Агент 220 - Глава 1

25.08.2014 г.


Меня зовут Анна Плейс. Хотя всему миру я известна, как Анна Шолохова – человек, открывший препарат «Мелинормал» и спасший мир от вируса «Бешенства». Моё лицо известно каждому взрослому и каждому школьнику, хотя сейчас я сама с трудом узнаю себя в зеркале, старость, увы, никого не красит. Мне уже 84 года. И я хотела бы уйти в иной мир с чистой совестью. Но необходимость хранить тайну лишает меня покоя. Все эти годы меня просили рассказать, как было совершено эпохальное открытие. И теперь вы узнаете правду, настолько не вероятную, что большинство решит – старуха просто выжила из ума. Быть по сему.

Эта история началась в  далеком январе 1948 года.  Послевоенный мир восстанавливался, а на моей Родине, в Соединенных Штатах Америки мало что изменилось. Мы только-только отметили Рождество и Новый год. И встретить эти праздники в кругу семьи, дома, куда я уже не надеялась вернуться, было сродни настоящему чуду. Четыре предыдущих месяца я провела в психиатрической клинике имени святого Франциска. Это была неравная борьба с целой когортой врачей и санитаров, медсестер и охранников, прачек и профессоров. Все они объединились, чтоб доказать мне и миру, что я безумна. Для этого они использовали  препараты, после которых ты не живой человек, а медуза заключенная в оболочку непривычного тела. И пыточные камеры, где тебя будут обливать ледяной водой, бить током или держать в ящиках с паром. Но хуже всего – их свод правил, в котором невероятно сложно найти лазейку. Он создан, чтоб каждое действие расценивать как проявление болезни. То как ты ешь, как кричишь во сне, как не можешь попасть ногой в тапок или не можешь вспомнить дату. Просто скрывать, что слышишь голоса – не достаточно. Если уж ты попал в подобную тюрьму, тебя не выпустят, пока не превратят в болванчика, в послушное и бездумное животное.

Я выбралась только потому, что могла проникать в их разум и находить правильный вариант поведения из миллионов неправильных. И все же, прежде чем меня выпустили, прошло долгих сто двадцать пять дней, в течении которых пришлось пережить сорок сеансов электро-судорожной терапии. Сорок. В первый раз я не знала, что со мной будут делать. В карте назначений значились три буквы аббревиатуры ЭСТ. Когда в процедурной меня начали привязывать к столу, уже одно это вызвало приступ паники. После того, как маньяк продержал меня в заброшенном доме две недели связанной, сам вид веревок на моих ногах и руках вызвал сильнейший ужас. Тогда я проникла в сознание медсестры, и увидела что со мной собираются сделать. Электрический ток. Как и он, этот псих, насиловавший  меня, втыкавший для развлечения и возбуждения ножи в мою плоть. Они хотят пропустить через меня электрический ток. Только не это. Я больше не выдержу. Я начала вырываться, кричать, умолять чтоб меня не трогали. Эта истерика привела к тому, что изначальные десять сеансов превратились в двадцать. И перед каждой процедурой я жалела, что не умерла там, в доме №17 по Ивен-стрит, закрытом под снос. К концу этого продленного сеанса мое тело перестали сотрясать судороги, и врачи насторожились. Хотя в остальном мое поведение было безукоризненно и полностью соответствовало поведению здорового в их понимании человека. Но тело, не отвечавшее на изощренную пытку «как положено», подвело меня. И процедуры продлили. Не знаю, как это произошло, но процесс считывания мыслей после пребывания в клинике изменился. Если по началу, сразу после изнасилования, когда изменения в могу только начались, я слышала всех, кто находился в комнате и почти не контролировано. Голова начинала раскалываться, присутствие людей рядом неизменно закачивалось самой жуткой мигренью. А после, то ли со временем научилась, то ли «лечение» помогло, но теперь я могла отключаться от потока чужих мыслей. И слышала чужие мысли лишь тогда, когда сама хотела.  В больнице я пользовалась этой способностью, чтоб выбраться. А снаружи мне хотелось вовсе о ней забыть. Ведь считывание сопровождалось головной болью, с которой не справлялись обезболивающие препараты. И еще, люди редко думают что-то приятное. Даже о своих детях. Мои родители жалели меня, но в то же время им неприятно было видеть меня, оскверненную. И грязной историей с маньяком. И пребыванием в психиатрической клинике. Я уже не была для них ребенком, кем-то родным. Скорее обузой, с которой не понятно что делать. Они на самом деле боялись, что я в любой момент сорвусь. И всё начнется сначала. Впечатление от чтения мыслей других людей были ничем не лучше, меня считали психопаткой. Но от родных слышать такое, было в разы больнее. Я перестала вмешиваться в чужие головы. Но знание осталось. Одно дело подозревать, что все считают тебя грязной после ужасного испытания, которое ты ничем не заслужил. И совсем другое – знать наверняка.

