Грифельная параллель

                Посвящается Б.

            Я ни разу не была на крыше какого-либо дома. Я даже не знала, как туда попасть. В одних фильмах таких сцен не показывают, в других не показывают, как именно герой попадает туда, ну а в последних версиях все выходы на крышу предусмотрительно запечатаны. У меня не было друзей-руферов, которые чётко бы знали, где, что и почему. Я же не знала ничего. На часах уже далеко за полночь, в последний год я в хреновых отношениях со сном. Пожалуй, поэтому я здесь.
            Я думала забраться в дом поменьше, чем тот, куда я попала. Я рассчитывала на трёх или четырёхэтажный дом с ровной, не покатой крышей. Чёрт знает почему я зашла в двадцатиэтажку. Внутри была охрана, я на автомате выпалила, что иду в двадцатую квартиру. Охранник, похоже, был не особо внимателен, ибо задал лишь один вопрос:
            — Вы к Семёнову?
            Конечно же я ответила «да», он тут же меня пропустил. Я поднялась на верхний этаж. На площадке в стороне была стандартная лестница без перил, а в потолке проделан люк. Замок был изнутри, причём замок — обычная защёлка. Ещё бы щеколду поставили. Но закрыта эта защёлка, как ни странно, не была, поэтому я просто распахнула люк и выбралась на крышу.
            За спиной кто-то кашлянул:
            — Вообще-то... здесь ещё есть мы.
            Честное слово, если бы я была у самого края, я бы сейчас уже лежала распластанной по всему асфальту.
            Я глянула на него украдкой — в стороне стоял среднего роста темноволосый парень. Но ему я не ответила. Говорить не хотелось ни с кем.
            — Если Вы надумали покончить с собой, то дайте мне время уйти. Не очень-то хочется быть допрошенным, — добавил он.
            Я молчала.
            Не то чтобы я была в жуткой тоске или депрессии, просто, знаете, накатывает порой меланхолия. Она обычно пробирается к тебе в самый неожиданный момент, пробегает холодком по спине, а потом крепко берёт за шиворот. Собственно, у меня всё было хорошо, но мне с самого детства всегда чего-то не хватало. Будто я тот самый потерянный пазл, который должен быть вместе с основной картинкой.
            Я только сейчас над кое-чем задумалась и непонимающе нахмурилась.
            — Ты сказал «мы»?
            — Что?
            — Когда я зашла. «Здесь ещё мы», — сказал?
            — А... Да, сказал.
            Я оглянулась по сторонам — на крыше больше не было ни души — и демонстративно развела руки в стороны.
            — Скажи, у тебя раздвоение личности? — спросила я.
            Я не шутила, почему-то сейчас было бы вполне нормально такое слышать. Два чудака, у которых явно что-то не складывается в жизни, встретились на крыше двадцатиэтажки в третьем часу ночи. Мы с ним явно больны. Оба.
            Парень усмехнулся, посмотрел себе под ноги и отошёл в сторону. Живое существо заскулило, я заинтересовалась.
            Оказывается, за этим незнакомцем стоял пёс.
            — Ты привёл с собой на крышу собаку?
            Парень поджал губы и мотнул головой.
            — Нет. Это Мартин, и он живёт здесь.
            — Мартин?
            — Да, Мартин. А что? Ты имеешь что-то против Мартинов?
            Я нахмурилась.
            — Ничего я не имею. Почему он живёт на крыше?
            — Об этом лучше спросить самого Мартина. — Парень демонстративно двинулся в сторону, словно не хотел мешать моей беседе с Мартином.
            Всё-таки я была права. Мы и вправду больны.
            Я закатила глаза и отвернулась. Передо мной город с высоты двадцати этажей. Минимум машин, максимум тишины и ночных огней.
            — Ну так что, ты серьёзно хочешь отсюда спрыгнуть? — спрашивает меня парень.
            — Отстань, пожалуйста.
            Меня жутко раздражало то, что здесь был он, но мне уже никуда не деться. Я не завсегдатай в посещении крыш. Это моя первая вылазка, и у меня не то что не хватит нужного настроения, у меня его и вовсе уже нет. Моей решительности хватило на то, чтобы пройти охрану, забраться на двадцатый этаж и пробраться на крышу через люк. Что, многие девушки это делают? Да ещё и ночью. До сих пор у меня была абсолютно нормальная жизнь. Этим поступком я её перечеркнула.
