Глава двадцать первая

 Поездка на обед не заставила себя долго ждать. Спустя полчаса после окончания разговора, посвященного преступлению Виктора Долгих, Аристарх Сергеевич и Дима сидели в такси, которое несло их к заведению, где можно вкусно отобедать в субботний день.
- Да! Весна прекрасная пора времени года! – оценивал Аристарх Сергеевич погоду, что царила на улице. – Быть может самая прекрасная и самая лучшая пора. Дима вам так не кажется? А вам? – одновременно обращался Чевский и к таксисту, сидевшему за рулем автомобиля.
- Весна, лето, осень, зима… – усмехнувшись, начал отвечать водитель. – Мне всё нравится. Любое время года нравится. Лишь бы только клиентуры побольше, да без проблем всяких. Конечно… весной лучше. И летом тоже. И пол осени нормально…
- В каком таком смысле нормально и лучше? Как вас понимать? – своим мягким голосом уточнял Аристарх Сергеевич.
- Ну, во-первых, в отличие от зимы – весной и летом тепло, и гололёда нету, – разъяснял таксист, – а во-вторых: когда клиентуры нету, машину греть постоянно ненужно – а потому топлива меньше уходит впустую. Экономия – вот в этом вся суть…
- Нет! – возражал Аристарх Сергеевич. – Это всё конечно понятно. А вот так просто, – без экономии, без материальной стороны, – просто потому, что весна пришла, природа начинает пробуждаться к жизни – разве от этого ни приятно? Ни тепло ли на душе?
- Да мне всё равно… – следовал равнодушный ответ. – Мне тепло от хорошей работы. Вот когда клиентов много и простоя мало, вот тогда у меня прям душа поёт. А что толку с той весны или лета, когда денег нет? А с летом так вообще одни проблемы… – засмеялся шофёр. – Семью обязательно на море свозить требуется – а это деньги; а их ещё и заработать нужно. Хочется ведь, чтобы и твои дети тоже море видели. А, наверное, сами знаете: курорты сейчас удовольствие не из дешёвых – деньги на морской отдых немалые нужны. А копеечка сейчас дорого зарабатывается…
- Верю, верю дорогой, – ответил водителю Аристарх Сергеевич, – и про детей тоже понимаю, – вздыхая, добавил он. – И всё-таки весна! А это – торжество жизни! Ведь всё вокруг пробуждается к этой самой жизни. Природа начинает торжествовать! Вот что главное!
- А у него самого интересно дети есть? А жена у него есть? – мысленно задал Дима вопросы о Чевском, глядя ему, – сидящему на переднем сидении такси, – в затылок.
- Всё – приехали, – объявил таксист. – Вот ваша «Азалия», – указывал он на роскошный фасад ресторана.
- Благодарю любезный, – Чевский подал таксисту несколько купюр. – Счастья вам и детям вашим. И не унывайте – очень прошу вас. Верьте в хорошее и светлое – и оно всегда будет с вами.
- Спасибо. И вам того же… – с безразличием попрощался возница.
Дима и Аристарх Сергеевич вышли из такси и неспешно направились к входной двери, ведущей в ресторанное заведение с красивым, на старомодный лад названием: «Азалия».
     Прекрасным выдался сегодняшний день. Тепло и игриво светило солнце. Казалось, что небо наполнено радостью и весельем. Чувствовалась полное вступление весны в свои бурные права.
- Да уж… прав Аристарх на счёт весны, – подумалось молодому человеку, глядевшему в небесную весеннюю высь. – Весело как-то на душе становится от весны, – на устах его засеяла улыбка. – Жить хочется. Радости хочется. Всего хочется! Но чтобы только счастливое всё было…
- Дима… – обернувшись, взглянул на него Аристарх Сергеевич, шедший немного впереди. – Что вы там, в небо глядите? Вы там что-то увидали?
- Да нет Аристарх Сергеевич – ничего не увидел. Просто вспомнил о том, что – весна. И ваши слова вспомнил, которые вы тому таксисту сказали – о простой радости. Вот и пришло в голову полноценное ощущение весны.
- Да, молодой человек – для людей весна всегда прекрасна. Она обворожительно действует на них. Я тоже радуюсь весне. Но мне ближе к душе осень, – и это, наверное, оттого что я старею. Своими летами я вступил в пору увядания. Мой возраст – это осень моей жизни. Но весною я на некоторое время молодею своею душой. И мне вновь хочется не просто счастья – а большого веселья. Мне хочется петь, танцевать, и даже влюбляться как последний мальчишка. Но, увы! Время, которое отведено в жизни для веселья я уже исчерпал. Старость – осень жизни! Это пора подведения итогов. Это время заката – когда вспоминаешь о вечности, в которую рано или поздно уходит человек.
- А вот Пушкин говорят, тоже осень любил – причём в молодые годы любил, – возразил Дима своему лирическому собеседнику, на его слова о старости. – Осень даже красивее чем весна. И любовь к осени с возрастом явно не связана. Я вот тоже люблю осень – но только в первой её половине, – когда ещё нет холодов, когда ещё тепло.
