Тени еврейской площади

Это была загадка, природу которой мы долго не могли понять.

Жили мы  тогда в самом центре, в сердце туристической Вены, напротив Чумной колонны на улице Грабен.  А юного нашего отрока в трехлетнем возрасте  стали водить в киндергартен около биржи,  рассчитывая на то, что заговорит он не на нашем тарабарском наречии, а на высоком немецком. Так оно и получилось, и уже через пару лет отрок смотрел на нас, путающихся в падежах и склонениях, снисходительно  и в особо трудных случаях выступал переводчиком.

Кратчайший путь от биржи до дому лежит через живописный старый район, где еще сохранились  остатки средневекового города, среди кривых узких улиц с настоящей брусчаткой, в глубинах которых запрятаны  старинные рестораны и даже булочная, в которую хлеб и по сию пору доставляют на подводах. 

И в самом сердце этого района – архитектурная жемчужина (тут, впрочем, пуристы готовят петицию протеста, но мы твердо стоим на своем). Почти (сделаем уступку пуристам) не испорченная недавними вмешательствами и переделками.

Юденплац. Еврейская площадь.   

Когда-то вокруг этой площади селились члены еврейской общины Вены. Общины богатой, влиятельной,  знававшей и  периоды расцвета, и года гонений. На камнях этой площади во время Венской гезеры  разыгралась кровавая драма: двести иудеев, отказавшихся последовать в изгнание, в еврейское гетто по ту сторону канала, в Леопольдштадт, приняли смерть на костре.

Теперь от Юденплац до Леопольдштадта –  десять минут неспешным шагом. Но это теперь. А в 1421 году, когда эрцгерцог  Альбрехт велел выселить евреев из города, то было переселение в другой мир, и многие предпочли мученическую смерть такому изгнанию.

Уже в наше время тут обнаружили развалины древней синагоги:  теперь это часть Дома Мизрахи, музея еврейской диаспоры.  А недавние вмешательства – это памятник жертвам Холокоста – монументальное сооружение в виде мавзолея из книг, чьи корешки повернуты от зрителя (пуристов оно доводит до бешенства) и памятник Готхольду Эфраиму Лессингу,  вежливый жест венской публики в сторону еврейской диаспоры (впрочем, несколько двусмысленный, так как Лессинг был выкрестом, крещеным евреем).

Удивляло же нас вот что. Всякий раз, покидая двери киндергартена, наш малолетний сын в первую очередь осведомлялся,  как мы пойдем домой: кружным путем или через Юденплац.  Похода  через Еврейскую площадь он старался избежать, когда же приходилось подчиниться родительской воле, пересекал ее сжавшись и никак не реагируя на призывы проникнуться красотой  ансамбля. Отчего-то  эту площадь он не любил.

Лет в пять нелюбовь вдруг прошла.  Мы уже спокойно ходили по седым камням Юденплац и даже сидели на террасе модного греческого ресторана.

Этот эпизод так и оставался для нас загадкой. Но однажды я рассказал о нем оберраввину, и вот что он мне ответил:

- Ну а что вы хотите? Столько ужасов, столько смертей. Прямо здесь, вот на этих камнях. И никуда это не может деться просто так.  Мы этого не чувствуем, а маленькие дети не сразу утверждаются в нашем мире, мире материальном – они видят тени прошлого. А потом вырастают – и больше не видят..

И тайна перестала быть тайной.