Отцовская любовь

Черт  дернул  меня  согласиться  с  Макарычем  и  пойти  на  рыбалку.  Да,  на  лодке,  да  на  Можайском  море!  Холодно,  мокро,  не  уютно. Спать  хочется  так,  что  готов  тут  же  под  плащом  уснуть  в  лодке.  Конец  августа,  и  осенью  запахло  настоящей,  недаром  в  старой  душещипательной  песне  звучало «Скоро  осень,  за  окнами   август».  Всё,  кончилось  наше  лето,  пролетело,  отзвенело.
Макарыч  он  потомственный  рыбак,  с  Енисея,  уже  наловил  груду  окуньков,  подлещиков  и  другой  рыбы.  А  у  меня  сплошной  облом,  поймал  одну  маленькую,  да  и  ту  под  укоризненным  взглядом  Макарыча  отпустил.
- Ну,  все!  Правь  к  берегу,  пора  и  за  ушицу  браться,  -  Макарыч  с  удивительной  сноровкой  начал  организовывать  уху,  ссыпав  в  котелок  специально  припасенную  приправу,  а  я  собрал  валежник.
Наконец,  весело  затрещал  костер,  мы  согрелись,  и  запахло  чем -  то  невыразимо  приятным,  уха  на  природе,  други  мои,  это  Вам  не  монастырская  по  дорогому  прейскуранту  в  ресторане.

Прихлебывая  из  ложки  уху,  чтобы  определить  степень  её  готовности,  Макарыч  неожиданно  меня  огорошил,  - Слушай  Палыч,  а  как  ты  определишь,  что  такое  отцовская  любовь?

- Это  когда  сердце  отца  на  ладони  его  ребенка!

-  Ну,  ты  лирик  Палыч,  не  физик!  Уважаю!  И  ведь  прав,  по  существу.  Я  бы  выразился  так.  Отцовская  любовь  это  сердце  отца,  которым  он  как  щитом  защищает  своего  ребенка.
У  тебя  сын,  а  у  меня  бабье  царство.  Три  дочурки,  все  взрослые.  Две  замужем,  и  рожают  деду  исключительно  пацанов  в  подарок,  а  третью  занесло  ажник  на  Камчатку,  она  у  меня  сейсмолог.
И  все  вроде  у  них  ладом,  а  сердце  за  них  всё  равно  болит.  Едрёна  вошь!  Что  не  по - мужски  рассуждаю?

-  Да  нет,  ты  правду  говоришь.  Так  оно  и  есть,  только  толстокожие  чурбаны  живут  без  сердца.