  - Да – в осени много привлекательного, – отчасти уступил Чевский. – Но – связана! Ещё и как связана осень с возрастом человека, – отстаивал свои утверждения профессор. – Вы говорите, Пушкин любил осень? Вот оттого-то так рано и погиб ваш Пушкин! Так рано расстался с жизнью оттого, что был влюблён в роковую пору увядания природы. Быть может это мистическая закономерность – астральная взаимосвязь между человеком и природой. Осень для меня – вселенское увядание. Если хотите – смерть, – но смерть для новой жизни. А иначе и быть не может! Всё в природе умирает для того, чтобы дать жизнь чему-то другому – новому. Или точнее – обновлённому! – с этими словами Аристарх Сергеевич и Дима вошли в ресторан, где к ним моментально подскочил швейцар, принявшийся услужливо принимать от посетителей их верхнюю одежду. А после того как уличные вещи визитёров перекачивали в гардероб, Страхов послушно направился вслед за Аристархом Сергеевичем, который в этом заведении явно был не в первый раз.
Обеденные сотрапезники присели за маленький столик, расположенный в уютной глубине ресторанного зала, оформленного в стиле дореволюционной России. Интерьер этой огромнейшей головной комнаты увеселительного заведения: высокие ажурные потолки и помпезные люстры на них; стены с отпечатком лёгкого гротеска; устланный пол, до блеска отполированным паркетом; тяжёлые бархатные шторы высоких окон; наконец, шикарная мебель и белоснежные скатерти на столах, – всё это было выдержано в едином, – одновременно и элегантном, и шикарном, – стиле времён заката Российской Империи.
Молодой человек, оценивая интерьерные убранства помещения, даже поймал себя на мысли, что рядом с Чевский в таком заведении он словно машиной времени перенёсся в ту – старую предреволюционную Русь самодержавных императоров. В голове его всплыли диковинные величания эпохи: «Всемилостивейший Государь», «Ваше Благородие», «Ваше Превосходительство». Закружили слова с пресловутым окончанием «с»: «откушать-с», «отпить-с»; а в уме наигрывалось знаменитое «Боже, Царя храни». И от всего этого, – отчасти воображаемого мира, – на господине Страхове засверкала милая, добродушная улыбка.
- И в правду весёлый вы сегодня. А Дмитрий? – спросил его Чевский, после того как сделал официанту обеденный заказ.
- А зачем грустить Аристарх Сергеевич? Намного лучше жить весёлым и радостным. Говорят подобное, притягивает подобное. Вот я и надеюсь, что в таком состоянии будет ко мне притягиваться исключительно радость от окружающего мира и повстречавшихся людей. Хотя, это больше шутка. Выходной день сегодня – вот и весёло мне.
- Весело? Говорите, вам весело от выходного дня? А вот представьте себе Дима, что вы сейчас веселы и бодры, а где-то далеко, далеко от вас, кто-то совершенно невесел, и напротив – уныл; а то и вовсе страдает…
Совершено невольное замечание Аристарха Сергеевича, подействовал на Страхова довольно отрицательно:
- Если я так буду думать и постоянно это себе представлять, то, наверное, просто-напросто жить может расхотеться, – последовал его ответ. – Вся жизнь будет чёрного цвета, а в душе полный депресняк настанет. А мне так не хочется жить с плохими мыслями. И думать о негативе тоже не хочется. Я же сказал вам: подобное притягивает подобное…
- Согласен с вами – господин адвокат. Постоянно думать о негативе невозможно. Да и плохо может отразиться на нервной системе, – ну а через это и на общем здоровье. Кстати: то, что вы назвали депресняком – я так понимаю, это депрессия?
- Верно понимаете Аристарх Сергеевич. Это депрессия. И это тоже современный сленг.
- Интересные словечки молодой человек вы мне подбрасываете. Но всё-таки Дмитрий запомните: нашему брату-юристу следует осознавать реалии жизни. Осознание этих самых реалий и объективной действительности земного бытия помогает нам в работе. Мы должны чувствовать жизнь более всех – видеть изнанку её и не забывать об этой изнанке, – вот тогда от нашей работы будет больше эффекта. Будет больше помощи людям – доброй помощи! А ведь наша помощь носит весьма специфический характер – отличный от представителей других профессий. Мы помогаем людям уживаться в обществе. Мы стабилизируем общественную жизнь – не даём ей превратиться в хаос. Ведь кто мы с вами? Мы – солдаты закона. А, что означает слово «солдат»? Оно означает: ответственность, обязанность и тяготы службы. Солдат всегда стоит на страже спокойствия и благоденствия – охраняя и защищая эти блага силою оружия, находящегося в солдатских руках. И это с одной стороны.
- А с другой стороны? – заинтересовался суждениями заокеанского профессора отечественный правовед.
