Весна наступит сегодня

Внимание! В тексте содержится нецензурная лексика!


Эпизод 1

Арт-галерея. Выставка известного питерского художника. Светская тусовка. Люди прибывают и прибывают. Между разодетыми в дорогие дизайнерские наряды персонами скользят официанты с подносами, предлагая шампанское и закуски. В помещении стоит легкий гул от разговоров. Кто-то обсуждает работы, кто-то перемывает кости общим знакомым. Но по большому счету видно, что пришедшие сюда люди на самом деле далеки от искусства, и выставка — всего лишь очередной повод себя показать и на других посмотреть.
В зал заходят две девушки. Одна из них, брюнетка с ярко-красной помадой на чувственных губах, одета в черное струящееся платье с весьма эффектным декольте, ее волосы уложены в высокую прическу. Она чувствует себя крайне уверенно, оглядывая зорким взглядом галерею, выискивая знакомых. Вторая выглядит гораздо скромнее: блондинка с голубовато-серыми глазами, узким лицом, прямым носом и несколько большеватым ртом, но это ее не портит. У нее почти незаметный макияж, она одета в бледно-розовое обтягивающее платье, которое то и дело поправляет, оттягивая его вниз. Девушка неловко передвигается в туфлях на высоких каблуках. У нее растерянный вид, она все время дотрагивается до своих уложенных в локоны волос, проверяя, в порядке ли прическа.
— Так, ты пока осмотрись, проникнись атмосферой, — деловым тоном говорит первая девица. — А я пока прозондирую почву. Надо решить, кому тебя представить.
Вторая кивает головой, хватает на ходу бокал шампанского с подноса и делает большой глоток.
Первая: Аля, и я тебя умоляю, не переборщи с алкоголем. Это не тот повод.
Вторая (пожимая плечами, тоскливо): А по-моему, тот самый, Мариночка.
Первая (пылко): Слушай, подруга, если ты хочешь, чтобы твои работы увидели другие люди, — тебе придется общаться с ними. Понятно? Я твой агент, я лучше знаю.
Аля (хмыкая): Агент... Не смеши меня.
Марина (строго): Да, агент. И я уверена, у тебя есть будущее.
Аля отмахивается от нее и направляется к фуршетному столу. Отставляет в сторону уже пустой бокал. Задумчиво смотрит на блюда с разноцветными, но подозрительно выглядящими закусками. Осторожно берет самую сложносочиненную тарталетку с неясным наполнением. Откусывает. Внезапно у нее глаза лезут на лоб, она морщится, хватает салфетку и пытается незаметно выплюнуть откушенный кусочек.
— Значит, я не один здесь такой гурман, — слышит она хрипловатый мужской голос возле себя.
Девушка в ужасе оборачивается и видит возле себя молодого человека в строгом черном костюме, белой рубашке и галстуке-бабочке. Все, как требует дресс-код. Но его внешность жутко не вяжется с парадно-выходным нарядом. У него короткие темные волосы, которые слишком прилежно зачесаны на пробор, но создается ощущение, что лежат они послушно только за счет неимоверного количества геля. Узкое лицо, широкие брови, прищуренные зеленые глаза, прямой нос с легкой горбинкой, подбородок с ямочкой, губы поджаты в легкой ухмылке, немного оттопыренные уши. Определенно не красавец, но что-то в нем цепляет с первого взгляда: то ли подвижная мимика, то ли ключом фонтанирующая энергия, то ли общий насмешливый вид человека, знающего себе цену. Высокий, худой, немного сутулый. На шее виднеется татуировка — сложно сказать, что она изображает: вроде, какие-то узоры, но они скрываются под воротником рубашки. На некоторых его пальцах тоже видны татуировки в виде замысловатых закорючек, мизинец украшает массивное кольцо.
Аля, так и застыв с салфеткой в руках, удивленно разглядывает молодого человека. Затем спохватывается, что это несколько невежливо, ищет взглядом, куда бы выкинуть откушенный кусок злополучной тарталетки.
— Давай сюда, — по-простому произносит парень, протягивая руку. Манжет рубашки задирается, приоткрывая часть еще одной татуировки. — Дрянь, согласен. Руки бы оторвать и в жопу засунуть тому повару, что творил сегодня эти чудеса.
Аля кашляет, подавившись от неожиданной сентенции незнакомца. Он хлопает ее по оголенной спине, забирает из рук салфетку и, скомкав, ловко закидывает ее проходящему мимо официанту на поднос. Тот с непроницаемым лицом убирает мусор и, меняя траекторию, возвращается в подсобку.
Молодой человек (протягивая руку): Паша... М-м-м... Павел Коротков.
Аля: Алина Днестровская.
Парень подхватывает ее руку и крепко, по-мужски, пожимает.
Паша (пристально вглядываясь в девушку): Сдается мне, что ты не из этой песочницы.
Аля: И что меня выдало?
Паша: Шпильки явно не твое, да и платье с чужого плеча.
Аля (поперхнувшись): Это так очевидно?
Паша: Да. (Замечает расстроенный вид девушки). Да ты не парься. Это даже прикольно. Золушка на балу.
Аля (нахмурившись): Рада, что развеселила тебя.
Паша (примирительно): Спокойно. Без обид. Я и сам не любитель бомонда, хотя бывать на подобных тусовках приходится часто.
Аля: Зачем?
Паша: Положение обязывает.
Аля (насмешливо): Сын богатого папеньки?
Паша (улыбаясь): Я? Хах. Нет, не думаю. Я, пожалуй, персонаж из другой оперы. А впрочем, неважно. Если мое имя тебе ничего не сказало — значит, и смысла нет объясняться. Хотя это крайне забавно. Интересно, сколько еще людей, пришедших сюда, не знают моего имени?
Аля: А твое имя мне должно было что-то сказать?
Паша: Возможно. Но не обязательно. По большому счету, мне по фигу... Как тебе выставка?
Аля: Не знаю. Мы только пришли сюда с подругой.
Паша: Ага. Видел. Красивая секси-герл и ее невзрачная подружка. Классический вариант.
Аля замирает от неожиданного комментария, изумленно хлопая глазами. Потом медленно говорит:
— Даже не знаю, что сделать: то ли просто тебя проигнорировать, то ли все-таки влепить пощечину.
Паша (обезоруживающе улыбаясь): Влепи пощечину. Хоть какая-то движуха будет.
Аля (хмыкая): Ну уж нет, развлекать какого-то придурка в мои планы не входило.
Паша (уважительно кивая головой): Туше... А что входило?
Аля: Сама не знаю. Это вопрос к моей секси-подружке. Будь моя воля, я бы втихую слилась отсюда и вернулась к своим картинам.
Паша (ерничая): Ах вот оно что! Ты у нас непризнанный гений? Пришли спонсоров цеплять? Надо было как-то подготовиться... Платье по случаю прикупить, а не у подружки брать. У нее, видишь ли, грудь есть, а у тебя — не очень. Не смотрится.
Аля (ошарашенно): И зачем я до сих пор с тобой разговариваю?
Паша: Потому что я обаятельный и забавный сукин сын. Пойдем, устрою тебе экскурсию по галерее. Дам ценные рекомендации, кому толкать свое гениальное творчество. (Он подхватывает ее за локоть и уверенно ведет за собой)
Аля (сопротивляясь, не без доли возмущения в голосе): Слушай, я тебе, конечно, признательна и все такое, но, может, ты меня все-таки оставишь в покое?
Паша: Не-а. Здесь скучно. А ты свежее личико. Не могу упустить возможность повеселиться за твой счет. Кстати, познакомишь со своей подружкой?
Аля (выдергивая руку): Иди ты...
Она разворачивается и пытается уйти, но парень вдруг подхватывает ее за талию, притягивая к себе.
Аля: Что за?..
Паша (кивая головой на фотографа, нацелившегося на них камерой): Улыбайся! Поверь, тебе это пригодится.
Девушка недоуменно смотрит на фотографа. Парень крепко держит ее за талию и уже улыбается на камеру, встав в позу. Аля, понимая, что сопротивляться бесполезно, тоже растягивает губы в подобии улыбки.
— И чем мне, интересно, это поможет?
Паша (пожимая плечами): Да так. Сама увидишь.
Аля (бормочет): Сколько загадок... Прямо таинственный мистер Х.
Паша: Почему таинственный?
Он подводит ее к одной из картин, показывает пальцем на табличку. Аля напрягает зрение и читает: «Павел Коротков». Оборачивается к молодому человеку.
— Так это твоя выставка?
Паша: Ага. Моя. Я, типа, гений.
Аля: Черт, неловко вышло.
Паша: Возможно. Хотя, наверно, у юных леди нынче принято идти куда-то и даже не уточнить, куда именно они идут.
Аля краснеет.
Паша (с ухмылкой): Опять-таки не в обиду. Мне, как я уже сказал, по фигу.
Аля отворачивается и, склонив голову набок, разглядывает картину под названием «Возвращение Афродиты». На ней изображена обнаженная девушка, сидящая спиной на морском берегу. Вроде ничего особенного, но техника, при помощи которой выполнена работа, поражает воображение. Картина выглядит словно фотография: и по объемности, и по цветопередаче.
Алина восхищенно выдыхает, завороженно глядя на картину.
— Это... Это невероятно. У меня нет слов.
Она смотрит на парня, который, посерьезнев, задумчиво трет подбородок. Но это длится буквально мгновение. В следующий момент он снова ухмыляется, прищурив глаза:
— Ты бы мне дала?
Аля (спокойно): Ты правда такой или придуриваешься?
Паша: Правда такой.
Аля: Занятно. Но мне кажется, что ты врешь.
Паша (хмыкая): Думаешь, раскусила? Не надейся. Так что насчет подружки?
Аля (вздыхая): Пойдем, познакомлю. Надеюсь, ты ее сможешь увлечь настолько, что она отстанет от меня...
Паша (самоуверенно): О да, я смогу.

— Марина, знакомься — это Павел Коротков, — произносит Алина, подведя молодого человека к своей подруге. Та внезапно расплывается в приторной улыбке, жеманно протягивает руку и выдает:
— О, Боже мой! Сам Павел Коротков. Вы талант! Я восхищена вашими работами! Алина, когда ты уже успела познакомиться с ним?
Аля (поморщившись): Когда чуть не подавилась тарталеткой.
Марина (бросая на подругу укоризненный взгляд): Фу, дорогая... (И уже художнику). Вы живая легенда. Такой настоящий, живой. Ваше творчество... Оно... (Запинается).
Паша (галантно подавая руку Марине): Мне так приятно слышать лестные слова от такой прекрасной девушки, как вы.
Аля переводит взгляд с подруги на Павла и обратно. На ее лице застывает выражение полного недоумения, так как от хамоватого поведения и задиристой манеры общения Короткова не осталось и следа. Он сама вежливость и учтивость.
Аля дергает себя за локон. Подруга уже полностью поглощена беседой с художником и не обращает на нее ровным счетом никакого внимания. Девушка делает несколько неприметных шагов назад, потихоньку разворачивается и уходит.
Она бредет вдоль картин, останавливаясь у каждой. На ее лице читается искренний восторг и восхищение. Медленно доходит до выхода из галереи. Останавливается. Затем решительно идет в гардероб, накидывает плащ и выходит на улицу. Вдыхает полной грудью прохладный вечерний воздух. Улыбается каким-то своим мыслям.
Не спеша идет вдоль улицы, направляясь к станции метро, разглядывая встречные влюбленные пары. Весна! Неожиданно ее кто-то подхватывает под локоть. Это Павел.
Аля (с недовольством): Ну что опять?
Паша: Уходишь по-английски? Не попрощавшись?
Аля (пожимая плечами): Пока.
Паша (останавливая ее): Значит, ты у нас художник? И что рисуем?
Аля: Я фотограф вообще-то. Создаю фотокартины.
Паша: А, понятно. Че, свадебные фотки дохода особого не приносят? Чего вдруг в артисты решила заделаться?
Аля устало молчит. Потом произносит:
— Приятно было познакомиться, Павел. Надеюсь, больше не увидимся.
Паша: Не надейся.
Девушка отворачивается и продолжает свой путь к метро. Вскидывает руку в прощальном жесте. Молодой человек смотрит ей вслед, взъерошивает волосы, которые, вырвавшись из-под оков геля, превращаются из продуманной прически в небольшой хаос. На его лицо падает челка, выстриженная по косой.


Эпизод 2

Небольшой старый двухэтажный дом с потрескавшейся штукатуркой, окруженный яблоневым садом. На деревьях пробивается свежая зелень. В их тени стоит заваленная на бок беседка, увитая виноградом. Рядом с крыльцом разбита клумба с тюльпанами.
Через калитку заходит Аля с огромной сумкой для фотоаппарата наперевес. Она открывает ключом входную дверь, с облегчением снимает свою ношу, скидывает кожаную потертую куртку, с наслаждением потягивается. Смотрит на часы.
— Так, пара часов подремать перед работой у меня есть. Отлично!
Она проходит по комнатам: гостиная, совмещенная с кухней, библиотека, спальня, смежная с ванной и туалетом. Девушка открывает шкаф, стягивает с себя джинсы, футболку, накидывает легкий халат, достает из кармана резинку и стягивает копну волос в небрежный хвост.
В дверь раздается звонок. Она замирает на полпути в ванную. Озадаченно трет висок. Возвращается в коридор.
На пороге стоит Павел. В зубах зажата сигарета, косая челка нависает на глаза. Он одет в белую майку и кожаный черный пиджак, черные брюки подкатаны до середины икр, на которых также виднеются татуировки, в кедах на босую ногу. Позади него, за забором, виднеется новенький Мерседес.
Паша (хрипло): Привет, дорогая!
Он достает истлевшую сигарету изо рта и щелчком отбрасывает бычок. Проходит в дом, на ходу скидывая кеды, снимает пиджак. У него довольно мускулистые руки, все испещренные замысловатыми тату. Оглядывается.
— Миленько, — кидает он и направляется к холодильнику. Открывает его, достает кастрюльку, заглядывает туда — морщится.
Паша: Фу, овощи. А нормальная еда есть?
Аля (ошарашенно): Ты что здесь делаешь?
Паша (тыкая в нее указательным пальцем): Отличное декольте.
Аля испуганно опускает взгляд, замечает, что халат предательски расползся едва ли не до середины груди, поправляет его, туго затягивая пояс.
Паша (отставляя в сторону кастрюлю): Слушай, реально жрать хочу! Вчерашние художества на банкете ничем не удалось компенсировать...
Аля (игнорируя его просьбу, возмущенно): Что ты здесь делаешь?
Паша: А, ты про мой спонтанный визит... Твоя подруга этой ночью была настолько убедительна, что я согласился приехать к тебе и глянуть на твои веселые картинки. Если в них есть хоть намек на талант, в чем я, конечно, сильно сомневаюсь, то... Так уж и быть, помогу тебе.
Аля (шипя): Пошел вон отсюда!
Паша (хмыкая): Щас. Я пока до тебя доехал... Полподвески, наверно, на дороге оставил. Забралась ты, однако! У меня, по-твоему, других дел на сегодня не было? Хотя, да... Не было. Ладно. Сначала завтрак.
Аля (еле сдерживаясь): Какой завтрак? Три часа дня.
Паша (он снова залезает с головой в холодильник): Да какая разница.
Аля: Слушай, давай так: я тебя накормлю, чай-кофе, десерт, и ты на хрен уберешься отсюда. Не нужна мне твоя критика, помощь и вообще трепетное участие в моей жизни. Считай, ночь с Маринкой была бонусом.
Паша (разглядывая девушку): Тебе, кстати, идет отсутствие косметики. Глаза выразительнее... Что странно. Обычно бывает наоборот.
Аля (взрываясь): Ты меня вообще слышишь?
Паша (намазывая кусок хлеба маслом): Ага, слышу. Но игнорирую. Если я приехал — значит, будем завтракать, потом смотреть твои работы, потом, возможно, займемся сексом. Насчет этого я пока еще не решил.
Аля (с тоской в голосе): И зачем я пошла на эту чертову выставку...
Паша: Так что насчет завтрака?

Они сидят за столом. Перед молодым человеком стоит пустая тарелка и кружка дымящегося кофе. Он, лениво развалившись на стуле, наблюдает за девушкой, прищурив глаза. Достает сигарету.
Аля (строго): Здесь не курят.
Паша (убирая сигарету): Тоска с тобой.
Аля: У меня на самом деле не так много времени. В пять мне надо выезжать на работу.
Паша: И где мы работаем?
Аля: В ночном клубе.
Паша: Стриптизершей?
Аля: Официанткой.
Паша (понимающе): Ну да, на роль стриптизерши ты не тянешь.
Аля (снова злясь): Тебе доставляет, я так понимаю, издеваться надо мной? Интересно, а моей секси-подружке ты тоже подобные милости на ухо нашептывал?
Паша (спокойно): А с чего ты взяла, что я именно ее назвал секси-герл, а не тебя? Заниженная самооценка?
Алина открывает рот, но не находит достойного ответа.
Девушка: А ладно. Плевать. Пойдем.
Они поднимаются на второй этаж, который полностью оборудован под студию. Высокие потолки, белые стены, под потолком подвешены разноцветные фоны, в углу стоит вешало с костюмами, напротив фонов сложены различные предметы и детали интерьера для создания атмосферы. Тут же стоит рабочий стол с ноутбуком и кипой распечатанных фотографий. Выставлен свет. Возле двери поставлен небольшой диванчик.
На стенах развешаны некоторые работы Алины.
Паша: А вот здесь мне уже нравится. Освещение идеальное. Это твой дом?
Аля: Да. Раньше это дача была. От родителей осталась. Квартиру я сдаю, а сама здесь обосновалась.
Паша: А где у нас родители?
Аля (без эмоций): Погибли в автокатастрофе. Три года назад.
Молодой человек скользит по девушке ничего не выражающим взглядом и тихо: Понятно.
Аля садится на диван, показывая широким жестом:
— Смотри.
Паша: Экскурсии не будет? Типа, этой работой я хотела сказать...
Аля (обрывая его): Надо будет — сам поймешь, что я хотела или не хотела сказать той или иной работой.
Паша (согласно): Резонно.
Он по очереди разглядывает картины, вывешенные на стенах, потом подходит к ее рабочему столу, листает кипу фотографий, внимательно вглядываясь в них. Его лицо становится задумчивым. Насмешка исчезает. Аля безучастно смотрит прямо перед собой. Зевает.
Паша (серьезно): Подучиться тебе, конечно, не мешало бы. Технически работы выполнены слабовато. Но в целом... Картинку видишь, идея прослеживается, даже есть намек на некую художественность постановки кадра.
Аля молчит. Создается ощущение, что ей мнение Павла абсолютно не интересно.
Молодой человек (не обращая внимания на ее равнодушие): Эх, тебя бы к Павловскому на парочку мастер-классов отправить.
Аля вдруг оживляется: К кому?
Паша (не отрываясь от просмотра работ): К Павловскому. Я так понимаю, ты в курсе, кто это.
Аля: Да уж в курсе. Я обожаю его работы.
Паша: Заметно. (Смотрит на девушку). В принципе, это можно устроить. Он мне должен. Как минимум услугу. Так что... На следующей неделе съездим к нему.
Аля подскакивает: Ты серьезно?
Паша: Да. Серьезно. Но надо бы не только у него поучиться. Я подумаю, к кому еще обратиться. Нужно освоить несколько техник, подходов, чтобы найти свое.
Аля (подходит к нему, искренне): Спасибо.
Паша: Пока не за что. Надеюсь, ты не пустышка... Ладно, собирайся. Я отвезу тебя в твой притон. На работу.
Аля (насмешливо): Видимо, Марина и вправду была убедительна.
Паша (дотрагивается рукой до лица девушки, большим пальцем гладит ее щеку): Не завидуй.
Аля (отклоняясь от него): Пфф...
Она передергивает плечами и спускается вниз, в спальню. Снимает халат. В комнату без стука заглядывает Павел. Аля в одном нижем белье изумленно распахивает глаза:
— Ты охренел?
Паша (бросая быстрый оценивающий взгляд на белые спортивные шортики и бюстгальтер без косточек из другого комплекта): Судя по белью, парня у нас нет... Я на улице тебя жду.
Аля (хватает подушку и кидает в него): Козел!
Дверь захлопывается.

