Поздняя любовь

Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.

               
Поздняя любовь       Асия Турашкызы

      Мария Семеновна жила со мной на одной лестничной площадке. Это была немного располневшая женщина с белыми ровными ногами, на которых синели местами узелки вен. Ей было шестьдесят лет. Жизнь так сложилась, что у нее не было семьи. Всю молодость и зрелые годы работала наборщицей в типографии, зарабатывала на пенсию. Там и получила  однокомнатную квартиру. Когда она работала, то не замечала своего одиночества. Дни проходили в напряжении. Приходя домой, ужинала и от усталости почти сразу же ложилась спать. Так и пролетели тридцать пять лет, как один день. Общалась Мария Семеновна с коллегами и соседями. Подруг у нее почти не было.
     Мария Семеновна очень любила свою квартиру и всю душу вкладывала, чтобы благоустроить ее, сделать уютной. Она экономила на еде и одежде и застеклила балкон, утеплила дверь. А когда стали повышаться цены на воду, сумела поставить и счетчики. В квартире у нее  везде стояли маленькие стульчики, чтобы обуться, постирать, висели удобные крючочки для сумок, одежды. Мария Семеновна хорошо рисовала. Свои рисунки она переносила на ткань и вышивала цветными нитками.   На стене у нее висел старинный замок, вышитый крестиком. Особенно красиво смотрелось его отражение в пруду.
     Выйдя на пенсию, моя соседка продолжала вышивать, вязать. Потом стала разводить фиалки – розовые, белые, голубые. Купила двух канареек. Целыми днями они весело чирикали. Иногда она приглашала к себе меня. Мы пили чай с пирогами, она давала мне их и на работу, беседовали. Мария Семеновна была интеллигентным, умеющим чувствовать во всем меру человеком. Из ее лучистых голубых глаз исходил свет истинного благородства души. Хотелось говорить с ней, довериться во всем. И мы говорили, говорили… потом смотрели телевизор, который она почти не выключала. Он заменял ей живого человека. Так и жила бы она тихо, спокойно, если бы не случилась с ней беда.
     Как-то Марию Семеновну пригласила на вечер знакомств ее давняя приятельница. Там она и познакомилась с Иваном Филипповичем. И вскоре стала встречаться с ним. Она приходила ко мне и рассказывала о нем. «Очень обходительный, воспитанный, ласковый», - говорила она. Потом познакомила меня с ним. Это был мужчина шестидесяти лет. В общем, симпатичный, но с седыми висками и с множеством  тонких морщин у глаз и рта. Взгляд его небольших серых глаз был бегающий, скользкий. Одет он был в замшевую коричневую куртку, черные вельветовые брюки. На ногах были узконосые туфли на небольших каблуках «Еще тот гусь», - невольно подумала я и посоветовала соседке, чтоб та была поосторожней с ним. Но Мария Семеновна не слушала меня. Впервые в жизни она влюбилась.
     В скором времени Иван Филлипович переехал к ней. Жили они, на первый взгляд, очень дружно. Утром вставали, делали зарядку на балконе, беседовали о том, о сем. Затем Иван Филиппович уходил по своим делам, а Мария Семеновна готовила вкусный обед, изощряясь в кулинарном искусстве. Стирала рубашки мужа, вывешивала на балкон, затем гладила их и складывала в шкаф. Всю свою нерастраченную энергию и теплоту своей души она дарила своему другу. Мария Семеновна сделала очень важное открытие для себя. Оказывается, можно жить не одной, общаться не только с собой, а с милым, близким ей по духу человеком, причем ежечасно, ежеминутно.
      Мария Семеновна стала красить волосы хной, носить вышитые блузки, которые раньше стеснялась показывать. Лицо ее посветлело, морщинки у рта разгладились, глаза сияли необыкновенной голубизной. Она испытывала праздничное чувство, доселе незнакомое ей, возникшее из ощущения нужности другому человеку. Но счастье ее длилось недолго. Вывешивая белье зимой на балконе, она простудилась и слегла. Иван Филлипович положил ее в больницу. Каждый день навещал. Когда ей стало немного лучше, он вдруг сказал, что жить в микрорайоне непрестижно. Нужно продать квартиру, он добавит денег, и они купят себе жилье в центре города, где-нибудь «во дворах», в тихом центре, и непременно возле скверика. Тогда они смогут почаще ходить в театр, кино, музеи. Может быть, ему удастся организовать и выставку ее работ. Мария Семеновна согласилась. Вскоре он пришел с готовой доверенностью на продажу квартиры, и она подписала ее. Он обещал ей, что, когда она выпишется, они въедут в новую квартиру.
      Прошло две недели, и Мария Семеновна вышла из больницы. Иван Филлипович почему-то не пришел за ней, хотя накануне звонил ей в отделение. Она собрала вещи в пакет и отправилась домой.
     Мария Семеновна поднялась по ступенькам на четвертый этаж, вставила ключ в скважину, но не смогла открыть. Тогда она позвонила. Дверь открыла молодая кудрявая женщина. Спросила, что ей нужно.
- Как что? Я пришла к себе домой.
- Домой? Мы купили эту квартиру неделю назад…
- Как купили? – У Марии Семеновны комок к горлу подступил.
- Да, купили, у Ивана Филлиповича.
- А где он? – пролепетала Мария Семеновна.
- Кажется, он переехал с семьей в Москву.
- С семьей в Москву?.. Так ведь я его жена.
          - Вы?.. Знаете мне некогда с вами разбираться, у меня грудной ребенок. Вот договор купли-продажи. – Она сунула ей под нос бумаги. – В глазах женщины было деланное сожаление.
          - Подожите, подождите, - Мария Семеновна дрожащими руками надела очки.
      В бумагах лежала копия доверенности, подписанная ее собственной рукой. Она схватилась за сердце. Но у нее хватило сил подойти к моей двери и позвонить. Я открыла дверь и увидела перед собой застланные слезами глаза Марии Семеновны, сбившийся набок цветной платочек и дрожащие руки,
     судорожно сжимавшие пакет. Вызвала скорую, и Мария Семновна снова оказалась в больнице. После выписки она пожила у меня несколько недель, а затем уехала к сестре на Урал. У сестры большая семья, а жилплощадь маленькая и вряд ли Марии Семеновне там уютно, как было в  ее милой квартирке. Но что поделаешь – другого варианта у нее не было.