Нравы купеческого дома

     Кондаев любил старые плетни, ущелья
умерших пней, всякую ветхость, хилость и
покорную, еле живую теплоту. Тихое зло
его похоти в этих одиноких местах находило
свою отраду. Он хотел бы всю деревню
затомить до безмолвного, усталого состояния,
чтобы без препятствий обнимать бессильные
живые существа... Второй голодный год
поэтому сильно обнадеживал Кондаева - он
считал, что скоро один останется в деревне
и тогда залютует над бабами по-своему.

                А.П.Платонов.
                Чевенгур.


     Прасковья Прокопьевна, суженая купца первой гильдии Харитона Евфграфовича Скорохватова, с утра хлопотала по дому: вскорости должен прибыть супруг из дальней и долгой поездки. Зная его вспыльчивый и строгий характер, она беспокоилась всерьёз - не хотелось попадать под тяжелую руку муженька. Хозяин был придирчив и отчитывал за малейшее упущение и непорядок в доме и в делах.
     Несмотря на свой почтенный возраст и полноту, Прасковья Прокопьевна успевала повсюду: проверила на кухне, как и что готовит стряпуха Меланья, спросила, все ли у нее есть из продуктов. Заглянула в детскую посмотреть, усердно ли занимается с младшеньким Антошкой специально нанятая для него и для обучения чужому, ныне модному, языку француженка Луиза, которую домочадцы, дабы не ломать родной язык, звали просто Лизой, а за глаза так и вовсе Лизкой.
     Хозяйка спустилась и на первый этаж большого двухэтажного дома Скорохватовых, где располагался просторный магазин купца, торгующий самым необходимым для каждого дома товаром, включая обувь и одежду.
     За время отсутствия купца торговлю вел его сын Григорий. Впрочем, его роль была незначительной - покупателей чаще всего встречал и обслуживал старый приказчик Семен, которому Харитон Евфграфович полностью доверял и полагался на его сметку.
     - Где Григорий? - спросила Прасковья Прокопьевна приказчика.
     - Так он повел Марею Штукину на склад выбирать товар, - ответил тот.
     - Это вдову-капитаншу, что ли?
     - Её самую. Сапожки ей выбирают...
     - Так сапоги-то вон на прилавке, - недоуменно сказала хозяйка.
     - Да здесь все перемеряли - то жмут, то велики... Под и пошли на склад посмотреть подходящие.
     Хозяйка хотела было пройти на склад, посмотреть, как идут там дела да и присоветовать при случае. Но в это время со стороны приказчика что-то загремело и рассыпалось по полу. А сам Семен скрылся под прилавком.
     - Что там у тебя? - спросила Прасковья Прокопьевна.
     - Да вот шкатулку с деньгами нечаянно обронил, - проговорил Семен.
     - Экий ты неловкий! - воскликнула она и принялась помогать ему подбирать рассыпанные по полу монеты.
     За этим занятием и застали их выходящие со склада Григорий и покупательница.
     - Чего это вы там ползаете? - спросил ухмыляющийся Григорий.
     - Да вот безрукий Семен деньги рассыпал, - пояснила мать, с подозрением оглядывая раскрасневшуюся Марию Штукину, на ходу поправляющую свою юбку.
     - Душно у вас там, - проговорила покупательница. - Я аж взопрела вся. Прощевайте покудова!
     - Прощевайте, Мария Ефимовна, - бодрым голосом отозвался Григорий. -Захаживайте, коли возникнет какая потребность.
     На лице парня сияла самодовольная улыбка, которую он и не думал скрывать.
     Прасковья Прокопьевна хотела было устроить сыну допрос с пристрастием, но в это время возле магазина остановились сани и донесся громкий разговор. Она выглянула в окно и в изумлении всплеснула руками:
     - Батюшки, никак наш Филипп прикатил! Чего бы это?
     Филипп - старший сын Скорохватовых, проходил службу корнетом в местном гарнизоне и наезжал к родителям исключительно по крайней нужде, которая довольно часто возникала у него в результате разгульного образа жизни.
     - Знамо дело, чего, - пробурчал Семен. - Опять за деньгами, за чем же еще?
     Но его никто уже не слушал.
     В шумно распахнутую дверь ввалился бравый корнет с раскрасневшимся от мороза лицом. Заметно было, что он был изрядно навеселе.
     - Опять нахлюндался, - проворчала Прасковья Прокопьевна, втайне гордящаяся мундиром сына и им самим.
     - Да ить мороз-то какой ныне, мамаша, - почти прокричал он, целуя мать и брата. - Тут без горячительного никак нельзя...