            — Хотя бы как тебя зовут?
            Я разворачиваюсь и злобно выпаливаю:
            — Тебе что, больше не с кем поговорить?
            — Я пришёл сюда первым, так что это моё правило, — он принимает упрямую позу, скрещивая руки на груди. — Представься.
            — Первым сюда пришёл Мартин, — невозмутимо говорю я.
            Парень тихо посмеивается:
            — Я смотрю, ты приняла нашу игру.
            Он всё так же меня раздражает, но улыбка сама появляется на губах, и я не в состоянии её скрыть.


            В один из дней меня оставил дорогой человек. Оставил совсем не так, как бывает: расцеловал тебя в обе щеки, нагрузил тебя различными напутствиями, а потом развёл руками в стороны и сказал, мол, дальше нам не по пути, — всё совсем не так. Этот человек меня просто оставил. Как дым от сигарет, он растворился в воздухе. Он не был моей второй половинкой и другом моим он тоже не был, он не был моим родственником — всё это вновь не то. Он был моей родственной душой. Он — это то, о чём не рассказывают. Не рассказывают не потому, что хотят сохранить тайну, совсем нет. Причина здесь в том, что таких людей невозможно описать. Они не поддаются характеристикам, не поддаются социальным положениям, они не носят ярлыки друзей, знакомых и приятелей.
            Сложно сказать, что я в этот момент чувствовала. Мне было жутко обидно из-за того, что со мной даже не удосужились проститься. Я ведь не требовала ничего глобального, именно сейчас я была опечалена тем, что не услышала даже банального и избитого «Прощай». Я брошенная. Меня выставили из чьей-то жизни, как какую-то собачонку. И теперь, поджавши хвост и поскуливая, я пытаюсь вернуться к прежней жизни.
            Признаться, я неплохо живу — у меня престижная работа, собственная квартира, хорошие друзья. Можно сказать, я была почти довольна своей жизнью. Почти. Да, в моей жизни не задерживались мужчины, но я не отчаивалась, в конце концов, до тридцати у меня есть ещё пара лет, а после уже можно впадать в депрессию.
            Знаете, над чем я сейчас задумалась? Стала перебирать в голове последние годы, мгновения радости и счастья, а потом поняла, что хоть я и чувствовала себя счастливой временами, мне чего-то явно не хватало. Я поняла. Даже смешно, честное слово. Оказывается, чем больше близких мы теряем, тем сложнее обрести полное счастье. Не потому, что слабеет вера в людей или что-то в этом роде, совсем нет. Просто с каждым близким человеком из тебя вырывается уже частичка тебя и остаётся с ним. А если этот человек уходит, то и часть тебя машет тебе маленькой ручонкой на прощание. Это, кстати, своеобразный намёк, мол, ну ты и дура, я лучше с ним уйду. Я сейчас поняла, что мне очень многих людей хочется собрать вместе, тогда, возможно, я бы сама могла собраться, на внутреннем уровне, что ли. А то я по всему Земному шару раскидана, а меня даже никаким предметом не расчленяли, — всё морально, всё духовно, всё мысленно. Называется, я хочу почтить минуткой внимания ушедших и сказать им: дорогие, я ушла тогда с вами, просто вы не заметили.

            Ранним утром по обыкновению звенел будильник, который вытащил меня обратно в реальность. Минуты две я лежала на кровати, с головой укрывшись одеялом. Не знаю, о чём я думала. Что будильник сам поймёт, что ко мне лучше не лезть, и выключится? Бред. Но именно так я и думала. Лежала и молила его выключиться. В конечном итоге я проиграла, как и всегда, впрочем. Этот чёртов будильник выигрывал любой наш поединок.
            Середина сентября. У меня отпуск вторую неделю, а я каждый день встаю по будильнику, не считая воскресенья. Планов у меня нет практически ни на один день, но для самой себя создаю иллюзию того, будто у меня их навалом.
