Пианист

Район На Джомтьен, «Марина Бэй» отель, вечер понедельника. Отель недешёвый и публика в нем собирается не по национальному признаку, как это часто бывает в отелях попроще, а по толщине кошелька. Но если вам нужны галерея бутиков в самом отеле и причал для яхт, то «Марина Бэй» правильное место.
По понедельникам проходит традиционная вечеринка. Отель бесплатно поит и кормит лёгкими закусками своих гостей, параллельно пытаясь донести сведения о том, как много платного, но интересного, в отеле есть. Публика сытая и плохо ведётся не только на развлечения отеля, но даже на дармовой алкоголь. Хотя водка даром не проходит даром даже у богатых и средний градус в организме у народа за ужином, уже не бесплатным, следующим за вечеринкой, значительно выше среднестатистического.
Одна стена у ресторана сдвижная. Столики начинаются ещё в помещении под крышей, переходят на открытую веранду, и продолжаются уже на песке пляжа. На стыке крытого помещения и веранды на небольшом возвышении стоит пианино. За одним из соседних к пианино столиков немолодая, но крайне эффектная пара завершает свой ужин. Дама статная, холёная, с высокими скулами и курчавыми иссиня черными волосами не вписывается в стандартные каноны красоты, но обладает красотой внутренней, той которая не дает мужчинам отвести от неё взгляд и заставляет даже самых умных из сильной половины человечества делать глупости. Сандали на плоской подошве и шелковое воздушное платье, смесь вечернего платья, пляжного парео и греческого хитона, на первый взгляд просты. Но просты той простотой, которую не купишь в магазине, и на которую нужно потрать немало денег и годы жизни, чтобы научиться их носить.  И как следствие, доступно это немногим. Её спутник выглядит излишне брутальным и грубым для такой дамы. Рост под два метра. Не смотря на возраст за сорок, а может и за пятьдесят, ни капли жира, зато узлам мускулов может позавидовать любой культурист. На теле множество шрамов. Самый большой и уродливый виден сквозь крупную сетку майки чуть ниже правой груди. Резаный, с неровными краями, такие обычно оставляют осколки, задевшие вскользь. Левую руку опоясывает сложная татуировка. Терновый венец впился шипами в кожу и вытекающая кровь образует калейдоскоп из латинских, славянских, арабских букв и цифр. Безумный шифр, который невозможно прочесть, но который явно имеет ключ.  И наверняка имеет значение для своего хозяина. Шорты хаки и добротные мягкие туфли вполне уместные и в этом дорогом, но пляжном, ресторане, и где-нибудь в джунглях Африки, дополняют портрет.
Мужчина, отставив в сторону недопитый шот с дижестивом, встал и подошел к пианино. Выглядели они достаточно инородно на фоне друг друга. Но мужчина присев на крутящийся стул и откинув крышку ловко пробежался пальцами по клавишам, ощущение инородности тут же пропало. Стало ясно, что человек и инструмент друг с другом «на ты».
За столиком поблизости шумная русскоговорящая компания заканчивала ужин. Один из компании, желая повеселить остальных и будучи уверенным в том, что его не поймут, обратился по русски к присевшему за пианино:
А «Мурку» слабо?
Да не вопрос, - на чистом русском ответил шрамированный гладиатор.
И хорошо поставленным голосом запел «Мурку». Но незамысловатые слова песни он положил на столь вычурный и сложный музыкальный ряд, что замолкли голоса и звон вилок во всём ресторане. В итоге складывалось такое ощущение, что подшутили не над пианистом, а над тем, кто песню попросил. Компании это не понравилось и уже другой голос из-за этого же стола спросил на английском, но с жутким акцентом:
- Ну а что-нибудь наше брайтоновское про Нью-Йорк знаешь?
- Без проблем, дружище.
Прозвучал ответ на английском. И над засыпающем пляжем поплыли тягучие слова песни «Нью-Йорк-Нью-Йорк». Певец не пытался копировать пение Фрэнка Синатры, но перепел песню так, что любовью к этому городу прониклись даже те, кто никогда в нём не был.
- А почему, как английский, так сразу Нью-Йорк?
Спросила перезрелая девица в середине зала.
- Вот если бы вы спели песню на кокни, настоящим англосаксам это пришлось бы по вкусу.
И тут же в ответ в зал полились задорные и незамысловатые слова «Oi! Oi! Oi!». Но вместо простой, как однопенсовая монета, музыки панков звучало что то узнаваемое и сочетаемое со словами, но намного более глубокое и сложное.
После этого заказы посыпались со всех сторон. Немцы смутились тому, что на их просьбу спеть на немецком прозвучала «Песнь немцев». Причём после первой строфы зазвучали слова из песни Хорста Весселя, но затем они плавно перетекли в оригинал и в далёком от Германии Тае этого никто не заметил. Испанцам досталась песенка испанских партизан «Два сольди». Итальянцы получили «Пряди шерсти нить» от Фабрицио де Андре. А от песни на вьетнамском, тоже о партизанах, забытой в джунглях деревушке и девушке, что обещала ждать, но жизнь распорядилась иначе, старый тощий вьетнамец в массивном золотом «Ролексе» и толстенной золотой цепи на шее плакал навзрыд так, что не понимающий слов персонал на всякий случай вызвал медсестру. Финская окопная песня сменялась народной украинской. А за непонятной подавляющему большинству, но очень рассмешившей пожилую чету японцев песенкой, шел гимн освобождения Анголы.
Никто уже не сидел за столами. Все столпились в тесный круг вокруг пианино. Народ шутил, смеялся. Среди присутствующих выискивали тех, кто знает ещё какой-нибудь не звучавший этим вечером язык. Отдельные пары пытались танцевать, но мелодии менялись так быстро и были столь разноплановыми, что приводили в замешательство даже самых опытных танцоров. И тут до кого то дошло, что человек за пианино играет для них уже более двух часов и уже спел песни более чем на тридцати языках. Сопровождая свои песни комментариями на том же языке, шутя с заказавшими песню и разговаривая бегло и бойко опять таки на том же языке.
Между песнями возникла пауза и поэтому вопрос услышали и почему то поняли все.
- Кто ты? Песни на любом языке, музыка, истории, беглый разговор. Кто ты?
- Я Бог.
Кто? Чей? Какой?
Послышалось со всех сторон.
- А я у вас один.
- И что же ты делаешь здесь?
- Да то же, что и последние пару тысяч лет. Исполняю ваши желания.
- А что для этого нужно?
- Ровно то, что вы и делаете последние два часа. Попросить.
- И всё?
- Да.
- Врёшь.
Послышался голос из темноты.
- Я просил тебя каждый день. Я ставил свечи. Заказывал службы. Делал пожертвования. А она всё равно умерла.
- Просить нужно искренне. Спроси как это делать у своей милой спутницы. Она умеет. А ты нет.
Все вдруг замолчали. С моря подул ветер. Заколыхались подвешенные к балкам фонари. Россыпью от каждого стоящего во все стороны упали тени. Перемешались и успокоились. Но стул у пианино был уже пуст. Хоть круг и не размыкался ни на секунду. Все как по команде обернулись к столику. На нём стояло блюдечко с батами за ужин и щедрыми чаевыми придавленные мятной конфеткой, чтобы не унесло ветром. Дамы за столиком тоже не было.