Я не считала «голоса в голове» - проявлением безумия, но старалась их не слышать. Пока не встретилась со следователем Френком Девисом. Его серый автомобиль подъехал к нашему дому утром 12 января. Я не обратила внимание на звук мотора, думала это вернулась мама, после того как отвезла в школу мою младшую сестру Мери. И поняла, что у нас гости лишь когда с низу начали доносится звуки ссоры. Я спустилась вниз по лестнице, украшенной гирляндой из остролиста, у входа стоял отец в полузастегнутой рубашке и с недопитой чашкой кофе в руках. Он перегораживал дверной проход, не давая зайти внутрь мужчине лет тридцати в сером костюме. Так одевались гос. служащие. А из их довольно громкой беседы, я поняла, что он относится к департаменту расследований.

- Я не дам разрешения. Больше не появляйтесь у моего дома.
- Вы не хотите, чтоб насильника вашей дочери наказали?
Отец зарычал, остатки кофе выплеснулись на палас.
- Не надо пудрить мне мозги. У меня есть друзья в вашем ведомстве. Я знаю, что его адвокат будет упирать на невменяемость Анны. Этого ублюдка выпустят, и тогда он не даст ей жить.

Его поймали? Это чудовище будут судить? Почему я об этом не знаю? Я вторглась в память отца, пытаясь отыскать сведения о моем мучителе.

Воскресное утро, он читает газету за завтраком, Мери перевернула стакан с тыквенным соком, и он прикрикнул на неё. Сестренка принялась вытирать пятно полотенцем, а отец вернулся к газете, перевернул страницу. Криминальная хроника. Фотография. Отец не узнает изображенного на ней человека. А мне от одного этого изображения хочется развернуться и бежать без оглядки. Но это память отца, он начинает читать статью, и постепенно осознает, что речь идет о том самом преступнике, что похитил меня и использовал для своих извращенных утех. Я перескакиваю в другое воспоминание. Отец взволнован, беседует со своим другом. Место я не узнаю, там темно… и похоже оба пьяны.
- Если ты хочешь ему отомстить, то суд не вариант. Найми кого-то, пусть уберут мусор. Могу посоветовать ребят.
- Я подумаю, - отвечает отец, прикидывая, что на деньги для киллера можно заменить кровлю в магазине и еще на новый завоз останется. И решает ничего не предпринимать.