Девушка в узких серых брюках и жемчужном теплом кардигане, с объемной бледно-розовой сумкой через плечо выходит из дома, садится в машину Павла. Тот включает зажигание. Аля проводит рукой по кожаной приборной панели кремового цвета и с восхищением выдыхает:
— Ни фига себе у тебя машинка.
Паша (пожимая плечами): Моя последняя картина была продана за два миллиона. И это считается дешево. Так что... Могу себе позволить.
Аля: А ты ни разу ни скромный.
Паша (выезжая на трассу): Скромность — для ущербных людей. Качество, при помощи которого они могли бы хоть как-то оправдать свою никчемную жизнь.
Аля: Излишняя самоуверенность тоже не украшает...
Паша: Ты еще мою квартиру не видела!
Аля: О, ну давай, порази меня своими несметными богатствами и рассказами о чертовски увлекательной жизни.
Паша: А зачем рассказывать? Я тебе лучше покажу. Во сколько ты заканчиваешь работу?
Аля (настороженно): В пять утра. А что?
Паша: Отлично. Я тебя заберу.
Аля: Нет, нет, нет. Даже не думай. Меня подробности твоей жизни не интересуют. И после работы я обычно еду домой, спать. Двенадцать часов на ногах — не шутка.
Паша (беспечно): У меня поспишь.
Аля: Слушай, я благодарна тебе за внимание к моим работам, но правда не понимаю: от меня тебе что нужно?
Паша (просто): От тебя мне нужна ты.
Аля смотрит на него долгим взглядом, потом говорит: Паша, я тебе не игрушка. Поищи для своих забав другую девицу.
Паша: Поздно. Я уже нашел тебя. (И пока девушка не успела возразить). Возьми там с заднего сиденья газету.
Алина оборачивается, дотягивается до какого-то печатного издания. Смотрит на название — «Культура и жизнь». Хмыкает, увидев на первой полосе фото Павла с девушкой. Но вглядевшись, понимает, что рядом с ним стоит она сама. Читает подпись:
«Скандально известный художник Павел Коротков и его новая возлюбленная, фотограф Алена Днестровская, на открытии выставки».
Аля: Что?! Какого... Возлюбленная?!
Паша (улыбаясь): Клево, да? Ты на первой полосе желтой газетенки.
Аля (отшвыривая газету назад): Какая к черту возлюбленная? Что за бред?
Паша: А, это... Не обращай внимания. Иначе это фото не поставили бы на первую полосу. А так... Считай, я тебе подарил трамплин для раскрутки собственного имени.
Аля (помолчав): У меня слов нет.
Паша: Радуйся. Иначе, зачем ты пришла на мою выставку?
Аля (равнодушно): Марина притащила. У нее навязчивая идея сделать меня знаменитой.
Паша: А ты этого хочешь?
Аля: Не знаю... Я бы хотела, чтобы мои работы увидели, оценили. Но не ради славы. Просто хочется поделиться частью своей души, настроением, моим виденьем мира. Так, наверно.
Парень молчит.
Алина (оборачиваясь к нему): И что не будет едких выпадов по этому поводу?
Паша отрицательно качает головой. Потом спрашивает:
— Куда ехать-то?
Девушка называет адрес.
Машина останавливается возле ночного клуба, обстановка возле которого свидетельствует о том, что здесь все еще пребывает в режиме ожидания. На крыльце курят несколько человек, работников заведения. Паша выходит из автомобиля и открывает перед Алиной дверь, подавая ей руку.
Девушка (замечая, как на нее пялятся коллеги): Полный ****ец... Подкинула тему для сплетен.
Паша: Еще не подкинула...
Он обхватывает ее за талию, стремительно прижимает к закрытой дверце машины и жадно приникает к ее губам. Аля растерянно отвечает на откровенный поцелуй, выпуская сумку из рук, которая с грохотом обваливается на асфальт. Ребята на крыльце смотрят на парочку, открыв рты. Один из них, бармен, прикуривает сигарету не с того конца.
Паша (отрываясь от ее губ): А вот теперь подкинула... Кстати, целуешься неплохо, но над этим тоже еще стоит поработать.
Алина (раздраженно, подхватывая сумку): Иди на хер.
Молодой человек (вслед): В пять. Я заберу тебя.


Эпизод 3

Ночной клуб. Четыре утра. Вечеринка в самом разгаре. Море посетителей, музыка грохочет, за вертушками — модный ди-джей. В воздухе висит сигаретный дым и смешанный запах пота, духов, алкогольных паров.
Алина, в черном форменном платье, которое едва прикрывает пятую точку, ловко лавирует между столиками. В ее руках поднос с напитками и чистыми пепельницами. На лице застыло выражение усталости и отрешенности. Она отдает заказ подуставшим от спиртного клиентам, которые отвешивают двусмысленные комплименты и отпускают не очень умные шуточки. Аля слабо улыбается и, кажется, даже не слышит того, что ей говорят. Краем глаза она замечает, что за ее столик подсел новый клиент. Она относит поднос, достает блокнот с ручкой и подходит к столику. Поднимает глаза и видит перед собой Пашу. Он уже переоделся в клетчатую рубашку, рукава которой закатаны до локтя, джинсы и тяжеловесные ботинки.
Молодой человек: Привет, красотка!
Аля (безразлично): Угу, привет. Еще не пять.
Паша: Решил оценить свою новую подружку в действии.
Аля: Очень смешно. Что заказывать будешь?
Паша: Виски. Лучше не сходить с темы, да? Под утро?
Аля: Ты пьян?
Паша (цокая): А, так. Немного. Выглядишь хреново, кстати.
Аля (без эмоций, на автомате): Да, спасибо. Что-то еще?
Паша: Нет. Только виски. И пепельницу.
Аля (убирает блокнот): Сейчас принесу.
Она идет к барной стойке, спотыкается. Рядом раздается смешок. Девушка оборачивается, видит пьяно хохочущих парней, один из которых делает в ее сторону неприличный жест, приглашающий доставить ему оральное удовольствие. Аля, не обращая на них внимания, подходит к бармену, делает заказ.
Павел, внимательно наблюдавший все это время за девушкой, вдруг хмурится. Он резко встает и направляется к Але.
Молодой человек: Пошли.
Аля: Куда?
Паша: Домой. Ты больше здесь не работаешь.
Девушка: Интересно, почему?
Паша: Потому что.
Аля: Слушай, я тебя умоляю, отстань, а? Дай я доработаю смену. А потом делай, что хочешь.
Павел молча подхватывает ее, перекидывая через плечо. Рукой заботливо придерживает подол ее платья.
Аля (возмущенно): Да что ты делаешь?!
К ним подбегает охрана.
— Слышь, чувак, поставь девушку на место. И иди с миром, а?
Паша: М-м-м... Нет. Это моя девушка. И она здесь больше не работает.
Охранник огибает парня, смотрит на Алину, которая безучастно висит вниз головой, бездумно уставившись в пол.
— Аль, ты че, правда, увольняешься?
Девушка (разводя руками в стороны): Видимо, да.
Паша: Все? Можно идти?
Охранники расступаются в сторону. Павел с видом победителя, несущего законную добычу домой, выходит из клуба под изумленные взгляды и сотрудников, и посетителей. Ставит Алю на тротуар, свистом подзывает такси.
Девушка (разъяренно): А вот теперь ответь мне на один вопрос — на что я, блять, жить буду?
Паша: Разберемся. Но здесь такой, как ты, не место. И хватит материться. Тебе это не идет.
Аля (остывая): Какой такой?
Паша молчит, пропуская ее вопрос мимо ушей. Подталкивает ее к подъехавшей машине.
Аля: Мне вещи забрать нужно.
Паша: Садись. Я принесу.
Они едут по ночному городу. Аля клюет носом, утыкаясь подбородком в грудь. Парень обнимает ее за плечи, притягивая к себе. Девушка сползает вбок, укладывая голову ему на плечо. Останавливаются возле огороженной территории, на которой расположена красивая многоэтажка. Павел расплачивается, осторожно берет Алину на руки.
— Где мы? — бормочет она, открывая глаза.
Паша: У меня. Сама дойдешь?
Аля: Дойду.
Молодые люди входят в квартиру-студию художника. Девушка присвистывает, разглядывая интерьер.
Паша: Налево — ванная. Умывайся и ложись спать. Все — завтра.
Аля: Как скажешь.
Она в банном халате входит в спальню, где Паша заканчивает перестилать белье. Падает ничком на кровать и моментально засыпает. Молодой человек хмыкает, качая головой. Задумчиво смотрит на нее, потом произносит:
— Блин, и что я делаю?

Аля просыпается, садится, потягивается. В недоумении рассматривает комнату. Вылезает из кровати, выходит в большую залу, разделенную на зоны: кухня, гостиная, территория для отдыха. Замечает Павла, спящего на диване. Он лежит на животе, свесив одну руку на пол, его лицо вмято в подушку. Девушка осторожно приближается к нему, присаживается рядом, разглядывая его. Улыбается. Встает и поправляет одеяло.
Медленно ходит по огромной квартире, разглядывая минималистичный, но очень дорогой интерьер, что чувствуется в каждой детали. Надолго замирает возле нескольких картин руки Короткова, ассиметрично развешанных на белой стене.
— Чертов гений... — бормочет она, еще раз бросая взгляд на спящего мужчину.
Направляется в сторону кухни, заглядывает в полупустой холодильник, открывает створки подвесных шкафов.
— Не густо, — замечает девушка, вытаскивая коробку с какой-то кашей. — Ладно, сейчас что-нибудь сообразим...
Она с хозяйственным видом выуживает более-менее полезные продукты из холодильника, готовит. Варит кофе.
Замечает планшет и кипу газет с журналами. С удобством устраивается за стеклянным столом, разложив перед собой подшивку изданий о Короткове. Читает заголовки, бегло просматривая сами статьи.
«Павел Коротков — новое слово в искусстве или возрождение старой школы?»
«Первая выставка Павла Короткова в галерее известного коллекционера и филантропа Евгения Муромова прошла с оглушительным успехом».
«Павел Коротков, известный художник, славящийся своим скандальным поведением и слишком откровенными высказываниями, был замечен в компании ведущей российской фотомодели Марии Кривороговой».
— Ну, а кого ж еще? — Аля качает головой.
«Картина Павла Короткова была продана за 3 миллиона рублей. На вопрос, считает ли художник свою востребованность и свалившийся на него успех закономерными, Павел ответил, что более чем».
— Н-да, скромность — точно не твой порок, — хмыкает Аля.
«Вчера на сцене клуба „Два ноля“ состоялся концерт-презентация нового альбома группы „Козырные тузы“. Это событие примечательно тем, что в качестве соавтора текстов и второго вокалиста в проекте принял участие Павел Коротков, известный художник».
— Мы еще и поем... Чудно! — Аля дальше шуршит журнальными страницами.
«Прошедший год стал урожайным на победы в различных номинациях для художника Павла Короткова. „Прорыв года“, „Признание года“, „Мужчина года“, „Голос поколения“... Перечислять можно долго. Только вот сам герой ни на одном вручении наград не появился ни разу. На вопрос, с чем связано его пренебрежительное отношение к подобным мероприятиям, Павел в своей обычной манере говорить только то, что думает, ответил: „Мне от этих наград ни горячо, ни холодно. А бухло, как правило, там г...но“».
— Позер! — бормочет девушка.
Она откладывает газеты, делает глоток кофе, достает планшет. Задает поиск в гугле: «Павел Коротков». Рассматривает его фотографии. Несколько из них привлекают ее особое внимание: молодой человек выглядит на них серьезным, задумчивым и... очень красивым. Аля замечает, что фото сделаны Кириллом Павловским.
— Ах, вот оно что... — Аля проводит пальцем по лицу Павла на фотографии, которая ей понравилась больше всего.
— Тебе меня в реале не хватает? — раздается насмешливый голос над ухом девушки. Она вздрагивает от неожиданности, едва не облившись кофе.
— Да чтоб тебя... — Аля оборачивается.
Паша стоит перед ней в одних трусах и весело улыбается. Девушка, медленно поставив кружку на стол, удивленно разглядывает тело молодого человека. Он худой, рельефный, но дело не в этом — его живот, спину, руки и ноги сплошь украшают татуировки: японские иероглифы, византийская вязь, готические надписи, витиеватые узоры.
Паша: Нравлюсь?
Аля: Тебе бумаги мало?
Паша: Ты про тату? Это моя память. Каждая из них сделана в определенный момент моей жизни, чтобы служить напоминанием. Они все сделаны по моим эскизам.
Аля наклоняется к нему, замечая на боку автограф Кирилла Павловского.
Паша (проследив за ее взглядом): А, это Палыч оставил. Он мой хороший друг. Так, для справки. Тебе бы, кстати, тоже пошла татушка. На запястье. Больно, конечно, но смотрелось бы.
Он хватает ее руку и показывает, где именно нужно сделать татуировку. Затем стремительно подносит ее запястье к губам и целует.
Аля (выдергивая руку): Спасибо, обойдусь как-нибудь без подобной красоты.
— Освоилась, как я посмотрю? — Павел заглядывает в кастрюльку на плите. И с недоумением:
— Овсянка? Откуда в моем доме взялась овсянка?
Аля (немного смущаясь, потому что никак не может отвести взгляд от тела парня): Ты бы это... Оделся, что ли... Наше общение далеко от интимного, так что...
Паша (уверенно): Это только вопрос времени, поверь.
Аля (хмыкая): Только не в этой жизни.
Паша усаживается за стол напротив нее с огромной кружкой кофе, достает сигареты. Закуривает, пуская дым под потолок.
Аля (возмущенно): А завтрак?
Паша: Кофе и сигареты, детка, кофе и сигареты... Ну что, услада глаз моих, собирайся. Окуну тебя в мой волшебный мир.
Аля: Ну да, окуни. Дел-то у меня больше никаких нет. Благодаря тебе.
Паша: Ты про работу? Скажи спасибо, что я вытащил тебя оттуда. Как ты вообще могла устроиться в подобное место?
Аля: А у меня немного вариантов. С моим офигительно полезным в жизни филологическим образованием я могу за копейки трудиться в офисе кем-то вроде секретарши, или в школе, или... Официанткой.
Паша: Ты же фотограф. Не пробовала этим зарабатывать?
Аля: (вздыхая): Пробовала. Но пока это все случайные заработки. И я... В общем, пока не знаю даже, с какого бока к этому делу подступиться. Маринка строит из себя моего агента, но, Боже, это такой бред. Смешно просто... А теперь можешь издеваться.
Паша (серьезно): Сколько тебе лет?
Аля: 23 года.
Паша: Хм. Я почему-то думал, ты старше.
Аля: Так плохо выгляжу?
Паша (цокая): Да причем здесь твоя внешность! Что за комплексы? Я про твое поведение, манеру разговора. Хотя, пожалуй, доля инфантильности в тебе есть.
Аля: А тебе сколько лет?
Паша (улыбаясь): В гугле еще не все про меня вычитала?
Аля: Видимо, не все.
Паша: Мне 30. (И приподнимая брови). Я завидный жених!
Аля: Да, не сомневаюсь. Кому-то повезет — так повезет.


