Боль

БОЛЬ

             Истинный  мученик –
                тот, кому  отказано  даже  в  этом  звании.
                Станислав Ежи Лец
       Дверь ему открыла женщина возрастом где-то в районе сорока пяти лет, с на вид минимальными отклонениями в ту или иную сторону от контрольной точки, и Аркадьев подумал, что кризисные ситуации точно пишут на лицах людей их конкретный возраст, несмотря даже на то, что стоявшая перед ним прекрасно сохранила максимальные остатки своей былой красоты, видимо благодаря толике полноты, поглотившей на её лице бОльшую часть возрастных морщин. А может, она всё-таки следила за собой должным образом, даже учитывая её чрезвычайные жизненные обстоятельства, приведшие Аркадьева в этот дом.
       Женщина, встречая постороннего мужчину, всем своим обликом была как бы искусственно вне ситуации, но пылавшие своей и чужой болью Души коричневые глаза не были сейчас женщине соратниками.
       - Кирилл Петрович?.. – на всякий случай спросила она, хотя визит, его цель и конкретное время были заранее чётко оговорены в телефонном разговоре.
       - Конечно же, - для начала улыбнулся Аркадьев, шагая в квартиру без запаздывающего приглашения, и протягивая свою визитку. – Я слишком честолюбив, чтобы позволить кому-то себя опередить.
       Войдя, он сразу ощутил сложные смешанные запахи многих лекарств, которые наверняка пытались ослабить хорошим проветриванием перед его приходом, но для должного эффекта пришлось бы менять впитавшие их стены, полы и потолки…
       Кирилл заранее готовил себя к первой встрече с больной и её домом, который мог стать хорошим помощником целителю, либо серьёзной помехой. Всё определяет отношение хозяев к своему жилищу. Твой дом – это часть тебя самого, часть твоей Души. Тело – её оболочка, а дом – капсула, раковина, окружающее тело с хранящейся в нём душой, поэтому в доме всё нужно делать самим: и ремонт, и перепланировку. Чужие люди, нанятые для этого, шаблонно делают офис для жилья. Обитать в нём можно, но ЖИТЬ – увы…
       Эта двухкомнатная квартира была ДОМОМ, творением рук и душ его обитателей, и это Аркадьев увидел и почувствовал почти мгновенно, ещё в прихожей.
       Значит, дом им всем не враг, значит, работать придётся при участии Друга, и это повысит целительные способности врача. Сколько раз в практике Аркадьева случалось жилых офисов, которые иногда сами и становились провокаторами болезней своих обитателей или их стимуляторами, и как порой трудно бывало Кириллу убеждать хозяев таких чужеродных им домов, что для начала нужно вылечить само их жильё…
       Этот дом был ассистентом врачу, в ожидании которого он уже стерильно вымыл руки, и Аркадьев почувствовал это, радуясь масштабному сотрудничеству, которое сэкономит его собственные силы…
       И ещё Кирилл почувствовал, что в доме нет посторонних…
       Это его несколько озадачило. В наше-то криминальное время, где жулик сидит на шарлатане и махинатором погоняет!
       Безграничное доверие? А может, совсем другое? Родила без мужа или муж бросил с больным ребёнком? Другой мужчина не стал связываться с серьёзными чужими проблемами? Судя по возрасту мамы, родители её находились в непосредственной близости от семидесяти пяти и даже восьмидесяти. Не дожили, больны и сидят дома? А как же подруги для подстраховки? Разбежались самые верные, сказав, что в этом доме слишком сильно пахнет Смертью?..
       О, времена… Одиночество, Одиночество и ещё раз – ОДИНОЧЕСТВО… Ужас современного мира…

