Жизнь за колюючей проволкой Глава 12 На перепутьи

Глава 12

На перепутье жизненных дорог.

Всякая дорога начинае
тся с первого шага.     (Из школьного альбома)

 Известно изречение, что каждый человек сам кузнец своего счастья. И с этим нельзя не согласиться, даже тогда, когда помнишь, что условия жизни и обстоятельства жестко диктуют как правила поведения и поэтому еще говорится: «Среди волков жить, по-волчьи выть».

Так то, оно так, да как быть, когда с одной стороны судьба каждого из нас начертана свыше, а с другой Всевышний наделил каждого человека свободой выбора, свободой волеизъявления и потому в народе еще говорят: «Бог-то Бог, да сам не будь плох!»

В определенные моменты своей жизни мы стоим как бы на перепутье дорог и перед нами возникает вопрос, как у того былинного богатыря. Куда идти: «Прямо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – с конем пропадешь, направо пойдешь – сам пропадешь». И выбор, в конце концов, остается за тобой и поэтому за свой выбор ты должен отвечать сам. Каждый наш поступок есть следствие тех причин, из-за которых мы совершили его, то есть приняли данное решение. И в этот же момент наш поступок из следствия сам превращается в причину последующего поступка.

Забегая несколько вперед описываемых событий, хочется сказать, что из тысяч, вот именно, из тысяч человеческих судеб, прошедших перед моими глазами и непосредственных с ними контактов и взаимодействий, больше всего запала в мою душу лишь судьба одного человека, загубившего в себе Божий поэтический дар.

Я и  сейчас, когда все уже, как говорится, быльем заросло, сгорело и ветром по весям развеяло, думаю: «Ну как человек с таким даром природы, с такими мозгами, умом из ряда вон выходящим, как в свое, еще пушкинское время, Полежаев: Не расцвел и отцвел в утре пасмурных дней. Ну почему он, когда освободился из мест лишения свободы за первое преступление, тут же на вокзале спер – украл у пассажира чемодан с вещами и был пойман и осужден вторично. На кой хрен ему был нужен этот чемодан, когда в стране полно работы».  Очевидно, не желая попасть «через труд в семью горбатых», он тем самым закабалил себя на беспросветное прозябание за колючей проволкой.

По составу преступлений заключенные были самые разные: от злостного хулиганства и изнасилования до убийства, кражи, хищения, грабежи, разбой, дорожно-транспортные происшествия, бродяжничество и тунеядство.

По возрасту одни чуть младше, другие старше меня на несколько лет.
Когда я учился в институте, я не знал и не ведал, что окажусь в местах не столь отдаленных, куда Макар и телят не гонял.

А жизнь, очевидно, уже готовила для меня и такую работу. Все это было уже впереди, просто до этого еще надо было дожить. И разумеется, я об этом не думал, как и всякий жил сегодняшним днем, жил здесь и сейчас. А теперь изо дня в день встречаюсь лицом к лицу с массой людей, чуждой мне во всех отношениях и прежде всего во взглядах на жизнь, на окружающую действительность, на устремления. Их душевные переживания и возможно терзания были для меня за 7 печатями. Мне надо было, чтобы в жилом бараке никто не курил и было чисто, чтобы между ними не было ссор, переходящих в поножовщину, а следовательно исключены колюще-режущие предметы, чтобы они не играли в карты и не употребляли алкоголь и наркотики. Чтобы все выходили на работу и выполняли строительно-монтажные работы, и мой бы отряд выполнял планово-финансовый план. Одним словом, становились на путь исправления. И чтобы после освобождения из колонии, они не совершали новых преступлений и не становились рецидивистами. Претензии за упущения в воспитательной работе предъявлялись, прежде всего, начальнику отряда!

Первомай вместе со страной встречали трудовыми подарками. На строительстве Павлодарской ТЭЦ-2 завершались строительно-монтажные и начинались пуско-наладные работы. Контингент нашей колонии перемещался всем составом бригад на соседнюю площадку строительства тракторного завода. Потребовались новые рабочие специальности, которые пополнились этапированными в нашу колонию из других смежных подразделений.

25 мая в нашу колонию прибыл осужденный второй раз Вершинин Эдуард, который совершенно случайно сразу попал в поле моего зрения на годы.

Разумеется, всякий случай имеет свои причины, которые приводят к этому случаю. Но что случилось, то и произошло. И как одна современная певичка поет:
Не ждала, не гадала, не думала,
Что сойдутся дорожки наши и пути.
Значит, в жизни так было задумано,
Что нам от этой дорожки не уйти.