Эпизод 4

Они несутся по городу в машине Павла. Тот ловко маневрирует между машинами, нетерпеливо сигналит, перестраиваясь из полосы в полосу. Аля сидит, вжавшись в сиденье. Подъезжают к старому зданию, недалеко от Невского проспекта.
Девушка: Куда мы приехали?
Паша: Познакомлю тебя для начала со знатным пьяницей, великолепным бабником и полным придурком Кириллом Павловским. Большую часть своего свободного времени я провожу в его компании.
Аля (бормочет): Скажи мне, кто твой друг...
Паша (не споря): Да, из этой серии.
Они поднимаются на третий этаж. Павел нетерпеливо звонит в дверь.
— Открыто, — раздается басовитый голос.
Они заходят в темный коридор, уставленный обувью и пустыми бутылками из-под пива. На пороге их встречает рослый блондин богатырского телосложения в спортивном костюме. У него добродушное, не лишенное привлекательности лицо и мальчишеская улыбка. Рядом с ним Павел выглядит, мягко говоря, хрупким юношей.
Павловский (крепко пожимая Павлу руку): Сразу предупреждаю тебя, Коротков, я сегодня не пью.
Паша: Да иди ты... Я не за этим. Познакомить тебя кое с кем хочу. (Он выталкивает вперед Алю).
Павловский (окидывая дружелюбным взглядом Алину): М-м-м, и кто это у нас?
Паша: Моя девушка. Аля.
Алина изумленно смотрит на молодого человека.
Павловский (заметив взгляд новоявленной герлфренд и басовито хохотнув): А девушка вообще в курсе, что она твоя?
Паша (спокойно): Да, просто до сих пор не может поверить своему счастью.
Павловский: Ага, ясно. Ну, пойдемте.
Он вперевалку направляется в сторону комнаты, из которой виден свет. Паша берет Алю за руку и ведет ее за собой. Они идут по длинному, почти не освещенному коридору, заваленному каким-то непонятного происхождения барахлом.
В комнате царит не меньший беспорядок. Паша разгребает одежду на диване, садится и усаживает к себе на колени Алину. Девушка осторожно сдвигается с них вбок и садится рядом, поджав губы и бросив на Павла грозный взгляд. Именитый фотограф прислоняется к столу, где стоит резак и валяется кипа фотографий.
Паша: Слушай, Палыч, я вообще по делу.
Фотограф: Ну?
Паша: Аля — начинающий фотохудожник. Мы тут намедни познакомились на моей выставке. Она очень талантлива. (От этих слов девушка вздрагивает и косится на молодого человека). Но ей не хватает опыта. Хочу, чтобы ты поработал с ней.
Палыч: Паш... (И обращаясь к Але). Не в обиду вам будет сказано, дамочка... Паш, ты же знаешь, я такой х...й не занимаюсь.
Паша (глядя на друга исподлобья и хмурясь): Палыч, речь не идет о том, занимаешься ты этим или нет.
Фотограф молча трет подбородок ладонью, внимательно считывая откровенный посыл на лице приятеля.
Палыч (грубовато): И с каких это пор ты у нас занялся протежированием своих подружек?
Паша встает, бросает Але, которая явно чувствует крайнюю неловкость:
— Подожди минутку. У нас тут, кажется, недопонимание возникло.
Молодой человек подхватывает друга под локоть и тащит его за собой. Они проходят на кухню, где в раковине полно немытой посуды, а на столе красуются остатки завтрака, недопитый кофе в пластиковом стакане и артиллерия пустых бутылок.
Паша: Блин, ты бы хоть прибрался немного.
Палыч: Иди на фиг! Че за блажь, Коротков?
Паша (тихо): Я тебя часто о чем-то прошу?
Палыч (замявшись): Слушай, дружище, ну, не мое это возиться с юными дарованиями и объяснять им, что свой фотошоп они могут засунуть в жопу.
Паша: Я не сплю с ней, если ты об этом. И это не блажь.
Палыч (вздыхает): Ладно. Есть, что показать?
Паша: Нет. Мы сегодня у меня ночевали. На днях привезу тебе ее работы. Сам все увидишь.
Палыч (ехидно): Не спишь с ней, говоришь?
Паша (опять хмурясь): Нет. Она не... (Он помолчал, задумавшись). Долго объяснять.
Палыч: Ладно, я займусь ею. Но при одном условии: если девчонка действительно того стоит. И решать это буду я.
Паша (расслабившись): Договорились.
Они возвращаются в комнату. Аля по-прежнему скромно сидит на диване с растерянным видом.
Паша (весело): Детка, взбодрись. Твой кумир заинтересовался.
Палыч: Кумир? (Алине). Ты знакома с моим творчеством?
Аля (смущенно): Я... Да.
Палыч: Ну, по крайней мере, вкус у тебя есть.
Паша: Ладно, мы погнали. У меня еще встреча в «Литкафе» с Ольгой Михайловной.
Палыч (оживляясь): Э-э-э, с Ольгушей? Я тоже хочу!
Паша: Поехали. Только это... Переоденься.
Палыч: Че, спортивный костюм не катит?
Паша: Не будь таким ущербным. Даже я по случаю пиджак захватил.
Палыч: Знаешь что, Коротков, твою раздолбайскую сущность ни один костюм не спрячет.
Он уходит. Аля встает, идет к столу и с интересом рассматривает фотографии на столе.
Аля: А кто такая Ольга Михайловна?
Паша (подходит к ней сзади): Завкафедрой отделения изобразительного искусства факультета искусств, где мы с Палычем учились. Пять лет терпела наши морды. Святая женщина.
Аля (удивленно): Вы однокурсники?
Паша (как бы между прочим обнимает ее за талию и притягивает к себе): Да. Там и спелись... Или спились. Точнее будет.
Он осторожно убирает ее волосы, нежно скользя пальцами по шее, и целует за ухом. Девушка на секунду прикрывает глаза, но спохватывается, отстраняется от молодого человека и произносит:
— Дистанцию держи.
Паша (охрипшим голосом): Я уже третий день держу дистанцию. Причем стоически.
Аля разворачивается к нему, откладывая фотографии в сторону:
— Слушай, давай объяснимся: хочешь помочь — помогай, но если тебе нужна подружка на пару ночей — это не про меня. Так что, если весь этот цирк только для того, чтобы затащить меня в постель, — я лучше домой поеду. Прямо сейчас.
Она направляется к выходу из комнаты. Молодой человек ловит ее за руку и притягивает к себе, крепко удерживая в своих объятиях. Насмешливо улыбается.
Паша: Все сказала?
Аля: Я так понимаю, мои слова опять не были восприняты всерьез?
Паша: Не-а, не были. Я слышу только то, что хочу слышать.
Аля (пытаясь высвободиться): Удобная позиция, ничего не скажешь.
В комнату возвращается Павловский — он переоделся в белую рубашку, серые брюки, причесался и неожиданно превратился в представительного и крайне привлекательного мужчину.
Фотограф: Я готов.
Паша (нехотя отпуская Алю): Если б я тебя не знал, Палыч, то даже решил, что ты приличный человек.
Павловский (самодовольно): Сам знаю, я красавчик.

Они заходят в «Литкафе», уютный ресторанчик, выдержанный в стилистике дворянской дачи конца девятнадцатого века. На светлых стенах висят портреты и черно-белые фотографии великих русских писателей и поэтов. Фоном играет классическая музыка. Почти все столики заняты. Но обедающие переговариваются так тихо, что создается впечатление, будто это не люди, а манекены.
Павел на ходу натягивает пиджак, входя в главный зал. Находит взглядом стол, за которым уже сидит чуть полноватая женщина далеко за пятьдесят в темном брючном костюме мужского кроя. У нее короткая стрижка, на кончике носа висят очки, поверх которых проницательные глаза хозяйки смотрят на окружающих. Она, заметив Павла и Кирилла, поднимает руку в приветственном жесте. Молодые люди направляются к ней.
Павловский наклоняется и обнимает своего бывшего завкафедрой за плечи, целуя в обе щеки со словами:
— Олечка Михайловна, сколько лет, сколько зим!
Женщина (низким прокуренным голосом): Ох, дорогой, ты полегче с объятиями-то. Поломаешь.
Паша (целуя обе руки Ольге Михайловне): Мне кажется, или вы еще на пару лет помолодели?
Женщина (хохотнув): Льстец и лгунишка.
Аля застенчиво стоит в стороне и с глупой улыбкой чужого человека наблюдает за теплым обменом любезностями. Но это длится недолго. Художник обхватывает девушку за талию, выдвигая ее вперед.
Паша: Ольга Михайловна, знакомьтесь. Алина Днестровская, моя... (Он ловит хмурый взгляд Али, запинается).
Павловский: Точнее, моя. Моя протеже, ученица. (Заканчивает он за друга).
Женщина (театрально всплескивая руками): Батюшки-светы! Кирюша, неужели в тебе все-таки проснулось желание сеять разумное, доброе, вечное?
Фотограф (отрицательно мотая головой): Нет, не проснулось. Но вы же знаете Короткова. Он крайне убедительный товарищ.
Женщина (переводя внимательный взгляд на Алю): Значит, вы начинающий фотограф, голубушка?
Аля (неуверенно): Да.
Ольга Михайловна (кидая быстрый взгляд на художника, который все еще обнимает девушку): И как давно вы встречаетесь с Павлом?
Аля: Три дня. (У женщины удивленно приподнимаются брови). И мы не встречаемся, он... (замечает недовольное выражение на лице Короткова). Он просто мне помогает.
Женщина (недоверчиво): Коротков? Просто помогает? Любопытно. Что вы сделали с этими двумя, дорогая?
Аля (смущаясь): Я... Ничего не делала.
Ольга Михайловна (хмыкнув): Ладно. Присаживайтесь уже за стол. В ногах правды нет. В моих — так точно.
К ним подходит вежливый официант, вручает каждому по меню.
Паша: Олечка Михайловна, давайте сразу решим все наши вопросы, чтобы уже спокойно пообщаться.
Женщина: Дорогой, если честно, мне крайне неловко опять к тебе обращаться за помощью...
Паша (обрывает ее): Опять начинаете? Мы же договорились.
Ольга Михайловна (машет на него руками): Хорошо, хорошо. В общем, ты же знаешь, как у нас все: монументально, глобально, финансовые вливания хорошие, но по мелочи — как всегда не хватает. Надо полностью обновить оснащение одной из мастерских...
Паша (он накрывает ее морщинистую руку ладонью и ласково гладит большим пальцем): Ольга Михайловна, давайте так: делайте все, что посчитаете нужным. Счет пришлете мне. Я все оплачу.
Женщина: Нет, ну зачем же все... (Но замолкает под сердитым взглядом Короткова). Все, молчу. Договорились.
Паша: Вот и отлично. Как дела на любимом факультете?
Ольга Михайловна (без энтузиазма): Да мелко как-то все. Полно бездарей, редкие проблески разума и таланта. Но личностей такого масштаба, как ты, пока не наблюдается.
Павловский (возмущенно): Э-э-э, я вообще-то тоже тут.
Женщина: Кирюша, я тебе уже не раз говорила: если б ты не был таким бездельником, я бы признала за тобой право называться гением.
Фотограф (усмехаясь): Резонно, даже спорить не буду.
Ольга Михайловна (снова обращаясь к Павлу): Правда, знаешь что, дорогой, я должна тебе кое-что сказать: твои последние работы... Они меня расстроили. Честно. Что с тобой происходит?
Паша (меняясь в лице): Так заметно?
Женщина (тепло): Мне — да. Мы с тобой вместе прошли сложный путь, я помню каждый этап твоего становления, помню каждый взмах кисти... И сейчас. Не слишком ли ты увлекся славой и светской жизнью?
Паша (отворачивается в сторону, некоторое время молчит): Нет. Дело не в этом. Это уже следствие. А где причина? (Он задумчиво трет переносицу). Последнюю картину я даже не стал дописывать. Порвал ее к чертям собачьим. Не знаю. Пока я в тупике.
Ольга Михайловна (наклоняясь к нему, заглядывая в его глаза): Павлуша, такое случается. Кризисы бывают у всех творческих людей. Дорогой, ищи свое вдохновение. Но не на страницах желтых газет. Тебя там слишком много.
Аля, все это время напряженно вслушивающаяся в беседу, хмурится. На ее лице отражается смешанная гамма чувств: от тревоги до жадного любопытства. Она как будто по-другому увидела молодого человека.
Женщина (продолжает): Дорогой, я понимаю, что ты личность востребованная. Ты молод, удачлив, красив, люди тянутся к тебе. Но вспомни, через что ты прошел, чтобы достигнуть признания...
Паша (резко): Не надо, пожалуйста!
Ольга Михайловна: Павлуша, твое прошлое — это твое достояние. Вспомни об истоках. Вспомни, как ты искал себя. И...
Паша (опять обрывая ее): Ольга Михайловна, извините, но я не соглашусь с вами. Я не стыжусь своего прошлого, но жить им не собираюсь. Я тот, кто я есть. И удача тут ни при чем. Все добыто потом, кровью, мучительными страданиями. Я благодарен вам за те пять лет, что вы потратили на меня. Но тот человек, которого вы просите меня вспомнить, был слабым, сомневающимся и глупым.
Женщина (жестко): А я любила его. Именно за сомнения. Сейчас ты слишком бескомпромиссен. Извини за правду, но твоя самоуверенность и завела тебя в тупик.
Паша (барабаня пальцами по столу): Дайте несколько добрых советов Павловскому. Думаю, он отчаянно в них нуждается. А я — нет.
Ольга Михайловна (качая головой): Павлуша, ну зачем ты так?
Павловский (бросив говорящий взгляд на друга): Олечка Михайловна, дорогая, вы же знаете, Коротков — упрямый сукин сын. Но поверьте, я знаю его 13 лет и за это время изучил его очень хорошо. Он вас услышал. Не переживайте.
Паша (недовольно): Давайте уже сделаем заказ!
Женщина (смягчаясь): Как мама, Павлуша?
Художник (вздрагивает и смотрит прямо перед собой): Лучше. Курс лечения и отдых на курорте сделали свое дело. Думаю, еще год у нее есть.
Ольга Михайловна: Дорогой, ты, главное, не забывай, что у тебя есть люди, которые всегда тебя поддержат, хорошо?
Паша (поджимая губы, сухо): Да. Конечно. Спасибо.
Аля, задумчиво разглядывая Павла, вдруг под столом нащупывает его руку и сжимает его ладонь. Он поднимает на нее глаза. Девушка тепло улыбается. Но молодой человек только еще больше хмурится и высвобождает руку.

Они выходят все вместе на улицу. Павел закуривает. Ольга Михайловна с нежностью и любовью рассматривает его. Потом подходит, крепко обнимает. Говорит:
— Павлуша, ты — мое главное достижение. Я горжусь тобой. Помни об этом.
Паша (держа руку с сигаретой на расстоянии, осторожно отвечая на объятие женщины): Вы всегда наравне с матерью будете главной женщиной в моей жизни. Это искренне.
Они прощаются. Павловский, Аля и Коротков садятся в машину последнего.
Паша (включая зажигание): Черт, в моих представлениях эта встреча должна была пройти по-другому.
Палыч: Коротков, ты же знаешь, Ольгуша никогда не будет гладить по головке за просто так.
Паша (вздыхая): Знаю. И от этого совсем паршиво.
Палыч: Взбодрись! Смотри, какая девушка рядом с тобой.
Паша (глядя на молчаливую Алю): К сожалению, пока это не она рядом со мной, а я — рядом с ней... Ладно. К черту грусть-тоску-печаль. Едем в «Два ноля». У меня там сегодня концерт.
Палыч: Не, ну ты нормальный человек? Предупредить заранее мог? Я что — поеду туда в одежде офисного работника?
Паша (хмыкая): Зато заметно выделяться будешь на фоне остальных.


