Глава VI Капитанчик

        Под будний вечер Чесноков ввалился домой, холодным чаем утолил жажду, смазал сковородку. Над светло-плиточным фартуком по периметру кухни стекали бордовые обои с посеревшими ромашками. На холодильнике у входа громоздился жёлтый чайник, кастрюля с заплесневевшей гречкой, подсолнечная жидкость для мытья. В углу присоседилась плита с коричневыми подтеками обжарки. Через зазор с виднеющимися под фартуком зеленой краской стояла мойка, вжимая в приоконный угол шаткий стол с разбросанными сахарницей, солонкой, ножом, смятым полотенцем. На подоконнике расположился чёрный транзистор советской закалки.

        Милицейские мысли крутились вокруг Германа – тупое прочёсывание безрезультатно, надо пробовать иначе. Как бы сейчас пригодился Макаров, тот что-нибудь придумал. А тут еще Популия. Интересно, она уже наотдыхалась и слиняла, или ещё здесь околачивается?

        Мягко позвонили в дверь. Чесноков открыл, забыв про глазок. На пороге румянилась Гольц в вечернем платье с плоским треугольником декольте, спрятав руки за спину. Пряный «Кензо» ударил в нос мужчине.

        - Чем обязан? – разочарованно протянул Павел.
        - Ваше начальство согласилось на интервью, вам сообщили?
        - По здешним законам это вроде как моя обязанность. Но может в другой раз? Ужасно устал.

        Вера вытащила руки. Показалась дамская сумочка с торчащей бутылкой коньяка.
        - Есть отличный способ снять усталость.
        - Я завязал.
        - Капитан Чесноков, это уже не вежливо. Мы так и будем препираться на пороге? Я же не ругаться пришла.
        - Проходите, - посторонился милиционер.

        Журналистка сунула бутылку в руки капитана, посматривая по сторонам, шагала вперёд. Павел тащился следом, разглядывая родинки на обнаженной спине.

        - Куда? – полуобернулась гостья с томной улыбкой.
        - Лучше на кухню, - обошёл хозяин. – Я собирался сварганить яичницу. Обстановка не очень подходящая для вашего платья…
        - Обстановка, как обычно, в холостяцких милицейских квартирках. Ничего своего не привнесли.
        - Я - не дизайнер. Есть место, куда бросить шмотки, и ладно. А вы часто бывали в квартирах милиционеров?
        - Приходилось.

        Чесноков обескураженно отмечал взгляд с поволокой, тонкую улыбочку, недосказанность речи, вызывающий наряд. Но распахнутое тело оставляло равнодушным. Пляжная встреча создала предубеждение о стервознсти натуры, необоснованности притязаний на роковую женщину, невзрачности покушений на красоту. Обычная женщина, будто переболевшая рахитом или склонная к анорексии. Понтов больше, чем сексуальности.

        Журналистка присела на краешек стула, локоток на стол, ладошка под щёчку:
        - Ну.
        - Что «ну»?
        - Вы же хотели сварганить яичницу. Варганьте.

        Павел поставил бутылку на стол. Из полупустого холодильника появились яйца. Голубизной зашёлся газ. Зашкворчало масло. Тычок ножа – надлом скорлупы, содержимое стекло на сковородку, шепнуло и успокоилось, как смирившаяся с высиживанием наседка.
Капитан спиной чувствовал изучающий взгляд, всегда не по себе, когда сверлят спину.

        - Может, начнём?
        - Что «начнём»? – Вера вышла из истомного оцепенения.
        - Интервью.
        - А-а, конечно. Наливайте, - и расхохоталась.

        Милиционер молча достал стаканы. Пикнула пробка, шоколадный цвет разлился в тару.
        - За знакомство! – высоко подняла Гольц.
        Чокнулись. Проглотили. Женщина приникла к запястью, жадно вдыхая кожу.

        - Сейчас яичница дойдёт, - усмехнулся Чесноков и накрыл сковороду крышкой, - с закуской должно пойти легче.
        - Наливайте еще. Чего зря время терять?

        Налили, выпили. Павел поднялся. Нашёл одинокую тарелку в шкафу, располовинил глазунью, аккуратно переложил. Из стольного ящика достал вилки.

        - Вы уж извините, госпожа Гольц, - капитан положил разделочную доску на стол, сковороду на доску, - только обживаюсь.
        - Ничего страшного. А «госпожа» - это… очень хорошо.

        Журналистка заговорщически сверкнула глазками, взяла нож, разрезала пополам кусок на тарелке. Поддерживая ножом и вилкой, перекинула обратно в сковороду. Павел улыбнулся пожертвованию.

        - Под такую закуску не грех снова налить, - подбодрила Гольц и, дождавшись заполнения стакана, предложила тост. - Давайте за прекрасный вечер, и чтобы интервью состоялось.

        Выпили, срочно закусили яичницей. Голодный милиционер набросился на нехитрую снедь, Вера осторожно отламывала вилочкой, забрасывала в ротик.

