Дизайнер. Гл. 5-1 Москва. Расплата за дюбовь

Гл.5-1
В Москву из Франкфурта летели все вместе. Арский был в хорошем настроении и доволен поездкой. Из души ушла гнетущая тяжесть семейной проблемы. В принципе, он реализовал всё задуманное: в делах компании, в ознакомлении сына с Европой, в отдыхе.
Младший Арский, проведя несколько дней в Москве, улетел домой, нагруженный сумками с покупками для интерьеров квартиры-студии. Была отправлена мебель, купленная на выставке в Милане. Попутно он отправлял домой багажом всё, что скопилось в их московской жизни за эти годы. Кирилл и Дана оставались в Москве до завершения работ по контракту. Неопределённость с продлением контракта оставалась, но Арский лично для себя решил, что он не остаётся в Москве. Дана в своём решении не определилась.
 
Арский приступил к работе. Окончание работ зависело от поставок из Европы закупленного им оборудования. По всем расчётам на это уйдёт ещё более полугода.
Участие Даны в завершении работ на объектах практически сводилось к минимуму: мебель, шторки и прочие аксессуары дизайна интерьеров для объектов закуплены. Дана активно решала свои личные дела. Она очень надеялась на помощь в этом вопросе жены президента компании. В съёмной московской квартире они пересекались всё реже. Арский не вмешивался в её проблемы, решив для себя, что примет любое её решение.

Наконец, Дана высказала готовность поговорить. Арский в условленное время пришёл в московскую квартиру с цветами и тортом.
В ожидании Даны он заварил кофе и чай для неё: кофе она не пила, накрыл стол. Арский был готов слушать и был абсолютно спокоен. Дана пришла с опозданием и в раздражении. Собрала какие-то свои вещички в сумочку и, не присев к столу, возбуждённо и взволнованно расхаживая по комнате, бросала обвинения.

– Мы стали редко видеться дома, – её высокий раздражённый голос дрожал от внутренней убеждённости в своей правоте.
– У нас нет дома. Разве это дом? – Арский взмахнул и обвел пространство руками.
– Ты понимаешь, о чём я говорю. Почему ты ни о чём не спрашиваешь? Где я? Что со мной?
– Двадцать лет ты не посвящала меня в свои личные дела. Когда мы вместе, мы говорим с тобой только о работе. Я понимаю, «там», о чём я не спрашиваю, у тебя другая личная жизнь. Когда-то я хотел, чтобы ты меня ввела в круг своих интересов, своих подруг и ваших дел. Но теперь я не хочу ничего знать о той твоей жизни. Имеешь право на личную жизнь. Я знаю, что ты встречаешься здесь, в Москве, с Дмитрием. С любовью скандалить бессмысленно. Ты можешь уйти к нему, – спокойно и безразлично произнёс Арский то, о чём молчал всю жизнь и, наконец, сказав это, даже улыбнулся с облегчением.

Дана остановилась, замолчала и уставилась на него с широко раскрытыми глазами и ртом. Она хватала воздух, словно рыба, вытащенная на берег. Наконец, она отдышалась и продолжила наступление.
– Да! Ты всегда был не любопытен и не ревнив, – обиделась Дана.
– Ты намекаешь на то, что я тебя не люблю? Или на то, что я тебя не бью? Уволь! Я не из тех.
– Ты не из «тех» и не из «этих». Ты из «иных». Летаешь в облаках, как ангел красоты и добра, и глядишь с молчаливым укором. А ты опустись на землю. Боишься испачкаться? Она грязная.

– Успокойся. Недостатки есть у каждого. Грязь можно отмыть, если есть желание и время. А вот у любви – грязи нет. Я не ревную тебя к твоей любви. Я люблю тебя и рад, что ты тоже любишь. Жаль, что не меня. Дай бог, чтобы ты не страдала от своей любви. И не провоцируй меня на грязные разборки.
– Так ты всё знаешь про Диму? Скажи честно! – подавив шок, спокойно спросила она.

– Ещё со студенчества. Девушки-однокурсницы восхищались твоей любовью и завидовали тебе. Если ты теперь его нашла в Москве, то желаю тебе счастья. Повторяю, можешь уйти к нему, – Арский встал, подошёл к окну и закурил.
– Ты это имел в виду, когда сказал в поездке: есть вещи, о которых можно молчать всю жизнь?
– Да.
– Спасибо. Ты великодушен! Но я не могу уйти к нему. А это значит, что мы и дальше должны жить вместе. Только давай без скандалов. Я вижу, как ходят твои желваки.

– Иди к нему, хоть на год, хоть на месяц. Ты узнаешь себя, свою судьбу. Если тебе будет хорошо, я буду рад за тебя.
– Я не могу уйти к нему! У него жена и дети, которых он любит. Он не может оставить семью.
– Не повезло. Зачем же ты так долго мучила себя и меня? Мы давно разошлись, точнее не сошлись ни физически, ни духовно. Наша семья – это одиночество вдвоём. Давай разъедемся. Но я хочу, чтобы ты присутствовала в моей жизни. У нас – сын.
– Кирилл. Только без присутствия в постели. Я согласна. Время разлучило нас, но у нас есть долг перед общим делом и сыном.