     - Ну да, конечно, - продолжала ворчать мать, подталкивая сыновей к лестнице, ведущей на второй этаж.
     На следующий день, возвращаясь из церкви с обедни, семейство Скорохватовых, увидели возле дома обоз, который разгружали наемные работники.
     - Батюшка приехал! - разом воскликнули старшие сыновья и бросились вперед, оставив мать с Антошкой и Луизой среди дороги.
     - Господи, пронеси, - закрестилась Прасковья Прокопьевна. - Отврати гнев, помоги ублажить строптивца!
     Притих и доселе веселящийся Антошка, прижавшись к своей гувернантке.
     Подойдя к дому и увидев выходящего из магазина Харитона Евфграфовича, она вежливо поздоровалась:
     - С приездом, Харитон Евфграфович! Удачно ли съездили? Все ли ладно?
     Хозяин молча подошел к семейству, приобнял и поцеловал жену, поднял Антошку на руки.
     - Ну, купчик, каково тебе? Как с учением? Не ленится ли? - спросил он, обращаясь к Луизе.
     - Нет, - потупив глаза, ответила та. - Хороший, послушный и смышленый мальчик. Особенно легко ему дается математика.
     - Ну, вот и молодец! - похвалил он сынишку. - Расти, учись, все тебе передам, а не твоим братцам-оболтусам.
     - Я распоряжусь баньку истопить, - вмешалась в разговор Прасковья Прокопьевна.
     - Не колготись, я уже распорядился, - сказал хозяин, отпуская Антошку на землю. - Ну, идите в дом, посмотрите - я вам подарки привез.
     Оставшись один, Харитон Евфгафович некоторое время наблюдал за разгрузкой товара, время от времени давая необходимые распоряжения. Видя, что приказчик Семен вполне управляется с работой, он пошел в дом и уединился в своей светелке во флигеле, где держал все деловые бумаги и деньги в железном шкафе Путиловского завода. Доступ в светелку был запрещен всем домашним и исключение не делалось никому, включая супругу.
     Откинувшись в кресло, он ждал баню и отдыхал после трехмесячной поездки по соседним и дальним губерниям.
     В дверь постучали и из-за нее послышался голос стряпухи Меланьи:
     - Барин, откушать сейчас изволите или после баньки?
     - Принеси-ка мне стопочку можжевеловой, - откликнулся через дверь Харитон Евфграфович.
     После того, как хозяин в полное удовольствие напарился в домашней баньке, по традиции все собрались за общим столом, который уже был накрыт для обильного обеда, а в центре его пыхтел двухведерный самовар. За столом не было только воспитанницы Сонюшки - восемнадцатилетней сиротинки и дальней родственницы, которую приютило семейство Скорохватовых. Здесь же присутствовал и дьячок местной церкви отец Елизарий, не упускавший случая почтить хозяина после каждой его поездки.
     - А где Софья? - спросил Харитон Евфграфович, - Что-то я не видел ее с приезда.
     За столом воцарилось тягостное молчание.
     - Приболела, что ли? - продолжил допрос хозяин и пристально уперся тяжелым взглядом в Прасковью Прокопьевну.
     - Загрустила она что-то, поехала к родственникам погостить и развеяться, - нехотя выдавила из себя хозяйка.
     - И давно она "заскучала"? - с ехидцей спросил супруг.
     - Да вот как вы уехали, так и она стала собираться. Уж мы отговаривали, отговаривали - она нив какую! Говорит, на родные места хочу посмотреть...
     - Это зимой-то, когда вокруг одни снега и все попрятались, словно в берлоги? - продолжал вести допрос Харитон Евфграфович. - Выгнали, значит, беззащитную сироту. Хозяина нет - и вон со двора. Ты, дьяк, куда смотрел? Чего ради я тебя привечаю и денежкой одариваю?
     - Хворый я был, - промямлил тот, не глядя на благодетеля.
     - Как дело делать, так ты хворый! - продолжил отчитывать хозяин. - Я ведь тебя не за Христа ради, не за уважение к твоему сану привечаю, а чтоб ты порядок в моем доме блюл. Позовите-ка сюда Акима.
     Через некоторое время в проеме двери появился мужичонок невзрачного вида, одетый в старый рваный полушубок. Он молча стоял в дверях, зажав в руках такую же старую шапку, что и полушубок.
     - Чего это ты сиротой обрядился? - удивленно спроси хозяин.
     - Дак после бани, а тулуп повесил сушиться, - с почтением ответил тот. - Спешил, вот и схватил, что под руку подвернулось.
     - Ладно, отдохнешь седни, а завтрева чуть свет поезжай в Зуево, привезешь Софью.