- А с другой стороны, мой друг: в наших руках не какая-то продукция, ни агрегат какой-то машины, и не вся эта машина в целом. В наших руках – человек! В наших руках судьба человека и его дальнейшая жизнь. И это в любой отрасли юриспруденции – хоть в уголовной, хоть в гражданской. Бывает так, что от наших действий, – пусть даже справедливых и необходимых, – рушатся человеческие надежды, планы, перспективы; да и сама жизнь претерпевает крушение. Да что там один человек! Порою от наших вердиктов зависят судьбы целых групп людей, – а это не просто один или два человека. Можно найти примеры, когда от наших решений и действий умирают всевозможные общественные образования – коллективы, социальные общности, да и просто семьи. Но в то же время мы можем помочь человеку. Мы можем вернуть ему утраченный некогда жизненный оптимизм, да и вообще – подарить свежий интерес к жизни или раскрыть новый её смыл. Да – итоги нашей работы многогранны! От результатов нашего труда кто-то плачет, а кто-то радуется. И, увы, мой друг – зачастую от результатов наших трудов страдают даже дети, – слегка вздохнул Аристарх Сергеевич. – Мы никогда не должны забывать об этом!
- Грустную Аристарх Сергеевич вы картину нарисовали, – смутился адвокат. – Невозможно угодить всем. Кого-то оправдывают – кого-то обвиняют. Кто-то истец, а кто-то ответчик. В большинстве случаев невозможно удовлетворить истца и ответчика одновременно, – всё равно кто-то будет недоволен, кто-то будет злиться, а то и вообще, рыдать и страдать. А уж как помочь тому, кто пострадал от злого умысла и потерял близкого? Как помочь тому, кто навсегда потерял родного и самого любимого человека? Я вот и не представляю, как проклинает меня мать той девушки, которой Долгих перерезал горло. И проклинает она меня только потому что есть такая профессия как адвокат, который обязан защищать того кто забрал жизнь её дочери. А вы Аристарх Сергеевич говорите о том, что мы должны работать так, чтобы радовать людей и дарить им оптимизм, – это в нашей профессии, мне кажется невозможным. Кто-то будет радоваться – кто-то будет рыдать. Кого-то будут восхвалять, а кого-то проклинать. Всё это – закономерные явления нашего труда…
- Дима! Вы сейчас указываете в самое сердце проблемы. Но… – профессор с лёгкостью принялся парировать своего молодого друга, – у нас есть ценность, благодаря которой мы будем чисты и перед людьми и перед собой. А главное – будем чисты пред Богом. Справедливость – вот тот вечный бриллиант, которым мы должны быть богаты! Справедливостью мы можем побеждать всё и всех! Мы можем ею радовать, мы можем ею примирять! Справедливостью мы можем умирять страдания человека, и смирять того – от кого изошёл, – как вы сами Дима изволили выразиться, – злой умысел. Справедливость – это наш путь! А беспристрастность и объективность – путеводитель на нём! Вас проклинает мать убитой девушки? Да! Действительно проклинает. Это вполне вероятно. Позволю согласиться с вами. Но ведь в том числе благодаря вам – судебному защитнику – любой негодяй несёт действительно справедливое наказание – соразмерное его вине в содеянном. Вот в этом и заключается справедливость. К сожалению, пострадавший зачастую не принимает справедливости – не любит её. Он жаждет чего-то большего, чем справедливость. А что это такое? Чего же на самом деле жаждет обиженный? В вашем случае, – в случае с проклятиями в ваш адрес матери убиенного ребёнка, – это называется просто: человек жаждет мести – но не справедливости. Однако, несчастная мать, в силу определенных причин, искренне полагает, что она стремится именно к справедливости. Но справедливость всегда находится вне чувств и переживаний человека. Она вне личности! Справедливость не субъективное понятие – справедливость может быть лишь объективна. Справедливость – это торжество правды. Справедливость – это воздаяние по содеянному, но не сверх содеянного.
- Но несчастная мать, – как вы Аристарх Сергеевич только, что заметили, – этого не понимает. Для неё справедливость – это смерть за смерть. Её дочь убита, а убийца жив,– и это для неё очевидно несправедливое явление.
  - Но есть закон! Да – закон не идеален и не совершенен. Но, тем не менее, он есть – он существует. Тем-то мы и отличаемся от мира животного. Мы не руководствуемся инстинктами и эмоциями, а живём в рамках закона, который обязан воплощать в жизнь справедливость, правду, гуманность, сострадание и если хотите Дима – человеколюбие. Мы осуждаем убийцу, но мы не чиним расправу над ним. Несправедливый судья – мерзавец в глазах Господа! Несправедливое осуждение – есть смертный грех! Даже законы Бога, гласят об этом.
В этот момент к столику собеседников официант поднёс заказанный Чевским обед.
- Довольно мой друг… – пресекая спор, профессор окинул добрым взглядом, подошедшего ресторанного служку. – Хватит этой философии. Лучше давайте отобедаем… – Аристарх Сергеевич взял в свои руки наполненный вином бокал. – Итак Дмитрий Аркадьевич… – обратился он к адвокату к адвокату, – подводя итог нашей риторической и довольно удручающей беседы, давайте выпьем это вино со словами – старыми римскими словами: Vivat lex! Слава закону!
- А я бы добавил: Dura lex, sed lex! – вторил ему коллега, взаимно поднимая бокал.
- Да, да! Конечно! Закон суров, но это закон! Вы полностью правы господин присяжный поверенный…