Беги, Хоук, беги
Деревья провожают взглядами враждебно и пристально.
Дупла — глаза. И разинутые, точно в крике, рты, не говорившие так давно, что уже разучились.
И лишь ясные мысли, стремительно, точно по цепи, передаются от дерева к дереву, как импульс по системе нейронов.
«Глядите, идёт», - шепчет ветхий лес.
«Челове-ек», - деревья обмениваются мыслями.
В трухлявом дубе зарождается новый импульс.
«Напуганное существо», - передаётся от соседа к соседу, от дерева к дереву, через корни, соприкасающиеся ветви, птиц.
Лес безмолвно шепчется.
***
В гуще листвы вижу Грязные Лапы. Ещё одна лиса. Такое прозвище я дал им всем.
Длиннохвостые существа точно с надетыми на лапы воровскими перчатками — вот что такое лисицы.
Мне очень нравится их мясо, приготовленное незатейливо с морковкой и пряностями. При одном воспоминании начинают течь слюнки.
Перед глазами всё двоится от голода, и я теряю Грязные Лапы в одной из трёх ее нечётких копий.
Я слишком слаб, чтобы поймать хоть что-то живое.
Рана на ноге саднит, чутьё подсказывает мне, что под бинтами уже началось заражение.
Паскудно это - знать, что твоё тело гниёт; единственный плюс — я не рыба и начинаю «портиться» не с головы.
Хотя насчёт головы тоже нет твёрдой уверенности. В ночной тьме я иногда вижу тени. Они шастают от ствола к стволу, подбираясь всё ближе и ближе. Любопытно поглядывают на меня, думают, что заснул и потерял бдительность.
Стоит мне вскочить на ноги, как они пропадают или резко оказываются совсем далеко.
Я угрожаю им незаряженным ружьём, делая вид, что прицеливаюсь, и они уходят.
Кровопотеря, голод, усталость - это всё, думаю, сыграло со мной злую шутку, разбросав бесформенных чудиков по всей округе.
А ещё страх. Страх преследования, нависший надо мной, точно тяжелый колпак. За мной гонится чудовище. Идёт томительно медленно, с ужасно маленькой скоростью. Еле волоча истерзанные ноги, толкая вперёд своё тело, которое в целом — только гниль да рвань.
***
Эмма быстро бы меня вылечила. Нарвала каких-нибудь трав, заварила их, сделала перевязку. Сняла жар.
Как же хорошо жилось, когда Эмма была рядом.
Чёртов лес забрал её, забрал так же, как сейчас забирает мои силы и жизнь.
***
После волчьего нападения я ногой шевельнуть не мог. Тупая боль сменялась острой. Нога — деревяшка, которую совсем не чувствуешь.
Не окажись Эмма рядом, мне пришёл бы конец: тот волк был мёртв. Тлен спадал с него пластами. Единственный запавший глаз остекленел в глазнице. От животного исходил убойный смрад, выдающий недавнюю смерть.
В плешивом боку волка зияла окровавленная дыра, я хорошо увидел её.
Её, а затем — щелкнувшую перед самым носом пасть.
Этот выпад я предупредил, схватив зверя за пасть обеими руками и стиснув до хруста.
Резкий запах мертвечины высекал слёзы.
Мертвец извивался, как мог. Я отчаянно сжимал его пасть. Зовя Эмму на помощь, орал до боли в горле.
Но волк был сильнее меня, смерть даёт этим тварям недюжинную силу. И когда кость его черепа проломилась под напором моих пальцев, он улучил момент и высвободился, злобно шипя.
Глаз его застыл, и лишь нос беспрестанно шевелился, пытаясь уловить нити моего запаха.
По треску веток я уже услышал, что Эмма мчится мне на помощь, и восторжествовал.
Но ещё секунда — и челюсть волка сомкнулась на моей ноге.
***
Эмма убила мертвеца одним удачным выстрелом в голову. Она могла покалечить меня, если бы промахнулась, но здесь было нельзя медлить и на то, чтобы прицелиться, отводились считанные секунды.
Чем дольше длится укус и чем больше укусов заражённого — тем выше степень заражения.
