without a voice

А в твоей выдуманной вселенной, в которую я попадаю, делая мелкие шаги не в такт биению горячего в груди, шагая по мостовой, по средам и пятницам в 19:48 или 19:50, все по-другому: здесь серое море ближе подступает к стеклянным небоскребам и мягко шипит, облизывая подошву ботинок.

Неотступное головокружение. Потеря мироощущения. Тошнота от волнения. Стук в висках, а в уши по спутанным проводам лишь бесконечные шумовые ветры.

Еще я слышу, как ты не спишь за одной из этих слепых прозрачных стен. И как не дышишь, пересматривая дурманный и бесконечно юный майский сон, насильно вытащенный из объятий цепкой памяти, хоть на дворе уже сентябрь. Там красивые кудри, крепкий кофе, капли крови.

Не спишь. Ждешь.

Тебе нравится, что я долго не умею молчать.

Кивай, кивай, посыпай мои слова молчаливым пеплом, словно что-то понимаешь. У тебя безнадежная горловая рана, застаревшая на белом рукаве боль и шрам на груди, после ухода одной...

Впрочем, это неважно.

Потому что ты отчаянно нема, как та золотая рыбка в моем маленьком аквариуме, умершая два года назад. У вас похожий взгляд.

Снова вздыхаешь и плавно скользишь по выцветшему морю. Печально улыбаешься краешком ободранных колючими соляными кристаллами губ.

Я скажу.

Послушай, она же не любила тебя, когда небо неистово взрывалось, когда в сломанных ударами сердца ребрах прорастал шиповник, когда сознание было на краю комы... Не любила, а ты жить без нее не могла.

Не храни больше те засохшие цветы, роняющие жесткие лепестки, умоляю. Мертвая красота. Драма.

«Отчего?» - спрашиваешь взглядом, не прекращая движения. Рядом. Но не за руку.

- Я не хочу твоей боли.

Резко останавливаешься, словно налетев на незримую преграду. Убийственно темнеешь глазами, с ненавистью кромсая острым взглядом мое открытое лицо.

«Знаю», - мысленный хрип почти осязаем.

Море бушует, пенится.

В небоскребах с ледяным хрустом лопаются тонкие стекла, кричат, брызжут режущим звездным мерцанием… И все с грохотом обрушивается вниз, вниз, на беззащитных, хрупких нас.

Маленьких.

Она заставляла тебя касаться пламени свечи, танцевать на шипах, целовать розы и разрезать лезвием ладони в бесконечной ночной истерике.

Уходила. Возвращалась. Снова мучила.

И в конце концов окончательно разорвала твою музыкальную связь с внешним миром.

Удаление голосовых связок – слов, песен, стихотворений больше нет.

Ты и скалящаяся замкнутость. Один на один.

Пока роковой радужный осколок летит, сверкая, смертоносно звеня, пока не впился в затылок, разбрызгивая красное, заливающее облака, быстро откинь полумертвую сигарету и последуй ее примеру: прерви связь.

Твоя рука холодная и цепкая.

Мне необходимо быть немой. Похожей на тебя. Разучиться жаловаться, плакать и любить.

Миг. Вдох. Рывок.

Вот оно, вот.

Мы, обе теперь странно молчаливые и изувеченные, пошатываясь, обнявшись, бредем по морю в твоей выдуманной вселенной. Здесь разрушения, отсутствие сна и безголосие.

Кровь заполняет горло. Глотать. Не скулить.