      Женщина, отреагировав на жест гостя, привела Аркадьева в кухню, посадила его за стол, и налила ему в чашку кофе, заказанному по тому же телефону, сев после этого напротив.
       - Сразу скажу, Ольга Сергеевна, что дом ваш меня радует, - начал Кирилл предварительный разговор. – У меня бывали ситуации, когда мне приходилось сначала воевать с домами, а уже потом тратить оставшиеся силы на лечение их жертв-обитателей. Как оказалось, одни дома заглатывают и переваривают своих хозяев, а другие вынашивают в себе и даже выхаживают.
       - Это всё - моя Танечка, - с тоской в голосе сказала женщина, нервно помешивая ложечкой в своей чашке явно давно остывший от ожиданий доктора зелёный чай, в котором почему-то эклектически плавала на вид уже совершенно истощённая витамином « С » долька лимона. – Она когда-то сказала мне, что наш дом помогает ей выживать, и можно делать с ним только то, что он сам позволяет.
       - Ваша Танечка – просто чудо какая умница, - похвалил Аркадьев, глядя на опущенные ресницы бедной матери, с которых вдруг на стол и в чай закапали редкие слезинки. – Я совершенно случайно наткнулся на телепередачу про вас и вашу беду, и меня, зачерствевшего профессионального целителя, просто потрясла Сила Духа вашей дочери. Девятнадцать лет, с самого своего рождения, страшные муки человека, фактически лишённого кожи. Тела, по сути, нет, есть лишь высушенные болезнью мышцы и сухожилия. И ведь это не визжащий от непрерывной боли, загнанный жизнью в безнадёжный угол, зверёк. СЕ ЧЕЛОВЕК! Человек с умом умудрённого столетним жизненным опытом философа, и огромными глазами, из которых в этот всё более бездушный мир буквально хлещут волны-цунами энергии её невероятной Души… Ваша дочь – не ущербна, она просто Ангел, заключённый необъяснимо безжалостной к нему Судьбой в тесной клетке искалеченного человеческого тела.
       С ресниц несчастной МАТЕРИ, у дочери которой злая Судьба почти до краёв переполнила чашу терпения нечеловеческими страданиями, градом посыпались горючие слёзы Любви и Жалости к своему дитя…
       Аркадьев положил свою большую, уверенную ладонь, на лежащую на столе бледную руку женщины с дрожащими, как в агонии, пальцами.
       - Ольга Сергеевна, всё будет хорошо! Поверьте мне! – приказал Кирилл, мысленно делая и из неё своего ассистента. – Я не садист, не шарлатан и не жулик, зарабатывающий большие деньги на огромных чужих бедах. Вы доверились мне, и я не уйду сегодня отсюда без положительных результатов! Я просто не имею на это права!
       Слёзы женщины перестали омывать стол и солить чай.
       - У нас нет нужных денег… - буквально выдавила она из себя, уже отравленная Надеждой. – Немного насобирали сами, люди после той передачи присылают на наш счёт, но этого пока мало… Мы можем по частям… Вы не назвали сумму, но, если поможете, мы продадим эту квартиру, и переберёмся жить на дачу, к родителям… Я брошу здесь работу и что-нибудь найду себе рядом с домом в деревне. Танечке на свежем воздухе будет лучше, а мне всё равно, где, лишь бы ей было хорошо…
       - О деньгах у нас не было и не будет никаких разговоров! – с лёгким негодованием одёрнул её, чуть задетый Аркадьев. – Ольга Сергеевна, есть святые вещи даже для атеистов! – Я увидел вашу дочь по телевизору, и сразу понял, что только я единственный способен помочь ей остаться в этом непонятно жестоком к ней мире, в который она так рвётся из того, другого, якобы лучшего, буквально засасывающего её всё больше и больше…
       - Ей всё хуже и хуже… - Ольга Сергеевна с трудом нашла в себе остатки голоса. – Вы – это наш последний шанс… Счёт её короткого века уже идёт не на недели, а на дни…
       - Она должна остаться здесь, в этом мире! – сказал Аркадьев, которого уже охватывал азарт бойца за чужую жизнь. – Назло ему, холодному и безжалостному! Она его заслужила, как никто другой! Остаться, чтобы получить с него и отдать ему всё то, что Танечка хотела! Увидев её по телевизору, я вдруг понял, что это мой Момент Истины! Все мои прежние дороги вели меня к тропе в ваш дом! Это мой Апофеоз! Это квинтэссенция всех моих способностей, которые я годами в себе накапливал, чтобы однажды прийти сюда и не просто помочь, но СПАСТИ!
       Он допил свой кофе и встал, внутренне настраиваясь на предстоящий сеанс.
       - Таня в своей комнате? – спросил Кирилл, хотя уже ЗНАЛ, потому что ЧУВСТВОВАЛ.
       - Она ждёт вас… - утонувшим в слезах голосом ответила Ольга Сергеевна, не отрывая заплаканных глаз от стола. – Она слышала, как вы пришли…
       - Тогда я иду к ней! – энергично сказал Аркадьев. – Не мешайте нам во время сеанса, так будет лучше для всех! Это будет наш с ней диалог, дуэт и даже дуплет, если хотите. Просто будьте ЗДЕСЬ с нами ТАМ – это нам с ней не помешает! Я уверен, что ваша дочь поможет мне обрести самоё себя! Я даже не сомневаюсь в этом!