Эпизод 5

Черный вход клуба «Два ноля». Павел припарковывает машину и выходит навстречу идущим к нему ребятам. Они все одеты разнопланово и пестро: кто-то выглядит как истинный панк, некоторые походят на хиппи из 70-х.
Паша (помогая выбраться Алине): Я вас сейчас усажу за столик — отдыхайте, общайтесь. И оставлю. Увидимся уже после концерта.
Он по очереди обнимается с каждым из подошедших ребят, обмениваясь крепкими рукопожатиями. Вслед за ним руки музыкантам жмет Павловский.
Один из ребят, с ирокезом, в черной кожанке, узких джинсах-скинни и тяжеловесных высоких ботинках, говорит:
— Блин, а мы чет думали, ты не приедешь.
Паша: Передумал. (Он кивает на Алю). Привел вам зрительницу.
Парень (разглядывая девушку и обращаясь к ней): Мадам, мы очень рады! Вы позволите?
Он подставляет ей руку, Алина с улыбкой берет его под локоть. Вся толпа направляется в здание.
Паша (парню с ирокезом): Серег, усадишь моих за столик? Я пойду, переоденусь.
Серега: О чем речь? Коротков, девушка занята или можно поухаживать?
Аля (смешливо): Я вообще здесь, если что. Можно и у меня спросить.
Паша: Занята.
Аля: Свободна.
Серега: Не понял.
Павловский (хлопая парня с ирокезом по плечу): И не поймешь. Давай, брателло, иди. Мы тут с Алей сами разберемся.
Палыч с Алиной усаживаются за столик, с которого открывается отличный вид на сцену. Девушка разглядывает зал.
Фотограф: Ты че пить будешь?
Аля: Не знаю. Я как-то...
Палыч: Значит, шампанское.
Аля (пожимая плечами): Как скажешь. А что это за место?
Палыч: Клуб для неформалов. Для своих, фактически. Здесь уже своя сложившаяся тусовка. Отличная атмосфера, чужих нет. Наш друг Костик его открыл лет пять назад. Для души, так сказать. Сам он автомобилями занимается. А клуб — так, для друзей-приятелей. Ща, подожди. Пойду нам выпивку закажу.
Аля смотрит на сцену, где уже появились музыканты. Их неправдоподобно много. Три гитары, бас-гитара, контрабас, клавишные, барабаны, губная гармошка, обычная гармонь, две микрофонные стойки. Наконец выходит Коротков: снова в черных подкатанных брюках, кедах на босу ногу и майке. Он переговаривается с музыкантами, пока подстраивает под себя микрофонную стойку, смеется, берет в руки бубен.
Возвращается Павловский с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Вслед за ним бармен несет пепельницу.
Палыч (с шумом открывая бутылку и разливая игристое вино по бокалам): Ну, за знакомство!
Аля (берет в руки бокал): За знакомство.
Палыч: Рассказывай, что ли...
Аля: О чем?
Палыч: Как давно снимаешь?
Аля: С детства. Лет с шести.
Палыч: Что фоткаешь?
Аля (помявшись): В основном людей.
Палыч: А как же собачки, киски и красивые закаты?
Аля: Ну, в шесть лет было. Каюсь.
Павловский раскатисто смеется.
Аля (нерешительно): Я могу у тебя кое-что спросить?
Палыч: Валяй.
Аля: Почему Павел так не любит говорить о прошлом?
Палыч: Ага, заинтриговал он тебя все-таки!
Аля (спокойно): Я думаю, такой человек в любом случае интригует, разве нет? Нравится он мне или нет — это уже другой вопрос.
Палыч (удивленно): Он тебе не нравится?
Аля (задумавшись, глядя на Короткова): Не знаю. (И настойчиво). Так что там с его прошлым?
Палыч: Ничего особенного. Никаких больших трагедий. Да и маленьких тоже. Сплошная драма... Когда мы познакомились на первом курсе, он был очень замкнутым и закрытым. У него нет отца, растила мать. Жили в полной нищете, такой, что иногда жрать дома нечего было. Одет был плохо, и на фоне мажористых студентиков смотрелся белой вороной. Университет-то престижный. Это его задевало, поэтому он предпочитал держаться от всех в стороне. Я после армии уже поступил. Был рубахой-парнем, дружил со всеми. Чем он меня цепанул — ума не приложу. Но, блин, он все время ходил с таким лицом, что любопытство разбирало: что у него в голове творится? Сдружились мы, правда, только ко второму курсу. Как-то это незаметно произошло. Сначала просто сидели рядом на лекциях, и он время от времени такие комментарии бросал, что меня даже пару раз с лекций выгоняли. Ржал аки конь. Потом я его потихоньку начал вытаскивать на прогулки. Потом бухнули вместе. До утра спорили. Как сейчас помню, на почве творчества Ван Гога сцепились. Чуть не подрались. А может, и подрались. Не помню.
Аля: Он не похож на человека, который жил в бедности...
Палыч: Потому что он сделал все для того, чтобы выбраться из нищеты и вытащить оттуда свою мать. Понимаешь, он, может, никогда и не стал бы настоящим художником, если бы не Ольгуша и мама. Несколько раз порывался бросить универ, чтобы матери помогать. Хотел устроиться на работу. Хоть какую. Ей одной тяжело было сына поднимать. Вкалывала на трех работах. Уборщицей. Но она не дала ему этого сделать. А Ольгуша ему даже повышенную стипендию выбила, лишь бы удержать его. Она в нем души не чаяла. Вот буквально.
Аля: Подожди. Не понимаю... Он не любит вспоминать, что они с матерью жили бедно? Но это же смешно.
Палыч: Нет. Он не любит вспоминать, через что ему пришлось пройти, чтобы найти себя, добиться признания. (Он помолчал). Знаешь, я вообще не рассказываю первому встречному о личности Павла.
Аля: Почему тогда рассказываешь мне?
Палыч: Потому что раньше Коротков ни к одной из своих подружек не относился всерьез. А к тебе относится. Вот этих парей на сцене мы знаем года три, думаешь, хоть кто-нибудь из них знает, что он за человек? Не-а. Потому что все, что ты видишь и слышишь о нем — образ, маска. Он придумал себе легенду удачливого по жизни человека, которому все дается с легкостью, но это не так.
Аля: Зачем?
Палыч: А чтобы никто не смог задеть его за живое. В универе... Он уже тогда сильно выделялся. И это мягко сказано. Нереальный талантище. Помню, Ольга все дрочила преподов, чтобы они его не загубили. Мол, базовые знания даете, и ладно. А в работы лезть не смейте. Он очень много рисовал. Иногда мог на пару недель, как в воду кануть, а потом объявиться с очередной картиной в руках. И все. Ему даже пропусков не ставили. Вроде, знаешь, гордиться бы собой. А он... Порой в такие депрессии впадал. Ходил чернее тучи. Искал. Себя искал. Свое место. Сейчас в его представлении все эти метания были слабостью. Но... Его сознание блуждало в страшных дебрях. Он переживал каждый неудачный мазок кисти. Однажды, помню, он пропал на целый месяц. Я пытался его навещать. И лучше бы я не видел того, что видел. Он трудился над той самой картиной, которая впоследствии и принесла ему славу. Я не люблю ее. Потому что ее создавал тяжело больной, несчастный человек... Но когда он ее закончил...
Аля (взволнованно): Что? Что тогда произошло?
Палыч: Ольгуша плакала. Честное слово. Она сидела перед этой картиной и плакала. Именно тогда, в те дни, его матери диагностировали рак печени.
Аля (в ужасе): Рак? Но ведь... Десять лет уже прошло.
Палыч: Это все благодаря стараниям Павла. Ольга помогла продать картину. Очень дорого. Все средства он пустил на лечение матери. У нее произошла ремиссия. На семь лет они забыли о том кошмаре. Но рак вернулся. Так что... Все эта его бравада — показушная.
Аля: Но он же богатый человек. Неужели ничего нельзя сделать?
Палыч: Аля, у него кроме машины и квартиры ничего нет. Все деньги, что он получает с продажи картин — немаленькие деньги, заметь — он... раздает! Поддерживает наш факультет, практически содержит два детских дома, помогает благотворительным фондам. Те работы, которые раскритиковала Ольгуша, он написал на заказ. Потому что нужны были срочно деньги для матери. Я ему много раз говорил: всем не поможешь, делай накопления. Все мимо ушей. Поэтому...
Павловский вдруг замолчал, глядя на друга, который пробовал распеться. Потом произнес:
— Не добавляй ему проблем, пожалуйста.
Аля (изумленно): То есть?
Палыч (жестко): Я не знаю тебя и не знаю, что тебе нужно от Короткова.
Аля (испуганно): Да мне ничего от него не нужно...
Палыч (не слушая ее): Поэтому если он тебе не нравится, лучше просто исчезни и не пудри ему мозги. Я серьезно. У него сейчас не самый легкий период в жизни, и не только из-за матери... Он уже полгода не может создать ничего путного и почти не берет кисть в руки... А для него это... Подобно медленному умиранию.
Аля: Но я...
Палыч (меняя тон на дружелюбный и накрывая ее руки своими большими ладонями): Слушай, я вижу в твоих глазах проблески сознания. Я с удовольствием займусь тобой, если увижу в твоих работах что-то стоящее. Больше тебе Паша, кроме своей любви, ничего не сможет дать.
Аля (ошарашенно глядя на Павловского): О чем ты говоришь? Какой любви? Мне ничего от него не нужно. Он... (Она вдруг закрывает лицо руками). Я вообще не понимаю, почему он познакомился со мной. Я обычная. И жила самой обычной жизнью, пока он не появился и за три дня не перевернул все с ног на голову.
Палыч (убирая ее руки от лица и пытливо заглядывая в ее глаза): Аля, я тебе все сказал. Не воспринимай это, как угрозу или что-то в этом роде. Просто по-человечески тебя прошу.
Аля (решительно): Хорошо. Я поняла. Я все поняла.
Палыч: Вот и прекрасно. А теперь давай выпьем. И еще: о нашем разговоре Паше знать точно ни к чему. Он гордый, чересчур гордый. И дружеских вмешательств в свою жизнь не потерпит. Считай, что я пошел на риск, откровенно тебе все рассказав.
Аля (залпом выпивает бокал): Когда уже начнется концерт?
Саунд-чек закончился. Музыканты направляются в гримерку. Павел соскакивает со сцены и подбегает на пару минут к Алине и Кириллу.
Паша (наливая себе шампанского, с ухмылкой): Ну как вы тут?
Аля (слабо улыбаясь): Порядок. Беседуем об искусстве.
Паша: Хах, нет, с ним об этом не беседуй. Он дилетант!
Палыч: Пошел ты! Скоро начало? Отлить хочу.
Паша (морщась): Тьфу на тебя, ну... Через 15 минут.
Павловский уходит.
Паша (обращаясь к девушке): Кстати, детка, я, кажется, нашел тебе работу.
Аля смотрит на него несчастными глазами. Молчит.
Паша (не замечая этого): Потом все расскажу. После концерта. Все, я пошел.
Аля (встает и хватает его за руку): Паша...
Молодой человек останавливается, замечает ее расстроенный вид.
Паша (напряженно): Что-то случилось?
Аля: Зачем я тебе нужна? Только серьезно. Ответь серьезно. Хоть раз.
Паша (помолчав): Я... Сам не знаю. Ладно, мне надо идти.
Аля медленно опускается на диванчик, крутит перед собой пустой бокал.


Эпизод 6

В зал начинают подтягиваться люди. К столику Павловского и Али постоянно подходят какие-то парни, здороваются с фотографом. Девушка с интересом разглядывает прибывающую публику.
А на сцене тем временем разворачивается настоящий балаган. Трудно определить стиль, в котором выступает группа «Козырные тузы»: тут и элементы панк-рока, и русские народные песни, и местами вклинивается хип-хоп. Какая-то бешеная смесь драйва, бесшабашного веселья и фонтаном бьющей энергии. Павел поет хриплым низким голосом, весьма фривольно обращаясь с микрофонной стойкой, которая буквально летает в его руках. В паузах между песнями он читает стихи: грустные, пронзительные, проникнутые необычным трагизмом, перемежающимся с трогательной лиричностью.
Аля спрашивает у Кирилла:
— Что это за стихотворения? Похоже немного на Есенина.
Павловский: Это Пашины стихи.
У Алины удивленно взлетают брови вверх.
Фотограф (задумчиво глядя на друга): Талантливый человек талантлив во всем, не правда ли?
Аля: Да. На сто процентов соглашусь.
Павловский: Давай еще накатим? А то я, по ходу, немного испугал тебя.
Аля: Все нормально. Я не из пугливых.
Павловский: Может, на виски перейдем?
Аля: Черт, я пить не умею, сразу говорю.
Павловский: Домой, если что, доставим в целости и невредимости.
Аля (притоптывая ногой под очередную разухабистую песню): А давай!
Через полтора часа концерт подходит к своему логическому завершению. Музыканты уходят со сцены. Паша спрыгивает прямо со сцены в зал. Идет к их столику. На ходу пожимает кому-то руки, улыбается, кивает головой. Плюхается рядом с Алиной.
Паша (тыкая пальцем в бутылку с виски): Нормально у вас тут тема пошла...
Палыч: Не завидуй.
Паша: Конечно, как я за рулем — так виски.
Палыч (отмахиваясь): Не ной.
К ним постепенно присоединяются все музыканты группы. Через минут пятнадцать весь стол уже заставлен самой разнообразной тарой и бутылками разного калибра, над столом повис гул из перекрестных бесед и попыток перекричать друг друга. Аля сидит в самом центре взрывного веселья и с растерянной улыбкой слушает новых знакомых. Она то и дело смеется над остротами Павла, который словно концентрирует и замыкает на себе внимание всей компании. Аля замечает, что каждому из присутствующих просто необходимо сказать что-то именно ему. Художник же расслабленно сидит рядом с ней, без конца курит и бросает лишь редкие реплики. Иногда он наклоняется к ней и ненавязчиво делится меткими замечаниями. Аля косится на него, ловя жадным взглядом его профиль.
Наконец праздник достигает апофеоза. Павловский с шумом встает и объявляет:
— Все, я пошел плясать!
Паша: Понеслась душа в рай!
Павловский гордо выходит в центр зала и вдруг начинает с потрясающей резвостью выкидывать коленца, выписывая какие-то странные кренделя руками в воздухе. Аля давится смехом, закрывая лицо руками. У нее даже слезы на глаза наворачиваются от хохота. Остальные наблюдают за этим зрелищем без особого энтузиазма, видимо, уже привыкнув к подобным танцам. Паша сидит, подперев щеку рукой. Обращается к Але:
— И ведь взрослый же мужик уже...
Аля (вытирая слезы): А по-моему, здорово!
Паша: Главное, чтобы никого не зашиб. В прошлый раз, помнится, один товарищ хорошо так получил под дых. Подтянулась его компания. Такая драка завязалась.
Аля: Что, правда?
Паша: Ага. Только с Павловским драться бесполезно. Он один всю шайку-лейку и раскидал по углам... Я бы без него в студенческие годы, наверно, не выжил.
Аля (заинтересованно): Почему?
Паша (глубоко затягиваясь): Потому что характер у меня паршивый, язык не в меру острый, телосложение сомнительное... Да еще и Ольгуша каждый раз масла в огонь подливала: все бездари, один Коротков — гений. Поводов дать мне по морде — хоть отбавляй. И давали, чего уж там. Помню, один раз компания студентиков с нашего отделения подловила меня по дороге домой и... Короче, двое суток кровью харкал. Еле до дома дошел. Два ребра были сломаны. Матушка в истерике билась...
Аля (с возмущением): Как же так? Это же уголовное дело.
Паша: Когда есть деньги, все уголовные дела мгновенно превращаются в мелкое хулиганство. Да и факультету ни к чему были такие истории. Ольгуша, правда, двоих из них все-таки умудрилась отчислить. А оставшихся троих спихнула на другое отделение. Не знаю, как она выстояла. Наперекор декану пошла. На наш факультет просто так с улицы не попадешь.
Аля (пытливо): Палыч — хороший друг, да?
Паша (оборачиваясь к ней): Хороший. И единственный. Да их, наверно, больше и не нужно. Мы с ним не сразу подружились, я не любил к себе людей подпускать. По многим причинам. Но вот с ним сдружился. Черт его знает почему. А на Палыча-то руку поднять дерзких не находилось.
Аля хмыкнула, бросив взгляд на мощную фигуру Павловского, который уже лихо крутил в танце какую-то ошалевшую девицу.
Паша (тихо): Ладно. К черту прошлое. Ольгуша со своими воспоминаниями разворошила старое, никчемное.
Аля: Почему никчемное?
Паша (пожимая плечами): Потому что я иду только вперед... Кстати, по поводу работы. Я не знаю, Палыч сказал или нет, но этот клуб держит наш общий приятель, Костик. Отличный парень. В общем, ему сюда толковый помощник требуется. Не хочешь попробовать свои силы?
Аля: Я? А что нужно делать?
Паша: А все, что он скажет. Работа не простая, суетная, я так понял: то бумаги отвезти, то проконтролировать доставку еды, то заказать вовремя пригласительные... И прочая хрень в таком же духе. То есть, ему нужен человек, которому можно дать с утра поручения и забыть об этом до следующего утра.
Аля: Я... Не знаю. А меня возьмут? У меня нет подобного опыта работы.
Паша: Ему не опыт нужен, а исполнительность. Просто в этом случае я точно буду уверен, что тебя никто не обидит, да и по деньгам не кинут.
Аля (смешливо): Фея-крестная?
Паша (не сообразив): Кто?
Аля: Ты в мои феи-крестные решил заделаться?
Паша (хмыкнув): Я бы в твои любовники не против заделаться, но ты как-то не проявляешь особого энтузиазма.
Аля (нахмурившись): Ты опять?
Паша (откровенно): Ну а что тут такого, моя целомудренная газель? Ты мне нравишься, я считаю тебя привлекательной, вполне понятно, что я испытываю по отношению к тебе желание определенного характера.
Аля (пристально глядя ему в глаза): А что, если я не считаю тебя привлекательным, что если я еще сама не поняла, нравишься ты мне или нет? Мои желания не берутся в расчет?
Паша (не сводя с нее глаз): Если это так, если это действительно так — я оставлю тебя в покое. Честно. Но если оставлю — то сделаю это раз и навсегда.
Аля (вспыхнув): Ох, а я сейчас что должна сделать? Испугаться, что теряю самого Павла Короткова? Затащить тебя в туалет и как можно скорее раздвинуть ноги?
Паша (встает, спокойно): Поехали. Я отвезу тебя домой.
Аля: Ну конечно. Вечеринка сразу закончилась.
Паша: Просто если ты вольешь в себя хотя бы еще рюмку этого ядреного пойла — завтра тебя до вечера полоскать будет. Поехали.
Аля подхватывает сумку и молча направляется к выходу. Павел вылавливает в зале Палыча. Что-то говорит ему, прощается и следует за девушкой.
Они подъезжают к дому Алины. Паша достает мобильный телефон и произносит:
— Запиши два номера.
Аля: Твой, это понятно. А чей еще?
Паша (без эмоций): Запиши номер Павловского и Костика. Мой тебе ни к чему.
Девушка достает свой телефон. Быстро записывает под диктовку два контакта.
Паша: Павловский будет ждать тебя у себя завтра, ближе к вечеру. А Костика набери с самого утра. Он в курсе. Все, свободна.
Аля (ерничая): И что, даже в гости не зайдешь?
Паша (устало, глядя прямо перед собой): Нет. Не зайду. Давай. Пока. Удачи тебе.
Аля мгновение мнется, потом решительно выходит из машины. Паша тут же срывается с места, резко дав по газам, и скрывается в темноте уходящей в никуда трассы. Девушка какое-то время задумчиво смотрит ему вслед, потом бормочет:
— Ну что, довольна собой? Дура.


Эпизод 7

Аля сидит в небольшом уютном офисе, обстановка которого кричит, что здесь работает молодая особа: на стенах развешены забавные картинки с пейзажами и котами, на рабочем столе — розовые ручки с перьями, различные крема, фото в рамочках.
Напротив девушки, в удобном офисном кресле, расположилась с комфортом Марина: она, высунув кончик языка, точными движениями наносит на ухоженные ногти красный лак.
Аля: Я не поняла, ты зачем меня выдернула из дома в десять утра? Понаблюдать за твоим выездным салоном красоты?
Марина: Сейчас-сейчас. Времени ни на что нет.
Аля (хмыкнув): Бизнес-вумен...
Марина: Так что там у тебя с Коротковым? Умираю от любопытства. Он меня на выставке задолбал просто.
Аля (хмурясь): В курсе уже.
Марина (поднимая глаза на подругу): Ты о чем?
Аля: О вашей бурной ночи, после которой он заявился ко мне и превратил мою жизнь в бардак.
Марина (зависнув с поднятой рукой, держащей кисточку от лака): Какой ночи? Ты рехнулась?
Аля (замявшись): Он так сказал.
Марина: Не знаю, что он тебе сказал, но я с ним не спала. Можно было бы, конечно, он классный. Да?
Аля: Не уверена.
Марина (продолжая): Но как-то трудно провести ночь с человеком, единственный интерес которого — твоя лучшая подруга. (Она качает головой). Прямо любовь с первого взгляда. Кто бы мог подумать.
Аля (вздыхая): Да какая там любовь...
Марина: Слушай, так что — он тебе поможет?
Аля: Уже, блин, помог. Завтра я выхожу на новую работу.
Марина (изумленно): Не поняла...
Аля: А, долго рассказывать. В общем, попробую себя в роли помощницы хозяина ночного рок-клуба.
Марина: Зачетно.
Аля: А сегодня вечером еду к Павловскому. Это его друг. Буду осваивать в полной мере мастерство фотоискусства.
Марина: Да ты что! У самого Павловского?
Аля: Ага, у самого.
Марина: Слушай, а может, он тебя еще с кем познакомит? Хорошо бы с Кристиной Бергельд, хозяйкой арт-галереи. Они, вроде как, дружат или что-то в этом роде. Выставить бы там твои работы.
Аля: Не познакомит. Вчера вечером наше общение благополучно закончилось.
Марина: То есть? (Потом догадливо). Ты его бортанула, что ли?
Аля: Да, кажется.
Марина: Ну ты и дура! Кто так делает? Сначала надо было вытащить из него все полезные связи и знакомства, а потом уже строить из себя невинность.
Аля (злясь): Марин, ты когда успела превратиться в такую... (Она замолкает, невидящим взором уставившись в окно).
Марина (спокойно): Аль, сними уже розовые очки, а? Ты живешь в каком-то мире единорогов, честное слово. Такой шанс подвернулся! Я пригласительные на выставку Короткова у шефа с боями выбивала. Все ради тебя. Только чтобы дать тебе возможность заявить о себе.
Аля: Да было б, о чем заявлять... Я вообще не понимаю, с чего ты вдруг взяла, что мне это нужно.
Марина (с жаром): А с того, что сидеть в деревне и фотографировать восходы солнца ты сможешь на старости лет. У тебя такой талант! Ты людей видишь! Ты их чувствуешь! Каждый раз смотрю на свои фотографии, что ты сделала для меня, и поверить не могу, что это я. Ты понимаешь, какой это дар? Люди хотят видеть себя красивыми на фото, хотят знать, что они лучше, чем есть на самом деле.
Аля: Марин, пойми, я люблю фотографировать. Возможно, это единственное занятие в жизни, которое по-настоящему меня радует. Но я хочу именно фотографировать, а не шляться по выставкам, знакомиться с какими-то непонятными людьми и светить везде своей мордой. Не мое это.
Марина: Блин, если бы Коротков на меня запал — тебе вообще никаких телодвижений не пришлось бы делать. Я бы все сама сделала. Но он, сука, чет не повелся на мою грудь. А ты из-за своей глупости упустила хороший шанс!
Аля: Господи, ты как начала работать в этом пиар-агентстве, совсем с катушек съехала. С тобой невозможно общаться. Ты меня не слышишь.
Марина: Ладно. Успокойся. Давай так: я тебя не трогаю. Занимайся у Павловского, фотографируй, твори. А я буду делать свою работу. Но если я скажу, что надо поработать с тем или иным журналом, дать интервью, привезти свои работы — ты это сделаешь. Обещай!
Аля: У меня такое чувство, что за мой счет ты просто хочешь сделать себе карьеру.
Марина (пожимая плечами): Не без этого. Но во всем этом деле есть один плюс: в тебя я по-настоящему верю. Мы дружим с первого класса, ну на ком мне еще пробовать силы, как не на тебе? Я не хочу сидеть здесь всю свою жизнь, я хочу открыть свое агентство! Хочу сама решать, кто достоит быть известным, а кто — нет.
Аля (вставая): Ладно, ладно. Пробуй силы. Я поехала. Мне еще надо встретиться с владельцем клуба, новым работодателем.
Марина: Давай. И зря ты так насчет Короткова. В отличие от всех знаменитостей он... Какой-то нормальный, что ли.
Аля передергивает плечами и, не ответив, выходит.