Прибывшую группу заключенных этапом из-под Караганды принимал лично начальник колонии майор Сидоров А.С.
Я принимал участие в этой беседе и обратил внимание особенно на заключенных, которые держались апломбом, высокомерно и вызывающе – это зеки Двойнов и Вершинин.

Больше всех ершился Двойнов, как бы напрашиваясь на неприятности, категорически заявил: «Я буду выполнять только штукатурные работы и больше никаких».

Вершинин же с угрюмым взглядом не вступал в беседу, не задавал вопросов и не отвечал. Безмолвствовал и даже как бы отсутствовал. Ему было безразлично, куда он прибыл, что от него требуется и что он будет делать. Во всем его облике, в щуплой фигуре чувствовалось, что он внутри весь напряжен, свернулся, как улитка или еж, затаился и терпеливо ждет, когда кончать говорить ему о необходимости соблюдать режим, о поведении и прочем, о чем он слышит не первый раз.

По окончанию беседы при выходе у порога вахты валялись изорванные тетрадные листы. Я спросил надзирателя Шумилина:
– Что это за мусор?

Он ответил:
– Да вот один свои рукописи порвал, – и показал на Вершинина.

Это стало поводом, чтобы познакомиться с ним предметно.
Зачислен Вершинин в бригаду, работающую на штукатурке строящегося здания штаба. Будучи на этом объекте я пытался его разговорить, но он на вопросы отвечал односложно: «да-нет», уходил от разговора. И я законтачил с ним только две недели спустя, когда вновь надзиратель Шумилов в жилой зоне привел Вершинина на вахту и стал показывать зам.начальнику по режиму майору Пискунову отобранную у Вершинина записную книжку со стихами. Я находился тут же в надзорке, писал характеристики.

Майор Пискунов посмотрел записную книжку и, отдавая ее Вершинину, сказал:
– Ничего плохого здесь нет. Но если будет, то все будет изъято, сожжено, а акт об этом будет составлен и приобщен к личному делу.

На что Вершинин запальчиво, с вызовом ответил:
– Да, я пишу стихи, что вы мне запретите их писать?!

– Нет, почему же, если они не похабные, вы можете писать и посылать в газету для напечатывания.

– Я не хлебный поэт и не хочу им быть!

Здесь я не произвольно встрял в разговор:
– А что вы понимаете под «хлебным поэтом», если он действительно поэт? Маяковский – хлебный поэт?

– Он мой кумир.

– А Есенин – хлебный поэт?

– Не знаю. Это большой разговор.

– Вот именно, разговор большой и не на вахте.

Вершинина отпустили с вахты.
 В выходной день я увидел Вершинина возле столовой, позвал его и мы сели на скамейку. Вершинин:
– Вы собственно чего хотите?
Я:
– Мне лично от вас ничего не надо, вернее я хочу поговорить с вами о поэзии, о том, что такое «хлебный поэт». Сам я любитель литературы, окончил историко-филологический факультет и поэтому предлагаю вам свою литературную помощь, если вы, конечно, найдете нужным и полезным для себя.

Разговор сначала явно не клеился. Но то, что я просто предлагаю ему свою помощь, было для него полной неожиданностью:
– Я впервые вижу, что мне протягивают руку помощи даже тогда, когда я ее не прошу. В таких случаях на добро я всегда готов ответить большим добром, – с подчеркнутым самолюбием ответил он.

Я попросил его рассказать мне, когда и как он начал писать стихи. Он без особого желания, путано рассказал, что он малограмотный, 3 класса образования, но любит читать. Писать стихи начал недавно, что почувствовал само собой, что стихи слагаются само собой.

Я ему посоветовал, прежде всего, привести в систему свои познания о литературе. Мы тут же пошли в библиотеку, где нашлись учебники по литературе для 8го и 9го классов и совершенно неожиданно сборник материалов о писательском труде.

О себе он не стал рассказывать что-либо откровенно. Много недомолвок, скрытен. Чувствуется, что в его биографии много темных мест. А из личного дела можно было  узнать, что он рожден в 1936году в г.Уфе. Ранее в 1955 году судим по ст. 73 УК РСФР к 3 годам лишения свободы, которые он отбыл полностью, в 1959г. вновь осужден по ст. 132 к 2 годам лишения свободы, за то, что в вагоне украл чемодан и был задержан на вокзале. До окончания срока наказания оставалось 4 месяца.

С этого времени занимаясь делами контингента своего отряда и в жилой зоне, и на производстве я ни на один день не выпускал из поля своего зрения жизнь и поведение Вершинина.

