Ingert fun - 033

Ингерт "бяка". острый психологический роман

Хотя он не настаивал и если пропадать посёлку, так пропадать. И Ингерт собрал девчонок и они решили всё-таки поехать и попробовать что-то сделать и это оказалось не просто поездка, а наверное как судьба. Ибо они решили сделать тут свою летнюю резиденцию и театр на природе. Накопленных театром средств хватало чтоб немного преобразить посёлок. Из бывших ребят приехали Клод, Хуго, Лестер, Марек и Саймон. Клод разжился деньгами на бойцовском ринге и мечтал выступать против самого Лорена Саржана, брата Софи. Сама же Софи приехала тоже и с весьма знатным кавалером из светских кровей и тот по желанию Софи, тоже взялся вложить деньги в этот посёлок. Эти земли фактически числились за государством и посёлок с землями ребята решили перекупить в частную собственность и тут опять нарисовалась маркиза Де Пассаль и заявила что она решит все проблемы с выкупом и содержанием посёлка за счёт короны. У короны всегда есть большие свободные средства и на содержание небольшого посёлка от королевской казны ни сколько ни убудет. Отто так и оставили за коменданта и он мог командовать уставами и порядком и ребята обязались ему подчиняться. Посёлок перекрестили в Либеншафт – как территория любви. Бунгало переоборудовали под – уголки любви где могли поселяться любовные пары. Насажали клумб и кустарников цветов. Сделали два комплекса с фонтанами. Короче всё ради райского уголка и отныне, не одна молодая пара мечтала попасть в этот уголок любви, хотя бы на неделю. Тут создали и режим и условия для атмосферы любви и счастья. Тут было запрещено устраивать скандалы и разборки, и за такое могли не только выселить, а наложить большой штраф и имя любовников могло быть даже высвечено в негативном свете в городе по месту их проживания. Потому сюда приглашались лишь пары прошедшие небольшие тесты на искренность чувств друг к другу. Фраерам и любителям славы, тут было делать нечего, ибо любовь равняла всех и тут не было избранных или великих. Сюда стали приезжать и молодые художники, музыканты и поэты, для воспевания любви в своих шедеврах, которые они оставляли посёлку. И помимо бунгало был сделан единый комплекс «дворец» типа романтического замка, разве что более из дерева и камня. Коренные ребята занимали более сам дворец, но могли временно жить парами и в отдельных бунгало. Это стал первый центр новой культуры молодёжи на основах любви и оригинала натуры. Появились лёгкие открытые кафетерии и дискотека с баром. В общем посёлок стало не узнать, до чего он стал милым уютным уголком на лоне матери-природы. Окрестные леса почистили от сухостоя и лома, на что наняли даже лесничего и в красивых уголках окрестного леса, тоже соорудили типа «шалашей любви» в сказочном и романтическом духе. Теперь сцену сделали на открытой поляне перед дворцом и рассадили по краям цветы и кустарники роз и шиповника. К тому по идее Берты появился и вариант вечернего театра, когда небо окрашивалось бликами заката, а над сценой натягивали тент и освещали его прожекторами трёх разных цветов, так что на актрис падали только оттенки света. Предлагали набирать в труппу и парней атлетического сложения, которые могли ходить и в плавках или в балетных рейтузах. Но это был чисто девичий театр и теперь просто Ингерт порой выступал в роли куклы-мальчишка с которой нянчились все актрисы девчонки, он ходил в плотных шортах-трусах в обтяжку с «мужскими» узорами. И такие трусы быстро вошли в моду и у парней города. Так к концу первого года выступлений в студии уже набралось три труппы по пять-семь актрис в каждой и нашлось ещё пару мальчиков-кукол для других трупп. Но помимо трупп, было немало девчонок кукол что посещали студию и делали свои натуры, это была более основная деятельность студии чем сами премьеры. Тут же куклы отчасти делали и парней, корректируя их натуры.
– «Вообще-то», - как говорил Ингерт, - «С парнями приходится нянчится куда больше, чем с девчонками из-за мальчишеского упрямства и амбиций. Многое конечно зависит оттого, какое они получили воспитание. И лучшие тут подчас оказываются «маменькины сынки», но таких встречается весьма мало. Ибо из тех, кого можно назвать маменькиным сынком – не все и являются таковыми. Дело в том что маменькины сынки более следят за собой и стараются удерживать норму в мальчишеской натуре. А обычный сорт парней, больше пробивают себе место в обществе на амбициях и гоноре и тем уже создают и проблемы для девчонок, которые ещё сами не окрепли в отношениях к парням. Потому важнее для начальной стадии развития дамы (как опытная стадия развитой девицы) – мальчики-друзья, чем любовники. Уступая амбициям парней, девчонки больше подчас проигрывают и сами, но выигрывают ли оттого парни? Просто процесс селекции пар более затягивается, но качество пар оттого не вырастает. Нельзя от начала сразу ставить цель найти своего единственного избранного парня или единственную неповторимую девицу. Именно отсюда начинаются отклонения от нормы, что в финале чаще приводят к развалу молодых пар. Идеализм далеко не друг для любви и отношений между полами. Всё идеальное и совершенное – более враждебно к человеку, как лёд или камень. А любовь может быть только гибкой и оттого универсальной. Как и в смысле самой вселенной».
