Глава 2. Судьба

                Глава 2.  Судьба.
                Посвящается последним рыцарям
                умирающей Христианской Цивилизации,
                Копцеву и Брейвику.

                Позови меня в Поход Крестовый… Позови!!!
                Я – пойду! Ведь в мире этом… нет Любви…
                Лучше смерть с мечом. За Правду! За Христа!
                Я хочу дойти до Храма… До конца…

                Я хочу дойти до Храма, где в тиши
                Мой Господь мне скажет: сын мой, отдохни.
                Там Он снимет боль. И всякий страх…
                Там усну, чтобы проснуться в Небесах…

         «Я должен это сделать! Помоги мне, Господи! Господи, помоги мне!»
         В маленькой комнатушке, одной из многочисленных комнат и комнатушек древнего замка, которую можно было назвать скорее кельей, за грубо сколоченным столом, на такой же грубо сколоченной скамье, сидел двенадцатилетний отрок, совсем еще ребенок. На столе перед ним лежали древние рукописи текстов Священного Писания Ветхого и Нового Заветов, освещаемые тусклым светом канделябров. Отрок задумал страшное для своего времени преступление. Он взялся перевести лежащие перед ним тексты с латыни на современный ему французский язык. За меньшие «преступления», за простое чтение этих текстов «без должного благословления», разрешения по сути, современные отроку «добрые католики» запросто могли отправить любого на костер, как еретика и вольнодумца. Но отрока все это не страшило, поскольку у него была цель – спасение родного отца от того пьяного безумия, которому последний все более и более предавался. Отрок верил, что только Слово Божие может помочь ему вернуть родителя.
                -//-
      Откуда-то издалека, из другого Мира, из другой Вселенной, доносились приглушенные звуки музыки и пьяного веселия, что не только не отвлекало «вольнодумца» от его затеи, но, напротив, придавало ему сил и уверенности в правильности того, что он делает.
     Вдруг другие звуки совсем рядом привлекли внимание ребенка. За дверью послышалось шуршание  юбок и дверь со скрипом раскрылась, впуская в комнату-келью еще одно юное создание, девушку-мулатку, сверстницу юного «вольнодумца»,  всегдашнюю его подружку в детских забавах и затеях. Когда-то, давно-давно, возвратившись из Крестового Похода, из Палестины, отец отрока привел девочку-мулатку в числе прочих невольников. Дети росли вместе и стали со временем неразлучными друзьями.
       -Юный господин, граф, ваш отец, желает вас видеть. Он в окружении своих соседей, друзей и вассалов, празднует удачное завершение сегодняшней охоты.
                -//-
       -Полюбуйтесь, друзья мои! Это мой сын! Мой единственный наследник! Сын женщины, которую я любил больше всего на свете….
    В огромной, ярко освещенной зале замка звучала веселая музыка и раздавались крики. За длинными,  заваленными снедью и заставленными чашами с вином, столами восседало множество благороднейших сыновей Юга Франции. Почти вся знать со всей округи собралась в гостях у графа по случаю устроенной им многодневной охоты.
    Суровый граф, добрый друг своих соседей и справедливый суверен своих вассалов, был в этот вечер пьян и весел. Во всяком случае, казался таковым. Он сидел во главе центрального стола и, увидав своего сына, входящего в залу, поднялся со своего места, но потом снова безвольно опустился в свое кресло и вздохнул:
    -Увы, мне! Увы! Мой единственный сын возомнил себя монахом! Он живет в темной келье,  на стенах которой нет ковров. Да что ковров?! Он даже оштукатурить стены должным образом не позволил! Прогоняет слуг, которым я велю топить в его обители. Тепло, видите ли, может повредить его «драгоценным» рукописям. Совсем в книги зарылся. Не знаю, право, что он в них находит?  Я вот, например, до сих пор читать не умею и при этом прекрасно себя чувствую!
    Сегодня, когда мой сын отказался от участия в нашей благороднейшей забаве, охоте, притом, что он прекрасно владеет оружием, моему терпению пришел конец. Сегодня мой сын первый раз присоединится к нам, благороднейшим рыцарям Франции, первый раз познает вкус вина и первый раз познает женщину… Ее...  Такова моя воля…
    С этими словами граф правой рукой указал на ту самую девушку-мулатку, которая привела на пир его сына и теперь шла между столами пирующих с подносом в руках, направляясь на кухню за новой снедью.
    Услыхав слова графа, девушка остановилась, задрожала всем телом и уронила свой поднос. Посуда полетела ей под ноги, что вызвало немало веселия. Со всех сторон раздался хохот и советы не бояться юного наследника, ведь он так молод.