6 июня я нашел его в жилом бараке. На вопрос: «Где Вершинин?»

– Я здесь, гражданин начальник, – ответил он, поднимаясь с верхней койки.

Койки в бараке установлены в два яруса.

В комнате (кабинете) воспитателя мы провели беседу по прочитанным им главам. У него ясное понимание прочитанного. Он показал мне свои стихи, которые написаны складно, легко, художественно, содержательно.
Вот некоторые из них:
Свобода! Свобода!
    Мечтой о тебе
Истлел я в начертанной
    грубой судьбе!
Ушли мои годы.
    Куда? И не знаю.
 по жизни как пес
    Исхудалый я лаю.
Кому-то невинному
    Дерзко грублю
И что-то ненужное
    в мире люблю.
Эх! Подали б руку
    Мне сильную, верную
Расстался б навеки
    С пустой атмосферою
И с чувством меж славных
    и доблестных дел
Я б руку товарища
    брата воспел.

Или:
Еще один день вычеркнут
Из серой жизни нашей.
И ужин с миски вывернут,
С овсяной дикой кашей.
И ночь прошла несмелая
Покой свой предложить
Толпа уснула серая
И мент на вышке спит.
И все полуголодное
Отдалось власти сну
И лишь моя свободная
Летает мысль одна
Вот утро серо брызжит,
Чирикнул воробей
Я вдруг услышал скрежет
Нервозненьких людей
Зубами они режут
Приснившись во сне.
О! Этот сонный скрежет
Заснул ты в тишине.
О! Сон ты власть порочная,
Тебе я отдаюсь!
Хоть не был я испорченным
Но им я остаюсь.

Эти стихи говорят сами за себя, о грамотности и недюжей способности, никак не увязанными 3х классным образованием. Рассказы его очень туманны и путаны. Для чего-то и почему-то скрываются жизненные факты. Рассказывает, что отец бросил мать, выкрал его (сына) и уехал с ним в Донбасс, где женился. Мачеха была женщиной малограмотной, но как человек хорошая. С ней он пережил оккупацию немцев в самом раннем детстве: 6-9 лет. Родная мать разыскала его только в 1958 году, когда он уже отбывал срок. Сейчас она жива, но связь с ней он не поддерживает. В деле общения и перевоспитания многое приходится принимать на веру, когда нет возможности владеть достоверными фактами.

Чтобы правильно взаимодействовать с воспитуемым, надо знать, как проходило детство, отрочество и юность, когда формируется характер и мировоззрение человека, которые в дальнейшем оказывают решающее воздействие на становление личности человека и гражданина. К.Д.Ушинский разрабатывая дидактику – общий метод обучения, которое неразрывно и с воспитанием, подчеркивал, что оно успешно осуществляется только в совместной работе воспитателя и воспитанника, что в условиях колонии весьма и весьма затруднительно.

Но не зря говорится, что капля камень точит.
8 июня, через два дня после доверительной беседы о стихах, я находился в штабе секции общественного порядка колонии и проводил беседу с з\к Култаевым, как дежурный по секции привел Вершинина в штаб для разбора за то, что он становился на сторону нарушителя, которого дежурный призвал к порядку.

В это время пришел замполит ст.лейтенант Сирота и стал разбираться с Вершининым.

Вершинин же обвинял дежурного, что последний просто их вынуждал на неприятности, и с ненавистью смотрел на дежурного, а замполиту отвечал резко, на что Сирота сказал Вершинину: «Какой же ты гнилой!»

Я молча наблюдал, в разговор не встревал. Молчал.

Потом уже имел с Вершининым отдельный разговор в своем кабинете.

Вершинин сразу начал говорить о литературе, о своих рукописях, но я перебил его и стал обсуждать его поведение. Вершинин же с пренебрежением хотел отмахнуться от этого обсуждения: «Что было, и что говорил, я уже позабыл». Я указал, что в этом нет ничего хорошего, что он сам напрашивается на неприятности, и Сирота мог его наказать, а не ограничиваться внушением. И опять толковал ему, что его больное, неправильное мировоззрение, от которых если он не избавится, то его бессомненно большие поэтические способности пропадут в туне,  а ведь он имеет желание стать известным. Если даже стихи пишутся о себе и для себя, но стихи настоящие, не выдуманные, а данные как бы свыше, они приобретают общечеловеческое звучание и доходят до сердца читателя через века и через границы, не зная преград и расстояний. Мне бы хотелось, чтобы он звал людей на свободу, хотя она и без его стихов, самое желанное. И не просто звал, но еще бы учил дорожить ею, а значит по словам поэта: «Умейте властвовать собой!»