– Дана. Мы все рабы нашего дела и времени. Рабы долга перед ним. Нас разлучило не время, а судьба. У каждого из нас своя судьба. Ты любишь Диму. Он любит свою жену. А я люблю тебя. Классический, трагический любовный треугольник. И вместо того, чтобы его разрушить сразу, каждый выполнял свой долг перед семьёй, как нас учили в то время. Долг остался, а время разрушило семью. Любовь подобна войне: сражения, победы, разруха… Иногда надо вовремя прекратить войну, ради созидания: чтобы найти себя и свою любовь. Чтобы найти себя, нужно быть свободным. Свобода творчества – не совместима с узами брака. Я предпочитаю свободу творчества, – Арский снова закурил сигарету.

– Ты прав во всём, как всегда. И это угнетает меня. Особенно в деле. Я тоже хочу свободы творчества и самостоятельности, – Дана снова перешла в наступление: – Ты живёшь как гений! Тебе ничего не нужно: ни совета, ни денег, ни должностей, ни богатства. Ты всё решаешь сам, один! И вот теперь и я тебе не нужна!.. Да! Ты – гений! Ты способен творить чудеса. Но, отказываясь от всего, ты оправдываешь свой эгоизм! Твой талант – жить свободно! Ты хочешь быть свободным от реальности, чтобы подняться до высот гения!

– Ревнуешь?
– Не надо пошлостей. Я не хочу быть в подручных у гения и жить в нищете.
– Всё так, про дела! Но была ещё любовь, которая вдохновляет. Во всяком случае, с моей стороны.
– И с моей тоже.
– Ты так долго стирала грань между правдой и ложью, что я согласен.

– Теперь о деле. Я решила уехать, не дожидаясь завершения контракта. Половину контрактной суммы компания готова выплатить сейчас. Вопрос о бонусах – после акта о завершении работ. Я договорилась с женой президента. Эти деньги я получу, с твоего или без твоего согласия, и уеду. Деньги – стартовый капитал для начала моего нового, собственного дела. С тобой, извини, я работать не буду. У меня есть планы расширить свой бизнес преподавательской деятельностью. Есть опыт преподавания в школе, и мне это нравится. Я хочу организовать школу дизайнеров. –

Она ещё долго говорила о своих планах и о его недостатках, без перерыва, не ожидая возражений и ответов. Это был не разговор когда-то любивших друг друга людей, а разнос начальником подчиненного за плохую работу и связанные с этим проблемы, монолог перед увольнением его из её жизни. И ни слова о семье, о чём-то хорошем в их жизни. Арский понял: главная причина не в нём.
– Ты выбрала карьеру, а не семью. Хорошо. Желаю успехов. Ты серьёзно относишься к своей карьере. Что ж, решать тебе. Я всегда за самостоятельные решения. Только мы не должны унижать друг друга в глазах сына разборками достоинств и недостатков.

– Я не хотела унизить тебя. Так получилось.
– Глупости, ты этого хотела с самого начала нашей совместной жизни. А сейчас, когда всё есть, и опыт, и успех, ты хочешь свободы всей своей сущностью. И это нормально. Этого хотят многие современные эмансипированные женщины. Матриархат крепчает. Для некоторых из них – это главное. Твоё имя Даная, отмеченная Богом, и ты уверена в успехе. Свободы и немного денег достаточно для начала собственного дела.
– Ты согласен?

– Скажу больше: ты хороший дизайнер, но не практик. Тебя тянет к обучению. Меня – к практике. Тебя устраивает знание как таковое, меня – как и что делать. Мне хочется пощупать результат своего труда. Тебя не интересует конечный результат. В этом мы и расходимся. Но наш тандем был взаимодополняющим. И, прости, я не нуждаюсь в постоянном поучении, как надо делать. Я сам знаю, что и как делать, и сам довожу это до конца. Поэтому дела идут медленно. В твоей натуре – получение результата на картинке, и быстро. Очевидно, каждый из нас дозрел до собственного дела. И разойтись в деле сейчас – это естественно. Слава богу, сын встал на ноги. Ты – свободна. Готов перед ним разделить и ответственность за разрушение семьи. Признаюсь, что я устал от такой странной ни семейной, ни деловой жизни.

– У меня просьба к тебе: быстрее доделать квартиру-студию и переехать туда.
– Согласен. Мы – вынужденные сотрудники с плохим взаимопониманием. Так в жизни бывает часто: когда добиваешься успеха, семейные отношения оказываются на волоске. За успех часто приходится платить одиночеством. Так что реализуй свои задумки. Я доделаю эту работу один. К подписанию акта и за бонусами ты приедешь в Москву, –

Арский вылил холодный кофе и заварил новый. – Скажи, когда будешь улетать. Я полечу с тобой на недельку. Помогу в дороге, да и решу вопросы по отделке квартиры-студии. А затем вернусь. Договорились? Давай попьём чаю с тортом, – примирительно предложил Арский.
– Извини. Я не могу остаться. Я тороплюсь.
– Ты отговариваешься от всего, потому что у тебя в голове только твои дела. Я попью один и пойду спать.

