Конец войне

(Воспоминания детства)

И какой народ на земле другой
На спине б своей нас ютил?!
Назовите мне, кто своей рукой
Палачей б своих защитил!

           Александр Зиновьев.


     Более семьдесят лет прошло с тех пор, как закончилась Вторая мировая война, в стране сменилось несколько поколений, уже отцы и матери нынешней молодёжи знают о ней только по рассказам немногих представителей старого поколения, по мемуарным воспоминаниям да по литературным произведениям, к сожалению, не всегда правдивым, в угоду псевдопатриотизму сглаживающим происходящее на фронте и в тылу. Незаслуженно мало литературы посвящено людям, перенесшим военную годину вдали от фронта, оставив свои лучшие годы и здоровье на 12-часовой смене на военных заводах.

     И уж практически ничего не рассказывается о том, как встретили труженики тыла известие об окончании такой длинной, кровавой и затяжной войны.

     Именно это обстоятельство и подвигло меня на написание краткого мемуарного очерка в виде не забывающихся по сию пору личных воспоминаний.

     Я родился и провел время до юношеского возраста на небольшой улице Восстания города Горького (ныне Нижнего Новгорода), улицы, которая одним своим концом упиралась в административное здание огромного завода "Красное Сормово", который во время войны специализировался исключительно на выпуске танков Т-34. Кстати, это та самая улица, где в двухэтажном доме около года прожил писатель Максим Горький (Пешков) впоследствии талантливо оклеветавший этот район и рабочих завода в насквозь лживом романе "Мать".

     Во время войны нас, 4-12 летних мальчишек и девчонок, с утра выпускали на улицу - большинство отцов были на фронте или уже погибли, а матери работали на заводе по 12 часов в сутки, и мы были предоставлены сами себе. И что удивительно между нами НИКОГДА не было драк между собой, никто не обижал и не оскорблял другого. Мы словно понимали, что в это страшное время нам нужно хотя бы морально поддерживать друг друга. И никто из нас не лазил по чужим огородам - в каждом хозяйстве были дети и воровать из их огорода означало - воровать у своих друзей.

     Это была веселая компания. Мы постоянно придумывали разнообразные игры, скучать было совершенно некогда.

     У всей нашей ватаги  на момент войны отцы были в семье только у четверых - двое из них были признаны инвалидами, отцы еще двоих имели "бронь"  и мы их практически не видели - они едва ли не все время пропадали на работе. А из тех, кто был призван на службу, НИ ОДИН НЕ ВЕРНУЛСЯ С ВОЙНЫ! НИ ОДИН!

     Мы, три брата и сестра, находились под опекой бабушки Липы (Олимпиады).
У старшего из нас, Димы, отец погиб во время финской войны. У брата Венедикта и его родной сестры Лии отец помер от рака непосредственно перед войной, моего отца забрали на фронт. И все мы жили в бабушкином двухэтажном доме, составленном из двух одинаковых домов, соединенных задами (Это в пику М.Горькому, где он в романе "Мать" писал о "низеньких скособоченных домишках, утопающих в грязи"). И она, наша бабушка, постоянно молилась в своей комнатушке, чтобы Бог, если не смог сохранить двух зятьев, то пощадил хотя бы единственного сына - моего отца.  Но Бог в это время то ли мотался по фронтам, то ли не слышал в мольбах тысяч других молящихся матерей и жен.

     Что такое война, мы, ребятишки не совсем понимали - она была за полтысячи километров от нас. Лишь изредка кто-то из нас не выходил на улицу, а если и выходил, то с заплаканными глазами. И становилось ясно - среди нас  появился еще один (одна) сирота. И мы с ним (с ней) были особо бережны - маленькие сердца в полной мере сочувствовали горю друга (подруги).

     Война для нас - это зенитчицы на крышах четырехэтажных домов,, гул самолетов, летевших бомбить автозавод, "Колбасы" на улицах, которые куда-то несли молоденькие тети, танки, выходящие из ворот завода, экипажи которых дожидались своих машин на квартирах. Это вой сирен воздушной тревоги и уход в примитивные бомбоубежище, вырытое в каждом огороде.

     И чем дальше уходил фронт на запад, тем глубже  пряталась боль в душах людей - боль от потери сыновей, мужей, отцов. Тем больше накапливалась физическая усталость работников, усталость, доходившая порой до полного изнеможения.

     Когда наши войска перешли границу страны и вступили на чужую территорию, всем стало ясно: конец войны близок, мы одолели фашистов.

     Поэтому когда радио голосом Левитана сообщило: "Сегодня... подписан договор о полной и безоговорочной капитуляции Германии", никто не кричал "Ура!", не бросался обниматься и целоваться, не выходил на площади праздновать это событие. Сообщение было принято как должное и неизбежное. Не было ни митингов, ни демонстраций, ни торжественных собраний. Люди слишком устали...

     Услышав об этой новости, Я сказал пришедшей с работы матери: "Сегодня по радио объявили: война закончилась!", она села на скамейку, облокотилась о печку, сложила усталые руки на коленях  и просто ответила: "Я знаю..."

     Вот и все. Жизнь продолжалась без радости, без песен, без торжеств. Жизнь, где основную часть населения составляли вдовы, дети-сироты, калеки-фронтовики, сидельцы в концлагерях за то, что попали в плен. Только на улицах появилось множество инвалидов войны - кто без руки, кто без ноги, кто без обеих ног или рук, полуслепые, просящие милостыню у этих самых вдов...