       …Он вошёл в тесную, слабо освещённую настенным ночником комнату, скорее детскую, чем даже подростковую, благодаря множеству игрушек и картинок на стенах, и сразу натолкнулся на взгляд огромных, светящихся явно не только отражённым светом, напряжённых глаз.
       Таня сидела на своей кровати, зафиксированная со спины и боков подушками для устойчивости. На ней, как Аркадьев и просил, было просторное ночное, скорое всего, мамино одеяние. Одежда скрывала многое, но не самое ужасное. Костлявые руки со сросшимися вместе пальцами; ноги – кости с культями ступней без пальцев; кожа на лице девушки, её руках и ногах была серой, в пятнах и струпьях. Глаза Аркадьева, привыкавшие к полумраку, вылавливали всё новые детали, болезненно сжимавшие его очерствелое от работы сердце.
       Нет, его визит действительно был не рядовым посещением одной из клиенток. Это было ПРОВИДЕНИЕМ… Это была ИСПОВЕДЬ целителя от Бога, в которой он обязан был выложиться без остатка…
       Аркадьев сел на стул, поставленный напротив кровати.
       - Здравствуй, Танечка! – сказал он радостно. – Ты, наверное, тоже знаешь от мамы, что меня зовут Кириллом Петровичем?

       Тонкая нить лишённого губ рта девушки не шелохнулась; огромные глаза с расширенными до крайности от боли, полутьмы или волнения зрачками, не мигая, прожигали гостя своей бездонной чернотой. Был слышен лишь редкий слабый сип её дыхания.
       - Вот и познакомились! – добавил Аркадьев в свой голос ещё немного радости. – Перед всем прочим, я хотел бы сказать, что искренно восхищаюсь тобой. Я вдвое старше тебя по возрасту, но на мою долю пришлось в миллион раз меньше тех страданий, которые достались тебе. И ещё я хочу добавить, что боль – это не просто ощущение, и не всегда – наказание. За что можно наказывать невинного младенца? За грехи его родителей? Не слишком ли это жестоко даже для Бога – бить слабого, чтобы морально достать грешных сильных? Нет, Боль – это испытание для Души, поэтому ты сейчас предо мной как Василиса Премудрая перед Иванушкой - дурачком. Скоро ты не просто изменишься внешне, девочка, но станешь другой и в себе самой. Ты поймёшь, о чём я, и сама решишь, что со всем этим делать… А мы больше не будем тратиться на твои книксены и мои реверансы, и перейдём к делу. Совместному делу, потому что без твоей помощи мне будет трудновато, хотя и не безнадёжно. Так ты мне поможешь?
       Глаза в полумраке быстро моргнули, показав Аркадьеву полное отсутствие ресниц на веках.
       - Тогда, пожалуй, начнём, - сказал Кирилл, вполне удовлетворённый молчаливым ответом. - Твоя помощь мне заключается вот в чём. Мы сейчас будем долго смотреть друг другу в глаза, создавая устойчивый канал обмена нашими внутренними энергетиками. Я буду проникать своей в твою, а ты найди в себе ту Искру, из которой нам можно будет раздуть костёр. Я подброшу в него своего огня, и тогда начнётся психодинамический резонанс, в котором нуждаемся мы оба. Полетели!

       Аркадьев внутренне сфокусировался, уже заученно нырнул своим сжатым в узкий луч взглядом в чёрную Бездну чужих глаз, и стал стремительно падать в неё, пока не находя в ней ориентиров для целенаправленного полёта и прицеливания. Это продолжалось довольно долго, уже почти нервно, и Аркадьев слегка заволновался от огорчительной мысли, что поддержки не будет по причине полного отсутствия у бедной девочки внутренних сил, истраченных до сухого донышка на непрерывные сражения с Болью и Смертью, но вдруг прямо перед глазами Кирилла буквально из ничего вспыхнуло целое Солнце, опалив его своим жаром…
       Обрадованный долгожданной и столько серьёзной подмогой, Аркадьев сам торопливо взорвался Сверхновой звездой, и слил воедино обе энергетики, закрутив их в огненные спирали Галактики. Всё это творилось в Пустоте, но Аркадьев слышал треск и рёв пламени вокруг, и это, как ему показалось, длилось  дольше, чем существовала их Вселенная…

