Встреча

Глафира шла то быстро, то медленно, часто останавливалась, а иногда и вовсе поворачивала назад. Чуть ли не бегом она возвращалась метров на сто, останавливалась, разворачивалась, и снова тихонько брела вперед. Со стороны это могло показаться очень странным. Но, если бы кто-нибудь со стороны смог заглянуть в ее душу, поведение девушки уже не стало бы казаться таким загадочным.

А в душе у Глафиры поселилось такое смятение, что сердце останавливалось, и руки холодели. В ушах постоянно звучал голос подруги, с трудом дозвонившейся ей из родной деревни: «Николай приехал. Он уже вышел к тебе навстречу».
Узкая проселочная дорога петляла среди зарослей ольхи и вербы. Поношенные туфельки утопали в мягком песке. Песок то и дело набивался в туфли и, в конце концов, девушка сняла их и засунула в авоську с книгами. Идти стало намного легче. Прохладный песок ласкал ноги, как речная вода на мелководье. Было тепло, но августовское солнышко уже не такое жаркое, как в июле, чувствовалось, что лето кончается.

Глафира в очередной раз остановилась и задумалась. Картинки прошлого  в ее голове сменяли одна другую, как в кино. Вот она читает письмо незнакомого солдата с просьбой писать ему на фронт – такое часто случалось во время войны. И некоторые ее подруги тоже получили письма от незнакомых ребят с фронта. А вот она рассматривает рисунки этого солдата, почти родного человека. Рисунки очень мелкие (что можно нарисовать во фронтовом треугольничке!), но выполнены почти профессионально. Николай всегда иллюстрировал свои письма, а к праздникам посылал своей девушке им же нарисованные открытки. А потом война закончилась, и письма стали приходить все реже. Хотя в каждом письме Николай писал, что очень любит Гранечку (так он ее называл) и обязательно к ней приедет. В родную Сибирь он ехать не хотел, там его никто не ждал – отец и мать умерли во время войны. И вот уже больше года прошло с тех пор, как Глафира получила последнее письмо...

Все письма она сохранила. Ей нравилось их перечитывать. Ведь каждое письмо было не просто письмом, а самым настоящим рассказом о фронтовой жизни. Глафира мечтала когда-нибудь опубликовать эти письма, настолько хорошо они были написаны. Время шло, Николай больше не писал, и Глафира, обиженная, спрятала стопку писем на самом дне маминого сундучка. И вот сегодня этот звонок!
 «Ну, что же я стою, ведь он идет ко мне, надо поторопиться». Но ноги девушки словно приросли к прохладному песку. Не зная, что же делать, идти вперед или назад, она стянула с головы тоненький берет, нервно скомкала его, потом расправила и снова надела. Глафира всегда старалась выглядеть хорошо, ведь она постоянно общалась с людьми: посещала школы, детские дома, садики. И совсем несложно было ей выглядеть хорошо даже в простом ситцевом платьице и, далеко не новом, беретике. Глафира – красивая девушка, темноволосая, зеленоглазая с нежной белой кожей, не требующей никаких кремов. Ростом, правда, не вышла, чуть выше полутора метров. Зато фигурке завидовали все ее подружки-толстушки. Работа у нее по тем временам тоже была хорошая – инспектор районного отдела народного образования. Перед самой войной она закончила учительский институт и вернулась в родную деревню учителем математики. Несмотря на молодость, новая учительница быстро завоевала авторитет не только среди учеников, но и среди педагогов. А потом директор предложил ей работу в РОНО. Согласилась с неохотой – в школе было намного интереснее. Но, уже привыкнув в студенческие годы к городской жизни, все же решила переехать в районный центр.
 А потом – война, и эта переписка с Николаем. Они полюбили друг друга, хотя никогда не встречались. Глафира радовалась каждому письму, и ждала их. Сама старалась писать чаще. Несмотря на красоту, она не была избалована мужским вниманием. Парни побаивались холодного взгляда молодой учительницы, удерживавшего их от вольностей, поэтому старались держаться на расстоянии. Да и ее никто не смог увлечь так, как Николай. И вот все ее подруги уже давно завели семьи, у некоторых и дети есть, а она в свои двадцать шесть...

Глафира резко повернулась и бегом побежала обратно. «Как он мог! Ведь последнее письмо пришло больше года назад»! Обида переполняла ее настолько, что на щеках выступили красные пятна. Глафира быстро шла назад. Потом ее шаги замедлились. «Но ведь были же какие-то причины. А может, он не мог написать – такое время»... Обида, не находившая дополнительных аргументов, слегка притупилась. Где-то, в самой глубине возмущенного сердца родилась мысль: «Интересно, а какой он»?
 За всю войну Николай не прислал ни одной фотографии, только совсем крохотный автопортрет в одном из писем. И воображение, спровоцированное этой зацепкой, услужливо стало выстраивать картинки, заставившие Глафиру ускорить шаги: «А вдруг, он  хромой, или рыжий? А может пьяница какой-нибудь». Глафира споткнулась голой ногой о край мостика со слегка выступавшим бревном. Она наклонилась, потерла ушибленные пальцы, и бегом бросилась через мостик за поворот. Сразу за поворотом она вдруг резко остановилась. Воображение нарисовало высокого красавца, темноволосого и черноглазого. «Господи, ну что я дергаюсь, как пятнадцатилетняя, будь, что будет»! Глафира решительно повернула назад и быстрым шагом пошла за поворот к мостику.
 Низко наклонив голову, чтобы не споткнуться еще раз, она ступила на теплые бревна мостика и... чуть не столкнулась с ним. Конечно, это был Николай, ведь всех окрестных парней девушка знала в лицо. А это был незнакомый молодой человек, высокий, стройный темноволосый красавец. Только вот глаз его она не увидела – щеки девушки запылали от смущенья, и она резко опустила голову.

- Глафира?! – Николай так растерялся от неожиданной встречи, что не находил слов и не знал, куда деть руки. Наконец, он засунул их в карманы. В одном из карманов он нащупал яблоко, которым угостила его подружка Глафиры. Вытащив яблоко, он протянул его девушке. – Хочешь яблоко?

- Спасибо! – Глафира потянулась за яблоком. Руки их встретились. Сердце девушки вдруг так резко встрепенулось, что она задохнулась.
 И тут, вдруг, вспомнились все те прекрасные слова, что он писал ей в течение долгих лет войны. Глафира шагнула навстречу молодому человеку и разрыдалась, упав в его объятья. Николай еле успел  подхватить. Смущенный слезами девушки и, не зная как утешить любимую, он ласково гладил ее по голове и, как заклинание, повторял: «Ну вот, мы и встретились, родная! Теперь все будет хорошо»...

Потом они долго-долго шли домой, и все говорили, говорили... А потом была дивная августовская ночь, которую они провели, сидя на крылечке старенького дома. Всю ночь, до самого рассвета они пели, и всю ночь, до самого рассвета, два голоса, слившиеся в один, плыли над уснувшей деревней...