Павел стоит посреди со вкусом обставленной комнаты с половой тряпкой в руках, оглядывается.
— Ну, вроде все. Так, еду я тебе приготовил, белье постирал, дома убрался.
Он обращается к худой, изможденной женщине в простом домашнем халате, чья голова повязана платком. Она полулежит на разложенном диване и с любовью смотрит на молодого человека.
Женщина: Павлушенька, может, наймешь все-таки домработницу? Ну что ты сам возишься? У тебя и без меня дел хватает.
Паша (хмурится): Ма, какая домработница? У меня рук нет, что ли? Да и вообще... За тобой я буду ухаживать сам.
Женщина: Не злись, сыночек. Просто ты в последнее время выглядишь таким уставшим.
Паша (присаживается рядом к ней, все еще сжимая грязную тряпку в руках): Я не злюсь. Как я могу злиться на тебя... И я не уставший... Я... (Он молчит). Да это все ерунда. Все в порядке.
Женщина (приподнимается, гладит его по плечу): Павлуша, я знаю, когда у тебя все в порядке, а когда — нет. Поговори ос мной.
Паша: Ма, ты умираешь! Конечно, у меня не все в порядке! (Он отбрасывает тряпку в сторону и закрывает лицо руками).
Женщина: Павлуша, я люблю тебя больше всех на свете. И я уверена, что вырастила хорошего человека. Но, сына, тебе 30 лет. Рано или поздно тебе придется меня отпустить. Ты понимаешь, что проблема не во мне? Тебе уже давно пора жениться!
Паша (убирает руки от лица, принюхивается к ним, морщится, потом говорит): Мама, давай вот не будем про это.
Женщина: Я видела в газете твою фотографию с такой милой девушкой, Алиной, кажется. Там было написано, что это твоя подруга. Привел бы ее ко мне, познакомил. Сколько еще можно выбирать?
Павел (резко встает, отходит к окну. Упрямо): Столько, сколько нужно.
Женщина (в сердцах): Вот так и прокукуете вдвоем с Кирюшкой всю жизнь. Что он балда, что ты.
Паша (тихо): Мам, я бы привел к тебе Алину, честно. Если бы она была моей подругой. Газета — это так. Пустой треп. Я все еще один. Так что — знакомить, собственно говоря, не с кем.
Женщина: В твоей жизни слишком много вранья, дорогой. Слишком много. Это меня печалит. Вот за это я переживаю.
Паша: Мам, не хочешь прогуляться? Я сегодня веду уроки рисования в детском доме для малышей. Пообщаешься с Галиной Викторовной, директрисой. Она замечательная женщина, настоящая, как ты.
Женщина (слабо улыбаясь): Хорошо, давай. Думаю, на пару часов сил у меня хватит.


Эпизод 8
Месяц спустя

Поздний вечер. Квартира Павловского. Большая, залитая светом комната, приспособленная под фотостудию. На полу сидят Алина и сам фотограф, перед ними разложено множество фотографий. Они внимательно рассматривают одну из них.
Палыч: Вот смотри (он подносит лупу). Видишь, здесь растр полез? Косяк.
Аля: Да, да. Но я никак не пойму, вот когда снимаешь при таком освещении, на какое значение выставлять вспышку?
Палыч: Надо нам с тобой выбраться на пленер, так сказать, и поработать над этим. Тут точных значений не дашь. Это надо прочувствовать. Ты когда выходная?
Аля: А что у нас сегодня? Среда? В воскресенье, значит.
Палыч. Значит, в воскресенье поедем.
Аля: Куда?
Палыч: А поехали в Ораниенбаум. Совместим приятное с полезным... Ладно, давай пока со студийным светом разберемся. Позавчера вроде неплохо получилось, но все равно — до идеала далеко. Идем.
Они встают, подходят к компьютеру. Кирилл открывает несколько фотографий подряд.
Палыч: Работа со светом и тенью — это то, что создает картинку. Ты можешь ее сделать любой: плоской или объемной, какую-то деталь подчеркнуть, какую-то наоборот скрыть.
Аля: Это я уже поняла.
Палыч: Понять — одно дело, второе — научиться пользоваться этим знанием. Ты в первую очередь должна стать хорошим ремесленником, понимаешь? Тогда на этой базе с твоим виденьем любое фото будет шедевром. Давай, я опять поработаю твоей моделью. А ты сама выставляй свет и все настраивай. Работаем пока с белым фоном.
Он выходит на середину комнаты, становится под софиты. Аля возится с оборудованием. Делает несколько пробных кадров. Показывает Павловскому. Тот качает головой, нет, мол, не то. Аля снова настраивает свет.
Палыч (задумчиво наблюдая за ней): А ты, я смотрю, понятливая.
Аля (отрываясь от камеры): А? Ты о чем?
Палыч: О Короткове. Разговор не прошел даром.
Аля (спокойно): Ты тут не причем. Он сам рубанул все. У него же нет золотой середины, да? Или взять нахрапом, или свободна, крошка.
Палыч (склонив голову набок): Да. Он такой.
Аля: А на нет — и суда нет. Я так тоже не могу. Броситься в омут с головой только потому, что он обратил на меня внимание... В общем, не сложилось, и ладно. Что теперь об этом говорить? Как он, кстати?
Палыч: Не в лучшей форме, скажем так. Его маму пару дней назад госпитализировали. Так что... Боюсь я за него, если честно.
Аля: Почему?
Палыч: Он сейчас — как натянутая до предела струна. Еще немного — и порвется. Тогда парой бутылок вискаря и разговорами по душам уже не отделаешься.
Аля (помолчав, тихо): Это, вероятно, не мои проблемы.
Палыч: Нет, не твои... Ладно, не отвлекайся.
В дверь раздается звонок. Павловский со словами: «Кого там еще черти принесли?» выглядывает в коридор и орет:
— Открыто!
Аля (усмехаясь): А ты вообще когда-нибудь двери запираешь?
Палыч: А зачем? Чужие ко мне не приходят, а если кто рискнет...
В коридоре раздается грохот бутылок и чей-то забористый мат. В комнату-студию с шумом вваливается Коротков. Он выглядит осунувшимся и словно похудевшим, одет крайне небрежно: растянутая футболка, мешковатые джинсы, все те же неизменные кеды. Но при этом гладко выбрит, отросшая челка зачесана назад. Молодой человек, не заметив Алину, продолжает свою длинную и крайне экспрессивную сентенцию, смысл которой сводится к тому, что Палыч — скотина обленившаяся и как вообще можно жить в такой помойке.
Наконец он видит девушку и осекается, замерев на месте.
Аля (вскидывая руку вверх): Привет!
Павел озадаченно смотрит на нее, потом словно что-то вспоминает, кивает ей головой. Пожимает руку Павловскому со словами:
— Все-таки взялся?
Палыч: Я обещал. Работы мне ее понравились, так что... Трудимся, как видишь.
Паша: Хм, не думал, что так поздно кого-то у тебя застану...
Аля (вклиниваясь в разговор, потому что Павел, похоже, намерен ее игнорировать): Днем я работаю. Выходных у меня почти нет.
Паша (переводя на нее взгляд): Значит, Костик нанял тебя?
Аля: А ты не в курсе?
Паша (грубовато): Нет. Мне как-то не до твоей личной жизни было.
Аля: Ах, ну да. Забыла, что я в черном списке.
Паша (резко): Можешь оставить свой сарказм при себе. Единственный человек, который меня сейчас волнует, — это моя мать. До остальных мне нет дела.
Аля (тихо): Извини.
Паша: Кирюх, можно тебя на пару слов?
Друзья выходят на кухню, где царит еще худший беспорядок, чем был. Теперь стол завален пластиковой посудой, и количество пустых бутылок в артиллерии значительно выросло. В мойке так и красуется горой сваленная немытая посуда. Пол усыпан крошками и обертками из-под еды.
Павел недовольно качает головой и опять ругается.
Павловский: Чего случилось?
Паша: Слушай, Бергельд затеяла аукцион провести. Хочет выставить несколько моих работ на продажу. Можешь проконтролировать этот процесс? Отобрать более-менее приличные картины из последних, старые не трогай. Я тебе ключи от мастерской дам. Потом их надо будет отвезти Кристинке.
Палыч: Конечно, не вопрос. А ты сам чего?
Паша: Не могу рожи эти видеть. Тошнит от них от всех. Сорваться боюсь. А деньги нужны, сам понимаешь. Матери сейчас очередной курс химиотерапии проводят...
Он вздыхает и прислоняется к подоконнику, запускает руки в волосы.
Палыч (сочувственно): Ты как вообще?
Паша: Не знаю. Как в тумане. Ничего не соображаю... Маме вчера так плохо было. Она все время плакала. (Он как-то странно всхлипнул, резко вдохнув воздух). Умоляла дать ей спокойно умереть. Понимаешь? Она уже сдалась. Врачи тоже утешительных прогнозов не дают... И я не знаю, что делать. То ли забрать ее из больницы и дать ей провести последние дни дома, то ли... бороться дальше.
Павловский молчит. Потом подходит к другу, присаживается рядом и обнимает его за плечи.
— Не хочешь с нами в воскресенье на пленэр прокатиться? Мы в Ораниенбаум собираемся. Поработать при дневном свете. Отвлечешься немного.
Паша: Не знаю. Я сейчас плохая компания.
Палыч: А нам твоя компания не нужна. Просто прогуляешься, проветришься.
Паша: Да. Наверно, поеду.
Палыч: Вот и отлично. А с Кристинкой я все улажу, не переживай.
Паша: Как Аля? Есть толк?
Палыч: У тебя глаз-алмаз. Девчонка талантливая. Даже очень. Да и человечек хороший. Неиспорченная.
Паша (поджимая губы): Я знаю. Ладно. Иди. Я порядок наведу. Всё при деле.
Павловский возвращается к студию. С кухни доносится шум воды, грохот посуды и приглушенный мат.
Аля (удивленно): Что там творится?
Палыч (хитро): Паша, как всегда, не выдержал и решил сделать уборку.
Аля (цокнув языком): И тебе не стыдно?
Палыч: Не-а. Отвлечется, по крайней мере. Кстати, он в воскресенье с нами едет.
Аля (просто): Хорошо. (Поймав сосредоточенный взгляд Кирилла). Я буду милой с ним. И обещаю держать язык на привязи.
Палыч: Молодец! Эк, с ходу врубаешься.
Некоторое время спустя на пороге появляется Коротков с огромным мусорным мешком, в котором звенят бутылки.
Паша: Вы еще долго?
Павловский: Нет, заканчиваем.
Паша (Алине): Ты домой?
Девушка: Да.
Паша: Поехали тогда. Отвезу тебя.
Всю дорогу они едут молча. Паша сосредоточенно смотрит на дорогу, Аля, усевшись боком, рассматривает его.
Уже возле дома она говорит:
— Спасибо тебе.
Паша: За что?
Аля: За работу. Мне там нравится. Правда. И за Павловского.
Паша (коротко): Не за что.
Аля: Слушай, мы как-то начали не на той ноте и закончили не очень. Я понимаю, тебе сейчас не до меня. Но если нужна моя помощь — любая — обращайся.
Паша (останавливается возле ее дома): Думаю, это вряд ли... Ладно, давай. Пока.
Аля какое-то мгновение еще смотрит на него, потом выходит из машины.


Эпизод 9

Пятница. Клуб «Два ноля». Зал битком набит людьми. Вечеринка идет полным ходом. Это тот самый момент, когда праздник в самом разгаре, и, кажется, что он будет длиться вечно.
В нижний зал заходят Павловский и Коротков. Первый в привычном спортивном костюме, навеселе, но бодр и улыбчив. Павел основательно пьян, едва на ногах стоит. Он мутным взором обводит зал, зачем-то одергивая потертую джинсовку, из-под которой виднеется зеленое поло.
Мимо них проходит Алина: на ее лице застыло озабоченное выражение, волосы небрежно собраны в пучок на голове и зашпилены карандашом, в руках — блокнот, клетчатая рубашка в обтяжку почему-то застегнута всего на несколько пуговиц, на бедрах висят мешковатые джинсы модели «бойфренд», обута она в массивные низкие сапоги.
Палыч оживляется, заметив девушку, и кричит:
— О, звезда наша! Эй, Аля!
Паша вздрагивает и бормочет: Блин, опять я забыл, что она здесь теперь работает...
Алина оборачивается, тормозит на полпути и с радостной улыбкой направляется к ребятам:
— О, привет! А вы тут какими судьбами?
Палыч: Догнаться зашли.
Аля скептически разглядывает Короткова, который размашистым движением головы откидывает челку назад и едва не падает. Павловский его удерживает и произносит виновато:
— Не то, чтобы догнаться... Скорее, сменить обстановку.
Аля: Понятно. Вы бы заранее позвонили — ваш столик занят. Мест свободных нет. Я сейчас узнаю, что можно сделать...
Палыч (останавливая ее): Не парься. Возле барной стойки посидим. Мы ненадолго, сама понимаешь.
Аля (опять переводя взгляд на Пашу): И где это вы так?
Палыч: Везде.
Они идут к барной стойке. Паша с трудом взбирается на высокий стул и обращается к бармену:
— Виталя, виски, пжлста... Мне и моему другу.
Бармен: Момент. (И уже Але, с веселой улыбкой, явно флиртуя): Красотка, виски-то заканчивается. Там осталось в подсобке?
Аля (опирается на стойку и, подтянувшись на руках, перегибается через нее, вглядываясь в ассортимент бутылок под рукой бармена): Как заканчивается? Сегодня два ящика выставляли.
Бармен (разглядывая неожиданно открывшееся его взгляду декольте девушки): Народ гуляет. (И подмигивает ей).
За этой картиной сосредоточенно наблюдает Коротков. Аля соскакивает вниз, и в следующий момент Павел притягивает ее к себе со словами:
— Что за ****ский вид у тебя?
Аля (удивленно): Что?
Паша (методично застегивая пуговицы на ее рубашке и обращаясь к бармену): Дорогой Виталий, еще раз посмотришь, куда не надо, — получишь по морде.
Аля (хохочет, оборачивается к Павловскому): Что это вообще сейчас было?
Палыч (хмыкнув): Блюдет он тебя.
Паша с непроницаемым лицом заканчивает застегивать пуговицы, но девушку не отпускает от себя. Он обхватывает ее талию ладонями, гладит большими пальцами по поверхности рубашки и считает вслух.
Аля: Коротков, ты совсем спятил?
Паша: Не-а. Ты такая худая... Я твои ребра пересчитываю.
Аля (опять смеясь): Ну и как? Все на месте?
Паша: Да. Вроде.
Аля: Пересчитал — теперь отпусти меня.
Паша: Не-а. Не могу.
Аля: Коротков, помнится, ты грозился оставить меня в покое раз и навсегда.
Паша (невозмутимо): А я и оставил. Просто держусь за тебя. Иначе грохнусь с этого невъе…но высокого стула.
Аля (перекладывая его руки на барную стойку): Вот, держись. А мне идти надо. (И уже Павловскому). Вы отдыхайте, я позже подойду. (И задумчиво). Блин, и куда я опять дела карандаш?
Палыч: Он у тебя в волосах.
Аля: Точно.
Она выдергивает из волос карандаш, и они россыпью воздушных локонов ложатся по ее плечам. Паша, подперев щеку рукой, бросает:
— Если б я умел рисовать, то написал бы твой портрет.
Аля (убирает опять нависшую челку с лица Павла): Коротков, ты, когда пьяный, — такой милый. Просто само очарование.
Она убегает. Паша смотрит ей вслед. Говорит другу:
— Хороша чертовка, да?
Палыч: Пожалуй. Мелковата, правда. Но для тебя сойдет.
Паша: М-м-м... Я уже все, что мог, испортил. Так что... Вряд ли.
Палыч: Странный ты человек, Коротков. Когда пьян — начинаешь трезво мыслить.
Паша: Н-да... Я человек-загадка.
Возвращается Алина с двумя бутылками виски, передает их бармену.
Паша снова обнимает ее и притягивает к себе.
— Ну, рассказывай, как тебе тут работается?
Аля: Отлично работается. Коллектив суперский. (Она подмигивает бармену, что не ускользает от ревнивого взгляда Павла). У меня даже есть свой кабинет. Точнее, это кабинет Костика, но так как его тут никогда нет... То он фактически мой.
Паша (нахмурившись): Костика? Ты своего босса называешь Костиком?
Аля: Знаешь, Константином Михайловичем его, даже если очень сильно захочешь, не назовешь.
Павловский (весомо): Это верно.
Паша (отпуская ее): Понятно. Новая жизнь — новые друзья.
Аля (наклоняется и заглядывает снизу вверх в глаза Павла, насмешливо): Тебя, вообще-то, к числу моих старых знакомых тоже не отнесешь.
Паша (хмыкнув, снова подпирает щеку рукой): Ну где там наш виски?
Девушка (Павловскому): Мне еще кое-что сделать надо, так что я пойду. В воскресенье все в силе?
Палыч: Да, конечно.
Аля вдруг замечает какое-то ей одной понятное нарушение в работе официантов и, бормоча себе под нос ругательства, бросается отчитывать работников.
Паша: Если она будет встречаться с Костиком — я больше с ним не буду общаться.
Палыч: Коротков, забираю свои слова назад. Ты что трезвый, что пьяный... Идиот, одним словом.

