Таисия Игнатьевна
Возле нашего дома, на углу стоял колосс-тополь, на высоте 2-х -3-х метров которого было огромное дупло. В жестких драках с другими сверстниками мы с Вовкой-Цыганом завоевали своё право на него.
Кроме того, мы собирали бычки от папирос местным жиганам Вовке-танкисту и Альке-патышу. За это они позволяли нам слушать вечерами их душевные блатные песни.
«Мы оба сели с ним по недоразумению, он за растрату сел, а я за Ксению…»
...Сапоги в гармошку, кепка-восьмиугольник и бацание Альки-патыша на куске целого асфальта вызывало во мне дикое желание сделать наколки и быть причастным к этому братству мужского достоинства.
Всё было готово к этому таинству.
Фанера с 30-швейными иголками, чуть видимыми с обратной стороны, была готова для совершения обряда. Оставалось только помазать иголки тушью и прижать их к спине.
Рисунок на фанере смутно напоминал очертания роскошной дивы. Мне до сих пор непонятна эта канонизация женщины и одновременно презрение к ней.
- «По мне соскучилась, а может, ссучилась на свободе дроля…», – пели они в своих полных тоски песнях.
Кто-то сообщил матери, что в арыке возле дома, меня уже держали за руки и прижимали грудью к прохладному песку. Надо было выдержать несколько секунд.
Мама с криками «Сволочи, бандиты!» остановила посвящение меня в орден пацанов. С тех пор понятие честь, как-то загадочно мерцая, проявило свои очертания и затаилась в моей душе. Николай Никифорович, худой, высокий и очень смуглый учитель, иногда появлялся в доме Таисии Игнатьевны. Он был всегда в чёрном потёртом костюме с галстуком на резинке. Молчаливый человек, привыкший к унижениям бедности.
Был июль, солнце пламенело над землёй. Слава, одноногий внук Софьи Петровны, учительницы младших классов, опершись спиной о наш тополь, что-то несвязно доказывал Альке-Патышу. Тот ответил ему на непонятном нам жаргоне и резко ткнул Славе чем-то в живот. Мы в ужасе наблюдали, как Слава, разбросав костыли, медленно сполз на землю. Через несколько дней, Софья Петровна, маленькая седая старушка с помощью соседей похоронила своего внука.
Ночью тополь стремительно уходил ввысь к жемчужным россыпям далёких звёзд. Это была для нас Вавилонская башня, с которой были видны таинственные границы неведомых миров.
Днём, мы с Вовкой-Цыганом мусолили от корки до корки книгу чешских путешественников – «Африка грёз и действительности». Какие-то сказочные типы людей и животных сильно возбуждали нас и ночью, лёжа в своём дупле, мы долго разглядывали сверкающий небосвод, падающие звезды и загадывали желания. На рассвете стон и тихий шёпот нарушили покой и тишину нашего дупла. В нескольких метрах под нами Николай Никифорович неистово обладал Таисией Игнатьевной. Мотыльки бесшумно летали над ними.
Тётя Зоя, соседка с двухэтажного дома, постоянно торчала в окне. Её пышные груди подчёркивал изящный разрез чёрной комбинации. Улыбка победно озаряла её лицо. Женщины нашего двора подчеркнуто проходили мимо. Павел Яковлевич, сильный мужчина с одной рукой, легко подкидывал и ловил двухпудовую гирю. Хасан Шуматович, из квартиры ниже этажом, в полосатой пижаме, нерешительно и робко смотрел на мужа тёти Зои. Вскоре Павел Яковлевич обратил внимание на нежный взгляд своей жены и по тысячам ему известных примет угадал его смысл.
Он резко бросил гирю и пошёл домой.
Если в нашем дворе появлялся Лёня Савранчук, зрелый парень, поразительной красоты, старшая дочь Таисии Игнатьевны, Эля, сидя на ступеньках своей веранды, почему-то чуть раздвигала ноги и мы видели что-то за манящей белизной её ног.
Неожиданно Таисия Игнатьевна стала сохнуть прямо на глазах. Она всё реже ходила в школу. При общении с дочерьми, неизменная улыбка и хлопоты по хозяйству, говорили, что всё в порядке. У неё был рак.
Эта болезнь в ту пору звучала как приговор. Панихида и вынос тела усопшей проходили в школе. Её брат, крупный, золотисто-красный мужчина, изо всех сил сдерживал себя, но слёзы ручейками текли по его щекам.
Нестерпимо больно звучали крики её младшей дочери Милы:
- Мамочка, мамочка….
Свидетельство о публикации №214082800420