Вообще, это зависит от многих факторов. Даже от состояния самого умертвия: самые гнилые и старые — настоящие рассадники заразы. Иные могут обратить в мертвеца даже не прикасаясь.
***
Прозвучал выстрел.
Я упал навзничь рядом с убитым Эммой волком.
Вверху кроны деревьев затанцевали хоровод.
Всё плыло и вертелось, мёртвый глаз зверя уставился на меня.
В конце концов я потерял сознание.
***
Очнулся в нашем домике на своей кровати, обложенный колбочками и коробочками с лекарствами. Эмма собирала рюкзак, поминутно выглядывая в окно.
Её взгляд был задумчив и серьёзен.
Я проговорил что-то настолько невнятно, что и сам не разобрал слов. Это привлекло внимание Эммы, она подступила к моей кровати.
В ушах звенело, голова была точно объята пламенем, Эмма пропадала в тумане бреда.
Я попытался встать, но она положила руку мне на грудь.
Покрытая россыпью веснушек, миниатюрная рука неожиданно оказалась такой тяжёлой, что я упал обратно, точно грузное поваленное дерево.
- Ты слишком слаб, Хоук, тебе нельзя вставать, - пояснила Эмма.
- К-куда... - губы пересохли, во рту — настоящая пустыня, - ты идёшь?
- У тебя горячка, ты всю ночь бредил, я думала, что до утра мне придётся попрощаться с тобой... Тебя укусил умертвий, ты помнишь? Ты не сможешь встать, а кто-то должен добывать еду, иначе мы оба умрём.
- Я лежу уже... День? - самое смелое предположение.
Взгляд Эммы вновь сильно посерьёзнел.
- Ты лежишь уже три дня.
Я почувствовал, как волна холода окатила тело.
- Т-три? Не может быть...
- Но ты идёшь на поправку, - проговорила девушка ободряюще, - всё самое страшное ты пережил и в умертвия не превратился, хотя я боялась, что вместе с укусом тебе передался вирус.
- Просто не хотелось видеть бога.
Я обхватил слабой рукой руку Эммы, крепко сжал, улыбнулся, заглянув в её зелёные глаза.
Она сжала мою руку так же крепко и вернула улыбку.
- Только вот одно настораживает, Хоук, - внезапно начала она, - что этот умертвий делал в лесу? Странное дело, лес должен их отпугивать, они сюда никогда не забираются, особенно в самую глушь. К тому же мертвецы ходят небольшими стаями, а этот был один...
Я ничего не ответил, задумавшись.
- Откуда заражённому волку здесь взяться? Не могут ли прийти остальные?.. Если будет так, - на глаза девушки неожиданно навернулись слёзы, - то где нам тогда прятаться? Леса были единственным местом, защищающим нас от мертвецов...
Я дотронулся до щеки Эммы, говоря утешающим голосом, стараясь её убедить:
- Они нас не найдут, не бойся. Совсем скоро я встану на ноги и оправлюсь, я обещаю, и мы попытаемся выбраться из этого леса.
Она встрепенулась, взглянув на меня то ли удивлённо, то ли как на сумасшедшего. Так смотрит загнанный в угол зверь.
- Что? - прошептала она. - Выбраться из этого леса? Уйти?
- Да, - мой голос не дрогнул, - доберёмся до города, отыщем рабочий автомобиль и уедем.
- Уедем... - Эмма точно взвешивала слова. - Но куда, Хоук?
- К морю. Возьмём судно, наберём продуктов и будем держаться недалеко от береговой линии до того времени, пока зараза не минует. Там нас никто не сможет достать, там мы будем в безопасности.
- Рискованный план, - несмотря на это, глаза Эммы загорелись азартным огоньком.
Она высвободила свою руку, встала с постели, направившись к наполовину собранному рюкзаку.
- Обязательно выживем, - поклялся я, - обязательно спасёмся.
У порога Эмма пообещала мне быть осторожной. Она накинула рюкзак на плечи, взяла ружьё и повязала косынку на голову, наполовину спрятав свои рыжие волосы. Поцеловав меня на прощанье, Эмма вышла за дверь.
Я ждал её к вечеру, но к вечеру она не пришла.
