Осень

Это осень дождей и темноты.

После урагана «накрылись» все три городские подстанции. Город пытается уснуть, и ты скользишь на машине по его острым тёмным граням, по изогнутым проспектам с лоснящейся от влаги брусчаткой…

Его ненавидят все: и приезжие, и уроженцы…Чуть не сказала – коренные. Здесь нет корней. Ни у кого. Все – листья, принесённые осенним ветром. Ненавидят за тяжёлый климат, за дурную погоду, меняющуюся каждые полчаса, за низкое серое небо... и за холодное море заодно.

Здесь нет ничего лёгкого. Всё давит какой-то свинцовой силой бесконечной осени, которая только маскируется под весну, лето, зиму... У неё бывает ремиссия, она засыпает иногда на несколько дней, реже – недель, почти никогда – месяцев, но она всегда здесь. Люди это чувствуют. Проклятый город. Холодный, отстранённый, никому не принадлежащий, думающий всё время неизвестно о чём. И никогда точно не знаешь, живой он или мёртвый. А, может – как кот Шредингера – и то, и другое одновременно?

…Есть что-то живое во всех этих старых добрых немецких монстрах. Драконоподобный Кафедральный собор, разлегшийся посреди пустынного острова. Кирха королевы Луизы, спрятавшаяся в парке, будто в тёмной спальне. Королевские ворота, престол, возвращённый законным правителям... Насмешка над современностью. Обыденная жизнь, только отвернёшься, тут и там идёт трещинами, и сквозь них проступает город, которого нет. Сентябрь здесь ласковый, в нём тепло, тихо и прозрачно. Но есть что-то неживое в его октябре: чрезмерно аскетичное, когда, сбрасывая призрачный покров зелёных скверов, пёстро разодетых горожан, весёлого и ясного неба, город постепенно обнажает свою истинную суть. Вода и сумрак. То, что выживет здесь, будет бледным и хрупким. С удивительно небогатым внутренним миром, на грани нищеты, потому что здесь невозможно никакое изобилие.

…Море.
Всё остальное – только его предчувствие. Рядом с ним в полной мере ощущается ещё один, третий алхимический компонент этой земли – ветер. Те, кто приехал с юга, говорят, что он выдул в здешних людях всё человеческое. Может, и так. Может, только обретя блаженную пустоту, став частью этой нашей странной и несуразной прибрежной природы, можно нырять в ледяную, беснующуюся, серо-зелёную бездну за осколками фаэтоновой колесницы. Будь в тебе хоть что-то наносное – стихия не простит, не впустит, раздавит тут же. В этом прав был тевтонский епископ Ансельм: «нельзя янтарь даром».

Ваши родины – с горами, степями, пылью, теплом, акациями, хмелем и виноградом – где-то очень-очень далеко. Вот и грейтесь теперь жёлтым светом кленовых листьев, бликами на воде, блеклой дневной луной. И ищите совершенное в несовершенном. Солнца здесь не было и не будет.

Но, может, оно и к лучшему.