        - Ну, рассказывайте, как вам у нас?
        - Очень хорошо.
        - Какие отличия подметили?
        - Отличий полно. Взять хотя бы моего помощника Александраки, ну вы знаете, - капитан уплетал за обе скулы. - Выписывает протоколы за то, что перебежали дорогу не по «зебре». Кому рассказать – засмеют, обхохочутся. У нас в Москве никто не будет заниматься украденными телефонами, а здесь за потерянные хватаются! Или угоны? Ну, кто у нас будет этим заниматься всерьёз? А здесь и угонов нет, но если появятся - с радостью, в очередь выстроятся!

        Алкоголь развязал язык, расслабил, заставил забыть опасность болтовни в присутствии прессы.

        - …Или, например, власть везде наживается, ворует, навороваться не может. У кого-то бизнес ведёт жена, у кого-то сын, кто-то прямо с пленарных заседаний проталкивает родной бизнес-проект. А здесь… чиновники даже зарплату не получают! Спрашивается – зачем работают?
        - Работа ведь общественная, а за общественную работу в приличном обществе не платят.
        - Вы это в других городах расскажите – пусть поржут. Власть – это источник дохода, как любой другой. Именно за этим и идут в чиновники. В этом смысле Калтыг – оазис в пустыне российской действительности.
        - О-о, да вы поэт!
        - Ни в одном глазу!

        Чесноков налил, чокнулись. Павел выпил залпом, Гольц лишь пригубила.

        - Э-э, так не пойдёт, - настоял хозяин, - до дна.
        - Хотите меня напоить?
        - Ни в коем случае! Но раз пьём, значит, пьём.
        - А жаль, что не хотите, - и Вера опорожнила бокал.

        - Сейчас смотрю на ребят, - продолжились откровения от Павла, - с нашим шулером просто воспряли духом. Готовы днями прочёсывать гостиницы, частников, ночевать на пляжах. Хоть какая-то работёнка…
        - А уж как с нашим маньяком воспряли…
        - Там ребята, вообще, в мыле. Но есть надежда, совместными усилиями одного из них точно зацепим. Общее дело делаем.
        - Понимаю, понимаю. А у вас есть музыка? – обескуражила журналистка.
        - Есть радио, - милиционер метнулся к транзистору за спиной гостьи, нашёл первую попавшуюся волну. Заныл медляк.

        Вера поднялась, схватила капитана за руки, не позволяя присесть.

        - Не-е, я не по этой части, - Чесноков уклонился, вновь навис над яичницей, заработали челюсти.

        Нежные руки извивались в ритме танца, мягко массировали мужские плечи, ерошили волосы.

        - Вера, я это… - развернулся Павел.
        - Да-а, - с плотоядной улыбочкой Гольц присела на хозяйские колени.
        - Я могу и не устоять…
        - Так в чём же дело?

        Через полчаса внезапные любовники лежали, разглядывая потолок. Молчаливая пауза затянулась, но мужская апатия не горела желанием обсудить.

        - Да-а, долго ж в тебе копилось напряжение. Надо разряжаться, товарищ капитан.
        - Не начинай…

        Кстати затренькал телефон. Вера потянулась с кровати, расстегнула молнию на сумочке. Треньканье зазвучало громче.
        - Алло, - Гольц приложила трубку к уху. – Привет, Людок…
        Распущенные волосы, смуглая кожа, сухость ягодиц. Нагая журналистка без стеснений заходила по комнате.

        - …Он тебя ещё не бьёт?.. Раз нет сил – уходи. Разводитесь. У тебя есть квартира… Сдала?.. Можешь пока ко мне переехать, а как арендаторы съедут… А-а в любой момент. Так в чем дело? Гони их и живи, как раньше… Не плачь. «Слезами горю не поможешь, заинька»… Хочешь я приеду?.. Не хочешь? Не раскисай, если что я всегда за тебя… Давай, пока!

        Вера обернулась, улыбнулась милиционеру:
        - Вот так и выходи за вас замуж…
        - А я ещё не предлагал.

        Гольц прыгнула в кровать, вползла на капитанскую грудь:
        - А я ещё не соглашалась.

        Глаза в глаза, дыхание в дыхание с остатками коньячного дыма.

        - Теперь я буду звать тебя… капитанчик.
        - Не надо.
        - Почему?
        - А вдруг майором стану?
        - Тогда - майорчик.
        - Майорчик – кличка Мейер Зайдера, правой руки Мишки Япончика, - назидательствовал милиционер до мозга костей. - Прославился, застрелив Котовского. Не зови меня так.
        - Тогда поскорей становись полковничком, а ещё лучше генеральчиком.

        Гольц пальчиком изучала шрамы на теле Чеснокова:
        - Это пулевые ранения?
        - Ага.
        - Бедняжка. Две раны…
        - Третья на спине. Извини, ловить пули зубами не научился.

        Нечаянная любовница стала тяготить, любой способ избавиться – отличная возможность. Павел отвык от близкого общения с противоположностями, новое желание отсутствовало. Кстати зашёлся милицейский тариф.

        - Чесноков, слушаю!
        - Товарищ капитан, лейтенант Александраки беспокоит. Произошло ДТП на пересечении Новороссийской и Глинки, можете подъехать?
        - Выезжаю, - с готовностью подскочил хозяин, но решил уточнить. - А почему я? Вроде в ДПС не подряжался.

        Последние слова Вангелис не услышал – уже сбросил вызов.

        Продолжение - http://www.proza.ru/2014/08/26/634