***
Тщетно я звал Эмму, тщетно я пытался встать, чтобы отправиться на её поиски. Ногу прошило острой болью, затем отняло, и я упал на пол, беспомощный, сквозь крик и слёзы проклиная жизнь, проклиная бога и дьявола.
До крови закусив губу, я полз к двери, но расстояние, казалось, было огромным. Перед глазами вновь начала сгущаться тьма. Я хватался за последние проблески света, точно утопающий за соломинку. Я звал Эмму и полз к двери, теряя сознание.
Злая тьма сомкнулась надолго, стоило мне моргнуть.
***
Спустя два дня силы вернулись ко мне и жар спал. Я ощущал больную ногу, но мог кое-как ходить с помощью черенка швабры, который теперь использовал как трость.
Бинты, наложенные Эммой, насквозь пропитались кровью. Я кое-как сделал перевязку, но рану не обработал. Эмма была специалистом в травах, а я не мог отличить лечебное растение от ядовитого.
Взял ружьё, подобие трости и отправился на её поиски.
***
Я нашёл Эмму у излучины реки. Зверьё над ней изрядно постаралось. В камышах валялся разорванный рюкзак, водоросли облепили ружьё.
Я хотел, очень хотел «обезвредить» Эмму, чтоб она не пришла домой спустя пару дней, но... рука не поднялась это сделать.
Обезопасить себя означало уничтожить тело. Навсегда расстаться с её рыжими как огонь волосами, молочно-белой кожей, вечно приумножающимися веснушками, ярко выраженной цепью вен на миниатюрных руках, с тонкими губами, которые складывались пускай и не в рекламную, но такую тёплую улыбку.
Внешностью Эмма обладала далеко не идеальной, но каждый недостаток казался мне величайшим достоинством.
Пускай она станет чудовищем, опасной хищной тварью, - но останется.
Лишь дни спустя я осознал, какой идиотский поступок совершил. Воскреснет не Эмма. Эммы больше нет, лишь тело — кровожадный ублюдок, идущий по моему следу.
И пока он ещё не явился, надо уходить самому.
За час я собрал свои пожитки. Бросил спичку на соломенную крышу нашего крохотного домика. Усердно волоча ногу, преодолел приличное расстояние, оставив позади и безопасную территорию, и прошлую жизнь.
Мертвяки ходят медленно. Но раненый человек — не быстрее...
***
И вот я спасаюсь бегством, еле переставляя ноги. А вокруг — сплошной лес, что много лет давал нам двоим еду и укрытие, но резко сделался неприветливым.
Я иду, не теряя реку из виду, чтоб добраться до грота, что находится ниже по течению. Там можно укрыться, переждав несколько дней.
Грот я нашёл ещё прошлой осенью, когда гнал оленя к скрытым в лесу ловушкам.
В первый раз я спрятал там спички, закутав их в плотную ткань, дабы те не отсырели.
Во второй раз я пришёл туда намеренно, чтоб спрятать консервы и патроны. Думал укрыться в гроте с Эммой на тот случай, если мертвяки вдруг сунутся к нашему домику.
Долгое пребывание около воды их нервирует. Я понял это, когда спасался от стаи умертвиев в своем родном городе.
Именно поэтому и стоит держаться реки.
Грот — вот единственная моя цель. Если я не дойду до него — я труп.
***
Я надеялся добраться туда за день, но нога внезапно стала ныть и дальше идти не хватало сил.
Повязка вновь насквозь пропиталась кровью.
Я решил переждать ночь, спрятавшись в трухлявом дереве и частично замаскировав себя листьями.
Костёр мог привлечь внимание монстра: он учуял бы запах дыма. Поэтому огонь я не развёл.
В бархатной тьме я видел светящиеся глаза животных. Слышал шорохи, которые издаёт бодрствующий ночью лес.
Я не видел монстра, но мне казалось, что каждый хруст ветки свидетельствует о его приближении.
С замиранием сердца я ждал утра.
***
Когда кидает то в жар, то в холод, нападает паранойя. Кажется, что кто-то дышит мне в спину, идёт по пятам, внюхиваясь в лесную почву.
За мной следит зверь.