Такую философию Ингерта всё более принимали за истину, ибо погрешности, как говорил сам Ингерт – более человечны, чем праведность натуры. И тем не менее, в городе всё активнее зарождались идеалисты по компании «чистых», которые вскоре стали похожи и на боевиков-фанатиков. Система «чистых» уже всё явственнее стремилась затмить собой театр кукол. И Ингерт заявил, что если начнутся на этой волне массовые передряги, то он со своей студией уедет в посёлок, но воевать он тут ни с кем не намерен. Тем бонзам, что раскачивали движение «чистых» был нужен прецедент, а значит «чёрт» или «враг». К Ингерту как-то пришёл некий парламентёр от «чистых» или как они себя ещё именовали; люкс-классик. И он посоветовал просто принять сторону оппозиции к их волне, фактически заочно войдя в эту эгиду. То бишь театр кукол, будет как одна из ниш общего движения люкс-классиков и все выигрывают.
– «Кто это все? Те теневые бонзы, что содержат и раскачивают ваше движение. Что-то больно рьяно они взялись? Неужели наша маленькая студия мешает развитию вашего движения в городе? Ни за что в такое не поверю. Тут только два вывода, или на нас хотят одеть хомут, или дискриминировать наш театр вообще, поставив его вне конкуренции или как неправильную трактовку выражения натуры и любви. А это уже политика. А там где политика, там нет места культуре человека. Это – идеология», - спокойно дал отповедь Ингерт и парламентёр развёл руками, мол сейчас не та эпоха, чтоб всем молиться на одну икону, но в состоянии оппозиции, Ингерт выиграет и сам со своей студией. Но Ингерт отрезал, -
– «Я не играю с тёмными силами, ибо уже набил от таких оскому. И потом, натура не требует ни знаменитости, ни славы и ни какой-то там особенности. Ибо это всё – крайности. А натура оригинала, как раз стремится к антифазе крайностей – к золотой серединке. Но попасть в неё невозможно, потому тут нет и шаблонов и идолов. Натура должна быть гибкой. Ваша же система более похожа на единый идеальный шаблон для всего стада, а для оригинала – это уже неприемлемо. У нас нет лучших и худших, передовых и навороченных, избранных и второсортных, но каждый в своём оригинале выигрывает сам»;
Однако, не мытьём так катаньем, чистые подбирались к стенам студии кукол, стараясь на них косвенно давить. Когда стала подниматься слава студии Ингерта перед нуворишами встала дилемма, или принимать его за образец, подстраивая под студию бизнес, политику и шоу, или попытаться найти более яркую и сильную альтернативу. Но в первом варианте бизнес и шоу более зависели и от общего состояния моды по стране и миру, а не от одного провинциального городка, потому шансов развить студию как новый вариант бизнеса и шоу по стране и Европе пока не было. А во втором варианте, не было прецедента для конкуренции и вот тогда теневые магнаты и затеяли эту кашу с чистыми, ибо хотели надеть на студию свой поводок. Как и в случае с делом Штромме, они хотели толкнуть Ингерта на борьбу и противостояние, и в таком разе, они бы победили. Но у Ингерта бы свой идеал мальчишки в своём упрямстве и неуклонности.
   Это было после третьей репетиции с начала выхода на сцену Аманты (которая теперь мечтала затмить и Лео, как первую свою соперницу по свету). Ингерт не пропадал дома, а чаще оставался ночевать на студии, где первое время жили и куклы, пока им не построили отдельный особняк от городской управы. Этот день закончился выступлением Нелли и Весты, которые стали теперь куда реже, но оригинальнее и содержательнее. Появились и аналоги «девичьей любви», но пока такого успеха, как Нелли & Веста не имели. Ходили слухи, что появились и «теневые» театры для любителей остренького, но это уже был намёк на разврат и порно. Аманта любила наблюдать за игрой Нелли и Весты и находила там себе много интересного, что потом бы хотела воплотить на парне. Девчонки заводили Аманту и на лёгкое вожделение, но порой, как она уже приноровилась, она гасила страсть наедине с собой, порой балуя и старпоном. Девчонки тоже порой оставались ночевать в студии вместе с Ингертом, разряжая на нём свои любовные страсти. Но это было не часто и не всегда Ингерт был в том расположении духа. Когда он вышел из душа и сел вытираясь большим полотенцем из смежной кабинки появилась Аманта, тоже ещё влажная и укутанная в полотенце, она ничего не говорила, а просто подошла против Ингерта и стала рисоваться телом и играть полотенцем приоткрывая свои интимные места.