За окном — пасмурное утро, а значит пол в моей квартире ледяной. Так и есть: босыми ногами я встаю на холодный пол, одеяло рефлекторно накидываю на себя и заворачиваюсь в него, как в кокон. Через 20 минут я выхожу из ванны проснувшаяся и свежая. Я наскоро готовлю лёгкий завтрак, после еды иду переодеваться, подвожу глаза и губы у зеркала и выхожу на улицу. Мне нужно пройти два квартала.


            — Я думаю, тебе чего-то не хватает.
            — Да? И чего же? — спрашиваю я у него.
            — Изрядной доли адреналина, — отвечает парень.
            — Обойдусь без игл, спасибо.
            Он как-то странно улыбнулся. В другой ситуации и с другим человеком я нашла бы в этом нечто устрашающее, но в нём ничего такого не было. Глаза светились радостными огоньками, вдобавок на губах хитрая улыбка. Создалось впечатление, что он находится в предвкушении чего-то воистину интересного и предсказуемого для него. В моей голове уже всплывал обратный отсчёт, который якобы вёл этот странный парень.
            — Они здесь ни при чём, — сказал он и медленно стал отшагивать в сторону.
            Впечатление было такое, что я полицейский, а он подозреваемый, который собрался бежать.
            Я почти угадала. В эту минуту резко распахнулся люк, звонко ударившись крышкой об пол. На крышу выбирался охранник с фонариком в одной руке и пистолетом в другой.
            Парень тихо засмеялся, махнул мне рукой и понёсся в сторону от люка. Делать нечего, я ринулась за ним.
            — А ну стойте! Стойте, я сказал! — кричал охранник.
            Парень смеялся, а я была шокирована той ситуацией, в которой оказалась. Я даже не была напугана, я попросту не успевала осознать и почувствовать страх. Я понимала, что сейчас моё спасение в этом ненормальном, который, возможно, вытащит нас отсюда, а возможно, и нет.
            К счастью, охранник был не в форме, а мы с парнишкой быстро бегали, так что, навернув несколько кругов по крыше, охранник начал задыхаться, благодаря чему мы получили небольшую фору. Парень словно прыгнул в люк — так быстро он скрылся с моих глаз. Я поторопилась спуститься по той же лестнице и оказалась на площадке 20-го этажа. Рядом возник спутник моего вечера и, поторопив меня, кинулся не в сторону лифта, а в сторону лестницы. Двадцатый этаж. Мы будем спускаться по лестнице. Но это глупо. Если охранник сейчас сюда спустится и воспользуется лифтом, то он так или иначе нас опередит. Так что я замешкалась.
            — Идём же! Живо!
            — Но... почему не на лифте? — спросила я, не двинувшись с места.
            — Долго объяснять! Наш путь здесь — идём! — подгонял он. — Доверься мне.
            Что? Он спятил? Довериться?
            — ДАВАЙ ЖЕ!
            «Ладно-ладно, так и быть», — думаю я и бросаюсь за парнем к лестнице. Может, я чего не понимаю, благодаря своей женской логике и довольно поверхностному уму.
            Мы были на пятнадцатом этаже, когда я заорала:
            — Стой! А как же Мартин?!
            — Мартин живёт на крыше, не глупи! — с трудом выразился он спокойным тоном.
            — Разве он не твой пёс?
            — Ты правда думаешь, что я позволил бы своему псу жить на крыше? Спускайся быстрее!
            Я умолкла до самой улицы. Мы неслись, как угорелые, по той лестнице, а после через весь холл. Охранника не было, так что мы ещё пуще прибавили ходу.
            Выбежав из дома, мы рванули по лужайке к многочисленным пятиэтажкам, стоящим в стороне. На улице глубокая ночь, во дворах ни души, свет горит лишь в двух или трёх окошках. И мы — здешние сумасшедшие. Наконец, мы скрылись среди домов, притаившись ненадолго. Никто за нами не следовал, а значит — повезло? И тут началось — я стала смеяться, как ненормальная. А на душе так хорошо — эмоционально, ярко и свободно. Я чувствовала себя птицей, которая только что выпала из гнезда, но вместо того чтобы разбиться, полетела. Это чувство сносило мне крышу, я всё продолжала смеяться, живот начал болеть. Парень поспешно приблизился ко мне и закрыл мне рот ладошкой.