Хочет поживиться мною и обратить в свою веру. Сломить меня, последнего человека на Земле. Последнего человека, чью свежую кровь гоняет живое сердце.
А ведь совсем недавно нас было двое, как в том библейском сюжете.
Но Эмма не отделалась простым изгнанием.
И хмурый лес — совсем не Эдем.
Утро наступило. Я иду, беспрестанно оборачиваясь назад, но, как и всегда, ничего не вижу. Стволы деревьев создают своих размытых двойников, перед глазами всё танцует и вертится, боль вспыхивает, точно фейерверк на каком-то дьявольском карнавале.
Нога вновь даёт о себе знать. Я продолжаю идти.
Эмма не должна догнать меня... Нет, уже не Эмма - монстр не должен догнать меня.
И я иду.
Деревья провожают взглядами враждебно и пристально.
Застывшие трухлявые тела с неисчислимым количеством дупл — тёмных глазниц.
- Беги, - шепчет ясень, сжалившись над слабым мужчиной.
- Несчастный человек, - сочувствует осина, - несчастное-несчастное существо.
- Она идёт за тобой, - кричит мне вслед ясень, - она догнала, пока ты спал! Девушка здесь! Она совсем рядом!!
- Беги, Хоук, - советует дуб, шелест листвы заглушает его слова.
Я иду и больше не оборачиваюсь, потому что знаю: неподалёку хрустнула ветка. Неподалёку слышен шорох опавших листьев, по которым ступает Нечто, еле волочащее отёкшие мёртвые ноги.
Все скачет перед глазами, точно испорченная кинолента.
Вертится быстрее и быстрее, настолько, что уже совсем ничего не различить.
А затем вновь приобретает чёткость.
До грота осталось совсем чуть-чуть, ещё час, может полчаса ходьбы.
Теперь, когда спасение совсем рядом, я не могу сдаться.
Больная нога зацепляется за корень, и я лишь успеваю выставить руки перед собой, чтобы смягчить падение.
Острая боль прошивает всё тело, вгрызаясь в мозг.
Отчаянно пытаюсь подняться, но больная нога — тяжёлый камень, привязанный к шее утопающего.
Нечто цепляется за мою футболку и рывком подымает с земли.
***
Выкручиваюсь, хватаю незаряженное ружьё.
От скверного запаха трупа начинает мутить.
Монстр хватает меня за шею. Кожа чувствует противное прикосновение холодных, липких рук.
Желудок чуть не выворачивается наизнанку, когда остекленевший взгляд Эммы сталкивается с моим. Это глаза моей Эммы. Это её руки. Её губы. Монстр поселился в её теле, забрал себе пустой дом. Он не имел права так делать!
Лицо Эммы изгрызено, тело чудом сохраняет целостность. Сплошная рвань да кровоподтёк — вот во что превратил её монстр.
Тварь щёлкает челюстью, издавая злобное, булькающее шипение.
Пару раз нажимаю на курок, но вспоминаю, что ружьё не заряжено.
Умертвий выхватывает ружьё, отбрасывая его в опавшую листву.
Вновь тянет ко мне руки.
Глазные яблоки вертятся в глазницах, крылья носа шевелятся, улавливая мой запах.
Монстр молниеносно бросается на мою шею, но я успеваю схватить его голову обеими руками, крепко стиснув до хруста.
Резкий запах мертвечины высекает слёзы.
Мертвец извивается что есть силы. Я отчаянно сжимаю его голову, выкрикивая имя Эммы. Зовя её на помощь, ору до боли в горле прямо в морду противного чудовища.
Мертвец шипит и старается укусить меня за руку.
Эмма не поможет.
Когда кость его черепа проломилась под напором моих пальцев, монстр улучил момент и вывернулся, сомкнув зубы на моей руке.
Я заорал от боли.
Монстр раскрыл пасть для нового укуса.
- Я не умру, - шиплю, обращаясь к твари.
Тонкие губы Эммы с трудом складываются в неестественное, жалкое подобие нежной улыбки. Монстр произносит её голосом:
- Скажи мне, Хоук, ты боишься бога или боли?
Свидетельство о публикации №214082801098