    В этот момент слуга поднес отроку кубок с вином, который тот должен был по приказу отца выпить.
    Ребенок взял кубок в руки, подержал его несколько мгновений, а потом с нескрываемым отвращением бросил себе под ноги. Вино разлилось по каменному полу, кубок со звоном закатился под  столы пирующих. В зале воцарилась тишина, музыка умолкла.
    -Я не буду пить эту гадость!  Не буду!  Я не желаю уподобляться вам, отец. В пьяном угаре вы забыли, какой сегодня день – годовщина смерти вашей жены, моей матушки. Но вам, я вижу, все равно. Вы пируете!
    Раньше я не понимал, почему вы, Христианские рыцари Европы, потерпели неудачу в Святой Земле. Теперь понимаю. Вы шли в Палестину за золотом и блудницами, а не ради Христа и Евангелия!
    Вы здесь пируете, а там, на Востоке, магометане истребляют ваших братьев, искореняют нашу Святую Веру там, где ступали ноги нашего Господа!
    После этих слов отрок отступил на шаг и, перекрестив руки на груди, оглядел все собрание с нескрываемым презрением.
    Несколько минут никто ничего не мог произнести, в зале царила гробовая тишина, так неожиданны были для всех слова отрока. Затем главный на этом пиру гость графа поднялся со своего места и обратился к графу со следующими словами:
    -Граф! Твой сын оскорбил нас. Он оскорбил не только нас, он оскорбил также и нашу святую Церковь! Он оскорбил не только нашу святую Церковь, он оскорбил самого Папу!
    Уж не еретик ли он? Добрый католик не назовет хорошее вино гадостью. Ведь однажды сам Христос превратил воду в вино. Вино употребляем мы и при причастии. Ведь так?
    -Так, так, - закивали несколько священников, присутствующих на этом пиру.
    -Что же касается освобождения Святой Земли и прочих христианских земель от гнета магометан, то не такому мальчишке решать столь важные вопросы…
    -А кому их решать?! Вам?! – воскликнул отрок с усмешкой, - Я боюсь вырасти и превратиться  в фарисея, который всему на свете, любому своему грязному поступку, пытается найти оправдание в Священных Писаниях. Боюсь стать блудником и пьяницей, боюсь стать такой же расчетливой и бессердечной скотиной, как…
    «Как многие из вас», - хотел сказать отрок, но граф его перебил:
    -Молчи, несчастный!  Да как ты смеешь говорить такое?!
    «Еще не хватало перессориться со всеми соседями. Я потратил столько сил и средств, чтобы за моего сына выдали самую богатую невесту округи, а он все рушит, безумец!»
    -Что, отец?! Боитесь перессориться со всеми соседями?! Боитесь, что из-за моих слов никто не выдаст за меня свою дочь?! А мне и не надо! Не такие уж они и красавицы!
    -Эге! Да ты верно пьян? Друзья мои, он пьян! Не слушайте его. Ну как можно серьезно относиться к его словам? Завтра протрезвеет и не будет помнить, что болтал сегодня! А если и вспомнит – со стыда помрет!
    -Я не пьян, отец. Это не вам должно быть стыдно за меня. Это мне стыдно за вас. Как вы можете быть таким черствым и бессердечным? Пировать в годовщину смерти моей матушки…
    Вторичное упоминание о смерти жены привело графа в неистовую ярость:
    -Молчи, несчастный! Не смей поучать меня! Потому что ты мой сын, а не отец! Да и откуда тебе знать, почему я пьян сегодня? Может быть, в вине я пытаюсь утопить свое горе, которым твой Бог несправедливо меня наградил? Ты возомнил себя монахом? В монастырь и отправишься! Завтра же, на рассвете солнца. А теперь -  пошел вон! Я сказал: ВОООН!!!
                -//-
    Когда изгнанный из залы сын графа вышел из ворот замка своего отца, чтобы обдумать свое плачевное положение, восходящие лучи солнца уже начали касаться вершин деревьев, окружающих со всех сторон владения графа. В монастырь, конечно же, не хотелось. Отрок уже бывал в нескольких монастырях, ездил туда за книгами, и, признаться, скучная жизнь монахов в тесных кельях его не очень привлекала. Одно дело, когда ограничиваешь себя добровольно, добровольно отрекаясь от радостей жизни, находя в самом этом отречении что-то прекрасно-волнующее. Совсем другое дело, когда твоя урезанная во всех отношениях жизнь – данность. И никуда от нее не деться. Но ведь и оставаться в замке, идти против своей совести, тоже нельзя! Вот ведь в чем штука!
    Вдруг на дороге, проходящей мимо замка, показалась маленькая фигура тщедушного,  явно голодного, одетого в лохмотья паренька, душа которого едва-едва держалась в теле. Но зато глаза его, устремленные куда-то вдаль, за горизонт, навстречу восходящему солнцу, были прекрасно-безумны. Глаза потерявшегося и отчаявшегося найти дорогу на Небо Ангела.
    Сам не зная, что делает, сын графа спросил:
    -Куда ты идешь?
    -Я иду освобождать Гроб Господень…