Тут мы разобрали и обсудили несколько его стихов, в частности «За мир» и «В Ростов к маме», которое я привожу полностью:

Ну, здравствуй, милая старушка
«Голубка дряхлая моя»,
Когда-то няне так вот Пушкин
Писал стихи, пишу и я.
О сколько горя ты со мною
Хлебаешь, чашу не испив,
А я же это не стою,
Тебя во многом оскорбив.
Но все равно не равнодушно
Ты смотришь снова на меня.
И снова веришь, шьешь и сушишь,
«Судьбу какую-то кляня»
И снова дальняя дорога
С мешком тяжелым на плече,
И снова вид забора строгий,
И взгляды, взгляды ширмачей.
Я знаю, чувством материнским
Ты обласкала бы их всех,
Но мне, беспечному мальчишке,
От чувств твоих лишь смех и мех.
О как порою мы жестоки,
Не понимая мир души
Виним людей, порядок строгий,
А сами? Сами – хороши?
Нет.
        Потому, что мы открыто
Себя не можем обвинить.
Нет.
        Потому, что мы корытом
Спиртное сильно любим пить.
Ни слов прекрасных рифмы четкой
Я шлю тебе из-за решетки,
Ни горе терпкое, – о – мать;!
Хочу тебе в строках послать
Живые чувства грусть души,
Они со мной в моей тиши.
Воспоминанья, думы, мысли,
Как плесень серая, раскисли.
Смотрю на них и осуждаю
Себя, как подлого плута.
И почему, меня рожая,
Ты не забросила туда,
Где все отбросы медицины
От хирургической лежат,
Где тошнотворные картины
И мозг, и тело шевелят.
А нужно было бы мамаша?!
Но что поделаешь сейчас,
Теперь узнал я вшивость, кашу
С тюрьмой знакомясь в третий раз.
Узнал и тень свою на стенах,
Узнал и твердый экс-матрац,
Барачно-стадную систему
И новый дерзкий спец-указ.
И с каждым новым сроком смело
Твержу: Ну все! Последний раз,
А между этим с новым делом
Роняю слезы на матрац.
И как в душе твое там сердце
Не разорвется пополам,
А на мое хоть тонну перцу,
Хоть яд, хоть мед, хоть мерзкий хлам.
А ты по-прежнему рыдая,
С зарплаты рубль бережешь,
И сердцем горести читая,
Опять посылку сыну шлешь.
… Теперь политика другая,
Заботы сняли все о нас,
Не расскажу тебе, родная,
Про новый созданный Указ.
Вообще не шли посылок, денег,
Не шли и писем даже мне
В коммунистическую вену
Уйдет вся помощь твоя мне.
Ни слов прекрасных рифмы четкой
Я шлю тебе из-за решетки,
Ни горе терпкое, – о, мать,
Хотел тебе я передать.
Бодрись! Бодрись, родная, жди,
Мое все счастье впереди.
Я молод, крепок и могуч
Пройду сквозь рытвины всех круч.
И как всегда с простой улыбкой
Я стукну в слепленную шибку,
И под ее стеклянный звон
Ты вскрикнешь: Это он! Это он!
Здоровый, закаленный
Мой сын непобежденный.
Нет, наконец, никто из здравых
Нам преступление не простит…
И только мать имеет право
Прощать и прижимать к груди
… Прости, прости меня, старушка,
«Голубка дряхлая моя»,
Конечно к няне чудный Пушкин
Не обращался так, как я.
Но ты поверь, перед глазами,
Ты как живая – вижу так,
Твоя головушка косами
Уже седыми обвита…
И ты, как можешь по-быстрее
Крючками вяжешь свитер мне
Ведь знаешь, точно бури воют
В далекой нашей стороне.

После доработки этих стихотворений, мы намеревались отослать их в редакцию газеты для заключенных «трудовой путь», которая издавалась министерством в г.Алма-Ата. Чем в стихах больше жизненной правды, правды чувств, тем выше их художественная ценность.

Через неделю мы обсуждали его поэму «Плут». Доработанные стихотворения «За мир» и «В Ростов к маме», которые он принес, я отослал в газету «Трудовой путь». И всякий раз я ему напоминаю строчки из Некрасова, как девиз:
Поэтом можешь и не быть,
А гражданином быть обязан.

Но как говорится: «Война – войной, а обед по расписанию». Каждый день надо соблюдать установленный режим, и работать, работать добросовестно, а значит и качественно.