С одной стороны, я рада, что он не становится в один ряд с преступниками, с другой – во мне просыпается желание отомстить ему, человеку чьего имени я не знала, пока не увидела в газетной заметке через память отца. Хортон Линдси. Я хочу его уничтожить, хочу превратить его в корм для червей. Злость захлестывает меня, и тут я понимаю, что уже несколько минут следователь молча смотрит на меня, пока отец старается его выставить вон. Я тороплюсь заглянуть в него, пока дверь не захлопнулась. Нужен визуальный контакт с объектом чтения. Расстояния не хватает. Я подхожу ближе, между мной и человеком в сером костюме остается два метра, его сознание поддается. Я вижу как он до вечера сидит над делами в участке, как ночью рыщет по злачным местам, расспрашивая отбросы общества. Он искал этого преступника еще до того, как появилось мое заявление. Линдси убил еще четверых до случая со мной. Так думает Френк Девис. Мне же Хортон рассказывал о большем количестве жертв. Сам рассказывал. Хвастался, зная, что я унесу его секреты в могилу. Взамен я получила возможность напротив – раскрывать секреты. Отец и его друг правы, доказательств не хватает. Девис сам не верит, что мои слова на суде помогут вынести приговор. Но это все же шанс засадить ублюдка за решетку, и он не хочет упускать его. Френк хороший коп, он готов следить за преступником месяцами, не спать если потребуется. И я видела, что он готов рискнуть моей жизнью, ради того чтоб ублюдок не увидел свободы и не совершил новых преступлений. В этом я был полностью солидарна. Я решила, что отвечу «да» еще до того, как он сказал мне первое слово.

- Мисс Анна? – спросил следователь, сняв шляпу в приветственном жесте. Отец оглянулся и приказал мне идти в свою комнату. Но я уже не могла оторваться от сознания Френка. В нем были те же мечты, что и в моей душе. Чтоб зло было наказано. Но теперь они сменились мыслями обо мне. Он вспоминал фотографию из отчета, которая была прикреплена к моему заявлению. Когда поймали Хортона, Френк отправил запрос в психиатрическую клинику, где я проходила лечение, на повторное снятие показаний. Но мой лечащий врач ответила ему отказом, заявив, что воспоминания о трагедии сведут на нет весь прогресс лечения. «Не навреди – является главным постулатом, которым я руководствуюсь по жизни. Мое дело лелеять ростки здоровья  и здравомыслия, не дать им угаснуть под бурей житейских проблем» - написала она среди прочего. Девис не поленился поехать лично в другой штат, чтоб сообщить миссис Ханниган, что делом его жизни является уничтожение сорняков нашего общества. И нет лучшего способа взрастить разум, как не дать его потерять. А если Хортона Линдси выпустят, сколько еще девочек умрут или навсегда останутся травмированы? Но та осталась глуха к доводам следователя. А меня оставили в неведении. Однако теперь я была свободна, и не собиралась позволять родителям встать между мной и мечтами о мести.
- Анна Плейс, - протянула я ладонь следователю.
- Френк Девис, детектив по делу Хортона Линдси, в штате Коннектикут, - представился мой герой, пожимая руку.
Отец попытался препятствовать нашему общению, захлопнул дверь перед носом представителя порядка, но я тут же вышла на улицу, и разговор мы продолжили уже в машине Девиса. К слову, машина была очень дорогой. На той же модели ездил мой дядя банкир. Я покопалась в памяти Френка и обнаружила, что авто – плод его труда целиком и полностью. Не подарок и не взятка. Просто человек, который живет на работе, не может иметь семьи, и имеет лишние деньги. Френк был из числа таких трудоголиков. Он  не обременял себя семейными обязательствами и никого не расстраивал частыми командировками, двойными сменами и прочими прелестями карьеры фанатичного полисмена.

Я подписала бумаги о повторной даче показаний и пообещала, что выступлю свидетелем на суде против своего мучителя.
- Вам могут начать приходить письма пугающего содержания. Или даже вашим родственникам. Обязательно передавайте их следствию, они послужат дополнительной, хоть и косвенной уликой. И не бойтесь, мы защитим вас.
- Ему меня не запугать, - заверила я копа. После всего, что я пережила какое-то письмо станет всего лишь еще одним кирпичиком на моей дороге к цели.
Френк снова вернулся к мыслям о скудности улик против злодея. И тут меня осенило.
- Вы не могли бы устроить мне встречу с Линдси?
- Вы просите об очной ставке? Но… вы уверенны, что это не повредит вам?
Тут Френку пришлось наступить на горло своим амбициям.  Мои показания вызвали в нем настоящую бурю возмущения. Он сочувствовал мне так, как это не смогли сделать мои собственные родители. Зная, что эта встреча может дать конкретные результаты, он готов был отказаться от предложения и копать пол Линдси еще долгие месяцы, лишь бы не навредить мне.