– Да, хотела тебе давно сказать. Выставка в Милане была изумительна. Просто блеск! Такие ткани на шторах для будуаров. Гламурно! – как ни в чём не бывало, уходя, сказала Дана. И ни слова о выступлении Арского, о турне. Видно, эта фраза была заготовкой к предстоящей встрече. И в этом была вся её женская суть – тщеславной и эгоистичной женщины, страдающей аристократической непосредственностью на грани инфантилизма.  Она стояла перед зеркалом и наводила макияж.
«Гламурно! И ни слова о сыне», – Арский не разделял её восторга этим суррогатом красоты. Он вспомнил споры по интерьерам их объектов здесь, в Москве.

– Гламур, что ты понимаешь под этим понятием, заменившим профессиональное дизайнерское понятие стиля? – горячился Арский.
– Новый стиль. Ты ничего не понимаешь! – ответно горячилась Дана.
– Гламур – стиль, навязанный обществу в одночасье разбогатевшими, ничего не сделавшими для общества торговцами лейблов для расширения своего рынка потребления. Чучела красоты. Ложь. Примитивный заменитель аристократического стиля жизни, приводящий к оргазму шопинга.
– Это стиль сливок общества – богемы!

– Лживая богема, приезжающая в детские дома или в деревни и раздающая копеечные подарки, – и это у них гламур? Ярмарка тщеславия.
– Так они проявляют свою любовь к народу.
– И любовь у них лживая. Эти люди не любят, а оценивают друг друга. Вавилон, живущий в образе золотого тельца и тщеславия. Это же глобальный нравственный кризис. Когда же мода на цинизм и пошлость сменится модой на великодушие и добропорядочность?
  Она, непрощаясь, хлопнула дверью.
– Счастливо погулять! – помахал он ей вслед.

Арскому стало холодно и тоскливо. Он лёг в кровать, закрыл глаза и начал медитировать. Обиды и злости не было. Было тоскливо от определившегося расставания. И холодно от ощущения начала чего-то разрушительного, несущего отчаяние и одиночество, от предчувствия большого цивилизационного кризиса и мирового социального взрыва.

«Страх разрушения системной и человеческой гармонии навис и витает над всем, выбивая слабые звенья. И его семья – одно из них.
Тот, кто хочет тратить, неизбежно должен зарабатывать, должен что-то производить. Разрушение гармонии цивилизационного процесса ведёт к кризису, и в малом, и в большом. Всё бессмысленно. Турне по Европе тоже. Эта поездка уже ничего не могла склеить в их разрушающихся отношениях. Она прошла молчаливо и внутренне напряжённо, прошла как посещение братских могил. Как оплата неоплаченных счетов во время кризиса».

Впрочем, он сам выбрал эту жизнь. Тоскуя и стыдясь, он чувствовал, как бессмысленно он потратил эти двадцать с лишним лет своей жизни, подчиняясь когда-то вспыхнувшей юношеской любви к красоте этой формы без содержания.
«Мужчины ищут свою любовь, чтобы понять себя. И поняв себя, отпустить любовь...»

Через неделю Арский выдержал очередной поток упрёков и обвинений в свой адрес. Он согласился со всем, не без юмора, посочувствовал Дане, что он такой, но, как говорится, какой есть. Извинился, что измениться он не в силах: природу не изменить.
– Давай начнём жить врозь. Тебя, видимо, надо избавить от меня, – он не знал, что её очередное раздражение вызвано окончательной потерей надежды зацепиться в Москве: за работу в компании, за Диму. – Ты хорошо ориентируешься в новых рыночных отношениях. У тебя всё получится. Квартира нам больше не нужна.

– Давай, хотя это ничего не меняет. Мы и так давно врозь, – спокойно согласилась Дана, грустно наблюдая, как Кирилл собирает свои бумаги. Арский собрал свои вещи, деловые бумаги, оргтехнику и ушёл жить в гостиницу компании.
Вечером, мучаясь от бессонницы, он ощутил удовлетворение, что, наконец, наступила определённость в их семейных отношениях. Он сбросил с себя тяжкий груз своих представлений о долге перед семьёй. «Я всё сделал правильно». Он так долго боролся с самим собой, принуждая исполнять семейный долг, что, устав от этой борьбы, захотел спокойной простой жизни в любви и гармонии.

Мог ли он сделать это раньше? Не мог. И теперь, когда они договорились расстаться, он ощутил такую свободу, какую, пожалуй, испытывает человек, выйдя из заключения. Всё оказалось так просто. Но, думая, о сыне, он ни о чём не жалел. Он был горд им и рад, что хороший сын – достойное оправдание его, не состоявшегося семейной жизни. В свои сорок с небольшим лет он может начать новую жизнь, честно глядя в глаза всем: и жене, и сыну, и родителям.
«Я всё сделал правильно!»
                *    *    *