14 июня я испытал неприятное чувство, чувство неловкости, как будто я совершил что-то нехорошее, постыдное, когда сегодня, обходя объект УВД, в одной из комнат на третьем этаже обнаружил в углу спящую фигуру, свернувшуюся клубочком и с головой закрытой спецодеждой. Со мной был бригадир з\к Бадургов.

– А это что за передовик строительства? – спросил я бригадира.

Бадургов нагнулся и стащил со спящего спецодежду. И, мама родная роди меня обратно, под спецодеждой с чистой совестью спал Вершинин, который тут же стал ругаться, говоря, что над ним издевается культорг бригады, который поставил его работать вниз, а сверху на него заставил сыпать мусор. Я не стал его ни укорять, ни читать морали. Может быть оно и так, а может и эдак. Я принципиально не стал реагировать, показав всем своим видом глубокое разочарование, и оставил Вершинина на месте в пустой комнате. Но бригадир Бадургов оправдывался, потому что дисциплина в бригаде касалась и его, что Вершинин вообще очень капризен и работает плохо, через пень-колоду, всегда куда-нибудь уединяется, чтобы не работать со всеми.

Вечером, после возвращения в жилую зону, перевели в другую бригаду, а сегодня на объекте РПЦ он сидел без дела под стеной на солнцепеке, увидел, что я иду, и воспользовавшись тем, что я остановился и заговорил с з\к Усачевым, улизнул от встречи, а специально его разыскивать я не стал
 
Подборку его стихов я послал в редакцию и своему бывшему учителю Николаю Ивановичу с просьбой прислать на них свой отзыв и, если можно, подробный критический разбор.

16 июня специально беседовал с культоргом бригады №18 с з\к Шмидтом, куда перевели Вершинина, о его поведении и работе в новом коллективе. Шмидт рассказал, что Вершинин ведет себя вызывающе, к работе относится по настроению, а лично с ним повел себя грубо, бравируя тем, что у него «не первая ходка и поэтому он всех манал», и при случае может сделать такое, что Шмидт будет кашлять всю оставшуюся жизнь, а если он этому не верит, то пусть спросит у тех, кто прибыл с ним из Карлага.

А вечером в клубе зоны была лекция о международном положении. Мне лекция понравилась. Я обратил внимание, что только Вершинин слушал ее внимательно и стоя. На что обратил внимание и замполит ст.лейтенант Сирота и сказал мне:
– Смотри, какой у Вершинина слишком независимый вид.

А на следующий день во время демонстрации кинофильма Вершинин сам подошел ко мне и обратился радушно, как ни в чем ни бывало, всех казусов за истекшие дни. Заговорил сразу о прочитанном. Продекламировал новые стихи на детскую тему, написанные легким слогом, умно и звучно, со своеобразными рифмами.
                Мир
Сощерив глазенки,
Как кукла девченка
С дюймовочку ростом от пола
С пузатым портфелем,
С кубиком мела,
Вышла из каменной школы.
В тени на асфальте,
Оправив платье,
Малютка умело присела,
Старательно чутко
Одною миткой
Три буковки вывела мелом.

Или стихотворение «Осень»
Поле лысиной сверкает,
Вянет рыжая трава,
Утки к югу улетают,
В речке тихо спит плотва.
 Утро холодом нас лижет.
Солнце реже светит нам,
Ветер дуется до грыжи,
Треплет гордый Казахстан.
И откуда, сам не знаю,
Черт сороку приподнес
Мысли вдруг о родном крае…
Чувства трогают до слез.
Там на родине далекой
Я мальчишкой без портков
Слушал сказку о сороке,
Да соловушку стерег.
Та ли трель его чудная?!
Грудь волнует…
                Эх, а я…
Что бы отдал,
                И не знаю,
Чтоб услышать соловья.

Диву даюсь, как из его подпорченной души, сами собой выливаются такие великолепные стихи, которые нельзя слушать равнодушно, без волнения.

И как бы оправдываясь об эксцессах на производстве, сказал между прочим:
– Сегодня на штукатурке потолков сделал три нормы. А что касается эпизода на объекте УВД, то я тогда сделал две нормы, а бригадир стал чмокать губами, ну я все бросил и ушел спать.

– Ну это, как говорят немцы, не есть хорошо, – сказал я ему. – Я уезжаю днями в отпуск, ты постарайся тут, чтобы не нарваться на какие-нибудь неприятности.

– Хорошо. А вы пишите мне из отпуска.

– Добро. Война план покажет.