     - А как она не захочет ехать? - спросил Аким.
     - Там и останешься, - прикрикнул на него Харитон Евфграфович. - Учить тебя надо? Да захвати полость медвежью - укроешь ее в дороге.
     Отпустив кучера, хозяин проворчал: "Испортили обед, дармоеды!" и отправился в свою светелку.


     Наутро, спешно позавтракав, Харитон Евфграфович спустился в магазин. Приказчик Семен уже ждал его, разложив на прилавке расходные книги.
     - Как обходились без меня? - поздоровавшись, спросил он.
     - Дак как обычно, чего может быть нового-то? - ответил Семен.
     - Что такой надутый? Не выспался, что ли?
     Семен не ответил и пододвинул к хозяину расходные книги. Тот стал внимательно всматриваться в отчетные цифры и вдруг возмущенно спросил:
     - Эт-то что еще такое? Ты почему завысил цены на некоторые товары? Своевольничать начал, старый хрыч? Мало я тебе плачу? Кого обдирать вздумал -покупателей постоянных? Отпугнуть их хочешь, разорить меня. Отвечай, борода...
     - Да ты всмотрись! Видишь, писано не моей рукой, - взъярился в ответ приказчик.
     - Неужель рука Григория? - удивился Харитон Евфграфович. - Ты ему объяснял, что это делать непозволительно без моего ведома?
     - Объяснял.
     - Ну?
     - Послушает он! Орёт, как взбалмошный: "Я хозяин, а ты - смерд! Делай, как велю!" Да только я сказал ему: "Сам маракуешь, сам и вписывай..."
     - Ах, собака! Объяснял ли он, зачем это делает?
     - А чего объяснять-то? Все проще простого...
     - Что, я должен из тебя клещами вытаскивать? Рассказывай, что случилось! По глазам вижу - что-то нехорошее.
     - Сынок ваш, Харитон Евфграфович, недобрыми делами занялся. Ить что он удумал-то? Он полагал, что вы на общий итог глянете и все, а в суть вдаваться не станете.
     - Ну-ну, не тяни!
     - Он наладил удаляться с молоденькими покупательницами на склад и одаривать их разным товаром. А чтобы убыток не был заметен, вот он и накидывал цены другим покупателям Вот у него баланец и сходился.
     - И много таких "покупательниц" было?
     - Да не то, чтобы много. Чаще всего он обхаживал Марею Штукину. Баба  кровь с молоком, вдовая. Слаба, видно, по женской части...
     - Та-ак, - протянул купец. - Вдовушка-то действительно соблазнительна, но дело есть дело и мешать одно с другим не след.
     - Какая уж тут торговля? - поддержал его Семен.
     - Вот что. Больше ему делать в магазине нечего. Я заметил, тебе сынок частенько помогает. Как он?
     - Смышленый парнишка, слава тебе, Господи! - перекрестился приказчик. - Ни в чем дурном замечен не был.
     - Ну вот и управляйтесь с ним вдвоем. Посмотрю на него и плату назначу. Не обижу, если хорош будет.
     - Благодарствую! Ручаюсь за него и присмотрю, подскажу, если что...
     - Верю тебе - вон, постарел в моем магазине... Дома-то все ладно?
     - Дак чё должно случиться-то?
     - Загляну завтра, подарки твоим привез...
     - Благодарствую, - еще раз поблагодарил приказчик хозяина. - Хозяйка будет рада.
     - А Григория я пошлю в Нелюдово приглядывать на сукноваляльной фабрике. Непригоден он к торговому делу. Повадилась мышь воровать, не отвадишь теперь. Пусть там торчит, может, поумнеет...
     - Да уж, - согласился с ним Семен. - Вкусил запретного плода, теперь не отвадишь.
     - Как думаешь, способен он на что?
     - Молодой ишшо, перебесится. Можа что и выйдет опосля. Один Бог знает, как она, жизнь-то, повернется.
     - С поездками упустил я сыновей. Одна надежда на младшенького. Да боюсь, как бы, глядя на них, не пошел бы по их дорожке.
     - На все воля Божья! - философски заметил приказчик.
     - Да уж, - Харитон Евфграфович тяжело вздохнул, поднялся с табурета и пошел к себе на второй этаж...


     Вечером, когда вся семья сидела за самоваром, с улицы послышался скрип полозьев и окрики Акима.
     - Знать, Сонюшка приехала, - проговорил Харитон Евфграфович. - Ну-ка, кто-нибудь, пойдите, встретьте ее и проводите сюда, пусть с мороза чайком погреется.