            — Хочешь выплеснуть эмоции — делай это потише, — сказал он.
            Я ещё пуще засмеялась. Это уже был какой-то истерический смех, но, боже, как же было хорошо!
            Парень улыбнулся:
            — Ты знаешь, что у тебя очень заразительный смех?


            С задней стороны дома я подошла к нужной железной двери со звонком и закрытым окошком. Я дважды нажала на звонок. Окошко в двери открылось, и я увидела лицо Юры. Он покачал головой при виде меня, но всё-таки улыбнулся. Захлопнув окошко, он распахнул мне дверь и заключил меня в свои крепкие объятия.
            — Уже соскучилась? — Спросил он, отстраняясь. — Проходи.
            — Ты один?
            — Как всегда. Все будут где-то через час.
            Юра — муж моей подруги, но в последнее время он для меня больше друг, чем её муж. Пожалуй, он даже знает обо мне больше, чем она. Пока я в отпуске, я постоянно прихожу к нему сюда по утрам. Юра работает в баре-ресторане, он орудует за барной стойкой. Обычно он приходит за полтора-два часа до открытия. За это время он приводит в порядок стойку, бутылки с алкоголем и иными напитками, посуду и прочее в подобном роде.
            Мы проходим внутрь мимо столиков с широкими мягкими диванчиками. Я сажусь на высокий стул за стойкой, Юра возвращается на своё привычное место.
            — Тебе что-нибудь налить?
            — Да, — киваю я. — Воды можно?
            Он молча протирает столешницу и ставит передо мной стакан с водой, а после облокачивается на стойку с тряпкой в руке и внимательно смотрит на меня.
            Я делаю несколько глотков. От его наблюдения вода встаёт поперёк горла.
            — Что? — не выдерживаю я.
            Он смягчается и отводит глаза:
            — Нет, ничего. Как ты себя чувствуешь?
            — Нормально, спасибо.
            — Спала?
            — Глупый вопрос. Конечно!
            Он прищуривается.
            — Ну что такое?!
            — Понять пытаюсь. — Отворачивается он и начинает заниматься расстановкой бутылок.
            — Что понять?
            — Что с тобой не так.
            Я глубоко вздыхаю и даже не пытаюсь продолжить расспрос о том, что он имеет в виду.
            Но ему этого и не нужно, он поворачивается ко мне и говорит:
            — Я впервые встречаю человека, жизнь которого выглядит вполне нормальной, всё по стандарту: работа, дом, друзья, развлечения, но как на тебя посмотрю — хочется надавать тебе пощёчин и прикрикнуть: «Очнись и живи как следует!»
            — А как следует?
            Он отмахивается:
            — Ты прекрасно поняла, о чём я.
            Я чуть улыбнулась. Юра всегда был не похожим на других. Хоть и не такой же сумасшедший, как я, или тот, кто меня бросил, но по-своему необычный.
            — Так значит, моя ненормальность в моей нормальности?
            Он задумался:
            — Пожалуй, да... Да, именно так. Слушай, после смерти Яна прошло немало времени. Может, уже начнёшь жить?
            Я замолчала. Глаза защипало, нос закрутило. Я не могу сейчас разреветься прямо здесь, так что я стала дуть в сторону глаз.
            Имя его режет меня. Всё совсем не так, как пишут в книгах. Там, наверное, всё приукрашивают, преуменьшают. Как конфету, заворачивают такие дела в обёртку и подают. Я не могу сказать, плохо мне от этого, хорошо ли. Это просто есть, к чему ставить оценочные ярлыки? Это не тот случай, когда режет слух, внутренности сжимаются, и ты ностальгируешь. Нет. После того как он меня оставил, я не произносила его имени. К счастью, у меня нет больше подобных знакомых, а если бы и были, я бы стала для них немой рыбой. Эти до боли знакомые буквы не слетали с моих губ в подобном порядке уже довольно давно. Связки надрываются, изнутри полосонуло лезвием. Я чувствую внутреннее кровотечение, а сама дико улыбаюсь. Имя его режет меня. Бритвенным лезвием оно пробирается к выходу. Я чувствую свежую рану-полоску на гортани и языке. На очереди губы:
            — Ян, — вылетает у меня, и тут же эти самые губы засаднило от проскользнувшего лезвия.