Родители в штыки восприняли поездку в Коннектикут. Но им пришлось  смирится с неизбежным. Во время встречи Хортон ничего не сказал, только похабно ухмылялся, облизывая губы и поправляя под столом рукой в наручниках вставший член. Все это выглядело мерзко. Но куда кошмарнее было то, что оставалось не заметным для людей. Я вторглась в разум маньяка и выкапывала из его памяти мельчайшие подробности каждого из преступлений, что угодно, что могло дать следствию и суду неоспоримые доказательства вины. Со стороны же казалось, что я просто сижу напротив маньяка, чуть не убившего меня, и с ненавистью смотрю в его лицо. Изначально на моем лице действительно отражалась ненависть, затем его сменило омерзение. Мысли этого человека напоминали зловонную помойку. А еще через какое-то время, мою голову стало раскалывать болью. Но я копалась в навозной куче его воспоминаний, содрогаясь от мешанины освежеванных людей и криков боли терзаемых девушек. Когда сил не осталось, меня выбросило из воспоминаний.

Покрытое щетиной лицо Хортона было перекошено улыбкой. Он не боялся тюрьмы, уже зная, что доказательств нет. Меня же вид наручников на его волосатых запястьях больше не радовал. Я знала, что если его выпустят, я сама воткну нож ему в глазницу, и проверну хорошенько. За всех тех, кого он уничтожил.

На шатающихся ногах я дошла до выхода из комнаты свиданий. Там меня сразу взял под руку Френк.
- Мисс Плейс, как вы?
- Мне нужно на воздух, - пробормотала я, и он повел меня по коридору к курилке, а оттуда во внутренний двор, ярко освещенный солнцем. Скамейка была расчищена от снега, и чуть блестела на свету оледеневшими досками. Мы присели.
- Достаньте лист бумаги, - все так же слабым голосом попросила я. Тут из носа и ушей полилась кровь. Девис перепугался, вытащил платок и принялся вытирать струйки с моего лица.
- Позвать медика?
- Нет, нет. Так и должно быть, - пробормотала я. Слишком долго я пробыла в его сознании. Главное успеть рассказать все, что я успела увидеть. – Вы достали бумагу?
Озадаченный следователь отдал мне платок запятнанный кровью и достал из нагрудного кармана блокнот и ручку.
- Записывайте, - голос обрел силу. Я принялась перечислять места, в которых Хортон прятал расчлененные тела. И где оставалась его одежда с кровью жертв. И назвала несколько адресов, где его видели в период, когда он держал очередную пленницу.

Девис послушно писал, но лицо его было растерянным. Я попыталась вникнуть в его мысли, но только скользнула по поверхности. Он боится, что я все же тронулась умом, увидев маньяка. Но проверит каждую букву из надиктованного. Значит все в порядке. Я закончила рассказ и убрала платок от носа, тот уже не кровил.Кажется, ничем кроме этих струек крови жертвовать за полученную информацию не придется.

- Энн, вы не передумали? – взволнованно спросил Девис.
- О чем вы?
- Вы все еще согласны свидетельствовать против Линдси?
- Конечно, об этом можете не беспокоится, - заверила я следователя и позволила провести меня до такси. Через неделю он приехал и сообщил, что теперь доказательств вины Хортона более чем достаточно. Он смотрел на меня как на какое-то чудо. Это было странно приятно. Все, перед кем мне прежде доводилось проявить способность к чтению воспоминаний, слишком боялись поверить, и предпочитали считать меня безумной. Френк тоже боялся. Он хотел спросить, как мне это удалось. Хотел просить помогать в других делах. Но не осмелился. И это было к лучшему.