Значительное время спустя. Отдыхающая публика рассосалась. Зал опустел. Лишь одиночные товарищи все еще бодрятся на танцполе, расходуя последние запасы энергии. Павловский о чем-то увлеченно беседует с барменом, который наводит порядок в своих владениях. Паша сидит, положив голову на руки и дремлет.
К ним подходит Аля, уже собирающаяся уезжать домой. С удивлением:
— Вы еще тут?
Павловский: Да. Засиделись малеха.
Аля наклоняется к Павлу и трясет его за плечо. Тот никак не реагирует.
Девушка: Меня там такси ждет. Давай-ка транспортируем туда это тело.
Палыч согласно кивает головой, прощается с барменом, подхватывает друга подмышки и, придерживая его за талию, ведет на выход. Паша, повесив голову, едва перебирает ногами.
Аля: Чего это он так?
Палыч: Скажем так... Если раньше он переживал драму, то сейчас самую настоящую трагедию... Да еще Бергельд, сучка, подлила масла в огонь. Отказалась взять на аукцион его новые работы. Говорит, что это она продавать не будет. Требует старые. А он отдавать не хочет. Все пытается понять, что у него было раньше и чего нет сейчас.
Павловский затаскивает друга на заднее сиденье, тот сразу же падает набок. Аля подсаживается к нему, заботливо укладывая его голову себе на колени, гладит по волосам.
Они подъезжают к дому Короткова. Фотограф доводит при помощи Алины друга до квартиры.
Аля: Я, пожалуй, останусь с ним. Веди его в спальню. Дальше я сама.
Палыч: Точно? Справишься с ним?
Аля (хмыкает): Справлюсь. В таких ситуациях женщина рядом полезнее, чем любящий друг.
Палыч (почесав затылок): Тоже верно. Если что — звони.
Он какое-то время смотрит на лежащего на спине Короткова, который тихо посапывает, разметав руки по кровати. Прощается с Алей и уходит.
Девушка стаскивает с молодого человека ботинки, потом джинсовую куртку. Садится сверху и расстегивает верхние пуговицы поло.
Паша мычит, приоткрывает один глаз и бормочет: Ты мне снишься?
Аля (улыбаясь): Да. Снюсь.
Паша: И долго ты мне будешь сниться?
Аля (помогая ему снять поло): До утра, наверно... Может, тебе чай сделать?
Паша: Нет. Не надо. Если не сложно — просто полежи со мной.
Аля устраивается рядом с ним, положив голову ему на грудь. Молодой человек обнимает девушку одной рукой, второй — осторожно касается ее щеки. Закрывает глаза и снова вырубается.

Утром Павел просыпается с тяжелой головной болью, садится. Оглядывается. Пытается что-то вспомнить. Потом бормочет, вставая:
— Показалось, по ходу.
Он находит куртку, достает мобильный, в одних джинсах, босиком шлепает в сторону кухни. На ходу набирает чей-то номер.
— Алло, мам, привет! Как ты? Не плачь, я прошу тебя. Я скоро буду.
Он вдруг замирает перед столом, на котором стоят: кофейник с кофе, тарелка с бутербродами и чашка с бульоном. И лежит записка:
«Умоляю, позавтракай! Хотя бы бульон выпей!»
Паша присаживается за стол, трет виски. Нащупывает в кармане джинсов смятую пачку, достает сигарету, выправляет ее и закуривает. Смотрит прямо перед собой.
— Как некстати я влюбился... — произносит он в пустоту.


Эпизод 10

Ораниенбаум встретил троицу минимальным количеством туристов, сухой безветренной погодой и состоянием умиротворенной тишины.
Павловский с Алиной, увешанные техникой, бродят по окрестностям, выбирая максимально интересную локацию. Павел, оставив их, направляется к пруду. Садится возле самой воды и закуривает. Он сидит, бездумно глядя на воду, на крякающих уток-попрошаек, на неспешно прогуливающихся людей. Затем достает из небольшого рюкзака большой блокнот и карандаш. Долго смотрит вдаль, цепляя взглядом детали основного архитектурного ансамбля. И резкими, отточенными движениями начинает рисовать.
— Вот ты где! — раздается над ним голос Алины. — А мы тебя уже обыскались.
Паша: Все, наработались?
Аля (садится рядом на корточки): Нет еще. Палыч жрать захотел. На голодный желудок муки творчества ему не под силу.
Паша хмыкает: Он тебя случайно у себя дома еще не запряг готовить?
Аля (улыбаясь): С ходу. Так и работаем. Я приезжаю. Готовлю. А потом учимся.
Паша: Осталось расписаться — и вы, считай, готовая семейная пара.
Аля: Дудки. Такое счастье не про меня.
Паша (кидая на нее быстрый взгляд): А какое для тебя?
Аля (смешливо): Обычно-человеческое. Что-то в моей жизни столько гениев на один квадратный метр развелось — прямо не знаю, как дальше жить с осознанием собственного убожества.
Паша: Не прибедняйся. Мне, кстати, твоя подруженция звонила, Марина, просила ее с Бергельд познакомить. Я ей телефон Кристинкин дал, личный, сказал, чтобы от меня представлялась. Потом, попозже, сведу тебя с ней лично.
Аля (всплеснув руками): Нет, но вот ведь сучка какая!
Паша (удивленно): Что за реакция?
Аля: Я же по-человечески просила ее не доставать тебя!
Паша: Да ладно. Мне не сложно. В своей помощи я тебе не отказывал. Я бы и больше сделал для тебя, но сейчас временно не могу. Не парадно-выходной я пока.
Аля (тихо): Павел, я тебя могу попросить о том, что мне действительно нужно.
Паша (возвращаясь к своему рисунку): Да. Конечно.
Аля: Сделай для меня исключение.
Паша: Какое?
Аля: Пригласи меня на свидание. Настоящее.
Паша (вырывая лист из блокнота): Нет. Любовь из жалости меня не интересует.
Аля (вспыхивая): Да причем тут жалость? Отключи уже свое упрямство. Ты же не дал мне ни одного шанса узнать тебя.
Паша (протягивая ей рисунок): На, это тебе. Презент. Повесишь на стенку. Или продашь. А можешь просто выкинуть.
Он встает и хочет уйти. Девушка поднимается вслед за ним и преграждает ему путь. Встает на цыпочки, обхватывает его лицо руками и упрямо говорит:
— Я думала о тебе все это время. И чем больше думала, тем... Я понимаю, через что ты сейчас проходишь, поверь. И быть одному в такие минуты — не самое лучшее решение. И это не жалость. Ты удивительный человек. И очень добрый. Ты заслуживаешь быть счастливым. Если я смогу сделать тебя таким — я приложу к этому все усилия.
Павел убирает руки девушки от своего лица, сжимает ее ладони. На его лице отражается мучительная борьба между гордостью и желанием сдаться. Наконец он произносит:
— Куда бы ты хотела пойти?
Аля улыбается: А могу я пригласить вас, сэр, на велосипедную прогулку? Только ты и я, пара великов и корзинка с провизией. Я тебе такое место покажу!
Паша (задумчиво): Велосипедная прогулка? Хорошо. Ладно.
Она секунду смотрит в его глаза, затем снова привстает на цыпочки и тянется к нему. Паша наклоняется и целует ее, отвечая на порыв. Девушка запрыгивает на него, обхватив его бедра ногами. Молодой человек подхватывает ее, сильнее прижимая к себе.
Аля (сквозь поцелуй): Кстати, ты там что-то говорил про недостаток мастерства... Не хочешь вечером преподать мастер-класс?
Паша: А куда делась моя целомудренная газель?
Аля: Сдохла. К черту ее.
Они так увлечены друг другом, что не замечают подошедшего к ним Павловского, который какое-то время стоит и смотрит, наклонив голову набок, на целующуюся пару.
Палыч: Кхм-кхм!
Молодые люди отрываются друг от друга, оборачиваются и вопросительно смотрят на приятеля с немым вопросом недовольства: «Ну чего тебе?».
Палыч: Я так понял, на этом наш пленер можно считать оконченным?
Паша: Думаю, да. У нас тут пара неотложных дел нарисовалась.
Палыч (глядя на довольное лицо друга и обращаясь к Але, которая нехотя отпускает из плотного захвата своих ног художника и становится на землю): А знаешь, дорогая, мне тут в голову пришла одна замечательная идея!
Аля: Внимательно.
Палыч: Вот этого черта никто и никогда не может нормально сфотографировать. Кроме меня, конечно.
Паша хмыкает и отворачивается.
Палыч (невозмутимо): Вот если у тебя получится сделать его портреты сильнее моих, считай, ты вышла на новый уровень мастерства.
Аля: Ты серьезно?
Палыч: Более чем. Потому что никто не может поймать его сущность на фото. Признаюсь, даже на моих фотографиях, которые максимально близки к правде, и то не настоящий Коротков. Вот если ты его сделаешь настоящим в своих фотографиях, уловишь суть его характера, личности, я сниму шляпу перед тобой. Схожу специально в магазин, куплю себе шляпу и сниму ее.
Аля: Это вызов... Окей. Я согласна.
Паша (обнимая ее за талию и нашептывая на ухо): Так что там насчет мастер-класса?
Они грузят в машину фотооборудование. Аля сидит на капоте машины и вглядывается в пейзаж, улыбаясь своим мыслям. Неожиданно тишину прерывает звонок. Паша достает мобильный, видит имя звонящего и с обеспокоенным видом отвечает:
— Да? Мам, что случилось? (Он бледнеет). Я скоро буду.
Павловский (встревоженно): Что случилось?
Паша (неожиданно уставшим, измученным голосом): Не знаю. Не сказала. Но по голосу слышу — что-то плохое. Ребят, я вас до дома докину и поеду в больницу. (Он смотрит на девушку, которая соскочив с капота, подходит к молодому человеку). Детка, извини, но с тобой мы увидимся позже.
Аля: Хочешь, я поеду с тобой?
Паша (мотая отрицательно головой): Нет. Я... Я, если в силах буду, приеду к тебе вечером, ладно?
Аля не отвечает, лишь озабоченно глядя на него.


Эпизод 11

Павел влетает на парковку возле Онкологического Института им. П. А. Герцена, выходит из машины и стремительно направляется к зданию. Летит по коридорам к палате, где находится его мать. Перед входом резко останавливается. Какое-то время стоит, не двигаясь и глядя в одну точку. Успокаивает дыхание, сжимая и разжимая кулаки. После чего вскидывает голову, натягивает бодрую улыбку и открывает дверь.
Его мать, главная и горячо любимая женщина, основательно сдала позиции: она стала настолько худой, что кожа, кажется, просто обтягивает череп и скелет. Ее голова по-прежнему повязана белой косынкой, на лице нет бровей. Она лежит в кровати под капельницей с мощнейшим обезболивающим и со страдальческим выражением смотрит в стену. Над ней явно витает призрак близкой смерти.
Паша подсаживается к матери на край кровати, осторожно берет ее за руку и зовет:
— Ма... Мама...
Женщина переводит на него взгляд и слабо улыбается:
— Павлушенька... Милый...
Паша: Ма, что случилось?
Мама (едва ворочая языком): Сына, забери меня домой... Прошу тебя.
Паша: Что сказали врачи? Уже готовы результаты анализов?
Женщина: Нет. Завтра. Но это уже неважно.
Паша: Мама, не говори так!
Женщина (устало): Дорогой, сжалься... Посмотри на меня — я умираю. Какая разница, что скажут врачи?
Паша (с отчаянием): Мама, а вдруг все хорошо? Вдруг снова будет ремиссия? Ну в прошлый раз мы же выбрались! Давай подождем до завтра, а?
Женщина (говорит медленно, с усилием): Сына... Посмотри правде в глаза. От меня уже ничего не осталось. Эта болезнь сожрала меня. Дорогой, мне больно, мне очень, очень больно... Дай мне умереть дома, в родных стенах.
Павел закрывает лицо ладонями и некоторое время так сидит. Женщина с трудом поднимает руку и гладит его волосам. Снова с трудом выговаривает слова:
— Сына, иногда нужно просто смириться. Ты не умеешь этого делать. Но иногда... Иногда надо. И уважать решение другого человека.
Паша (убирая руки от лица, тихо): Хорошо. Мама, я заберу тебя. Независимо от результатов анализов — обещаю. Только давай дождемся завтрашнего утра. Мне надо подготовить твою квартиру, нанять медсестру, посоветоваться с твоим лечащим врачом. Ты потерпишь? Всего лишь до завтра?
Женщина: Хорошо. Хорошо, дорогой... Расскажи мне, как у тебя дела?
Паша: Не знаю. Ма, я... Кажется, влюбился. Но не понимаю — хорошо это или плохо.
Женщина: Павлуша, любовь — это всегда хорошо. Ты меня познакомишь с ней?
Паша (тепло улыбаясь): Да, конечно...
Женщина: Как ее зовут?
Паша: Алина. Алина Днестровская.
Женщина (ласково): Та самая просто знакомая из газеты?
Паша (хмыкая): Она самая. (Внезапно хмурится, о чем-то задумавшись).
Женщина: Тебя что-то тревожит... Может, поделишься?
Паша (откровенно): Мама, я боюсь, что я не тот, кто ей нужен. Она настоящая, чистая, неиспорченная. А я... Ма, я вымотан. Не могу написать ни одной достойной картины. Я просто в полном тупике. Что-то меня гложет и грызет изнутри. Боюсь, что все в конечном итоге испорчу. Зачем ей исписавшийся нытик?
Женщина: Дорогой, я всегда гордилась тобой. Мне, конечно, тебя не понять. Я далекий от творчества человек, ты знаешь. Но... Может, стоит просто отпустить ситуацию? Забыть про поиски... и пожить для себя? Для нее?
Паша: Если бы это было так легко... Я не могу не писать, мама. Без этого нет меня, понимаешь? Нет! Но все, что я сейчас создаю, — жалкие потуги.
Женщина: Павлуша, а ты попробуй не стремиться к совершенству. Попробуй рисовать не для кого-то, не для чьей-то высокой оценки, а для себя. Не оценивая и никому и ничего не доказывая. Просто рисуй то, что просится выйти из души. Рисуй то, что гложет тебя. Рисуй так, как ты это делал в детстве — просто потому, что тебе нравилось целый день возиться с кисточками и красками. Я помню... Ты всегда был так увлечен и счастлив в эти моменты. А ты помнишь? Чудны;х зверей придумывал, вымышленные пейзажи изображал, каких-то странных героев... Рисовал то, что тебе приснилось ночью. Может, и сейчас стоит вспомнить, что это то занятие, которое всегда приносило тебе радость?
Паша (помолчав): Может, ты и права... Может, я слишком увлекся игрой в совершенство. Знаешь, нечто подобное мне сказала и Ольга Михайловна. Только я ее не услышал.
Женщина: Дорогой, тебе надо отключиться от всего мира, от людей. Ты влюблен — самое время забыть о чьем-то там мнении. Люби, радуйся жизни, рисуй только для себя и не думай обо мне. Я всегда буду рядом. Всегда. В твоем сердце. (Она протягивает руку и касается груди сына. Тот поджимает губы, смаргивает и отворачивается в сторону).

Павел выходит из палаты и, минуя несколько дверей, стучится в кабинет врача, наблюдающего за его матерью.
— Семен Владимирович, к вам можно? — заглядывает он после короткого: «Да?».
Врач, мужчина лет за пятьдесят, в белом халате, с уставшим морщинистым лицом, отрывается от бумаг, смотрит на молодого человека и, узнав, приветственно кивает головой.
— А, Павел! Заходите. Вы насчет мамы?
Паша (садится на стул напротив доктора): Да.
Врач (серьезно): Я не буду ходить вокруг да около. Результатов анализов еще нет, но... Могу почти со стопроцентной уверенностью вам сказать, что шансы на ремиссию практически равны нулю.
Павел молчит, не сводя глаз с доктора. Затем переводит задумчивый взгляд в окно и словно бы с увлечением рассматривает стену корпуса, виднеющуюся в нем.
Врач (смягчаясь): Павел, все, что мы сейчас можем сделать, — это облегчить ее мучения. К сожалению, это действительно все.
Паша (все еще глядя в окно, неживым голосом): Сколько? Сколько ей еще осталось?
Врач: Недели две от силы.
Павел (сцепляя руки в замок и сжимая пальцы): Семен Владимирович, я заберу ее завтра домой. Вы... Мне нужна медсестра для уколов и... ухода.
Врач (осторожно): А не лучше ли будет оставить ее здесь, под нашим присмотром? Вы можете проводить с ней столько времени, сколько понадобится.
Паша (резко): Нет. Мама хочет домой. Значит, так тому и быть.
Врач (успокаивающим тоном): Что ж... Это... Нормально. Я ее понимаю. Это распространенная практика. Если вы готовы пройти через то, что вам предстоит...
Паша (решительно): Готов.
Врач: Хорошо, я вам сейчас дам все рекомендации, назначу медсестру и препараты.
Паша (настойчиво): Семен Владимирович, о расходах не думайте. Сделайте так, чтобы максимально облегчить ей эти последние дни.
Доктор кивает головой.

Павел выходит на улицу, присаживается на ступеньки больничного крыльца. Наблюдает за входящими и выходящими из здания людьми. Замечает рыдающую молодую женщину не старше тридцати, достаточно просто одетую, с убранными небрежно наверх белесыми волосами, явно находящуюся в состоянии истерики. Ее за талию обнимает мужчина, схожего возраста, судя по всему муж. У него убитое, растерянное лицо. Она всхлипывает и без конца бормочет:
— Не может быть... Как же так... Сережа, я не хочу умирать!
Ее муж молчит, очевидно пытаясь сдержать слезы.
Павел, не выдерживая разыгрывающейся перед ним драмы, встает и почти бегом несется к машине, достает чековую книжку и быстро заполняет ее. Вырывает лист, выскакивает из авто и догоняет уже успевшую отойти на значительное расстояние пару. Подходит к ним.
— Извините, — обращается он к женщине, заглядывает в ее заплаканные глаза.
Девушка удивленно на него смотрит:
— Да?
Паша (протягивая чек): Возьмите, пожалуйста.
Муж (настороженно): Что это?
Паша (просто): Деньги. Возьмите. Ради моей мамы. У нее уже нет шансов. А у вас есть. Я уверен. Пожалуйста, возьмите. (Он сует чек в руки женщине). Все будет хорошо. Я уверен.
Женщина (глядя широко раскрытыми глазами на Павла): Зачем? Вы с ума сошли? Это огромная сумма!
Паша: Я знаю. Но для меня это пустяки. Просто примите эти деньги. И верьте. Вера — главное. Я точно знаю. Просто верьте, что вы будете жить.
Он кивает головой на прощание, разворачивается и идет назад к машине.
— Спасибо! — раздается ему вслед. — Спасибо вам! — это кричит девушка. — Я буду верить!
Павел, не оборачиваясь, поднимает правую руку вверх, мол, не за что. И еще около получаса сидит в Мерседесе, уткнувшись лбом в руль.

