передаточное число

как исчо про неповторимость мгновений ляпать?
как чинуша складываеть в папку бумаженции,
так и человечику хочитси иметь при сибе
хотя б чуть-чуть от прошедшей радости.

былины-небылицы, не звучит как-тось.
танкисты-спиритисты, тута ужо лутшее,
министры-бильярдисты, тако сибе есть,
дурилки-окантовочные - хде-тось около.

бонза плодовитый,
хамоватый, озорной,
стрекозлом подпрыгивал,
колесом грудь гнул, боченясь.

провокация удалась,
токо один конец палки
по спинке прошелси, ребрышки
пересчитывая, несоответствия исправляя.

имена и названия
калейдоскопически
узорничали, стеклом
укрывшись в саркофаге.

мне бы его проблемы,
а, ваще, зачем мне его
промблемы, ох, ужо, енти мне
промблемы - кусявые, промблематичные.

ой-йо, колосники-колбасники,
пужайсь и трепесчи, чуды-юды,
будить пушка - пукнем навылет,
не будить - и так на луну улетим.

так шо жи завело
обчество в тупик истории,
поставило, так сказать, на запасные
пути деградированности и деклассированности.

гордящиеся своими
телами были похожи на
трансформеров, гоняющих целый
день мячики пустозвонных своих головушек.

челик всигда любил
монстра-социум за заботу,
за ласку, за скоропостижность
евонных ришений, любил, но боялси.

ну и што, ну было - быльем
поросло, все равно свои ошибки
совершишь самостоятельно,
дажи не глядя на чужие.

размышлять над
мелочами, выискивая
в них корень преосуществления,
чем не достойно благопристойности любопытствуюсчего.

слушать его было
невыносимо, не хватало
никакого терпения, невозможно
было даже поспать под его бормотание.

пишуть, пишуть про
правду какую-тось, хрены
отмороженныя, так ни хрена и не
сказанув, лишь степенно обмишурившись.