Суд прошел отвратительно. Адвокат Линдси вылил на меня корыто помоев. Он утверждал, что я похотливое животное, которое вообще не было в плену, а всю эту историю я выдумала, чтоб прикрыть грех. Он упирал на мое пребывание не как на следствие действий Хортона, а как на подтверждение изначального безумия. Мол, что взять с умалишенной, нельзя принять на веру слова такого человека. Тем более когда они очерняют имя такого славного парня, как Хортон. И дальше следовал перечень достоинств мерзавца. Затем пришел черед опроса свидетелей, нескольких удалось найти благодаря моему дару, но следователь благоразумно умолчал истинный источник информации. Пристав выкрикнул мое имя и я прошла к деревянной трибуне. Под взглядами нескольких десятков людей мне предстояло рассказать о самом унизительном, что происходило в моей жизни. Я стояла, они смотрели на меня, и я все не могла решится раскрыть рот. Хортон больше не усмехался. Предыдущие свидетели поставили крест на его свободе. Я же хотела для него чего-то похуже жизни за решеткой. Голос появился сам собою, он был не похож на мой, слишком низкий, спокойный. Он звучал, а я видела все снова. И все эти любопытствующие мужчины средних лет, женщины изображающие шок, они исчезли. Я снова была заперта на Ивен-стрит, и узкие полоски света, пробивающиеся из забитых окон, ползли по пыльному полу, пока я мечтала о смерти.

- Я возвращалась из магазина музыкальных инструментов. Купила нотную тетрадь для моей сестры Мери. Мистер Линдси подошел ко мне и попросил показать дорогу до Ивен-стрит, я показала ему направление. Он сказал, что впервые в городе и умолял провести до самой улицы. На пол пути он накинул мне на шею веревку и начал душить. Очнулась я в пустующем здании, привязанной к стулу. Заметив, что я открыла глаза, он начал рассказывать, что собирается со мной сделать. Потом взял нож и начал срезать одежду. Я осталась обнаженной. Он касался меня, и каждый раз, когда я дергалась, он делал насечку на моем плече, - я задрала рукав, обнажив шрамы. – Когда это надоело ему, он разделся и приказал меня ублажать его орально. Я не стала этого делать. Он одел резиновые перчатки, включил в резетку штекер, к которому был присоединен провод. Просто провод, оканчивающийся оголенными проводами. Каждый раз, когда я отказывалась что-то делать, он бил меня током. И говорил, что я стану послушной девочкой, как и все другие. Что он воспитывает в маленьких шлюхах послушание. Через шесть дней ему это надоело, перестало возбуждать. И он стал вонзать мне в ногу нож, чтоб я кричала от боли, пока он… Я вся была в порезах. И уже не надеялась выбраться. Он каждый день рассказывал, как разрежет меня на куски, где их спрячет. И что у него есть человек, который покупает скелеты. Один раз он был так пьян, что уснул на том же столе, где привязал меня. В моей ноге был воткнут нож. Я смогла высвободть одну руку, разрезала веревки и сбежала, выпрыгнула в окно на третьем. Остальные окна были забиты досками. Дверь закрыта на огромный амбарный замок изнутри. Я упала и потеряла сознание. В больнице мне сказали, что кто-то проезжал по той улице и нашел меня.

Как и советовал Девис, я говорила коротким простыми фразами, без надрыва эмоций. Ужасные факты говорят сами за себя. Я умолчала о том, какой послушной девочкой стала в руках Хортона. Я познала всю глубину унижения. Он привил мне такое стойкое отвращение к плотским утехам, что едва ли я когда-нибудь смогу перестать содрогаться, замечая в мыслях родителей воспоминания о проведенной вместе ночи. И тем более едва ли смогу стать женой или матерью.

Хортона Линдси признали виновным и приговорили к смерти на электрическом стуле. Мне позволили присутствовать на это мероприятии. Я видела все от и до. От того момента, как его ввели в камеру, привязали (какая ирония судьбы) к стулу, присоединили проводки, как засунули что-то в рот, как надели на голову мешок… Я хотела бы видеть, как корчится его лицо в судорогах. По-моему, он умер слишком быстро. Меня он держал в плену две недели, справедливо было бы бить его током столько же времени. И все же я возвращалась домой удовлетворенной.