            Ах да, я не сказала самого главного. Этот человек, оставивший меня, умер. Собственно, потому он меня и оставил, что умер. Не думаю, что при жизни у него была бы причина поступить точно так же. Да какая, собственно, теперь разница? Его нет. Я оставлена и брошена в пустом мире. Он стал сейчас для меня пустым, серым и... бессмысленным?


            — Я, кстати, Ян, — говорит он мне.
            — Мы ведь уже не на крыше, здесь не действуют твои правила.
            Он уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но я его опередила:
            — И правила Мартина тоже.
            Он улыбнулся.
            — Ты права.
            — Меня Женей зовут, — сказала я.
            Услышав это, он ещё шире заулыбался.
            — Значит, никаких правил?
            — Никаких. Без них жизнь кажется непредсказуемой. А теперь объясни, почему мы спустились по лестнице?
            Он долго на меня смотрел, губы поигрывают отчасти хитрой, отчасти самодовольной усмешкой. Может, меня покидал прилив адреналина, может, место имел какой-то иной фактор, но я наконец заметила его глаза. Ярко голубые и ясные-ясные. Они словно имели своё собственное гравитационное поле, которое притягивало каждого, кто готов поддаться. Я уже чувствовала, как мои ноги отрываются от земли, и я падаю, падаю. Я падаю в голубую бездну.
            Он усмехнулся, и я тряхнула головой. Я вновь в реальном мире.
            — Подстраховался на экстренный случай. Как обычно. Далеко бы на лифте мы не уехали.
            — Как обычно? — удивлённо переспрашиваю я.
            Он кивает.
            — И часто ты так развлекаешься?
            — Да, зачастую. Мне нравится.
            — Откуда знаешь, как ломать лифты?
            Он мотнул головой:
            — Я не ломал, я слегка перенастроил, — улыбнулся он. — Дядя лифтёром был, всё моё детство таскал меня с собой, так что некоторые хитрости мне доступны.
            Я глубоко вздохнула и опустилась на верхушку металлической изгороди.
            Ян сел рядом и участливо взглянул на меня.
            — Напугалась? — спросил он.
            — Скорее, дело в том, что я не могу сказать про сегодняшний инцидент «как обычно», — неуверенно сказала я Яну.
            Тот ответил мне тёплой улыбкой и некоторое время молчал.
            — Не всем такое по душе, ты можешь просто вернуться домой и продолжить свою размеренную жизнь, если она такой и была. Хотя... — он посмотрел на меня, — в твоём случае это можно не уточнять.
            — Почему?
            — По твоей физиономии можно сразу сообразить, что жизнь твоя вполне спокойная.
            Я кивнула:
            — Правда. А твоя?
            Он сухо усмехнулся.
            — Моя — подобие сегодняшнего мини-приключения.
            — Почему мини? — вновь спрашиваю я.
            — Убегать от охраны — не верхушка моих злодеяний, — улыбнулся он. — И нет, в чуткие объятия полиции ни разу не попадал.
            Я смутилась:
            — Я настолько легко читаемая?
            Он пропустил это мимо ушей, а вместо этого сказал:
            — В общем, Евгения, смотри, я предлагаю тебе почувствовать себя на моём месте.
            — То есть? — не поняла я.
            — То есть я могу показать тебе свою жизнь.


            — Ты ведь знаешь, что мне всегда снился один и тот же сон, правда?
            Юра кивнул.
            — Да. — Он кашлянул в кулак. — Тебе всегда снятся его похороны, если не ошибаюсь.
            — Верно.
            — В чём дело? Сегодня тоже был он?
            — Как раз таки нет. Сегодня приснилось совсем другое.
            — Хочешь поговорить? — спрашивает он.
            — Наверное, да. Я хочу рассказать...
            Юра отбросил тряпку на столешницу позади себя и опёрся руками о барную стойку.
            — Ну так... что за сновидение?