Аля смотрит на часы — они показывают полночь. Она переводит взгляд на сервированный на двоих стол, вздыхает:
— Наверно, совсем все плохо. Бедный мой...
Она трет устало глаза, садится на стул, без аппетита ковыряется в тарелке, уставившись бездумно в телевизор. Неожиданно за окном слышится шум подъезжающей машины. Аля с надеждой на лице подскакивает, поправляет волосы и бежит к входной двери, распахивая ее настежь. По дорожке к дому идет Паша. Измученный, осунувшийся, но он улыбается. Вымученно, но улыбается.
— Привет, красотка! — хрипло говорит он. — Не спишь?
Аля бросается ему навстречу, обнимает за шею, прижимая к себе. Паша хмыкает, подхватывает ее за талию, слегка приподнимая. Девушка слегка отстраняется от него, внимательно вглядываясь в его глаза. И целует — нежно, трогательно, пытаясь через один этот поцелуй транслировать художнику всю свою любовь, заботу и поддержку. Молодой человек прикрывает глаза, некоторое время спустя отрывается от ее губ и зарывается лицом в ее волосах, крепче к себе прижимая.
Аля: Я тебя ждала. И буду ждать. Сколько нужно.
Павел секунду смотрит на нее, потом порывисто целует, подхватывает на руки и несет в дом, захлопывая ногой за собой дверь.

Молодой человек убирает грязную посуду в раковину. Алина раскладывает диван, кидая на него подушки и плед. Забирается с ногами, прислоняется к спинке, подложив под поясницу подушку. Паша неуверенно останавливается возле дивана.
Аля (смешливо): Садись уже. И где только твоя самоуверенность?
Паша (устало): Там же, где и мое остроумие. И вдохновение. И вообще весь смысл жизни.
Она дергает его на себя, он падает практически в ее объятия. Недоуменно смотрит на нее. Но девушка с непроницаемым лицом заставляет его перевернуться и лечь спиной к себе на живот, его голова оказывается у нее на груди. Она крепко обнимает его, и еще немного подтягивает его вверх со словами:
— Все. Теперь ты спрятан от всего мира.
Павел поднимает голову, видит ласковую улыбку Алины. Согласно кивает головой и устраивается удобнее, накрыв ее руки ладонями. Она осторожно целует его в висок и шепчет ему на ухо:
— Там у тебя может быть множество проблем и забот. Но здесь, в этом доме, кроме меня, старого дивана и теплых объятий ничего нет. Мне ничего не нужно, только ты.
Паша (сдавленным голосом): Аля, ты... сможешь завтра поехать со мной? Мне надо маму перевезти домой из больницы. Она... очень хочет с тобой познакомиться.
Девушка: Конечно. Паша, ты, правда, можешь рассчитывать на любую мою помощь. Это не пустые слова. Я знаю, что такое потерять близких и родных людей. И если бы не Маринка... Она хоть и взбалмошная и не в меру деятельная, но... настоящий друг.
Паша: Как... Как это произошло?
Аля (спокойно): Это случилось летом, в конце июня. 29 июня — вот точная дата. Я тогда второй курс закончила. Мы с Маринкой ушли на всю ночь гулять с друзьями, шарились по Невскому, заглянули в клуб. Было весело. Родители с утра должны были уехать на дачу — я их не застала перед отъездом. У меня тогда любовь была. Великая. (Девушка усмехается). Легла отсыпаться, а через час меня разбудил телефонный звонок. Мне сообщили, что мои родители разбились. Какой-то придурок гнал на бешеной скорости, не справился с управлением и вылетел на встречку. Лобовое столкновение. Обе машины — всмятку. Шансов выжить не было ни у кого. И тот идиот погиб, и мои родители. Практически сразу. Так вот, в те дни рядом со мной не осталось никого. Ни друзей, ни парня. Потому что чужое горе, когда ты молод и у тебя все хорошо, раздражает. Кроме Маринки, которая год потом вместе со мной жила — вытягивала. Каждый день она заставляла меня вставать с кровати, умываться, ехать в университет, учиться, фотографировать. Вытаскивала насильно гулять. Кормила. Да много чего делала... Такое, наверно, не каждому под силу. За это я ей все прощу.
Паша (надломленным голосом): Аля... Я не знаю, как ее отпустить....
Девушка (прижимая его к себе крепче): Я буду рядом. Я обещаю.


Эпизод 12

Гостиная в квартире матери Павла. Женщина сидит, обложенная подушками на разложенном диване, с улыбкой слушает что-то рассказывающую ей Алю. На кухне гремит посудой Коротков, тихо переговариваясь с Павловским.
Фотограф (задумчиво): Значит, шансов никаких...
Павел (поджав губы, тихо): Нет. Болезнь перешла в заключительную стадию. Мать на сплошных уколах. Врач предупредил, что с каждым днем ее состояние будет ухудшаться, а боль усиливаться. Нанял дежурную медсестру-сиделку, но... Я... не знаю, как вынесу это.
Палыч: Брат, ну ты же понимаешь... Я рядом. Теперь у тебя Аля есть. Ну... Мы с тобой до конца.
Паша (вымученно): Ей-то это зачем? В таком юном возрасте снова переживать чью-то смерть.
Палыч (пожимая плечами): Может, и незачем. Но ты учти, Аля — это не твои предыдущие вертихвостки-модельки.
Паша (потирая глаза): Знаю.
Палыч: Кстати, мне Бергельд звонила, про тебя спрашивала.
Паша (хмуро): Я старые картины не отдам. Я уже ей говорил.
Палыч: Слушай, я тебя понимаю, честно. Но хотят купить всего одну картину и за баснословные деньги. «Возвращение Афродиты». Какой-то француз. Специально за ней в Россию приехал. Ты подумай, а? Это сейчас решило бы все твои проблемы.
Паша (с болью в голосе): Не могу, Кирюха, не могу! Их всего три осталось из тех, которыми я горжусь, которые хоть чего-то стоят.
Палыч: Брат, были бы у меня деньги — ты знаешь, я б тебе последнее отдал. Но...
Паша: Ну че ты выдумываешь? Не взял бы я твои бабки... Я машину завтра продаю. Так что, выкручусь как-нибудь.
Палыч (протяжно): Своего Мерса?
Паша (непонимающе): И что? Это всего лишь железо на колесиках.
Палыч (качнув головой): Хорошее железо-то... Ладно, ладно, не смотри на меня так. Кому хоть продаешь?
Паша (отмахиваясь): Мажорику какому-то. Костик подогнал покупателя. За полцены.
Палыч хлопает себя ладонью по лбу и выдает длинную нецензурную фразу.
Паша (отвлекаясь на плиту, где у него готовится бульон): Иди-ка ты... В гостиную. И без тебя тошно.

Павловский шумно вваливается в комнату со словами:
— Дорогая моя Екатерина Петровна, а я вам сюрприз приготовил.
Он достает из-за спины небольшой квадратный фотоальбом в элегантном переплете.
Фотограф: Я тут у вас покопался в архивах немного, ничего страшного? Кое-что отретушировал, кое-что свое добавил. В общем, это вам.
Мама Паши (слабо улыбаясь): Спасибо, Кирюшенька. Посмотрим? (Она обращается к Алине).
Девушка: С удовольствием.
Павловский аккуратно присаживается по другую сторону от женщины. Аля перелистывает листы с фотографиями, где много детских изображений Павла, обновленные портреты Екатерины Петровны в молодости, студенческие годы двух друзей. Женщина иногда качает головой, порой тихо смеется, комментируя фото. Аля поглядывает на нее и, не сдерживаясь, время от времени гладит ее по руке.
В гостиную заглядывает Паша.
— Чем вы тут занимаетесь? — бодро спрашивает он.
Палыч (ехидно): Да вон тут фотки твои смотрим... Где ты мелким голый бегал. Все пипку ищем и никак найти не можем.
Аля отворачивается в сторону, сдерживая смех. Екатерина Петровна укоризненно смотрит на Кирилла.
Паша (хмыкая): Палыч, ты дурак. И от роду тебе — не больше десяти лет. Ма, я бульон сварил. Поешь?
Женщина: Не хочу, Павлуша. Потом, попозже.
Паша (настойчиво): Мама, тебе надо поесть.
Аля (глядя на Екатерину Петровну): А давайте все вместе поедим. Накроем здесь стол, посидим... Вы мне еще что-нибудь расскажете...
Екатерина Петровна: Боюсь, надолго меня не хватит...
Аля (ласково): Насколько хватит... Как только почувствуете усталость — мы сразу же уйдем.
Женщина: Хорошо. Конечно.
Павел благодарно смотрит на девушку, та встает с дивана и идет за ним на кухню. Он ловит ее в свои объятия и, разглядывая ее лицо, произносит:
— Спасибо тебе. У мамы давно уже не было такого хорошего настроения. И чтобы она так долго с кем-то разговаривала.
Аля (гладит молодого человека большим пальцем правой руки по небритой щеке): Если хочешь, я могу отпроситься у Костика. Взять пару отгулов, посидеть с ней.
Паша (качая головой): Не надо. Аля, я видел умирающих от рака людей. Это очень страшно.
Аля: Ты не должен проходить через это один. Это самое страшное, что может быть, — остаться одному. И вообще... (Она улыбается). Мы с Палычем уже график дежурств расписали. Так что, не избавиться тебе от нас.
Паша (растроганно): Спасибо...
Аля: Слушай, я бы и на ночь здесь осталась с тобой, но боюсь, твоя мама не поймет. Все-таки она женщина старой закалки, а мы с тобой только второй день вроде как встречаемся...
Паша (хмыкнув): Встречаемся? Нет, думаю, все гораздо серьезнее.
Девушка (легко касаясь его губ): Очень на это надеюсь.
Паша (отвечая на поцелуй): Ты можешь пожить пока в моей квартире. Зачем тебе мотаться в пригород. Она все равно пустует.
Аля: Было бы удобно. Мне сейчас не до рассветных пейзажей...
Паша (улыбаясь): Наверно, мне тоже стоит вернуться к ним. К рассветам и закатам. И просто рисовать...

Екатерина Петровна лежит в постели, в спальне, под легким одеялом, прикрыв глаза, ее бледное лицо искажено страданием. На прикроватной тумбочке лежат ампулы с обезболивающим, шприцы, ватные тампоны, какие-то пузырьки с лекарствами.
Женщина тихо стонет, еле слышно повторяя:
— Не могу... Пашенька, не могу больше...
Павел стоит на полу перед ней на коленях, сжимая в руках ее сухую, словно высохшую и обескровленную ладонь, уткнувшись лицом в край кровати. Его плечи иногда подрагивают. В комнате стоит гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелым прерывистым дыханием Екатерины Петровны и разрывающими душу стонами сильнейшей боли.
В дверь раздается звонок. Павел не сразу поднимает голову. У него покрасневшие от недосыпа и переживания глаза, под которыми пролегли синие тени. Он медленно встает, идет в коридор.
Заходит Аля, встревоженная и напряженно вглядывающаяся в лицо Короткова. Тихо спрашивает:
— Ну как она?
Он лишь сглатывает, взмахивает рукой и ничего не отвечает.
Аля: Так плохо?
Павел кивает головой. Очевидно, что ему трудно говорить. И в его глазах проскакивают искры безумия. Девушка прижимает его к себе, и он зарывается лицом в ее волосах.
Аля: Паша, иди, отдохни... Тебе поспать нужно. Я посижу с ней.
Павел (резко): Нет. Вдруг я пропущу... Когда она... Нет.
Он высвобождается из объятий девушки и возвращается к матери, садится снова на пол подле ее кровати, сжимает ладонь. Аля проходит по коридору, заглядывает в гостиную и... замирает. По центру стоит мольберт с набросками картины: приглушенные тона, неясный фон, что-то беспокойное и пугающее проскакивает в выборе цветов, и среди черноты проступает лик — ужасающий, неоформленный, он словно высвечивается, но до конца не осязается. А в левом углу картины отчетливо проступают пятна крови.
Девушка опускается на пол перед картиной, достает мобильный и быстро набирает чей-то номер.
— Палыч, срочно бросай все дела и приезжай к Паше... Да, очень плохо. И мне кажется, что... нечто совсем ужасное происходит с Павлом... Я не знаю. Ты должен сам увидеть.

Павловский стоит над другом, который, сидит на полу, вцепившись в простыню кровати. Гладко застеленной, чистой... Пустой.
Фотограф (уговаривая и пытаясь приподнять молодого человека): Паша, дружище, я тебя прошу... Вставай. Хватит. Ты уже сутки так сидишь.
Павел (поворачивая осунувшееся лицо с полностью обезумевшим взглядом к другу): Ты не понимаешь... Я видел ее. Смерть. И нарисовал. И это самая сильная и одновременно отвратительная вещь, которую я когда-либо создавал... Я ничтожество. Я черпал вдохновение у постели умирающей матери... Ты понимаешь? Это все, что я могу... Паразитировать на чужом страдании!
Палыч (успокаивающим тоном): Брат, не говори ерунды. Ты просто творческая натура. Ты так пережил этот страшный момент. Но уже все. Все закончилось. Надо готовиться к похоронам. Ну нельзя же все на Алю сваливать. Она же девчонка еще! Будь мужиком — возьми себя в руки.
Паша поднимается с пола, отталкивает пытающегося обнять его за плечи фотографа и неровной походкой идет на кухню.
Палыч (с подозрением): Коротков, ты пьян, что ли?
Паша: Нет. Я кристально трезв. И в этом состоянии кристально ясного ума я понимаю только одно: в ****у все. Не хочу ничего.
Палыч: Слышь, брат, я понимаю: ты в горе, тебе больно, но разве... Подумай только: у тебя есть Аля!
Паша (упрямо): Нет. Нет-нет-нет. Не нужен Але такой, блин, долбанный гений, как я. Неврастеник, творческий импотент, нищеброд и абсолютная пустышка... Что я ЕЙ дам? (Последнюю фразу Паша произносит, срываясь на крик). Что?
Палыч (злясь): Я тебе сейчас по роже дам, честное слово.
Паша (успокаиваясь): Дай. Может, правда, легче станет...
Он открывает холодильник, достает бутылку водки и делает, поморщившись, несколько глотков прямо из горла. Павловский отбирает у него спиртное и сердито кидает:
— То есть вот твой способ прийти в себя?
Паша (пошатываясь, идет к окну, достает сигарету): Павловский, мне некуда приходить. Нет меня. Считай, тоже умер. Духовно...

Кладбище в пригороде Санкт-Петербурга. Похороны матери Короткова. Вокруг могилы стоят с печальными лицами близкие и друзья Екатерины Петровны, коих не так много, но эти люди пришли сюда не просто отметиться — они пришли попрощаться с хорошим человеком. Батюшка монотонным голосом зачитывает молитву, кто-то что-то произносит.
Павел в черном костюме, причесанный и гладко выбритый, смотрит прямо перед собой невидящим взором. По его лицу тенью гуляет странное выражение: внешне он спокоен, но его глаза выдают пугающую истину — в его душе произошел надлом. Аля, с мокрыми от слез глазами, стоит рядом с ним и изредка пытается взять его за руку. Но он отдергивает ладонь, не глядя на нее.
Следуя ритуалу, он первым бросает ком земли на гроб, но затем вдруг резко разворачивается и идет между могилами, не разбирая дороги, к выходу. Аля обменивается испуганным взглядом со стоящим здесь же Павловским и кидается вслед за молодым человеком.
Девушка (догоняя художника): Паша! Паша, ты куда?
Павел (хмуро): Туда.
Аля (хватает его за руку и разворачивает к себе): Что происходит? Куда ты идешь? Сейчас на поминки едем.
Паша на мгновение сжимает ее ладони, затем отбрасывает их в сторону и произносит:
— Прощай, душа моя. Не поминай лихом.
Аля (преграждая ему путь): Ты с ума сошел? Я тебя никуда не отпущу! (В ее голосе появляются нотки истерики).
Паша наклоняется, подхватывает ее лицо в ладони, заглядывает в растерянные глаза и медленно произносит:
— Оставь. Меня. В покое.
И стремительно уходит прочь. К Але подбегает запыхавшийся Павловский.
— Куда он? — спрашивает фотограф.
Аля (всхлипывая): Не знаю... Палыч, верни его! Прошу, верни его!
Павловский (обнимая Алю за плечи): Золотце, пусть идет. Дай ему время.


Эпизод 13

Аля сидит возле барной стойки в ночном клубе, крутит в руках карандаш, пустым взглядом уткнувшись в исчерканные заданиями листы блокнота. В зале пусто, тихо, только слышны разговоры и короткий смех готовящихся к смене официантов да нежный звон бокалов, которые бармен тщательно натирает и вывешивает в подвеску-держатель над головой.
Виталик: Пиво-то когда привезут? Пара часов до открытия осталась...
Девушка (равнодушно): Скоро.
Бармен: Аль, еще пометь, что надо текилы заказать. И вина бы хорошего, красного. И не только сухого.
Аля: Угу.
Виталик (отставляя в сторону стакан и, облокотившись на стойку, наклоняется к девушке): У тебя случилось что?
Аля (без эмоций): Нет. Ничего не случилось.
Виталик: Слушай, завтра выходной... Может, сходим куда-нибудь вместе? В кино или... на прогулку?
Аля (поднимая глаза на молодого человека): Пригласи лучше Свету. Я — пас, извини.
Виталик (догадливо): Понятно, значит, с парнем поссорилась...
Аля (вздыхает): Нет у меня парня. Есть один гениальный придурок.
Виталик (хмыкая): Ты про Короткова, что ли?
Аля (встает из-за стойки): Нет, Виталя, про Гогена. Отличный художник, а по жизни — дураком был.
Она бредет за сцену, в сторону офисной части клуба. Заходит в свой кабинет, плюхается на диван и сжимает виски. Внезапно дергается от завибрировавшего в кармане джинсов телефона. Девушка судорожно лезет за ним, смотрит на экран, с надеждой в голосе отвечает, включая громкую связь:
— Палыч, ну что?
Фотограф: Нашел я его.
Аля (выдыхая): Где?
Палыч: Да... Блин, тебе лучше не знать. Выцепил в одной компании алкоголиков и тунеядцев. Домой привез. Силком.
Аля (встревоженно): Как он?
Палыч (хмыкает): Приезжай — сама увидишь. Фрукта этого.
Аля (подскакивая с дивана): Я еду. Буду через полчаса.
Девушка вылетает из кабинета, хлопая дверью, несется в зал, на ходу бросает бармену:
— Виталь, я отлучусь. Прикрой, а?
Бармен (вслед): Э-э-э, куда? Какой «прикрой»? Как мы без тебя справимся?
Аля (останавливается, хмурится, говорит с намеком): Ты, кажется, хотел подмениться на пару смен на следующей неделе?
Бармен (машет руками): Все, все! Я понял. Прикрою.
Аля: Звони, если что.

