренью плоскостные:
что мой зрачок, что фотообъектив,
отчётлив фон мертвеющего штиля –
отсутствует желания мотив!
Но есть в привычке импульс, как проснуться,
так сразу влиться в пепельной зари
намокшее сиреневое утро,
дышать и видеть, молча говорить!

Хоть жабрами в похмельном костровище,
но раздувая вместе с ветром жар,
слова сшибая в листьях ржаво-рыжих,
не превращая в мусор Божий дар!
Отпраздновав, весь в сирости усердья,
что скряга щедрым небом ущемлён,
укачиваюсь маятником сердца,
как уточняет время метроном!

Что я могу? Тоску глухую множить
и убегать от горечи в тоске
к таким, как я, кто думает, что может
врать и сорить песчинками в песке!
Вернуть простор миражами на окнах,
живя цветной фантазией в бреду
несочинённых витражей на стёклах,
как возвращаться больше не могу!

Пусть ветер рвёт листву и подстрекает
эффектом ложным видеть в факте факт
самосожженья, самоотрицанья
в попытках удвоения утрат!
Теряя как способность к возрожденью,
дар расширять скукоженный метраж,
дойдёшь до имитации движенья
при побужденье пробудить пейзаж!

Сумел спросить, тогда посмей ответить
проклятием, как некогда Господь
смоковнице безвинно безответной,
не давшей преждевременных плодов!
И пониманье озарит внезапной
влюблённостью с бессмертной широтой,
и что такое подлинная правда,
узнаешь в деле, став самим собой!



Формирование строфики

Не знаешь – плохо, знаешь – хуже!
Незнанье – счастье, сок, цветок,
а обретённый опыт душит
в зародыше живой росток!
Спасёт ли выправленный слог?
Словечка вымолвить не мог,
но вымолив любовь и дружбу,
ввязался в неоплатный долг!

В движении бескомпромиссном
возможно сбыться и свести
на нет попытки, чувства в мысли
в строфе донельзя уплотнить,
заведомо списав в утиль,
продолжить ниже, выше стиль,
найдясь в последней строчке в смысле
сведя с началами концы!

В началах общих претворится
весь мир сегодня и всегда
от вдоха, равного событью,
до абсолютного убытка
в молниеносном «никогда»:
как это можно навсегда
исчезнуть и не поделиться
ничем ни с кем, вот это да!

Очарование гипотез
и живописные мечты
о некой сладостной свободе
в единодушии народа,
которые доныне чтим
и сомневаться не хотим
в могуществе добра природы,
переживая катаклизм!

Понятно, в голых фразах вещи
не потеряешь, не найдёшь:
истцам необходим ответчик
тот, кто бездарностью отмечен,
пытаясь говорить всерьёз.
Озноб, болезненная дрожь,
опасность нежеланной речи
вторгается в покои грёз!

Поэтому и повествую,
сужу и отвечаю сам
за подоплёку черновую
(её дозируют, рискуя
в яд превратить святой бальзам),
как горечь к благостным слезам
от прошлых бедствий адресует
убийственный самообман!

Когда грядущее грозит нам,
гипотезы уже не впрок,
на лучшем прошлом отразится,
пройдясь по лицам и страницам,
уничтожающий поток:
внушенью каждому свой срок,
и в миф живой не воплотится
святой лирический подлог!

В вороньем пире яство – падаль,
зато «другой охотник» клоп
на теплокровность плоти падок, –
сплошная жизнь всегда загадка,
в подтексте скрывшая порок:
всё норовишь забыть урок
в пределах общего уклада,
исправно исполняя долг!
          _______________

Когда бы знали: дан на вырост
лист, как из люльки потолок!
Снимают сливки, скальпы, вырвись
непроявимый в споре вирус,
которому положен срок,
до смерти смертность, словно рок,
что Бог оберегает сырость, –
прощай, роскошный некролог!

А то, пойми, что обделённость
взыскует уникума, что
не заурядность – одарённость,
точнее, явная способность
тщеты подняться над тщетой
грозит невежества бедой,
когда с пространством сообщённость
утратится, само собой!

Счастливое слепое время,
его не выстрадать опять,
не сбросить долговое бремя
в пути исканий и прозрений,
но не судить, права качать –
берёшься только отвечать
и не без страхов и сомнений
пытаясь всё с нуля начать!
          ______________

С непреступимой первой фразы
войти не с миром, но мечом
в пространство, где утрачен праздник, –
никто не виноват ни в чём….
Вина безвинных бесконечна,
как безысходна правота
тех, кто сводил в эпохах вечность,
что пятна с чистого листа!
Подробности лабораторных
работ алхимиков идей,
авторитарный вздор в разброде
бредовых мелочных страстей.

Вопрос, как уничтожить лучше
себя самое? – В мятеже,
горячечных неврозах, случках,
а то, нужде или тщете?!
Как заработать и потратить,
как защититься и помочь
тем, кто растратился в парадах
и ради Бога жить не прочь?!
Моя эпоха как эпоха
несостоятельных надежд
безбудущности моды тонких
изобразительных одежд.

Без слуха, зренья, осязанья
в утилитарном костяке
закрепощённого сознанья,
где знанье – самобичеванье,
а видимость в дверном глазке,
и вся прибавка возрастная –
из срока жизни вычитанье,
довесок к мировой тоске!
В себя самое ищешь входа,
но дальше некуда идти.
И хуже каторги свобода:
на все четыре без пути!
          _______________

Ау, великое начало
закономерного конца,
вино поэзии, печали…
как жемчуг растворить в фиале,
что остаётся от лица? –
лишь круг в расплыве без конца….
Поскольку даже не мечтали,
то и не снился свет венца!

Но если безнадёжность дела
толкнёт на невозможный труд
преследовать живые цели,
включившись в мёртвую систему, –
утраты с прибылью вернуть, -
канва истории не суть,
но даст опору вечным темам, -
до точки сократится путь!

Под гнётом фактов непреложных
оценим подвиги свои,
ошибки грубо подытожив,
в них свет и воздух уничтожив,
сведём концы в узлах тщеты:
в бесплодном мире «я», как «мы»:
могуществу – звено ничтожность
в тенётах храма и тюрьмы!

Сюда, ко мне с нытьём и ложью:
за мусор золотом плачу,
за вздор бессильный – сильной дрожью,
как на дрожжах вздымаю пошлость
пучиной омертвевших чувств,
чтоб леденящий мрамор уст
оправдан был в грядущем-прошлом
любовью жертвы к палачу!