       …Он не заметил резонансного перехода, но звёзды в их совместной Галактике стали медленно гаснуть, и это означало, что началось расслоение и разделение двух энергетик.
       Ещё минут пять Аркадьев сидел, остывая, по инерции глядя вслепую перед собой, пока не ожил подавленный огненными событиями ночник, и пока он не увидел, что глупо пялится в пустую стену с неразборчивым гобеленом.
       Кирилл послушно уронил уставший взгляд вниз, увидев, что Таня уже не сидит, подпёртая с трёх сторон подушками, а лежит на своей кровати, свернувшись калачиком, положив под щёку ладошки с ПЯТЬЮ ПАЛЬЦАМИ, и поджав ноги с ПОЛНОЦЕННЫМИ СТУПНЯМИ…
       Аркадьев как никогда облегчённо вздохнул.
       ВСЁ ПОЛУЧИЛОСЬ! Перед ним теперь лежал и сладко спал не прежний жалкий обрубок человека, непонятная жертва Природы неизвестно кому, а вполне себе нормальная девушка лет двадцати, со всеми своими природными, демонстративно проступающими сквозь одежду и даже чуть-чуть акцентированными прелестями.
       - « Могём, значит! – радостно подумал Кирилл. – И  даже  мОгем! Есть, значит, ещё  сухой  порох  в  жирных  пороховницах! Уфф! »
       Он легко, как уже давненько в своей памяти, встал со стула, привёл себя в порядок, и покинул комнату, в которой оставил значительную часть не только своей Души.

       …Ольга Сергеевна послушно сидела за кухонным столом, зажав руками голову, и глядя в чашку с уже почти покрывшимся льдом чаем. Рядом с ней на столе стояли на четверть обглоданная бутылка водки и пустая стопка.
       Однако… Совсем недавно и совсем рядом Аркадьеву было трудно, но  Матери, которую туда НЕ ПУСТИЛИ, было гораздо сложнее не быть с ними… ОБРЕСТИ сегодня родное, несчастное существо, или ПОТЕРЯТЬ вместе с гостем последнюю Надежду?..
       Услышав шаги, Ольга Сергеевна взлетела над столом отчасти безумным от ожиданий взглядом, потом сама буквально взмыла над стулом, и почти влипла в кухонное окно, едва не выбив его своей спиной.
       - ЧТО С ВАМИ?.. – пульсирующим, неверным голосом, испуганно спросила она.
       Аркадьев похлопал себя ладонями по слегка впавшим щекам, потом поправил на себе уже мешковатую одежду, и сел за стол, на котором его терпеливо ждала целая кружка ароматного кофе.
       - Ах, вы об этом… Издержки профессии, дорогая вы моя. А вы как думали? Сколько весила ваша дочь?
       - Она ВЕСИТ тридцать один килограмм… – Ольга Сергеевна пока не рисковала отойти от чудом уцелевшего окна.
       - Сейчас она ВЕСИТ килограммов шестьдесят, - сказал весьма довольный собой Аркадьев, чмокая дивно сладкий и вкусный кофе. – На тридцать больше. Значит, именно столько я и потерял. В живом, так сказать, весе… Во мне два часа назад было сто двадцать, а теперь, выходит, около девяноста.
       - А это?.. – Ольга Сергеевна робко шагнула от окна.
       - О, не извольте беспокоиться! – понял её Аркадьев. – Да, мой организм, прежде всего, избавился от избыточного жира, но для обменных процессов важна лишь масса вещества, которая сначала переходит в энергию, а потом – в утраченные мышцы и кости пациента. Я там в темноте не очень всё рассмотрел, но выглядит она вполне нормальной.
       Ольга Сергеевна метнулась взглядом в дверь.
       - Сядьте, мамочка! – властно сказал Аркадьев. – И составьте мне компанию! А туда вам пока нельзя. Она после всего этого спит, и это необходимая часть её реабилитации. Не надо ничего портить после всего хорошего. Кроме того, её комната сейчас буквально нашпигована остатками нашей смешанной энергии, не ушедшей в процесс. Для здоровых людей это небезопасно. Хотите стать моей следующей клиенткой?
       Ольга Сергеевна послушно опустилась на стул.
       - Там ВСЁ ХОРОШО… - надавил женщине на её расшатанную многими тяжёлыми годами психику Аркадьев остатками своей, основательно растраченной энергии, в придачу к уже сделанному гармонизируя и её внутреннее состояние тоже. – Теперь у вас будет новая жизнь, так что морально готовьтесь к ней. Спать после всего, произошедшего сегодня, вы, конечно же, не сможете, поэтому посидите здесь, почитайте или поразмышляйте. Ваша Танечка будет отсыпаться после меня часа три-четыре, а потом позовёт вас к себе или сама к вам ПРИБЕЖИТ…
       - Господи… - опять всхлипнула женщина, дочь которой двадцать лет только ПОЛЗАЛА…
       Аркадьев залпом допил остатки кофе и встал.
       - Пойду я, пожалуй… - сказал он с усталостью в голосе, которую не одолел даже крепкий тонизирующий напиток. – Надо добраться до дому и хорошенько восстановиться после нашего сегодняшнего веселья. Я перед такими сеансами всегда накапливаю избыточный вес. Представьте, если бы во мне была норма, то сейчас перед вами сидел бы пятидесятикилограммовый дистрофик… Откармливать бы пришлось, хотя бы для того, чтобы выпроводить меня из своего дома… Честно говоря, я даже не знаю, КАК всё это во мне происходит. Просто однажды получилось с последствиями для меня, и я банально сделал из этого соответствующие выводы. Иду, в общем, на поводу у необъяснимых обстоятельств…
       Ольга Сергеевна смотрела на болтавшего Аркадьева, и он чувствовал, что она невероятными усилиями воли удерживает себя от того, чтобы не разрыдаться в голос. Она видела, что с доктором произошли почти невозможные изменения, а это означало, что там, в соседней комнате, уже не прежнее жалкое, доживающее последние свои дни существо, остававшееся для неё любимой дочерью и родной кровиночкой, а внешне кто-то другой, - здоровый, полный сил и Жизни.
       - Не ходите туда, - предостерёг МАТЬ Аркадьев. – Она спит, ей всё это стоило гораздо больших усилий, чем мне. И, повторюсь, там для вас пока небезопасно. Мы с ней замешали жуткий коктейль из наших энергетик, через часик-другой он рассосётся, а через три-четыре Танечка проснётся. И придёт сюда к вам. Подождите её здесь, сделайте такое одолжение нам всем. Для пользы дела. Можете даже ещё выпить – лично мне это хорошо помогает расслабиться.
       - А потом?..
       - Потом слегка поплачьте… - вдруг сказал Аркадьев, уже направляясь в прихожую. – Обе… Уже не от горя, а вместе со Счастьем… Выпустите из себя и этого дома всю, скопившуюся за многие годы, Боль. Ей здесь больше нет места… С этим тут всё…

                / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /

       Аркадьев приехал не на своей машине, а, заранее предвидя серьёзные изменения с собой и возможное снижение некоторых физических возможностей, воспользовался метро. Выйдя из дому, где он сегодня очень хорошо поработал, Кирилл пешком добрался до ближайшего сквера, и почти упал на пустую скамейку, жёсткую, как раздолбанный его весовыми разносами диван в родном доме. Чувствовал он себя на удивление и непривычно легко и бодро, и если первое, учитывая серьёзные потери в весе, было вполне объяснимо, то второе после гигантских трат внутренней энергии слегка озадачивало.
       Было уже темно. Аркадьев посмотрел по сторонам, не найдя помех для диалога с собой и не только, а потом глянул в небо, на котором робко проклёвывались самые яркие звёзды.
       - Я сразу понял, что это не наш человек, а ТВОЙ Посланник, – тихо сказал он молчаливому со всеми собеседнику всех. – Я не ведаю ТВОЕГО замысла, умысла и промысла, и не имею права знать их. Раз ТЫ поместил Душу своего Ангела в темницу искалеченного тобою же человеческого тела, значит, чего-то этим добивался… Я освободил его из долгого плена… Уже сомневаюсь, что только собственными усилиями, но уверен – по ТВОЕЙ наводке… Она с таким недугом просто обязана была умереть через год-два после рождения, но ТЫ продлил её Жизнь и мучения на долгие двадцать лет… Для чего?.. Чтобы я окреп в дарованных ТОБОЙ силах, и сделал НЕЧТО, смысла которого пока не понимаю?.. СМЫСЛОМ для всех всегда был ТЫ, теперь я долго буду думать о своей Цели… Что-то мне подсказывает, что эта девочка – не заключительная точка, и даже не одна из многих запятых, а некое двоеточие пока без продолжения…
       Аркадьев перестал сидеть, задрав голову, утешив этим уже уставшую шею, и посмотрел вдоль сквера в ту сторону, где находилась нужная ему станция метро.
       - Пойду-ка я до дому, до хаты… - сказал он почти виновато. – И святые дела тоже требуют компенсаций… Не знаю, как ТЫ, а я просто зверски хочу есть…

                Время  пришло,
                если  оно
                уже  уходит…