Девушка своим дубликатом ключа отпирает квартиру Короткова, проходит в холл, бросая сумку на пол. Скидывает кеды и проходит в зал-студию. На диване, привалившись к спинке и откинув голову назад, спит, похрапывая, Павел. Небритый, лицо помятое, с пролегшими сине-фиолетовыми тенями под глазами, на лоб свисает значительно отросшая челка, одет в мятую футболку и драные на коленках джинсы.
В зоне кухни за столом с журналом в руках расположился Павловский в привычном спортивном костюме. Увидев Алю, приветственно вскидывает руку вверх.
Фотограф: Ты с работы отпросилась?
Аля: Скорее, сбежала... (Разглядывая Короткова, цокает языком). Н-да, вид у него неважный.
Художник всхрапывает, его голова перекатывает на бок, от чего он резко просыпается и ровно садится. Хлопает длинными темными ресницами, с недоумением глядя на замершую перед ним Алину.
Паша (хрипло): Душа моя... Ты мне чудишься?
Павловский усмехается и качает головой.
Аля (зло): Ага, видение я. Чудное.
Она подходит к нему вплотную и наотмашь бьет его по левой щеке. Паша от неожиданности снова откидывается на спинку дивана, трет растерянно щеку и бормочет:
— Ты чего?
Аля, с шумом вдыхая и выдыхая воздух, восклицает:
— Я чего? Ты... (Она тыкает его пальцем в грудь, наклонившись к его лицу). Безответственный, слабохарактерный, малохольный идиот! Как. Ты. Мог?
Паша (морщась): Душа моя, тише... Мой похмельный мозг не воспринимает сейчас ультразвук...
И тут же получает громкую пощечину по правой щеке. Павловский встает из-за стола, кладет журнал и со словами: «Так... Я пошел» выскальзывает в холл квартиры.
Паша (вспыхивая и хватая ее за руки): Ты с ума сошла? Что еще за истязание младенцев? Что тебе надо?
Он встает, удерживая ее ладони силой, так как девушка пытается их вырвать.
Аля (сузив глаза): Две недели! Две недели мы с Павловским искали тебя по всему городу! Всех знакомых на уши поставили!
Паша (спокойно, отпуская ее руки): Ну и зачем? Кажется, я просил оставить меня в покое...
Аля (разъяренно): А для чего? Чтобы ты бухал и жалел себя? Занимался саморазрушением, вместо того, чтобы взять себя в руки и вспомнить, где именно ты похерил свой талант?
Паша (отступая на шаг назад, сдавленным голосом): Не говори о том, чего не знаешь...
Аля: Я не знаю? Ну, конечно, куда уж мне! Это ж ты у нас гений, а я так... Девочка! Это у тебя возвышенные страдания и шекспировские трагедии, падение в бездну и потеря связи с вселенной. Что я могу знать об этом? Мне ведь неведомы муки творчества, да?
Паша (тихо): Уходи.
Аля (резко): Я уйду, Коротков. Только вместе с тобой!
Паша (грустно усмехаясь): И куда же мы с тобой отправимся, душа моя?
Аля (успокаиваясь, деловито): В деревню. Я запру тебя у себя в доме! И ты будешь есть молочную кашу по утрам, делать зарядку, встречать рассветы и закаты, ложиться спать не позже двенадцати, смотреть мелодрамы и вспоминать... где ты забыл свое вдохновение, остроумие, ответственность, а самое главное — мозги!!!
Паша (фыркая): Щас! Никуда я не поеду.
Аля (сердито): А я тебя спрашивать не буду! Палыч!
Павловский осторожно заглядывает в светлый зал.
— Чего? — спрашивает он, оценивая обстановку.
Аля (командным тоном): Значит так, грузи этот фрукт экзотический в такси. Внизу ждет. А я пока его вещи соберу. Только держи его крепче, чтобы не сбежал.
Паша от удивления открывает рот, трет небритую щеку, потом произносит, обращаясь к фотографу.
— Палыч, я никуда не поеду. Идите вы оба лесом!
Аля на его слова передергивает плечами и решительно направляется в гардеробную, затем в ванную, собирая в спортивную сумку, найденную в шкафу, вещи первой необходимости.
Фотограф (хмыкая, прищурив глаза): Поедешь, Коротков. Как миленький, поедешь. И будешь делать все то, что потребует от тебя эта девица. Потому что я за тобой, придурком клиническим, бегать больше не собираюсь. А так, может, правда, мозги на место встанут.
Паша пятится к стене, спотыкается и затравленно смотрит на друга.
Палыч (с угрозой): Сам пойдешь или тебя через плечо перекинуть?
Паша (вжимаясь в стенку): Палыч... Не смей! Я тебя прошу, оставь меня в покое. Чего вы ко мне пристали? Эта моя жизнь! Хочу жалеть себя и бухать — значит, буду именно этим заниматься.
Палыч: Коротков, мы с тобой сколько уже дружим? Больше десяти лет? Так вот на правах единственного твоего друга я тебе так скажу: прекрати х...ней маяться! А теперь — на выход.
Паша приглаживает волосы на висках, в упор смотрит на Павловского, но молчит.
Палыч (проникновенно): Паш, ну чего ты дурака валяешь, а? Ну, помудачил пару недель — но хватит уже. Насладись теперь просто жизнью. Без мук творчества. Для себя поживи. Ведь есть же, с кем жизни радоваться. Да ты такую, как Алька, не встретишь больше. Девка две недели из-за тебя, дурака, убивалась...
Паша (тихо): Мелодрамы, значит, смотреть и овсянку по утрам есть? Наверно, справлюсь.
Палыч (с лукавой ухмылкой): Я думаю, у вас и поинтереснее дела найдутся...

Тихий майский вечер. Почти стемнело. В саду стрекочут кузнечики, перешептываются между собой колыхаемые легким ветерком листья яблонь. Аля распахивает дверь своего старого дома, впускает Короткова. Идет по комнатам, что-то поправляя, ставя на место, останавливается и оглядывается по-хозяйски. Павел садится на край диван, запустив руки в волосы. Вздыхает.
Девушка (с деловым видом): Так, дорогой мой, ложись-ка ты спать. Чувствуй себя, как дома — постельное белье там, в шкафу, в моей спальне. Я поехала. У меня там аврал на работе. В холодильнике пусто, но я по дороге домой что-нибудь в круглосуточном прикуплю.
Паша (измученным сомнениями голосом): Аля...
Девушка (замирая в дверном проеме): Да?
Паша (смотрит на нее несчастными глазами): Зачем?
Она подходит к нему, присаживается на корточки и обхватывает его лицо ладонями. Тепло улыбается, словно ощупывая его нежным взглядом.
— Я люблю тебя, — просто говорит она.
Паша болезненно морщится, прикрывает глаза и в следующий момент жадно, истерично ее целует. Девушка не менее страстно отвечает, ее дыхание сбивается, она с трудом отрывается от его губ и шепчет:
— Я скоро вернусь. Ты ложись, а когда проснешься — я уже буду рядом.


Эпизод 14
Два месяца спустя

Павел в домашней футболке и спортивных штанах, с влажными, зачесанными назад волосами, стоит перед мольбертом в светлой студии Алиного дома. Посвежевший и значительно загоревший, он словно лет пять потерял в возрасте. В нем чувствуется жизненная сила и позитивная энергия, которая волнами исходит от его счастливо-задумчивого лица, по которому блуждает нежная улыбка.
Он крутит в руках кисть, смотрит на краски... Потом качает головой и откладывает рисовальные принадлежности в сторону, проводит пальцами по белому ватману.
— Потом... Еще не время, — бормочет молодой человек, подходит к Алиному рабочему столу, просматривает кипу фотографий, где он запечатлен в разных позах и с неожиданных ракурсов. Усмехается. — Душа моя... Поймай меня, если сможешь, детка, — он откладывает портреты и выходит из студии.
Перескакивая через ступеньки, спускается на первый этаж, заглядывает в спальню... Видит спящую посреди кровати девушку, раскидавшую в стороны руки, запутанную в одеяле. Некоторое время ее разглядывает, взъерошивает волосы, которые распадаются на пряди, и ему на лоб падает значительно отросшая челка. Художник закладывает ее за ухо, осторожно прикрывает дверь спальни, не желая будить Алину, и идет на кухню, где через мгновение начинает греметь посудой.
— Паш! — раздается сонный, почти мурлыкающий голос девушки из спальни.
Молодой человек: Да, душа моя?
Аля: Чего ты там делаешь?
Павел расставляет на кроватном столике чашки, кофе, сок, выкладывает булочки, масло, конфитюр, сыр, нарезанные фрукты и в финале вставляет в маленькую вазочку букетик только что сорванных васильков.
Он распахивает с триумфальным видом дверь в спальню и возвещает голосом вымуштрованного дворецкого:
— Завтрак в постель, мадемуазель?
Аля (округлив глаза): Что? Опять? Слушай, я так быстро привыкну к хорошему-то!
Паша (усаживаясь рядом с ней и аккуратно устанавливая столик между ними): Привыкай. Мне не сложно... Какие у тебя планы?
Аля (выпутываясь из одеяла): На пару часов надо мотануться на работу — Костик просил с документацией разобраться, да к Маринке заеду. Она мне что-то вчера про выставку шелестела, но я ничего не поняла, потому что эта дурища орала мне в трубку из ночного клуба под грохот музыки.
Павел хмыкает, потом спрашивает:
— Слушай, к нам сегодня вечером в гости Палыч напрашивался... Ты не против?
Аля: Ну когда я была против компании этого белобрысого медвежонка! Пусть хоть с ночевкой остается...
Паша (широко улыбаясь): О, я ему передам! Насчет медвежонка...
Аля (предостерегающе): Не надо!
Паша: Может, и Маринку твою к нам позовем? Посидим вчетвером во дворе. Вот и пообщаетесь!
Аля (лукаво): Что? Не терпится отремонтированную своими руками беседку опробовать?
Паша (гордо): Ага.
Аля (намазывая масло на булку): А ты чем планируешь заняться сегодня?
Паша (пожимая плечами): Думал, порядок на чердаке навести... Там столько места у тебя... Можно что-то вроде мансардной комнаты соорудить. Для гостей.
Аля (тянет): М-м-м... Классно! Боже-Боже, наконец-то у меня в доме появился мужик...
Паша (смущаясь): Ну, мне все равно заняться нечем...
Аля (посерьезнев): А ты пробовал... рисовать?
Паша (качнув отрицательно головой): Не могу пока. Не хочу.
Аля (ласково): Ну и ладно. Оно само придет. Я верю...
Паша (нежно): Иди ко мне...
Аля (наклоняясь к нему через столик, с булкой в руках, смешливо сморщив нос): Я ем... И не умывалась еще... Все равно эротичненько?
Паша (кусая ее за плечо): Даже не представляешь, насколько...
Аля поспешно отбрасывает на столик булку, отставляет его в сторону и, перебираясь через кровать к Павлу, бормочет:
— Тогда не будем терять ни минуты...

Поздний летний вечер. За накрытым столом в беседке, увитой виноградом, сидят шумной компанией Палыч, Марина и Аля. Павел неподалеку жарит шашлык на мангале и время от времени подходит к друзьям, чтобы сделать глоток красного вина, поцеловать Алю в висок или макушку и вставить едкую реплику в разглагольствования фотографа, который, будучи навеселе, занял собой, кажется все свободное пространство.
Палыч (размахивая руками): А я, значит, этому критику бездарному и говорю: «Ты, мудила лесная, прежде чем мне тут именами громкими великих фотографов сыпать, возьми камеру в руки и сделай хоть один приличный кадр, а потом учи меня жизни!» Терпеть ненавижу таких умников: двадцати лет от роду, ничего в этой жизни не видел, книжек начитался и думает, что может мне советы давать! Да, блин, у каждого своя школа, свои принципы работы! Антон Корбейн ему, видите ли, нравится... Ну и что? Мне он тоже нравится, но у него другое виденье! Это все равно, что художнику-абстракционисту объяснять, как красиво корову на лугу нарисовать. Он и нарисует: два квадрата и один треугольник... Потому что видит это животное именно так и никак иначе...
Паша (насмешливо): Слышь ты, знаток живописи, хватит девчонкам мозги пудрить. Лучше скажи, чего там у тебя за предложение к Але имеется?
Палыч (спохватившись): А, да! (И уже обращаясь к Алине). Мелкая, слушай, мы тут пока к вам ехали с Мариной, кой-чего перетерли... Есть вариант сделать совместную выставку. Бергельд мечтает мои работы кой-кому толкнуть, а мне одному в падлу выставляться... Опять будут донимать критики-журналисты-нахлебники... А так, хоть, на тебя переключатся.
Аля (улыбаясь): Ага, за мою хрупкую спину решил спрятаться?
Палыч (спокойно): Не, ну а че? Ты ж знаешь, я вообще не светский персонаж. Фоткаю себе и фоткаю потихонечку. А раз Марина все равно уже с Кристинкой по поводу тебя договорилась... Ну и совместим приятное с полезным! Ты будешь в красивом платье дефилировать под ручку со знаменитым художником, интервью давать, а я бухну спокойно за Кристинкин счет.
Паша: Н-да, гениальный мега-план! (И уже Алине). Детка, соглашайся! Это хорошая возможность показать свои работы. Тем более, уже есть что.
Аля (неуверенно): А ты точно со мной поедешь?
Паша (просто): Поэксплуатировать свой образ скандально известного художника? Ради тебя — запросто. Могу еще и перфоманс устроить: раздеться там, тату свои показать... Например, эту...
Он задирает футболку и демонстрирует витиеватую подпись Павловского.
Паша: Скажу, что мы втроем живем. Шведской семьей. (И подмигивает девушке).
Алина заходится в приступе хохота и машет руками.
— Нет, это уже лишнее, — она гладит Павла по руке. — Достаточно того, что ты будешь рядом.
Паша (подмигивая навострившей уши Марине): Это, конечно, скучно, ну да ладно... Справлюсь как-нибудь.
Палыч (что-то вспомнив): Слушай, мелкая, а ты про наш спор помнишь? Где шикарный портер Короткова?
Аля (насупливается): Я еще работаю над этим.
Палыч: А есть что показать?
Аля (упрямо): Есть, но не покажу. Вот когда добьюсь того, чего хочу, — тогда и увидишь. Кстати, шляпу готовь.
Палыч (подначивая): Такая дерзкая?
Аля (задорно): А то! Ты, Палыч, еще потом хвастаться всем будешь, что я у тебя в ученицах ходила.
Палыч (пересаживаясь и обнимая ее за плечи): Уже хвастаюсь, малыш. Иначе бы не предлагал совместную выставку делать. Че я, дурак позориться?
Паша (с деланным возмущением): Так, Павловский, руки убрал. Иди вон к Маринке приставай...
Марина кокетливо поправляет волосы и кивает фотографу на место рядом с собой. Павловский со словами «Понял» подсаживается к улыбающейся девице.

Паша торжественно вносит шашлык в беседку, раскладывает его по тарелкам. Некоторое время все едят, весело переглядываются и чокаются бокалами с вином. Художник, вытерев руки о салфетку, обнимает Алину и тихо говорит ей на ухо:
— Мне кажется, я еще никогда не был так счастлив.
Аля (окидывая его лицо любящим взглядом): Не хочешь завтра проснуться пораньше и выехать со мной на пленэр? Часов в пять утра? На самом-самом рассвете? Я буду фотографировать, а ты рисовать...
Паша (задумчиво): А что ты хочешь, чтобы я нарисовал?
Аля (пожимая плечами): Не знаю. Может, утреннее, слегка розоватое от восходящего солнца небо? Или мокрую от росы траву? Или дымку над рекой? Или деревенских пастухов, гонящих на выпас коров и коз? Или... Меня?
Паша: Хорошо. Договорились. Будешь моей новой Афродитой, моей славной Музой...
Аля (шепотом): Буду. Если захочешь — то всю жизнь буду.
Паша: Захочу...


Эпилог

Выдержка из статьи журнала «Культурное обозрение»
«1 августа в известной арт-галерее Кристины Бергельд состоялось открытие экспозиции двух замечательных фотохудожников наших дней — Кирилла Павловского, завоевавшего себе имя благодаря серии военных фоторепортажей и цикла фотографий под названием „Портрет души“, и его ученицы — Алины Днестровской.
Молодой фотохудожник поразил публику живыми, искренними зарисовками на бытовые темы и очень тонким изображением самых разных людей — от счастливых влюбленных до находящихся при смерти раковых больных. Ей удалось схватить и передать через обычный снимок все эмоции, столь свойственные таким разнополярным состояниям. В ее работах чувствуется влияние работ Павловского, но при этом у молодого фотографа есть свои индивидуальные черты, свой стиль.
Особое место в работах Днестровской занимает портрет известного художника, человека, носящего гордое звание „Голос современного поколения“, и по совместительству жениха Алины — Павла Короткова. Таким вы его еще не видели. И только ради того, чтобы увидеть мятежную, страдающую и ранимую душу внешне дерзкого и независимого артиста, стоит посетить выставку...»

Из телеинтервью Павла Короткова каналу «Культура»
Журналист: Павел, насколько я знаю, в вашей жизни был период, когда многие критики уже кричали на всех углах, что вы, как художник, исписались и ждать от вас можно только неудачной кальки с предыдущих работ...
Павел (спокойно): Да. И они, в общем-то, были во многом правы. Я действительно пережил сложный творческий кризис, на который наслоился еще один тяжелый момент в моей жизни — смерть матери. Но в одном они ошибались — я так просто не сдаюсь.
Журналист: Что помогло вам вернуть вдохновение? Недавно прошедшая выставка ваших картин произвела настоящий фурор в мире искусства!
Павел (выдержав паузу, задумчиво): Близкие люди. У меня их немного. Всего несколько человек... Это мой преподаватель Ольга Михайловна Скрябина, мой хороший друг, фотограф Кирилл Павловский и моя теперь уже жена Алина Днестровская. Ей я, наверно, больше всех обязан тем, что сумел снова нащупать свое художественное «я».
Журналист (с улыбкой): Можно сказать, что она вторая Гала?
Павел (качая головой): Нет. Она первая и единственная Аля, девушка, вернувшая мне... саму жизнь, я думаю.