            — Мне приснился пёс, который почему-то жил вместе со мной. Но вдруг я чётко поняла, что ему не место со мной рядом. Я взяла его на руки и вынесла на улицу. Я совсем не хотела, чтобы этот пёс сам вышел из моей квартиры, — я чувствовала, что это означало бы очередную прогулку, после которой мы вместе бы вернулись домой. Но всё было не так. Я знала, что в этот раз домой вернусь только я. Поэтому я должна была сама его вынести из своего дома, таким странным образом я ставила для самой себя жирную точку. — Я нахмурилась. — Не знаю, в чём именно. В своей прежней жизни? — Юра меня внимательно слушал, и я продолжила: — В общем, этот наивный комок тёмно-коричневой шерсти громко тявкнул, когда я опустила его на асфальт. Кажется, он обрадовался очередной затее со свежим воздухом. Он послушно выбежал со двора, побежал по газону в сторону дерева, наверное, справлять нужду, а я защёлкнула дверь-калитку, провожая пса взглядом. Я не хотела наблюдать за тем, как он побежит обратно ко мне, не хотела чувствовать себя дрянью в этой ситуации, так что я тихо вернулась в свою квартиру. И я до сих пор чувствую те самые ощущения, а в голове слабо мелькают мысли о свободе. Что мы с ним сильно привязались друг к другу, но он не мой питомец, а я не его хозяйка, и было бы глупо обманывать и его, и себя. Что мы с ним оба свободны. Свободны от забот и обязательств, каждый для себя — и это единственная обязанность у него и у меня. Что никто не должен брать нас за горло, никто не должен надевать нам на шею ошейник... — Я вздохнула и посмотрела на Юру.
            Он поджал губы и пожал плечами:
            — Странно, согласен. Но почему тебя это так сильно волнует? Мало ли что снится. Мы во снах и маньяки, и убийцы, и животные, и сами себе режиссёры. Может, посмотрела что-то на ночь? — спрашивает он.
            — Нет, ничего, — задумчиво пробормотала я. — Но ладно. Наверное, ты прав, это просто сон.
            Он улыбнулся мне и взял в руки чистую тканевую салфетку.
            — Жень, я задам вопрос? — неуверенно выдаёт Юра.
            — Конечно.
            — Чисто из любопытства... — Он уже протирает стаканы салфеткой и украдкой поглядывает на меня. — Вы с Яном были не разлей вода. Я скептик по жизни, в дружбу между мужчиной и женщиной я не верю, ты знаешь. Скажи, ты была влюблена в него?
            Я улыбнулась и без всяких пауз и заминок ответила:
            — Я была влюблена в его глаза.
            Юра с любопытством посмотрел на меня, но ничего не сказал.
            За спиной у Юры зеркало, а в зеркале — я. У меня слегка растрёпанный вид. Наверное, с улицы такой, после сильного ветра, а глаза такие, будто я трижды пробежала стометровку без всякой подготовки, — бешеные и испуганные. Я замираю на какое-то мгновение и вдруг понимаю — я идиотка.
            — …ты так не думаешь? — Пауза. Пальцы Юры щёлкнули перед моими глазами. — Женя, ты меня слышишь?
            — О боже!
            — Что?
            — Он ждёт меня! — Я схватила его за воротник рубашки и притянула к своему лицу. — Он меня ждёт, понимаешь? Он ждёт меня на крыше!
            Юра стряхнул мои руки и бросил на меня злобный взгляд.
            — Кто, чёрт возьми, тебя ждёт?
            — Мартин, — выдохнула я и помчалась к выходу.
            Не могу сказать, что я бежала со всех ног, я лишь торопилась. Но эти четыре квартала, которые разделяли ту самую двадцатиэтажку и бар, в котором работал Юра, пронеслись совершенно незаметно. Казалось, будто и пяти минут не прошло, как я уже стою перед крыльцом этого дома.
            Этот дом был первым, крышу которого я посетила. И последняя моя вылазка тоже была связана с этим домом. Тогда ещё был Ян. Ян. Человек, который познакомил меня с совсем другой — увлекательной — стороной этой жизни. Раньше мне всегда было до одури страшно даже представить, что я вдруг куда-то пробираюсь без него, а этот дом и вовсе моё личное табу, которое я сейчас собираюсь перечеркнуть. Такие люди, как Ян, не исчезают насовсем. Я знала как минимум два пути, которые, несомненно, привели бы меня к нему. И ни один из них не содержит встречу со смертью.
