Вечера над Тихой Сосной. Легенда о звезде Богороди

Нынешним летом случилось у меня особенно много встреч с людьми, кого любознательность и лёгкие ноги привели в наши места. И как-то в поездках и вечерних разговоров возникла общая мысль записать сокровенные сказания старины в небольших легендах, сделать их чем-то вроде визитной карточки Бирюченского края. Я долго отнекивался, ибо иметь дерзость говорить от имени истории мне не позволяют ни способности, ни знания. Однако же нынче, после ещё одной встречи с паломниками по Белогорью, я согласился записать дюжину преданий с тем только условием, чтобы их не относили ни к краеведению, ни к народному творчеству. Это просто мой вольный пересказ тех событий, о которых я слышал от старых людей, или читал в документах далекой поры. Я буду выдавать их по новелле в каждый вечер и надеюсь, что читатели простят мне незамысловатость рассказов.
Приступим, помоляся.

* * *
Когда императрица Елизавета Алексеевна побила прусского короля, то многих пленных немцев расселила под полицейский надзор по городом Российской империи. Тогда в Бирюче и появилась немецкая колония. И среди сих несчастных оказался офицер по имени Иоганнес Валеншток. Был он по науке архитектором, градостроителем. По этой части и оказался приставленным к канцелярии бирюченского городничего.
А тут вскорости началась в России административная реформа. Новая императрица Екатерина Алексеевна велела нарезать в державе два десятка новых губерний. И под это дело учредила в Санкт-Петербурге Архитектурную школу. А в той школе подвизался малоизвестный тогда прапорщик Матвей Казаков. И отправила царица Казакова в поездку по России, подыскивать города под новые губернские и уездные штаты.
А как в ту пору в наших местах значились аж три уезда сразу - Верхососенский, Ливенский и Усердский, то прапрорщик Казаков нашел их к новому делу непригодными. И тут в кабаке заштатного города Бирюч встретил он немца Валенштока.
Ну вот. Разговорились, и немец возьми да и попроси Матвея Ивановича: "Ты, дескать, с самой государыней на короткеой ноге. Не соблаговолит ли Её императорское величество отпустить бывшего прусского фейерверкера в Фатерлянд? А я за это передам тебе, прапорщик, наилучший план будущего города Бирюч. Поскольку обучен черчению в градостроительной школе славного города Бранденбург, чью изначальную застройку и перенес в Бирюче на плотную бумагу".
Прапорщик Казаков заинтересовался. И хотя ничего немцу не обещал, а чертеж его изучил внимательно. Для того заглянул в сад , при доме Валенштока в восемь окошек с геранью.Дом немец купил у негоцианта Марвела Сычева за деньги, что присылали ему по пенсиону из Пруссии.
А надо вам заметить, что сам Матвей Иванович, хоть и по молодым летам, а был уже известным строителем. И глаз у него был заточенный. Потому только глянул на чертеж немца - тут же и сказал:
-Да вы, герр Валеншток, истиный гений! Это же вершина архитектуры, европейский блеск и законченность. Признаться, сам я не смог бы сделать лучшего плана уездного города. Вот, оцените! - Казаков развернул на столике несколько своих свитков:
-Это, изволите видеть - Осторогожск. Признаться - город уже сложился. Конечно,не Бранденбург. По сути - большая деревня. Но что-то переделывать - себе дороже.
Или вот! Новой Оскол. Тоже застройка уже сложилась. Убогие, да еще косые, квадраты. Ну - что тут можно изменить? Хотя я вот в Старом Осколе решился перерисовать центр. Поставлю Гостиный двор, торговые ряды...Кстати - Матвей Иванович извлек из под низу чертеж немца : - А почему у вас нет Гостиного двора?
-Так ведь я не знал, что город станет уездным...
Матвей Иванович увлекся, потянул немца за рукав на городскую площадь. Всё тут было, как в деревне. Деревянный Покровский собор, кривые улочки по склону, белые хаты над черными от сырости соломенными крышами. Казаков глянул на чертеж немца, и у него даже зуб заныл - на столько город не соответсвовал будущему плану.
Сел на пенёк, развернул чертеж.
-Хорошо! - покрутил он головой, глядя в лист. А потом широко повел руками : - Вот по твоей картинке и сделаем город. Будет - как Петербург, многолучевой, европейский.
Он достал из готовальни ( деньщик стоял рядом) карандаш и прямо по чертежу немца начал вести свои линии:
-Вот, смотрите, герр Ваненшток. Город сей, насколько я знаю, находится под покровом Богородицы. Потому в основу планировки мы положим символ Богородицы - восьмиконечную звезду. Смотрите - вот здесь, где у вас белое пятно в самой сердцевине, разметим собор и Гостиный Двор. Замкнем его торговыми рядами на классический манер. С тосканскими полуколоннами! Я такие уже возвожу в Костроме, Таганроге и Старом Осколе. Тут - он ткнул карандашом себе за спину, на собор - поставим каменную церковь Покрова. С восьмигранной колокольней!
От собора пустим лучами восемь прямых улиц. И радиально перемкнем их для начала тремя кольцевыми улицами. А по мере роста города число колец будут увеличиваться. Таким образом - мы заклыдаваем город без границ. И восемь прямых лучей можно продолжать сколь угодно далеко.
И в плане весь город у нас получится тоже восьмиугольный. И Соборная площадь . И Малая Торговая пощадь на въезде будет о восьми сторонах. Для этого все дома вокруг мы сделаем с косыми углами.
Прапорщик Казаков безжалостно рисовал прямо поверх чертежа Валенштока, но тот не противился. Потому что видел: так получается лучше.
...И прапорщик архитектурии Матвей Казаков уехал дальше по России. А пленный немец Валеншток остался в своем доме над Тихой Сосной, с фрау Евфросьнией Валеншток, урожденной Сычёвой - принявшей лютеранскую веру женой.
Он еще долго служил в канцелярии градоначальника. Но когда в городе началась великая стройка, из Петербурга насчет него пришла казенная бумага. В ней лежал паспорт немцу Валенштоку на дорогу в Пруссию без права возвращения.Всех же прочих немцев Бирюча на Родину так и не отпустили.
Он уезжал по городу, который на его глазах преображался. Нарисованные им улицы, каменные здания, мощеные мостовые - всё это превращало Бирюч в исключительный для тогдашнего юга Росии город. Это было красивее, чем Бранденбург. Это был почти Санкт-Петербург...
Пустой домик немца Валенштока ещё в начале ХХ века показывали гостям города. Во всех восьми его окнах горели цветки герани, словно там всё еще кто-то жил.