     В передней послышалась возня и приглушенный шепот, впрочем, вскорости притихший. В комнату вошла Меланья и сообщила:
     - Переодеться с дороги пошла, утомилась сильно. Отдохнуть хочет.
     - Пусть переодевается, а отдохнуть можно и здесь, в кругу семьи за самоваром.
     Шло время, а Софья не выходила.
     - Да что это с ней? - удивился Харитон Евфграфович. - Пойду гляну...
     - Я схожу, - вмешалась Прасковья Прокопьевна. - Мало ли что по женской части?
     - Ну, сходи, да веди ее сюда, - согласился муж.
     Через некоторое время открылась дверь и через порог переступила Сонюшка, слегка подталкиваемая сзади хозяйкой.
     Увидев воспитанницу, Харитон Евфграфович, словно онемел и задохнулся. Широко открыв глаза он точно замер в изумлении. У Сонюшки, стройной и миловидной девушки, явственно выпирал живот. Было видно, что она находится на последних месяцах беременности.
     На некоторое время в гостиной воцарилась гнетущая тишина, которую нарушил яростный крик Харитона Евфграфовича, от которого все вздрогнули и вжали головы в плечи. Все застыли в молчании.
     - Кто? Я спрашиваю, какой сукин сын сделал это? - бушевал он и с такой силой стукнул кулаком по столешнице, что с нее слетел стакан.
     Он тяжелым взглядом оглядел семейство. Жена в своем неизменном чепце, который она, кажется, никогда не снимала, с надменным выражением на лице смотрела куда-то в стену и всем своим видом словно бы говорила, что нечего было брать чужую девчонку в дом, где подрастают молодые парни.
     Филипп, старший сын, в своем неизменном форменном мундире, сидел, небрежно положив ногу на ногу, отвернувшись от стола и всем своим видом показывая, что эти семейные дрязги ему противны и совершенно не интересуют.
     Средний, Григорий, что-то внимательно рассматривал на полу с таким видом, что все происходящее здесь его также не интересуют, но из уважения к родителям он вынужден сидеть вместе с ними и выслушивать их пустопорожние разговоры.
     Не было только младшенького, Антошки, которого Луиза увела в самом начале нелицеприятной сцены в семье.
     Харитон Евфграфович встал с кресла и подошел к Сонюшке. Та стояла, низко опустив голову, не смея поднять глаза на приёмного отца.
     - Кто? - строго спросил он девушку.
     После недолгого молчания Соня тихо ответила:
     - Оба.
     - Что? - снова взревел глава семейства. - Оба?
     Вместо ответа, не смея поднять глаза, Соня едва заметно кивнула.
     - Как это случилось? - не отставал Харитон Евфграфович.
     После недолгой паузы Соня тихо заговорила:
     - В конце мая я взяла вязание и пошла в сад послушать соловьев. Ко мне подошли Филипп с Гришей и, ни слова не говоря, повалили меня на траву и...
     - Та-ак! Что же ты сразу мне не рассказала об этом, дочка?
     - Они пригрозили, что если вы узнаете, то сразу выгоните меня. Куда мне идти? Вот я и молчала...
     - И после?
     - Да - то один, то другой...
     Харитон Евфграфович всем телом повернулся к жене:
     - Ты знала об этом?
     - Догадывалась, - ответила та.
     - И молчала? Способствовала... Вот значит почему вы спровадили ее с глаз долой!
     С этими словами он медленно сел в кресло и после некоторого раздумья тихо, но твердо заговорил:
     - Вот что, детки мои непутёвые, сукины вы сыны. Завтра с утра чтоб вас в доме не было. Тебе, Филипп, я уполовиниваю содержание...
     - Батюшка, - начал было тот, но отец не дал ему договорить.
     - Цыц! Так будет! Ты, Григорий, поедешь в Нелюдово на сукноваляльную фабрику помощником управляющего. И смотри там у меня, если что не так. Шкуру спущу!
     Прасковья Прокопьевна открыла было рот, собираясь что-то сказать, но супруг прикрикнул на нее:
     - А тебя следовало бы сослать в монастырь за то, что не доглядела. На тебе дом был... оставлен...
     Собравшись с силами, после небольшой паузы добавил:
     - А кто Сонюшку обидит, смотрите у меня, не пощажу!
     С этими словами он, взявшись за сердце, удалился в свою светелку во флигеле.
     Рано утром, после поспешного чаепития и в отсутствии отца крытый возок увозил сыновей в ссылку.
     В тени крыльца, прислонившись к косяку двери, грустным взглядом провожала отъезжающую тройку Сонюшка. Отец не вышел провожать сыновей, а в своей спальне тихо и безутешно плакала Прасковья Прокопьевна...