            Я спокойно зашла в холл, от прикосновения к двери меня посетили воспоминания нашего первого побега с Яном. Этот дом наш. Наш и Мартина.
            — Женя, — кивнул мне охранник за стойкой.
            Он сонный, а я снова в этом холле. Ничего не изменилось, одним словом.
            — Не спите, Олег Юрьевич?
            Хотя нет, кое-что всё же изменилось — в этот раз я дружна с охранником, так что бежать мне не от кого. Мы долгое время доводили с Яном здешних охранников то до белого каления, то до угрозы сердечного приступа. Но этот дом был особенным, так что вскоре мы приняли решение сделать исключение и поладить с охранниками. Надо признать, что сделать это было очень нелегко, мы, наверное, были врагами №1 у этой охраны. Сейчас не ночь, а утро. Но Олег Юрьевич всё-таки сонный, скорее всего, работал ещё и в ночную смену — по одно время он с этим зачастил, но быстро выдохся. Может, начал заново? Ну и третий пункт — я без Яна.
            — Какой уж там... я ведь на работе. — Он похлопал себя по щекам. — А ты чего? Давненько тебя не было. Решила заглянуть к чердачному псу?
            — Можно и так сказать. — Тут я наклонилась к стойке и зашептала: — Понимаю, что это нехорошо, но Вы бы вздремнули немного, ничего здесь не произойдёт. А я никому не скажу, обещаю. А то на Вас и смотреть страшно.
            — Что, неужели всё настолько плохо? — иронично спросил он, дотрагиваясь до своей щеки.
            — Боюсь, что да, — улыбнулась я.
            — Иди уже на свою крышу, леди Тактичность. Только без глупостей там.
            Я понимающе кивнула и пошла в сторону лестницы. Забавно, с тех самых пор я редко ездила на лифте. Только если действительно нуждалась в нём, а в остальных случаях — всегда лестница.
            — Женя? — окликнул меня Олег Юрьевич.
            — Да?
            — Ты одна уйдёшь отсюда?
            Я поджала губы:
            — Нет.
            Тут понимающе кивнул уже он, а я продолжила:
            — Мартину пора домой.
            — Насовсем?
            Я кивнула. А он больше ничего не спрашивал. Всё-таки потрясающий был человек. За его понимание я была ему очень благодарна.
            Я не спеша добралась до двадцатого этажа. Этому научил меня Ян — если равномерно распределять собственные силы и поддерживать темп, то быстрая усталость тебе не грозит. Так что, подходя к лестнице, у меня даже не присутствовало тяжёлого дыхания. В этот раз люк был закрыт, и я отодвинула задвижку. Вдох. Я не могу дождаться, когда увижу его. Я поднимаю крышку люка над собой и выбираюсь на крышу. У люка Мартина нет, и я двигаюсь в ту самую сторону, где впервые встретила их обоих. Опираясь боком о бетонный бордюр и изредка поскуливая, сидит он.
            — Мартин. Мартин!
            Услышав мой голос, он бежит ко мне навстречу со всех ног, повиливая хвостом по пути. Он тут же прижимается к моим ногам, а я бережно беру его на руки. Мартин начинает облизывать мои щёки.
            — Наконец-то ты со мной, — я говорю это им обоим.
            Мартин. Вот мой первый способ установить связь с Яном. Ян был привязан к нему, а после в этот список вписали и меня.
            Вторым моим способом была сама крыша этого дома. Я присела на бордюрчик, поглаживая одной ладонью Мартина. Это было то самое место. Мы никогда не отдавали предпочтение другой стороне, хотя, признаться, вид оттуда был куда лучше. Но нам было уютнее здесь. С тишиной, темнотой, минимумом уличных фонарей и светящихся витрин. И именно здесь я чувствовала, что могу сказать:
            — Здравствуй, мой родной Ян. Это я. — И знать, что он меня слышит.
            Неважно, что ощущать я могу только себя и собаку. Нас всегда будет трое: Ян, я и Мартин.