-  А  вот  послушай  ка,  пока  уха  готовится,  такую  жизненную  историю.
Есть  у  меня  один  старинный  друг,  Анатолий,  ну  теперь,  конечно  Степанович,  он  не  из  Сибири,  тутошний,  одинцовский.  Как  я  с  ним  познакомился -  отдельная  история,  не  о  том  речь.
Хороший  парень  был  в  молодости,  добряк.  Женился,  народился  у  них  сын.  Но  что -  то  не  сложилось  у  них,  денег  много  требовала  супруга  ейная,  и  гоняла  надысь  Толика  по  всем  весям.  Кем  он  только  не  работал,  и  на  заводе,  и  проводником  почтовых  вагонов,  пока,  наконец,  не  стал  работать  по  прокладке  ЛЭПов  по  всей  стране.  В  двух  институтах  учился,  да  каких,  МАТИ  и  МАДИ,  но  доучился  лишь  до  четвертого  курса.
В  общем,  не  сложилось  у  них,  а  парень  их  остался  неприкаянным.  И  матери  не  нужен,  она  себе  быстро  нашла  утешение  и  другого  мужика.  А  папашка  продал  свою  квартиру  и  смылся  на  Алтай,  где  нашел  зазнобу  и  женился.  Вот  их  сынуля  и  мыкался  сам  по  себе.
Потом,   спустя  несколько  лет  я  узнал  случайно,  что  Женька,  так  звали  сына  Степаныча  погиб.  Но  обстоятельств  его  смерти  я  не  знал.  Написал  письмо  Толику,  но  вразумительного  ответа  так  и  не  дождался.
И  вот  спустя  четырнадцать  лет,  я  тогда  уже  жил  в  нашей  подмосковной  деревне,  получил  письмо  Анатолия  Степановича  с  просьбой  о  помощи,  с  его  телефоном.  Созвонились,  и  я  стал  у  него  вроде  как  порученцем,  только  и  успевал  исполнять  его  задания,  да  за  свой  счет.
Наконец,  он  сам  обещался  приехать,  ему  нужно  было  выправить  справки  для  назначения  пенсии.  Ну,  я  ему  долговременное  жилье  не  обещал.  Специально  заранее  предупредил,  зная  его  натуру.
Прибыл,  посидели,  выпили,  поговорили.  Оказывается,  ничего  толком  не  знает  про  судьбу  своего  сына.  Ничего  не  сподобился  узнать  за  эти  годы.  Покарежило  меня  от  такого … даже  не  знаю,  как  сказать … безразличия  к  единственному  сыну,  единственному  своему  ребенку.  Еле  сдержался,  но  напомнил  своему  другану,  как  однажды  его  пьяного  в  усмерть  избила  шпана,  отняла  деньги  и  документы.  И  куда  он  пришел,  грязный  и  окровавленный?  К  родному  сыночку,  не  к  друзьям -  товарищам,  который  его  принял,  отмыл  и  обогрел.  Затем  поделился  последними  деньгами,  потому,  что  Толику  жрать  было  не  на  что. 
А  Степанович  лишь  морду  воротит.
Ну,  помог  я  ему,  чем  мог,  добыли  мы  ему  нужные   справки  для  назначения  пенсии.
А  затем  посадил  я  его   рядом  в  машину  и  начал  катать  по  архивам,  в  уголовный  розыск,  больницам.  Целый  день  катались,  все,  что  могли,  выяснили,  а  вечером,  несмотря  на  нытье  Степаныча,  поехали  на  городское  кладбище.  Долго  бродили,  но  могилу  Женьки  так  и  не  нашли.
Женьку  ударили  сзади  по  голове,  негодяя  так  и  не  нашли,  и  уголовное  дело  заглохло.
Месяц  парень  лежал  в  больнице,  никому  не  нужный,  пока  не   умер.  И  хоронили  его  за  государственный  счет,  хотя  он  не  был  бомжом.  У  родственников  денег  не  нашлось  на  похороны.  Так  нам  рассказали,  нашлись  добрые  люди,  вспомнили.
А  мы  его  могилу  так  и  не  нашли,  они  все  одинаковые,  и  их  так  много,  я  даже  не  ожидал,  сколько  у  нас  не  нужных  людей  и  заброшенных  могил.
На  следующее  утро  с  Толиком  мы  поговорили  откровенно,  смотрю,  а  ему  всё  до  лампочки,  и  такую  ересь  он  понес  про  своего  сына,  что  я  не  выдержал  и  вытурил  его  к  чертовой  матери.  А  его,  оказывается,  ждет  любимая  племянница,  вот  и  славно!
В  общем,  уехал  Анатолий  Степанович  на  Алтай,  где  у  него  домовладение  и  хозяйство,  и  звонил  друг  мой  ситный  лишь  тогда,  когда  ему  нужна  помощь.  Но  в  последний  раз  я  его  послал  подальше,  и  он  обиделся.  Телефон  сменил,  и  сам  не  звонит.
Э – х,  щас  бы  водки  выпить,  послушал  тебя  с  дуру!  На  рыбалку  ходить  без  водки,  для  отдыха  душевного,  а  не  для  добычи,  это  просто  глупость.
Слушай  Палыч,  скажи  мне,  если  ты  настоящий  отец …  да  такая  ситуация,  то  украл  бы  денег  на  дорогу,  если  их  нет,  да  на  карачках  бы  дополз  к  единственному  сыну!  Мать  моя  женщина,  что  там  говорить!

Макарыч  махнул  рукой  в  сердцах  и  пошел  куда -  то  к  лесу.

-  Ты  куда,  а  уха!

Уха  получилась  необыкновенно  вкусной,  и  мы  ели,  держа  под  ложками  куски  черного  хлеба,  всхлипывая  от  удовольствия.
Макарыч  отмяк  маленько  и  задумчиво  произнес, –  Я  узнал  тут  случайно,  что  у  Анатолия  Степановича,  в  Тульской  губернии,  оказывается,  растет  внук,  Женькин  сын.

Я  посмотрел  на  Макарыча,  и  ведь  поедет  старый  хрыч  к  этому  мальчонке.  Всенепременно  поедет,  я  его  знаю!